Гана, обойдя дворец по северному склону горы, достиг противоположной стороны острова. Здесь был расположен Туземный город; восточную часть занимал Королевский. Путник заснул под белым сандаловым деревом, когда небо уже начало светлеть и паутина Мэша над головой поблекла, а проснулся в полдень, после того как скользнувшая из кустов ящерица укусила его за палец. Гана поймал ее, размозжил плоскую зеленую голову о камень и съел тощее тельце, жадно глотая, почти не пережевывая, влажное кисловатое мясо. Затем стал спускаться по заросшему пожухлой травой склону.
У берега тянулась обширная низина, в океане виднелись другие острова, большие и малые – лабиринт земли и камней, – и облачные протоки между ними. Со склона Гана разглядел, что большую часть города составляют хижины с тростниковыми крышами, стоящие как попало, и лишь в центре имеется квартал каменных построек белых людей и самых богатых туземцев – там уже было подобие улиц.
Город утопал в пыли и зное. Между кокосовыми рощами по склону вилась широкая дорога, ведущая к вершине, где посверкивал в лучах светила белоснежный дворец.
Со стороны Королевского города остров охраняли сторожевые башни, там стояли таможня и казармы небольшого военного флота Суладара, но здесь ничего такого не было. Ощущая сильную жажду, Гана миновал окраинные дома. За низкими изгородями под тентами и навесами, в гамаках или прямо на земле дремали туземцы. Был тот послеобеденный час, когда жара делалась невыносимой; в это время всякая жизнь замирала, чтобы пробудиться ближе к вечеру. На-Тропе-Войны шел, глядя по сторонам. На него никто не обращал внимания.
Он увидел старую туземку, что сидела прямо на земле возле своей хижины с плетеной бутылкой в руках, и направился к ней.
– Дай мне воды, – попросил Гана, приблизившись.
Туземка поглядела на него, тяжело встала и вошла внутрь, отведя циновку, которая заменяла дверь. Гана остался снаружи. Вскоре хозяйка вернулась с большим кувшином в руках и протянула его путнику. В кувшине оказалась тепловатая вода – На-Тропе-Войны пил долго и жадно, затем смочил лицо, стер грязь со щек.
Кивнув, он вернул кувшин. Вдруг хозяйка, уставившись на гостя, тихо охнула.
– Ловчий демонов… Безумец! – прошептала она, пятясь. Кувшин выпал из морщинистых рук, ударившись о землю, перевернулся. Потекла вода. Туземка отступала, а Гана молча глядел на нее. Она повернулась и нырнула в полумрак хижины. Еще некоторое время На-Тропе-Войны стоял перед проемом, но старуха больше не появлялась, изнутри не доносилось ни звука.
Гана пошел дальше, взбивая пыль босыми ступнями. Ему то и дело приходилось сворачивать, обходить хижины, перешагивать через низкие изгороди – здесь не было и подобия улиц. В Туземном городе обитали как островитяне, так и бледнолицые: ныряльщики, собирающие раковины-лодочки парусных моллюсков или некрупный жемчуг, который можно добыть на небольшой глубине, матросы с рыбацких эфиропланов или работники с плантаций, преступники, охотники и рыбаки.
Ближе к центру хижин стало меньше, их место заняли более основательные постройки из серого песчаника. Здесь уже жили хозяева кораблей, наемные капитаны, ловцы серапионов – из тех, что поуспешнее, – и владельцы торговых факторий.
Неподалеку находился дом Уги-Уги, туземного монарха. Не весь Суладар смирился с королевской властью, дальние южные острова были населены мелкими племенами синекожих аборигенов, не слушавшихся никого, кроме своего вождя и шамана. Но большинство туземцев подчинились владычеству Ронов. Белые оставили часть власти Уги-Уги – он управлял западной стороной разделенного горой поселения, являлся судьей и сборщиком налогов, две трети которых должен был отдавать белому королю. В самом Да Морана (так назывался и остров, и раскинувшийся на нем город) стояла резиденция туземного монарха, а дворец его, жалкое подобие белоснежной громады Рона Суладарского, виднелся на небольшом островке Атуй, расположенном в четырех танг[1]Танга – единица длины в Аквалоне. Название произошло от имени старшего из пяти живших в древности легендарных братьев-рыбаков, которые охотились при помощи багров. Старший был самым высоким, метал багор дальше всех и мог насмерть поразить даже гигантского кита-боллову. Младший был крошечным, размером с палец, и своим багром-иголкой убивал мальков. Братьев звали: Тангаи, Остр, Тлогир, Лакоть и Атовик. В 1 танга 10 остов, в осте – 10 тлогов, в тлоге – 10 локтей, в локте – 10 атов. от берега.
Оглядев покрытый ярко-синей штукатуркой особняк монарха, Гана пошел дальше. Он приближался к океанскому берегу – уже слышны были крики чаек. В конце улицы стояла фактория купеческих воителей, о принадлежности ее свидетельствовал герб над широкими дверями: выкрашенный серебряной краской деревянный щит с надписью «Длог&Дарейн» и рисунком, изображающим два обращенных друг к другу профиля. Один, с мясистым носом и выпуклым лбом, казалось, весь состоял из полукругов, у второго же скошенный нос будто продолжал линию лба, словно художник поставил себе цель изобразить его исключительно при помощи прямых линий и углов.
На-Тропе-Войны посмотрел в сторону горы и сверкающего здания на вершине. Он различил крошечные башенки, полоску стены, крыши и окна. Принцесса Гельта была где-то там…
Раздались шаги, хлопнула дверь, и Гана повернулся. По улице приближались шестеро мужчин, а из фактории вышла молодая темноволосая женщина. Задержавшись на пороге, она скользнула по Гане взглядом узких карих глаз, затем пошла дальше – и остановилась вновь, заметив воинственную внешность незнакомцев. Пятеро облаченных лишь в желтые шаровары чернокожих с Имаджины шли по сторонам дородного человека… купца-воителя, как сразу решил Гана, ведь ему несколько раз доводилось грабить их торговые корабли. Купец был одет в длинный темно-красный плащ с капюшоном, под которым виднелись дорогой камзол с золотой вышивкой на воротнике, светлые штаны и легкие остроносые туфли. От жары голову защищала туаха – свернутое наподобие короткой трубы и зашитое сверху полотнище плотной белой ткани.
У наемников-имаджинов имелось оружие: огнестрелы необычной формы, напоминающие бумеранги, и кинжалы в ножнах.
– Это дочь Длога! – выкрикнул купец, увидев темноволосую женщину. – Взять! Тогда папаша станет сговорчивее…
Девушка повернулась, собираясь бежать, но двое наемников схватили ее за локти и потянули назад. Незнакомка чуть не упала, попятилась, и тут же один из чернокожих коротко выругался. На-Тропе-Войны не сразу понял, что произошло, разглядел лишь кровь, появившуюся на плече имаджина.
– Кинжал у нее отберите! – заголосил купец.
Пистолеты Ганы были разряжены, пороха у него не осталось. Он шагнул вперед и достал нож в тот самый миг, когда имаджин вырвал из рук плененной небольшой кортик. Раненый наотмашь ударил женщину ладонью по лицу, потом занес над ее головой кулак, и тогда Гана велел:
– Отпустите ее!
Шесть лиц повернулись к нему. Сжатая в кулак рука застыла над незнакомкой.
– Ты еще кто такой? – взвизгнул купец. Он развязал широкий пояс, и полы камзола распахнулись, показав двуствольный огнестрел, висящий на тонком ремешке.
– Пират это, – произнес один из имаджинов. – Сразу видать.
– Из гаераков? – На лице толстяка возникла ненависть, которую испытывали все обитатели Купеческих Плотов к пиратским прайдам, ведь именно облачные колеса, на которых передвигались гаераки, были повинны в том, что флот купцов два долгих года не мог добраться до Суладара. – Нет, у тебя не такая кожа… Все равно – побыстрее убейте его, и закончим дело!
Когда наемник потянулся к оружию на боку, двери фактории распахнулись, и наружу вывалились пятеро людей: невысокий пожилой человек с ружьем, двое слуг-туземцев, вооруженные топориками, еще один белокожий – в длинном фартуке и со старой кривой саблей в руках – и толстая туземка, воинственно потрясающая мясницким тесаком.
Наемник, первым доставший пистолет и собравшийся выстрелить в Гану, повернул ствол к ним. На-Тропе-Войны метнул нож и попал в запястье поднятой руки – узкое лезвие пробило ее насквозь, конец вышел с другой стороны. Рука имаджина резко подалась в сторону, палец нажал на курок, и заряд дроби угодил в бок второго чернокожего. Тот замычал сквозь зубы, а в это время пожилой мужчина выкрикнул:
– Арлея, на землю!
Молодая женщина упала, и тут же слуги, опустившись на одно колено, метнули топорики. Судя по черным кудрявым волосам, они принадлежали к небольшому воинственному племени онолонки с острова Аи-Ои. Воины-онолонки были известны тем, что другим видам оружия предпочитали легкие топорики пуу с лезвиями из плавника акулы-серлепки. Мужчины этого племени никогда не попадали в рабство, предпочитая убить себя, а не медленно умирать на плантациях табака, льна или сахарного тростника. Для богачей Суладара считалось большой удачей заполучить кого-нибудь из них в охранники.
Выхватив второй нож, На-Тропе-Войны прыгнул к купцу, который уже достал свой огнестрел. В это время пуу, пролетев над упавшей женщиной, вонзились в наемников. Гана с размаху рубанул по голове в туахе. За мгновение до удара купец подался назад, и лезвие пронеслось вскользь к заплывшему лицу. Толстяк захрипел и повалился с ног; кровь брызнула из дыры на месте отсеченного носа. Подхватив двуствольный огнестрел, Гана ударил ногой под колено еще стоящего на ногах наемника. Сунул нож за пояс, поднял Арлею на ноги и отступил к дому, потянув ее за собой.
Толстяк хрипел и стонал, тяжело ворочаясь в пропитавшейся кровью пыли.
– Отпусти меня, – сказала девушка. Гана разжал руки, и она шагнула к пожилому мужчине. На-Тропе-Войны оглянулся: онолонки так и стояли на одном колене, толстая туземка потрясала тесаком, бормоча что-то неразборчивое. Как только он выпустил Арлею, толстуха бросилась к ней, схватила девушку за руку и потащила в дом.
– Убирайтесь! – громко произнес мужчина с длинноствольным огнестрелом. Вставший рядом с ним Гана поднял оружие, которое отобрал у купца, и прицелился в наемников. На ногах их осталось трое, один прижимал окровавленное запястье к животу. Те, в кого попали топоры, лежали неподвижно.
– И прихватите хозяина, – повелительно добавил мужчина.
Имаджины переглянулись, затем, подняв стенающего толстяка, повели его прочь. Когда они исчезли в конце улицы, белокожий повернулся к туземцам и сказал:
– Этих двоих заверните во что-нибудь и на телеге отвезите к рынку. Сбросьте в выгребные ямы, но только чтобы прокторы Уги-Уги не заметили. Можете взять себе их скальпы. А ты… – он повернулся к Гане. – Скажи-ка мне, откуда ты здесь взялся?
– Диш, он просто шел по улице, когда появились имаджины с купцом, – донеслось сзади, и все оглянулись на Арлею, стоящую в дверях дома. – Воитель приказал схватить меня, а он заступился.
– Вот как… – протянул мужчина и вновь посмотрел на Гану. – Ну что ж… Я должен поблагодарить тебя, парень? Меня зовут Диш Длог, я торговец. Это Арлея, моя дочь, а это, – он указал на белого мужчину в длинном фартуке и с кривой саблей, – Краг, управляющий. Твое имя? Зайдем, выпьешь что-нибудь.
Вслед за хозяином торгового дома Гана вошел в просторную полутемную комнату. Стоял самый жаркий час дня, и все окна были прикрыты ставнями. Под дальней стеной На-Тропе-Войны увидел широкий стол и кресла, между окон высился шкаф с полками, заваленными листами пергамента, свитками и книгами в грубых кожаных переплетах. На стене висело оружие: кинжалы, церемониальный топор туземного шамана, пара перекрещенных двузубцев и несколько длинных духовых трубок, которые гаераки использовали, чтобы метать ядовитые колючки облачной лозы.
– Лили, принеси вина, – велел Диш, и толстая туземка, вошедшая в комнату следом, покинула ее через другую дверь, ведущую в глубину дома. Хозяин кивнул гостю на одно из кресел, но Гана не сел в него, а встал позади, положив руки на мягкую спинку, с любопытством осматриваясь: подобную мебель На-Тропе-Войны видел только пару раз в жизни, на ограбленных им кораблях купцов-воителей; преторианцы пользовались лишь грубо сколоченными табуретами и лавками, а на коралловых островах мебели у пиратов не было вовсе. Диш Длог уселся за стол, положив огнестрел перед собой. Наконец Гана смог хорошо разглядеть хозяина. Владельцу фактории, которая после войны купцов с прайдами гаераков превратилась в самостоятельный торговый дом, было около пятидесяти лет. Он выглядел крепким и много повидавшим мужчиной. От углов рта к подбородку тянулись две жесткие складки.
– Твое имя? – произнес Диш, в то время как его дочь остановилась у окна, посматривая на гостя.
– Гана, – ответил На-Тропе-Войны.
– Преторианец?
Помедлив, пират кивнул. Признание в том, что он преступник с коралловых островов, известный под прозвищем Красный Платок, могло навлечь на него гнев местных торговцев. На-Тропе-Войны знал, что туземный монарх Уги-Уги имел свою стражу, которую ему позволял держать король Суладарский. Стражники эти – их еще называли прокторами – не только охраняли хозяина, но и следили за порядком в Туземном городе. По закону они должны были ловить преступников и после суда либо отправлять на плантации или в тюрьмы, либо казнить, хотя на деле многие откупались от туземного монарха. Но к пиратам было иное отношение: если Уги-Уги узнает, что в его владениях объявился Красный Платок, то немедленно прикажет схватить его.
– Ты не местный. Где жил раньше, чем занимался? – спросил Диш.
Гана заметил, что хозяин все пристальнее вглядывается в его лицо.
– Жил на Салионе возле пролива Боранчи, – сказал На-Тропе-Войны, назвав один из самых крупных из островов Претории. – Собирал раковины парусных моллюсков и живой жемчуг. Иногда нанимался матросом на…
– Салион… – перебила Арлея. – Диш, это ведь тот самый остров, на который Тулага отправился, чтобы схватить королевского убийцу…
Когда дочь хозяина заговорила, Гана повернул к ней голову, и Диш Длог во все глаза уставился на него.
– Кто такой Тулага…
Гана не договорил. Стоящее позади стола кресло громко скрипнуло. Диш поднялся, схватив огнестрел.
– Ты – сын Безумца! – объявил он. – Пришел забрать деньги?!
– Нет, погоди… – начала Арлея. Ствол огнестрела дернулся вслед за Ганой, который, присев, скользнул вдоль стола. На-Тропе-Войны выпрямился, вскинув отобранный у купца двуствольный пистолет. Они замерли: огнестрел хозяина почти касался груди гостя, а тот целился в лоб Диша Длога.
– Сын Безумца… – прошептала Арлея изумленно. – Ну конечно! Вот почему на улице мне казалось, что я уже видела…
– Я не понимаю, – сказал Гана. – Кто такие эти Безумец и Тулага?
Дверь раскрылась, в комнату шагнула туземка-повариха с подносом, на котором стояли плетеная бутыль, два стакана и тарелка с прозрачно-зелеными сочными ломтями засахаренных перцерей. Увидев поднятое оружие, она, ни слова не говоря, подалась назад и исчезла в коридоре. Через несколько мгновений из глубины дома донесся ее голос, зовущий кого-то.
– Что бы там ни было, – произнес На-Тропе-Войны, – я ничего не знаю ни о каких деньгах и пришел сюда не за ними.
– Так для чего ты пришел? – спросил торговец.
– Опустите огнестрелы! – велела Арлея, делая шаг к ним. – Диш, может быть, это не он…
– Может быть? Приглядись к его лицу сбоку, – ответил хозяин.
До сих пор Гана ни разу не видел свой профиль в зеркале. Хотя, конечно же, ему приходилось касаться лица, иногда ощупывать его… На-Тропе-Войны знал, что нос у него прямой и как бы продолжает линию лба, губы – тонкие и обычно крепко сжаты…
– Длог-Дарейн, – произнес он. – Вы двое изображены на щите у двери. Ты решил, что я…
В комнату ввалился управляющий Краг с саблей в руке. Должно быть, оба охранника-онолонки сейчас везли тела убитых наемников к городскому рынку, а иначе повариха наверняка позвала бы их.
– Что происходит? – спросил управляющий, делая шаг в сторону, чтобы позволить войти толстухе, вновь вооруженной своим тесаком.
– Арлея! – сказала та. – Мой девочка не ранен? Сюда, иди к Лили!
Качнув головой, дочь хозяина осталась стоять на месте. Диш Длог произнес:
– Краг, этот метис никого не напоминает тебе?
– Ну… – начал управляющий, мелкими шагами приближаясь к Гане.
– Приглядись к его профилю.
Уже обойдя стол, управляющий остановился, выпучив глаза.
– Небесный Зев! – воскликнул он, опуская саблю. – Это же Тулага… Нет, не может быть. Слишком молодой. Его сын…
Лили пробормотала туземное проклятие и сделала жест левой рукой, коснувшись ладонью своих губ, а после быстро отмахнувшись, будто отгоняя древних островных демонов. Гана, искоса наблюдавший за происходящим и внимательно слушавший все, что говорится вокруг, наконец принял решение.
– Сейчас я уйду, – объявил он. – Краг, стой на месте, иначе я выстрелю в твоего хозяина. Диш Длог, не шевелись. Даже если ты первым нажмешь на курок, я услышу щелчок. Успею выстрелить.
Он попятился, не опуская пистолета, чьи стволы были по-прежнему направлены в голову торговца, боком дошел до двери и покинул здание фактории.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления