Онлайн чтение книги Эллигент Allegiant
3. Трис

– По-моему, вы – полные идиоты, – вырывается у меня.

После укола сыворотки правды тело тяжелеет и превращается в свинцовое. Лоб покрывается испариной.

– Вы должны благодарить меня, а не допрашивать.

– За что? За то, что ты игнорируешь указания лидеров нашей фракции? Может, тебе еще и спасибо сказать за то, что ты решила предотвратить ликвидацию Джанин Мэтьюз? Ты вела себя как предательница.

Эвелин Джонсон шипит как змея. Все происходит в зале заседаний штаб-квартиры эрудитов. Я нахожусь в заключении, по крайней мере, неделю.

Вижу Тобиаса. Он прячется в тени своей матери. Он не сводит с меня глаз с того самого момента, как я села в кресло и мне связали запястья пластиковой лентой. Ладно, надо бы уже разыгрывать «комедию».

Теперь, когда я знаю, что могу это делать, куда легче.

– Нет, – бормочу я. – И я думала, что Маркус работает на фракцию лихачей. Я не могла бороться как подобает солдату, а хотела помочь.

– А почему ты не могла быть солдатом?

Из-за спины Эвелин светит флюоресцентная лампа. Я ни на секунду не могу ни на чем сосредоточиться и сердито мотаю головой.

– Ну… – тяну я.

Не знаю, когда я научилась лицедействовать. Наверное, у меня врожденный талант к вранью.

– Я не могу держать в руках оружие. После того, как стреляла… в него. В Уилла. С тех пор от одного вида оружия меня охватывает паника.

Эвелин усмехается. Подозреваю, в самой глубине ее сердца нет ни капли сочувствия ко мне.

– Значит, Маркус признался, что он работает по моему приказу, – цедит она. – Ты ему поверила, даже не зная, о его напряженных отношениях и с лихачами, и с бесфракционниками?

– Да.

– Ясно, почему ты не выбрала эрудитов, – хохочет она.

Щека у меня начинает дергаться. Я хочу ударить Эвелин, как, уверена, многие из находящихся в зале, хотя они никогда не посмеют в этом признаться. Мы угодили в ловушку. Мы заперты в городе, который патрулируют бесфракционники. Они захватили власть. После смерти Джанин Мэтьюз не осталось никого, кто бы осмелился бросить ей вызов. Из огня да в полымя, от одного тирана к другому – таков наш мир.

– Почему ты молчала? – спрашивает она.

– Не люблю признаваться в слабости, – отвечаю я. – И еще я понимала, что Четыре это не понравится: то, что я работала с его отцом.

И внезапно я холодею: сыворотка правды действует и на меня.

– Зачем вам валяться на помойке, которую вы сами тут устроили! Что у вас здесь за трон? – выпаливаю я.

Лицо Эвелин искажает гримаса отвращения.

Она склоняется к моему лицу, и я догадываюсь о ее настоящем возрасте. Вижу ее морщины, и нездоровую бледность – следствие многолетнего воздержания в еде. Но она по-прежнему красива, как и ее сын.

– Я стараюсь построить новый мир, – отчеканивает она и вдруг переходит на шепот. – Я была альтруисткой, Беатрис Прайор. Не представляю, что с тобой будет дальше, но обещаю, что для тебя не найдется места, в особенности рядом с моим мальчиком.

Я улыбаюсь. Этого нельзя делать, но с этой дрянью в крови подавлять жесты и мимику ужасно трудно. Она думает, что Тобиас принадлежит ей. Но вообще-то он принадлежит только самому себе. Эвелин выпрямляется.

– Возможно, ты и глупа, однако ты не предательница. Допрос закончен. Ты свободна.

– А мои друзья? – вяло возражаю я. – Кристина, Кара…

– В самое ближайшее время мы разберемся и с ними.

Я встаю, чувствуя слабость и головокружение после укола. Народу в зале – как селедок в бочке, и несколько долгих секунд я не могу сориентироваться, пока кто-то не берет меня под руку. Мальчик со смуглой кожей. Юрайя. Мы направляемся к выходу. Нас сопровождают чьи-то громкие возгласы.

Мы шагаем по коридору к лифту. Юрайя прикасается к кнопке, и двери раздвигаются. У меня подгибаются колени.

– А про помойку и трон, это было не чересчур? – интересуюсь я.

– Нормально. Она считает тебя вспыльчивой и неуравновешенной.

Внутри меня все трепещет. Неужели меня отпустили и мы найдем выход из города? Больше не нужно ждать, меряя шагами камеру и переругиваясь с охранниками.

Кстати, сегодня утром охрана болтала что-то о правилах бесфракционников. Бывшие члены фракций обязаны переехать в окрестности штаб-квартиры эрудитов и перемешаться, чтобы в каждом жилище оказалось не более четырех членов одной фракции. Мы также должны обменяться одеждой. В результате мне уже выдали желтую рубаху Товарищества и черные брюки правдолюбов.

– Нам сюда…

Юрайя выводит меня из лифта. На этаже штаб-квартиры эрудитов сияют стеклянные стены. Солнечный свет преломляется в них, и радужные пятна играют на полу. Прикрываю глаза ладонью. Мы с Юрайей заходим в узкую комнату с расставленными вдоль стен кроватями, шкафами и маленькими столиками.

– Именно эрудиты первыми организовали общежития, – поясняет Юрайя. – Я уже зарезервировал койки для Кристины и Кары.

Возле двери устроились три девчонки в красных рубашках. Предполагаю, что они – из Товарищества. На дальней кровати лежит пожилая женщина в очках. Вероятно, эрудитка. Надо бы перестать определять принадлежность людей к той или иной фракции, но это старая привычка, трудно сразу с ней покончить.

Юрайя шлепается на постель. Я сажусь на соседнюю. Счастливая и расслабленная.

– Зик говорит, что девушки подойдут позже, – сообщает Юрайя.

На мгновение я чувствую облегчение. Но быстро вспоминаю, что Калеб останется в камере. Он являлся приспешником Джанин, и они его, наверное, никогда не оправдают. А как далеко они зайдут? Вообще-то, мне наплевать… Хотя это ложь, конечно. Он все еще мой брат.

– Спасибо, Юрайя.

Он кивает.

– Сам-то как? Я имею в виду… Линн и…

Юрайя дружил с Линн и Марлен, а теперь обе мертвы. Я понимаю, что он сейчас чувствует, ведь я тоже потеряла друзей. Ал погиб в самом начале, не выдержав инициации, Уилл – при моделировании атаки из-за моей глупой поспешности. Но я не пытаюсь сделать вид, что страдаю так же, как и Юрайя. Зачем притворяться?

– Я не хочу даже думать об этом, – качает головой он. – Буду жить дальше.

– Ладно. Если тебе нужно поговорить, дай мне знать.

– Хорошо, – обещает Юрайя и встает. – Ты в порядке? Я сказал маме, что навещу ее вечером. О, чуть не забыл. Четыре передал, что он встретится с тобой попозже.

Я вскакиваю.

– Где и когда?

– После десяти, в парке Миллениум. На лужайке, – ухмыляется он. – Да не волнуйся ты, а того чего доброго лопнешь.