Онлайн чтение книги Агнесса Сорель - повелительница красоты Agnès Sorel: Mistress of Beauty
Глава 3

После панихиды по Иоланде члены семьи и близкие возвращаются в замок, чтобы пообщаться и провести некоторое время вместе. Война с Англией продолжается и набирает обороты, и члены семьи понимают, что их следующая встреча может состояться не скоро или не состояться вовсе.

Граф Жан де Дюнуа, обходительный и любезный, каким и описывала его королева Иоланда, присоединяется к Агнессе. Они садятся рядом в некотором отдалении от остальных, и он спрашивает ее о том, как получилось, что именно она провела последний год рядом с этой великой женщиной, которую он считал своей матерью.

– Да, мне самой до сих пор это удивительно и странно. Это честь, которую я никогда не забуду и всегда буду очень ценить.

– Не расскажете мне? Я так любопытен, простите.

– Милорд, когда мы высадились в Марселе, я провела некоторое время в Сомюре с королевой Изабеллой и ее свитой. Как вам известно, младшей дочери Изабеллы, Маргарите, было всего пять лет, когда мы уехали из Неаполя, и она оставалась со своей бабушкой. Естественно, наша леди Изабелла мечтала вновь увидеть свою дочь и свою свекровь.

– О да, конечно, могу себе представить, – кивает он, побуждая ее продолжать.

– Однажды мы сидели и вышивали, а две королевы стали обсуждать возвращение леди Маргариты с ее матерью и свитой в Лотарингию. Мы слышали, как королева-мать сказала с грустью в голосе: – Моя дорогая Изабелла, как ты знаешь, я очень привязана к вашей Маргарите. Мне будет тяжело расставаться с ней. Она составляет радость и удовольствие моей жизни последние шесть лет, и я верю, что ей тоже нравится проводить время со мной. Я хочу, чтобы ты знала, что я занимаюсь с ней так же, как занималась со своими собственными детьми, с любовью и заботой, чтобы она могла составить достойную партию любому королю или дворянину. Я помню, какой гордой выглядела при этих словах леди Изабелла – и гордость ее была оправданна, потому что это была чистая правда.

– Не могу не согласиться. Леди Маргарита действительно настоящая принцесса, – соглашается Жан.

– Затем королева Иоланда вздохнула и сказала королеве Изабелле дрогнувшим голосом: «Какими грустными и пустыми станут мои дни без ее звонкого легкого смеха, ее игры на арфе, ее шуток и веселой болтовни о пустяках!» Королева Изабелла взволнованно ответила: «Я понимаю, моя дражайшая мадам, но я уверена, что вы понимаете, почему я хочу забрать ее с собой». Королева Иоланда поспешно подхватила: «Ну конечно, конечно, моя дорогая!» – и опустила полные слез глаза на свое вышивание.

Бедная Изабелла не знала, что делать, и почти задыхалась: «Моя любимая мадам, скажите мне, как я могу облегчить вам эту потерю! Вы так много сделали для нас, взяв Маргариту к себе, там помогали нашему старшему, Жану. Может быть, вы поедете в Нанси с нами? Но нет, вы не сможете оставить свой прекрасный дом, и потом, я знаю, вы все еще ждете своего обожаемого Рене, как и мы все. Так как я могу помочь вам, есть ли какой-нибудь способ?»

Хотя мы сидели чуть в отдалении, подальше от камина, мы слышали каждое слово, и конечно, нам было любопытно, что будет дальше. Я не думала, что королева Иоланда поедет с нами в Лотарингию, но ее грусть была так искренна…

– О, расскажите же мне все! – взволнованно просит Жан.

– Тогда королева Иоланда сказала, как бы размышляя вслух: «Дражайшая моя дочь, я тут подумала… – (потом, уже узнав свою хозяйку поближе, Агнесса будет понимать, что такое начало фразы у Иоланды всегда означает, что она что-то задумала!) – нет ли возможности оставить мне одну из ваших девушек, чтобы составить мне компанию? Чтобы она читала мне, играла на арфе, ездила бы со мной на конные прогулки или просто гуляла со мной в саду? Возможно, в отсутствии Рене вы можете позволить себе чуть сократить двор и оставить одну из них хотя бы до его возвращения? Меня ждет очень тревожное время».

Агнесса замолкает, погрузившись в воспоминания.

– Можете себе представить, как мы все обратились в слух, каждая из нас надеялась, что выберут именно ее. Хотя каждая из нас хотела вернуться домой, но все же остаться с нею было для любой из нас великой честью. Потом королева-мать добавила, мельком взглянув на мою хозяйку Изабеллу: «Я так люблю общество молодых, вы же знаете!»

«Что ж, конечно, дорогая мадам, – услышали мы ответ Изабеллы, – с удовольствием». Мы все затаили дыхание, глядя в пол и притворяясь, что заняты вышиванием.

«Моя дорогая, в своих письмах вы часто упоминали об одной или двух фрейлинах, которые, я думаю, могли бы составить мне идеальную компанию…»

В этот момент, я думаю, мы все готовы были упасть в обморок.

Жан Дюнуа понимающе улыбается.

«И кто же это, дорогая матушка, вы помните какое-нибудь имя?» – спросила Изабелла. «Что ж… да, среди них было одно имя, которое меня особенно заинтересовало. Я бы никогда не осмелилась просить вас оставить у меня вашу главную фрейлину – но та, которая меня интересует, самая младшая и, я уверена, самая скромная. Возможно, она не так уж вам и нужна. Кажется, ее зовут Агнесса Сорель».

Лорд Жан, услышав свое имя, я действительно чуть не потеряла сознание!

Его красивое лицо озаряется подбадривающей улыбкой, которая побуждает ее продолжать свой рассказ.

«Может быть, вы сможете оставить ее на время? Я слышала, как она неплохо пела, подыгрывая себе на арфе. И она могла бы рассказывать мне о вашей жизни в Неаполе с Рене и детьми. Я уверена, что это могло бы скрасить мне дни ожидания моего сына – я бы представляла себе, какой была ваша жизнь, которую я, к сожалению, не могла с вами разделить».

– Ага, – говорит Жан. – Значит, вот как вам выпала эта чрезвычайная честь провести рядом с великой королевой ее последний год.

Агнессе его улыбка кажется даже чересчур понимающей, но потом, вспомнив, что своим положением он обязан именно королеве Иоланде, она думает, что, возможно, он и правда понимает больше, чем она может себе представить.

– О, поверьте, милорд, я очень хорошо понимаю, какую честь оказала мне своим выбором сиятельная королева четырех королевств . Я старалась впитывать все, о чем она говорила, особенно то, что касалось тонкостей искусства быть придворной дамой короля Рене в Лотарингии. А главное – она научила меня правильно понимать мои обязанности по отношению к королю и стране.

Глядя на красоту Агнессы Сорель, Жан Дюнуа не может не думать, что именно имела в виду королева Иоланда. Он хорошо знает, как работал ее изощренный ум: она никогда ничего не делала и не говорила без причины. Разве не она научила его маневрировать и выживать в том змеином гнезде, который представлял собой королевский двор во Франции? Он смотрит на эту удивительно прекрасную юную девушку – такую невинную и скромную и представляет себе, какие опасности поджидают ее там, при дворе. Он уверен только в одном: нужно внимательно приглядывать за ней, когда она уедет из Лотарингии с королем, и постараться защитить ее от тех, кто захочет воспользоваться ее чистотой и невинностью – а таких будет немало, уж он-то знает… Королева Иоланда явно имела на нее какие-то особенные планы – и в этом он тоже уверен.

– Да, моя дорогая Агнесса, важность служения королю и стране – это главное, чему она учила всех нас, своих детей и племянников. Я имел честь оказаться среди них – и никогда не забуду то, что повторялось как молитва: «Главная твоя обязанность – служить королю и стране!» – Как вы, должно быть, знаете, король Рене один из моих самых близких и дорогих друзей – мы познакомились, когда ему было три года, и с тех пор связаны прочными узами дружбы на всю жизнь. Именно поэтому, я уверен, мы с вами будем встречаться часто, и я с нетерпением этого жду.

С этими лестными словами граф Жан де Дюнуа вежливо и доброжелательно улыбается и, поклонившись, уходит.

Агнесса знает, что всегда нравилась королю Рене. Он говорил другим при дворе, что она честная, скромная и обладает естественной красотой. Когда ей повторили его слова, Агнесса начала смущенно смеяться – она знала, что он любит насмешки, но потом королева Изабелла объяснила ей, что не надо ни слишком гордиться, ни стыдиться того, что дал тебе Господь:

– Агнесса, моя дорогая, не надо стыдиться своей привлекательности, как не надо и возноситься ею. Просто прими этот Божий дар и дари радость другим людям так же щедро, как Бог одарил тебя. Твое лицо – совершенный овал, кожа у тебя белая, как мрамор, а в глазах у тебя всегда такое выражение, как будто ты вот-вот засмеешься, и поэтому рядом с тобой очень приятно находиться. – Видя смущение девушки, она добавила: – Милое дитя, поверь мне, я не льщу тебе – очень важно знать не только свои недостатки, но и свои достоинства. Ты должна использовать свою красоту на благо Господу, королю и стране – именно этому, я уверена, тебя учила королева Иоланда.

Это была правда – королева Иоланда именно этому учила Агнессу, и Агнесса это помнила.

Король Рене добавляет:

– Да, и мне нужно нарисовать тебя, как я рисовал всех своих придворных в Неаполе. Рисование было там одним из моих самых любимых занятий. Труднее всего было рисовать детей, играющих с нашим ручным гепардом – Витессой. Какой она всегда была терпеливой! И откуда Жак Кер мог знать, что у нее такой нежный характер? Хотя он ведь знает все, так ведь? – и Рене слегка усмехается. – Моя мать сделала очень правильный выбор, оставив тебя в качестве своей последней компаньонки. Ты всегда выделялась среди наших девушек: ты лучше всех читала, лучше всех пела за игрой на арфе… да, ты лучше всех училась и всегда была самой очаровательной среди молодых придворных дам. Я говорю это не для того, чтобы польстить тебе, моя дорогая. Ты знаешь – подобное не в моих привычках. Я говорю чистую правду. И я уверен, что моя мать научила тебя всему, чему только можно было научить и что может пригодиться тебе в будущем; ее опыт и знания, которые она передала тебе, обязательно помогут тебе – и при дворе, и просто в общении с людьми. Скажи же мне: была ли ты расстроена, что не можешь вернуться в Нанси вместе со своими подругами?

– Нет, милорд, честное слово – не была. Я бы с радостью и гордостью исполнила любое пожелание Изабеллы. Когда я взглянула на вашу августейшую матушку, чтобы увидеть ее реакцию, она протянула мне руку и сказала своим волшебным голосом: «Вы останетесь со мной, правда ведь, Агнесса, моя дорогая? Мне будет очень приятно гулять с вами в моих садах рука об руку и слушать ваши рассказы о том, как жил мой сын в Неаполе. Как бы я мечтала навестить его там – но теперь уже слишком поздно. Вы должны будете заполнить все то пустоты, которые есть между строчек писем, полученных мною, и описать каждую, даже самую маленькую деталь вашей повседневной жизни. Иногда, когда погода позволит, мы с вами будем неторопливо ездить верхом по лугам, а вечерами вы будете читать мне, или петь, или играть на арфе. Вы ведь сможете делать все это ради старой леди?» – спросила она меня, непритязательную девицу, демуазель, глядя на меня своими необыкновенными синими глазами и держа меня за руку.

Сир, она была просто неотразима. Она меня – меня, простую девушку из Турени, родом из совсем не знатной семьи, без будущего! – спрашивала, готова ли я принять ее предложение, которое было бы честью для любого! Поверьте, я была глубоко тронута и благодарна ей за этот выбор и поклялась самой себе, что сделаю все возможное, чтобы каждая минута в моем обществе доставляла ей удовольствие.

На следующий день миледи Изабелла уехала в Лотарингию со своей свитой, а я осталась в обществе вашей потрясающей августейшей матери.

– Когда ты будешь готова – я бы хотел, чтобы ты рассказала мне обо всех ваших беседах, я хочу знать, о чем она думала, что ее беспокоило, хочу знать все-все, что волновало ее в ее последний год и чему она учила тебя, дорогая Агнесса, я уверен, что ты понимаешь.

Агнесса кивает головой. Как же он страдает!

– Сир, я вполне готова рассказать вам об этом уже сейчас. Ваша благородная матушка объяснила мне мою роль. Она говорила мне, что, будучи одной из фрейлин королевы Изабеллы, я должна научиться помогать ей, как бы глядя на двор и придворных со стороны и наблюдая за их действиями и взаимоотношениями. «Я заметила, что ты обладаешь острым умом и твои наблюдения действительно могут стать необыкновенно полезными для моего сына и невестки, – сказала она. И потом повторяла довольно часто: – Самое важное в жизни – долг. Долг не только перед твоими непосредственными хозяевами в Лотарингии, но и перед королем Франции и своей страной». Каждый вечер, приходя в свою комнату, я записывала то, что она мне говорила, так что я очень хорошо помню все ее мудрые речи. – Рене вздыхает и ждет продолжения. – Как-то она сказала: «Ты должна научиться понимать амбиции, которые движут придворными, мужчинами и женщинами. Амбиции, – говорила она, – это путь к превосходству, но они допустимы только в том случае, если в их основе лежит благородная цель, а не чье-то личное возвышение». Я никогда не забуду этого ее урока, сир. По тому, как она это сказала, я поняла, что для меня очень важно понять смысл этого ее высказывания и запомнить его. В тот вечер я записала это слово в слово – и никогда не забуду.

Агнесса замолчала, боясь утомить хозяина своей болтовней. Но он сказал:

– Продолжай же, моя дорогая, прошу – наш разговор помогает мне справиться с собственной совестью.

– Королева-мать часто говорила о скромности и все время повторяла: «Никогда не забывай, что мы все равны в глазах Бога, даже если он решает возвысить кого-то над другими. Всегда будь в первую очередь готова с радостью служить своему королю, чего бы он ни потребовал от тебя. Это лучшее призвание и лучшее предназначение».

Рене, явно взволнованный, кладет свою руку поверх ее руки:

– Моя дорогая Агнесса, точно такие же уроки она давала мне и моим братьям и сестрам и нашим кузенам! Этому научил ее наш дорогой отец – потому что при дворе ее отца в Арагоне все было по-другому. Поначалу она была не совсем согласна с отцом – но ему удалось изменить ее мнение и она подчинилась. Моя мать бескорыстно и самоотверженно отдала свою жизнь, свою удачу и своих детей в распоряжение королю. Она всегда говорила нам: «Я горжусь тем, что в моих жилах течет кровь Валуа по линии матери, и, выйдя замуж во Франции, я искренне радуюсь тому, что французский язык у меня в крови».

В этот момент к ним подходит королева Изабелла.

– Ах, Изабелла! Иди, посиди с нами. Агнесса рассказывает мне о том времени, которое она провела с моей матерью в Сомюре.

Чувствуя себя чуть более расслабленно в обществе леди Изабеллы, Агнесса охотно продолжает:

– Большую часть времени я просто сидела, вышивая и слушая, как королева-мать Иоланда поясняет мне нюансы жизни при королевском дворе. «Видишь ли, моя дорогая, – так она часто начинала, – король несет огромную ответственность: он играет главенствующую роль в стране, его решения абсолютны, ибо он есть закон. Это нелегкая ноша для любого человека, даже для великого человека, и помощь и советы мудрых и опытных людей, людей, которым он может доверять, близких к нему людей, ему необходимы. Она сделала многозначительную паузу, но я понимала, конечно, что она имеет в виду совсем не меня: я ведь никогда не имела возможность говорить с королем Франции или тем более влиять на него, и я всякий раз сомневалась, надо ли мне что-то сказать в этот момент или просто молча слушать. В результате я выбрала второй вариант. Много лет я помогаю королю разобраться, кто из мужчин и женщин достоин внимания и кому можно доверять. Я знаю его очень давно – еще мальчиком он жил у нас… – Я помню, как она повернулась и улыбнулась мне, когда мы медленно прогуливались по нашей любимой тропинке недалеко от замка. Иногда мне казалось, что она разговаривает не столько со мной, сколько с самой собой. – За это время король стал лучше разбираться в людях, и теперь вокруг него есть несколько выдающихся персон, к которым мне удалось привлечь его внимание».

И затем она рассказывала мне о тех, кого привела к королю, об их выдающихся качествах: о вашем брате, сир, принце Карле Анжуйском, и о Пьере де Бризе, верном подданном вашего покойного отца… об Этьене Шевалье, «таком преданном и щедром»… об Антуане де Кабанесе, великом капитане, который присягнул покойному королю и королю Карлу, когда тот был еще дофином… «Есть и другие, на кого он может рассчитывать, – сказала она мне. – Такие как Андре де Вилликье и Гильом Гуфье. – Конечно, купец Жак Кер тоже был назван среди них. А потом она продолжила: – Видишь ли, моя дорогая, у меня было время, чтобы понять, как работает твой ум – и я вижу, что ты сможешь запомнить все то, что я рассказываю тебе об этих видных придворных, и оценить каждого из них». И на самом деле она описала мне всех этих людей так подробно и хорошо, что сейчас мне кажется, будто я давно знакома со многими из них.

Сир, ваша сестра, королева Мария, была одной из излюбленных тем для разговора, так же как история восхождения на трон нашего короля, его многочисленные страдания и попытки вашей матери помочь ему. И во всех наших бесчисленных беседах она всегда возвращалась к одной и той же теме: что самой главной задачей для преданного патриота, особенно если он входит в ближний круг монарха, является служить королю и стране верой и правдой, как сделала она, прибыв во Францию.

«Когда ты будешь в Лотарингии с моим сыном и его женой, – говорила она мне, – вам часто придется бывать при дворе короля Карла, и там-то ты и сможешь как следует исполнить свое предназначение: помогая моему сыну и его жене развлекать короля своим пением и игрой на арфе, например. И будь внимательной и благосклонной к тому, что этот скромный монарх будет рассказывать тебе, если захочет».

Вы, наверно, понимаете, сир и мадам, что подобные вещи меня удивляли, и я часто думала, уж не путает ли она меня со своей дочерью. Простите меня – все-таки возраст у нее был уже солидный. «Конечно, – добавляла она, – он не станет изливать душу постороннему человеку, но благодаря моей дорогой Изабелле я уверена, он проникнется теплом и доверием к такой чистой и невинной душе, как у тебя, и, возможно, захочет открыться. Ему это нужно. Я знаю».

Сир и мадам, когда она говорила так – а она это делала довольно часто! – признаюсь, я чувствовала себя неловко, потому что очень хорошо понимаю, насколько это невозможно – чтобы король хотя бы вообще заметил меня, не говоря уже о том, чтобы захотеть беседовать со мной наедине и делиться со мной своими сокровенными мыслями!

Агнесса замечает, что Изабелла и Рене украдкой обмениваются взглядами во время этого ее отступления. Наверно, они так же, как и она, смущены тем, что королева Иоланда говорила в таком духе о короле. Агнессе кажется, что Изабелла теперь слушает ее даже как будто с большим вниманием, чем Рене, как будто пытается услышать что-то важное, что подтвердит какие-то ее догадки.

– Мадам, сир, я никогда не забуду наставление, которое она дала мне одним из последних: «Агнесса, всегда будь честна сама с собой и верна тому, чему учила тебя в детстве сестра Мария, которая прислала тебя в Лотарингию. Не забывай то, чему ты научилась, исполняя свои обязанности на службе у Королевы Изабеллы. Если ты будешь этому следовать – ты никогда не повторишь путь матери нашего короля, королевы Изабо. Она была изначально хорошей женщиной, которая превратилась в старую ведьму вследствие разочарований, страха и слабости характера».

Агнесса замолкает. Рене и Изабелла тоже молчат, и девушка опасается, что зашла слишком далеко в своем повествовании.

Раздается стук в дверь, означающий, что еда подана, и Агнесса вынуждена оставить своих хозяев.

– Спасибо, моя дорогая, – кивает ей Изабелла. – Мы потом еще поговорим. У нас будет время послушать твои воспоминания на пути домой в Лотарингию.

Следующий день проходит в суете и заботах, вызванных отъездом большинства гостей и их слуг, и только вечером Изабелла приглашает к себе Агнессу. Когда фрейлина входит, Изабелла говорит с самой теплой улыбкой:

– Выпей с нами глоток вина, дорогая Агнесса, и дай нам насладиться еще твоими воспоминаниями. Так утешительно слушать и понимать, какой счастливой ты делала королеву Иоланду в наше отсутствие.

Когда слуги выходят и все детали предстоящего путешествия обсуждены, Рене наполняет кубок Агнессы и дает ей знак продолжить рассказ о разговорах с его матерью.

– Должна признать, милорд, что некоторые вещи, которые говорила мне королева Иоланда, меня более чем смущали и удивляли, – говорит она почти шепотом.

– Какие же, например, моя дорогая? – спрашивает Изабелла очень мягко.

– Ну… – Агнесса слегка вздыхает. – Как она спланировала… хотя нет, изобрела, да, именно изобрела хитроумный способ заставить французских вельмож… – Она делает паузу. – Заставить их исполнять их долг. Их долг перед собственным королем, а не перед английским самозванцем, – добавляет она с нажимом.

– И ты знаешь, что именно она сделала? – спрашивает Изабелла как бы безразлично, отводя взгляд.

– Ну… да – Агнесса запинается. – Она… она сказала, что для королевства очень важно было… что у нее были умные юные женщины из Анжу… которых ей рекомендовали… и они приехали в Анжер ей помочь.

– И как же эти молодые женщины могли ей помочь? – спрашивает Изабелла, внимательно изучая кольца на своих пальцах.

Агнесса вспыхивает, но понимает, что должна ответить.

Она старательно подбирает слова.

– Я понимаю, мадам, сир, что она дала им… научила… неотразимым аргументам… как убеждать тех вельмож и влиять на них… тех, кто склонялся на сторону Англии. Она отправляла этих женщин в дома этих колеблющихся дворян, чтобы они… чтобы они выслушали аргументы этих юных прекрасных женщин и… чтобы эти аргументы убедили их поменять позицию. – Теперь она говорит гораздо быстрее: – Ее целью было, чтобы эти вельможи еще раз поклялись в верности своему собственному королю – а не английскому узурпатору.

Следует неловкая пауза, затем Изабелла произносит своим самым ласковым тоном:

– Дорогая моя девочка, а она сказала тебе, чего именно она ждала от этих юных женщин, когда отправляла их ко дворам этих знатных вельмож? Говорила ли она, какие именно обязанности у них были и как именно они должны были достичь успеха в решении их такой нелегкой задачи?

Агнесса делает глубокий вдох. Королеве Изабелле заранее известен ее ответ.

– Мадам, насколько я понимаю, она внушила им, что их единственным предназначением в жизни является служить королю и стране. – Агнесса делает паузу, страшно смущенная. – И в итоге… – медленно продолжает она, – они… были готовы… исполнить любые желания и приказы своих покровителей. – Лицо у нее становится совершенно красным, и она поворачивается к Рене, все еще колеблясь, а потом говорит с отчаянной решимостью: – Сир, ваша августейшая матушка заверила меня, что она взяла на себя всю финансовую ответственность… за каждого ребенка, который родился у этих прекрасных молодых женщин из Анжу…

– Она тебе об этом говорила?! – Рене широко раскрытыми глазами смотрит на свою жену. Изабелла жестом успокаивает его, кладя свою ладонь на его руку.

– Продолжай же, дорогое дитя, – говорит она мягко. – Это очень важно и очень полезно и для нас, и для твоего короля.

– Милорд, миледи, откровенно говоря, у меня было стойкое ощущение, что и меня готовят к чему-то, но я и сейчас до конца не уверена в этом. То, что она считает меня подходящей для какого-то ее задания, я поняла сразу, уже в первую свою неделю пребывания в Сомюре, но и сегодня я не имею понятия, какого именно. – Она знает, что говорит слишком быстро, и смущается еще сильнее. – Она поведала мне трагическую историю Жанны Д’Арк и ее жертвы – и это произвело на меня сильнейшее впечатление, но мне никогда не казалось, что она готовит меня к тому, чтобы я стала мученицей и умерла во имя какой-то высокой цели.

– Нет-нет, девочка моя, – прерывает ее торопливо Изабелла. – Успокойся, и не надо бояться. Королева Иоланда никогда не думала ни о чем подобном!

Медленно, но уверенно Агнесса продолжает:

– С каждым днем мое восхищение ею все возрастало, и в то же время все мои инстинкты говорили мне, что она готовит меня для какой-то важной миссии. Мысленно я поклялась, что исполню любой ее приказ, что бы она мне ни велела сделать, потому что с самого первого дня я понимала, что передо мной великая женщина, служить которой – огромная честь для меня. – Она останавливается, чувствуя на себе их внимательные взгляды. – Сир, все то время, что я провела с вашей матерью в Сюморе, я знала, что она живет ожиданием новостей из Неаполя. Другие женщины из ее свиты говорили мне, что она продала свои драгоценности, золотой обеденный сервиз, даже кое-какие земли… все, что могла… чтобы послать вам деньги, но что, в конце концов этого все-таки оказалось недостаточно, как вы и сами знаете…

Они молча едят, а потом, когда садятся к очагу, Агнесса опускается на маленький стул и ласково гладит одну из серых левреток, лежащих около огня, словно подушечки. Королева Иоланда вырастила этих крохотных охотничьих собачек и послала их в Неаполь своему сыну, и вот они вернулись обратно, приплыв на корабле вместе с Изабеллой и ее свитой.

Агнесса понимает, что Рене так и не услышал от нее того, что хотел услышать: как его мать приняла новости о его свержении. Словно читая ее мысли, он говорит:

– Продолжай же, дитя мое, расскажи нам все – и неважно, как сильно, по-твоему, то, что ты расскажешь, может ранить меня.

Она глубоко вздыхает и начинает:

– Новости о том, что король Альфонсо лично осадил Неаполь и взял его штурмом, пришла к нам на Рождество. Мы узнали, что город мужественно сопротивлялся и выдерживал осаду в течение последних семи месяцев. – Рене вздыхает. – Мы слышали, что вы, сир, сражались за город вместе со своими подданными до самого конца. – Он кивает, но она видит, что он страдает от унижения, пытается сдержаться, но потом дает ей знак продолжать. – Нам рассказали, что ваши собственные капитаны вынудили вас покинуть город, поэтому вас не захватили в плен и не могли требовать за вас выкуп. Эти новости привез нам гонец Жака Кера, которого послал вперед капитан одного из его кораблей.

– Это правда, – шепчет Рене еле слышно. И снова машет рукой, чтобы она продолжала свой рассказ.

– Нам рассказали, что два ваших капитана провели вас в секретный подземный ход, который шел по крепостной стене и по которому вы спустились. Когда вы оказались внизу, вас приняли на борт корабля, посланного Жаком Кером. Пожалуйста, простите, если я упускаю или путаю какие-то детали. – Она взволнованно смотрит на Рене, но тот кивает, а глаза его наполняются слезами при воспоминании об этих событиях. – Когда королева Иоланда услышала, что Альфонсо Д’Арагон, ее родственник, велел стереть город с лица земли, чтобы наказать его жителей за сопротивление ему, она воскликнула: «Это, должно быть, разбило сердце моему дорогому сыну!» Она ведь знала о том, как поддерживали вас ваши подданные и солдаты, которые только вас хотели видеть своим повелителем…

И теперь уже глаза Агнессы застилают слезы при воспоминании о том дне, когда они со старой королевой рыдали друг у друга в объятиях, и она не может продолжать.

Рене отворачивается, чтобы скрыть свои переживания от обожаемой жены и Агнессы.

– Что вы делали потом? – спрашивает он сдавленным голосом, но за демуазель отвечает Изабелла:

– Я написала в Сюмор, что нахожусь в пути на юг в Марсель, что буду ждать там тебя в надежде, мой дорогой супруг, что ты вскоре прибудешь туда.

Агнесса улыбается Изабелле в знак благодарности за передышку:

– Я никогда не забуду те печальные слова, которые сказала королева Иоланда, узнав о вашем спасении: «Когда он уехал в Неаполь, в глубине души я знала, что его ждет участь отца и старшего брата – та же самая участь. Это королевство – кубок с ядом, и оно отравило весь дом Анжу. Я должна была их поддерживать, всех троих, это был мой долг – и я его выполнила. А теперь больше ничего не осталось». Мне захотелось обнять ее, утешить… но поверьте мне, я не осмелилась к ней приблизиться.

Агнесса видит, как ее хозяйка кусает нижнюю губу, чтобы не дать слезам пролиться, но фрейлина должна рассказать свою историю до конца: они хотели услышать все – и она должна рассказать им все.

– Наконец в июле королева Иоланда получила весточку от вас, мадам, из Марселя, что ваш дорогой супруг благополучно высадился на сушу, хотя, конечно, пал духом, что вполне объяснимо. Миледи Изабелла, я видела, какое воздействие оказало ваше письмо на королеву-мать – письмо, в котором говорилось, что дела требуют вашего скорейшего возвращения в Нанси и что ее обожаемый сын не имеет ни сил, ни желания сейчас ехать в Анжу, чтобы предстать перед ней немедленно. Я знаю, что она ждала вашего возвращения каждый день, сир, но должна также сказать, что признавала ваши действия в интересах Дома разумными и объяснимыми.

После паузы Рене отвечает на невысказанный вопрос, который звучит в мыслях у обеих его собеседниц – и у жены, и у демуазель:

– Она была права – она знала меня очень хорошо. Я был физически измотан, но, кроме того, мне было слишком стыдно предстать перед своей матерью: она никогда не предавала меня, она поддерживала пять военных походов моего отца, брата и меня самого; она принесла в жертву себя и родных ради того, чтобы ее муж и сыновья могли гоняться за миражом, за королевством, которое мы считали своим по праву. Мы все знали, что моя мать делала все что могла для нас – она отдавала нам все: свою энергию, ум, силу убеждения, даже фамильные драгоценности – все это она тратила на то, чтобы финансировать нашу глупую несбыточную мечту. А теперь все кончено. – Изабелла берет его за руку и прикладывает к своим губам в знак сочувствия. – От немыслимого состояния моего отца не осталось ничего. Все потрачено на Карла VII, на моего брата Людовика и на меня. Это настоящая причина того, почему я сомневался, покидая юг. Помню, как я думал: «Вот же он я – так почему бы мне не исследовать сначала свои владения в Провансе, прежде чем пасть на колени перед моей обожаемой матерью и умолять ее о прощении?»

И Рене никнет головой, его крупное тело содрогается в рыданиях.

– Сир, пожалуйста, успокойтесь, – осмеливается шепнуть Агнесса. – Все в окружении вашей матушки знали о том облегчении, которое она испытала, когда услышала о вашем прибытии в Марсель.

Но он скрещивает руки на груди, обхватив себя за локти, и начинает покачиваться из стороны в сторону, чуть прикрыв глаза, губы его кривятся от боли.

Медленно, с трудом, Изабелла заканчивает повествование.

– Вы должны знать… я виню себя в том, что королева Иоланда умерла в одиночестве. Я подумала так: раз Рене уже едет к ней – ты можешь вернуться ко мне и помочь подготовиться к его прибытию в Нанси. Как же я ошиблась! Ведь именно тогда она нуждалась в тебе больше всего. Как же я корю себя за это решение! Моя дорогая… ты была встревожена моим вызовом?

– Мадам, признаю – в тот момент я разрывалась пополам. С одной стороны я хотела оказаться поскорее с вами и своими подругами в Лотарингии, но в то же время мне предстояло покинуть свою дорогую наставницу, которой я уже была предана всей душой. Я понимала, что, покинув Сомюр, скорей всего больше уже никогда не увижу ее. Но ее драгоценный сын был уже на пути к ней, поэтому было бы правильно оставить ее наедине с ним.

– Как ты ей сообщила? – спрашивает ее опечаленный господин.

– Мы поужинали вдвоем и сидели у камина: несмотря на то что было лето – вечером ощутимо похолодало. Я держала в руках вышивку – и опустила ее на колени. Королева Иоланда посмотрела на меня, и я сказала: «Мадам, поскольку король Рене благополучно прибыл в Прованс и вскоре приедет к вам – королева Изабелла спрашивает, могу ли я вернуться к ней на службу в Лотарингию?»

Я не успела больше ничего сказать, как она жестом остановила меня и взяла за руку: «Я понимаю, понимаю, и раз уж он едет – будет правильно тебе вернуться в Нанси. Я уверена, что научила тебя всему, чему могла, чтобы ты дальше могла идти по тому пути, который тебе уготован. Я стара, и весь мой немалый жизненный опыт подсказывает мне, каким именно этот твой путь будет. Ты преуспеешь, в этом я уверена, потому что я читаю в твоей душе и твоем сердце. Прошу тебя – помни о том, что я часто повторяла тебе: всегда следуй своему сердцу, потому что оно чистое и честное и никогда тебя не подведет». Затем она сняла со своего маленького пальчика вот это кольцо с рубином, которое я теперь ношу всегда, и надела его на мне палец, сказав, что оно помогало ей, а теперь будет помогать мне. Поцеловав меня в висок, она улыбнулась своей особенной, легкой, чуть кривоватой улыбкой, встала – и ушла.

Сир и мадам, вот вам вся история моего пребывания рядом с этой незабываемой леди – вашей матушкой. В конце сентября, пробыв у нее почти год, с великим сожалением я уехала в Лотарингию.