Онлайн чтение книги Аргонавты Вселенной
ГЛАВА СЕДЬМАЯ,

рассказывающая об обязанностях участников экспедиции, причинах, по которым, на Венере, по мнению Вадима Сокола, существуют мегалозавры и археоптериксы, а также о том, что даже в межпланетном пространстве могут быть столкновения

Вскоре в ракетном корабле закипела работа. И Сокол и Ван Лун почувствовали себя неловко, когда узнали, что академик поднялся значительно раньше их и давно уже занят делом. У них ведь тоже было немало работы.

Как мы уже знаем, каждый из участников экспедиции имел свой круг обязанностей, заранее разработанный при подготовке путешествия. Но в первые же дни путешествия кое-что изменилось — прежде всего из-за появления Галины Рыжко, которая не только с готовностью бралась за любую работу, лишь бы быть полезной, но и старательно, точно ее выполняла.

Самым сложным делом для Ван Луна были обязанности штурмана астроплана, связанные с кропотливыми вычислениями: они отнимали большую часть его времени. Конечно, в первые дни полета Ван Лун мог почти не заниматься штурманским делом, потому что астроплан с момента вылета находился под постоянным наблюдением земных постов управления. Зоркими глазами радиолокаторов эти посты следили за полетом астроплана, отмечали на звездных картах его путь, производили проверочные вычисления курса и при помощи мощных радиоимпульсов заставляли ракетные двигатели корабля исправлять малейшие неточности. Сейчас же, когда астроплан вышел из сферы земного притяжения и лег на безупречно правильный курс, исправлять было уже нечего. С этого курса корабль без какой-либо особой причины уже не мог сбиться и должен был с точностью часового механизма через 146 дней достигнуть той точки мирового пространства, где в это время окажется на своей орбите Венера. Что же тут делать штурману?

Но Николай Петрович Рындин держался иного мнения.

— Все это очень хорошо, Ван, — говорил он. — Но нужно учесть, что мы еще не знаем на каком расстоянии от Земли радиоимпульсы постов управления начнут ослабевать и вследствие этого перестанут воздействовать на наши приемные устройства. Меня, в частности, тревожит космическое излучение — не помешает ли оно приему радиоимпульсов? А тогда нам придется справляться своими силами, без помощи земных постов управления. Это первое. Дальше. Кто знает, не появится ли какая-нибудь внешняя причина, которая воздействует на наш курс?

— Но какая, хотел бы я знать, Николай Петрович? — недоумевал Ван Лун.

— Вы не знаете? И я тоже не знаю, — спокойно отвечал Рындин. — Но ни вы, ни я не можем поручиться, что такая причина не появится. И мы обязаны быть готовыми к подобной возможности. И, наконец, третье. Я сомневаюсь, чтобы земные посты управления могли держать нас на помочах при отлете с Венеры. Далековато, знаете. Значит, тогда придется рассчитывать только на самих себя. Поэтому давайте теперь же работать так, будто земных постов управления вообще не существует. Тренировка, выражаясь вашим языком, здесь просто необходима. И я буду с удовольствием помогать вам, дорогой мой! Кстати, Галя освободила вас кое от чего, не так ли?

Итак, Ван Лун вместе с Рындиным выполнял штурманские обязанности параллельно с земными постами управления. По сравнению с этой сложной работой редкие киносъемки казались отдыхом.

Вадим Сокол занимался в первую очередь исследованием космических лучей — одного из наименее изученных физических явлений.

Природа этого загадочного излучения, жесткого и поэтому пронизывающего на своем пути почти все преграды, оставалась для науки загадкой. Известно было только, что излучение это возникает где-то в бездонных глубинах Вселенной. Развитие науки и техники помогло человеку овладеть большими высотами. Советские ракеты поднимались в пределы стратосферы и начинали уже штурмовать ионосферу. Но и они не помогли науке разгадать тайну космического излучения. Бессильными оказались также не только искусственные спутники Земли, но даже корабль «Луна-2», автоматические аппараты которого отмечали интенсивность космического излучения в пространстве между Землей и Луной. Установлено было лишь то. что чем выше над Землей проводить наблюдения, тем активнее становится действие космических лучей.

Ученые надеялись, что астроплан академика Рындина поможет, наконец, выяснить природу загадочного излучения. Правда, кое-кто из ученых высказывал опасения, что космические лучи в глубинах межпланетного пространства могут оказывать вредное воздействие не только на аппараты экспедиции, но и на организмы ее участников. Насколько обоснованными были такие опасения, никто не мог сказать, тем более что другие ученые отвергали эту возможность. Все же Ленинградский институт физических проблем настоял на том, чтобы в астроплан были взяты запасы листового свинца. Космическое излучение в известной мере задерживается свинцом — во всяком случае, больше, чем другими материалами. Институт физических проблем считал, что в случае нужды аппараты и люди могут быть защищены свинцовыми листами.

Так или иначе, но до сих пор никто из участников экспедиции не ощущал никакого воздействия космических лучей на свой организм, хотя астроплан давно уже находился в межпланетном пространстве.

Сокол настойчиво проводил свои исследования, измеряя интенсивность и направление потоков космического излучения. Он работал со сложными приборами, и Галя Рыжко с уважением посматривала на их циферблаты. Чуткие стрелки, вздрагивая, отмечали интенсивность космических лучей, пронизывавших астроплан. Другие приборы позволяли установить направления, по которым лучи распространялись во Вселенной. Дело в том, что многие ученые оспаривали мысль о каком-то преимущественном направлении потоков этих лучей. Исследования Сокола должны были положить конец всяким домыслам и установить истину.

Никого, кроме Рындина, Сокол не знакомил с результатами своих наблюдений и выводами. Только Николай Петрович как руководитель экспедиции имел право в любое время, когда Вадим работал, просматривать его расчеты я записи.

Однажды Галина Рыжко случайно услышала короткий разговор.

— Вы уверены, что главный поток идет именно со стороны крабовидной туманности Тельца? — спрашивал озабоченным тоном Рындин.

Сокол ответил несколько нерешительно:

— Пока что все данные говорят именно об этом, Николай Петрович. Но около получаса назад гамма-прибор показал, что направление изменилось на шесть градусов. Может быть, как раз в это время посты управления отклонили курс ракеты?

— Сомневаюсь. Они обязательно предупредили бы меня. Но вы все-таки проверьте. Интереснее всего, что в таком случае главное направление космических лучей совпадает с одним из главных потоков радиоизлучений. Вы помните — их три, таких потока: от дзеты Тельца, от «сверхновой» в созвездии Кассиопеи и от той точки в созвездии Лебедя, где, как утверждают, столкнулись две галактики. Проверяйте, проверяйте, Вадим! Это чрезвычайно важно. Неужели центры окажутся общими и для космических лучей и для радиоизлучения?..

Галя Рыжко поняла из этого разговора мало. Здесь было ужасно много темного и непонятного, в этих запутанных науках — астрономии и физике! Со временем она, понятно, разберется во всем. Галя была в этом уверена. Конечно, можно было бы узнать, в чем тут дело, от самого Вадима Сергеевича. Но Сокол почему-то молчал и продолжал относиться к Гале с официальной сухостью, а Галя не могла начать первой: здесь был уже вопрос самолюбия.

Больше всего ей нравилось помогать Ван Луну. Приготовление еды и другие хозяйственные дела Галя, как мы помним, взяла в свои руки с первого же дня. Ван Лун был очень рад этому. Ведь, кроме обязанностей штурмана, он следил за работой многочисленных приборов, которые автоматически очищали воздух в асгроплане, удаляли из него углекислоту, добавляли свежий кислопод и регулировали влажность воздуха. Одобрительно поглядывая на Галю, помогавшую ему, Ван Лун приговаривал:

— Очень-очень хорошо, девушка! Еще немного — и Николай Петрович, думаю, разрешит передать и это хозяйство вам. Почтительно прошу — присматривайтесь, изучайте. Это вполне интересно.

Впрочем, Галине Рыжко казалось невероягно интересным буквально все. Николай Петрович, поощряя интерес девушки к делам экспедиции, говорил:

— Вы, Галя, можете принести нам большую пользу. Даже не нам, а всей науке. Подумайте только: все, что удастся передать вам, разгрузит Ван Луна и Вадима, у них останется больше времени для главных дел. А от этого, несомненно, выиграет наука. Конечно, как и везде, здесь надо знать меру. Если, например, забрать слишком много обязанностей у Ван Луна, то он начнет тратить все время на тренировочную стрельбу. А это для науки… гм… не самое полезное.

— Полагаю скромно: все-таки полезнез. чем лирические упражнения для инженера, — ядовито заметил Ван Лун, покосившись в сторону Сокола.

Дело происходило за обедом. Сокол, вероятно, не расслышал фразы Ван Луна, погруженный в собственные мысли. Иначе он обязательно ответил бы аналогичной шпилькой в адрес Вана. Таковы уж были излюбленные отношения двух друзей.

К общему удивлению. Сокол вдруг горячо воскликнул, как бы подводя итог своим размышлениям:

— Археоптерикс должен быть! Непременно должен быть!

Смысл этого восклицания понял только Ван Лун, который тотчас же охотно откликнулся:

— Это, предполагаю, новое веяние в науке? Очень интересно. Вспоминаю: вчера один мой добрый друг настоятельно уверял, что мы не встретим археоптериксов. Опасаюсь ошибиться, но он как будто доказывал, что развитие фауны на Венере еще не дошло до них.

— Я не говорил так, — возразил Сокол.

— Предупреждал: опасаюсь ошибиться, — вежливо напомнил Ван Лун, усмехаясь уголками губ.

— Бросьте, Ван! Тут дело не в шутках. Да, я вчера еще не решил для себя этого вопроса. А сегодня пришел к определенным выводам. К сожалению, для вас все это маловажно.

— Позволю осведомиться: почему? — настороженно прищурился Ван Лун.

— А что представляет для вас этот самый археоптерикс? В лучшем случае — очередную цель для выстрела.

— Можно и так. Согласен, ваш археоптерикс меня интересует меньше, чем другие животные. Как охотника, подчеркну.

— А иначе рассматривать вы и не можете. Между тем для геолога или палеонтолога этот вопрос чрезвычайно важен, он на многое может пролить свет. Что такое, в конце концов, археоптерикс? Ну, скажите, Ван!

Ван Лун не любил коварных вопросов, которые охотно задавал ему Вадим Сокол. Однако палеонтологией он в свое время немного интересовался: тут как будто не было никакой ловушки. Поэтому он, не задумываясь, ответил:

— Хм… Думаю — такая птица… из разных ваших чудовищ одной из эры… как это?… мезозойской или плезозойской, да?

— Ха-ха-ха! — расхохотался геолог, весело глядя на Рындина и Галю. — Как вы изволили сказать? «Плезозойской» эры? Ой, не могу! Ха-ха-ха! Дорогой Ван!.. Нет, не могу! Ха-ха-ха! Вы, очевидно, считаете, что название эры происходит от наименования животного плезиозавра? «Плезозойская»! Вот насмешил!

Ван Лун заметно обиделся, хотя голос его звучал по-прежнему уравновешенно.

— Разрешу себе заметить: никогда не считал себя знатоком палеонтологии, — сухо ответил он. — Моя специальность — энергетика и немножко еще путешествия и охота. Названия эр знаю не очень, могу оговориться. Надеюсь, когда ваши звери появятся, найду для них пулю, независимо от названия. А вам можно будет делать ваше дело, надеюсь тоже. И сказать тогда, какое животное, какая эра. И подчеркну: не очень хорошо владею русским языком, могу иногда ошибаться. Извините!

Николай Петрович счел необходимым вмешаться в разговор, приобретавший несколько острый характер. Он заговорил примирительным тоном:

— На вашем месте, Вадим, я не обращал бы внимания на случайную оговорку. Ведь совершенно ясно, что Ван просто оговорился. Понятно, что он хотел сказать «палеозойская эра», не так ли, Ван?

— Вадим мог понять это сразу, — сдержанно подтвердил тот.

Николай Петрович так же примирительно закончил:

— А вам, Вадим, не мешало бы признать, что вы и до сих пор не взялись всерьез за стрельбу. Будто вы не знаете, что это — ваше слабое место. Вам нужно овладеть пистолетом я винтовкой не хуже нашей Гали. Вы ему поможете, девушка? У Ван Луна что-то ничего не выходит с его другом.

Галина Рыжко молча кивнула головой. Сокол покосился на нее:

— Завтра же начну, Николай Петрович.

— То-то! И вот что я еще думаю, Вадим. Вопрос об археоптериксе, конечно, интересен. Мне, к сожалению, не пришлось слышать ваших рассуждений на эту тему. Не согласитесь ли вы объяснить нам вашу точку зрения? Время сейчас есть. Это будет полезно нам всем и, в частности, нашему младшему товарищу. — Он указал в сторону Гали.

— Наш младший товарищ, Николай Петрович, — ответил Сокол, протирая очки, — достаточно хорошо осведомлен в этих делах. Вы в этом убедитесь сами. Мы немало беседовали с Галей о геологии и палеонтологии… еще там, на Земле, — добавил он. — И если речь зашла о лекции, что ли, или реферате, то позвольте первое слово предоставить товарищу Рыжко. Она с этим справится, уверяю вас.

Николай Петрович заметно заинтересовался:

— Вы так полагаете, Вадим? А ну, прошу вас, Галя. Мы слушаем.

Галя беспомощно посмотрела на Рындина, на Сокола, который держал себя так, словно все это его не касалось, на Ван Луна, сочувственно кивающего ей головой. Получается вроде как на экзамене. Там тоже вот так приглашают: «Прошу вас, мы слушаем…» Ну что ж, Галина Рыжко никогда не уклонялась от боя. Пожалуйста!

— А о чем я должна рассказать? — уже задорно спросила она именно Сокола.

— Ну… о геологических периодах, что ли.

Галя набрала полную грудь воздуха и быстро заговорила:

— Историю Земли делят на два времени: догеологическое — это неимоверно длинный период космического развития нашей планеты — и геологическое. Это последнее разделяется на эры, эры — на периоды, а периоды — на эпохи. Самые древние эры — архейская и эозойская. Они не оставили нам почти никаких признаков жизни животных и растений. Наши знания о развитии жизни начинаются с палеозойской эры, с первого ее периода — кембрийского. За ним шли девонский, каменноугольный и пермский периоды той же самой палеозойской эры. После этого началась мезозойская эра с ее периодами: триасовым, юрским и меловым. Дальше — кайнозойская эра. Это уже наша эра. Ее периоды — третичный и четвертичный. Все!

Она остановилась запыхавшись. Сокол демонстративно захлопал в ладоши:

— Ну, что я вам говорил, Николай Петрович? Разве не образцовое знание вопроса? Сжато, конкретно, без ошибок. А теперь могу кое-что добавить и я. Вы прекрасно знаете, товарищи: Венера настолько моложе Земли, что там должна быть сейчас эра, подобная земной мезозойской. Все наблюдения, которые проводились до сих пор с целью изучения атмосферы Венеры, показали, что наша соседка всегда укутана в сплошную пелену густых облаков — от полюса до полюса. Это свидетельствует о бурном парообразовании на ее поверхности. Далее, последние исследования состава ее атмосферы показали очень своеобразную картину. Я напомню вам об этом, Николай Петрович: ведь вы не забыли о нашей беседе с Акимовым?

— Конечно, — подтвердил Рындин. — Профессор Московского университета Акимов?

— Вот именно. Я прочитаю вам выводы этого солидного ученого. Я тогда даже записал их. Вот они.

Сокол перелистал несколько страничек своей записной книжки и прочитал вслух:

Ну, дальше идут некоторые специальные выводы. Но и прочитанного совершенно достаточно.

— Да, полагаю, достаточно, — выразительно согласился Ван Лун. — В десять тысяч раз больше? Интересуюсь: чем же дышат там ваши археоптериксы и бронтозавры?

— Все это придется выяснить именно нам, — тихо вымолвил Рындин.

— Трудно будет на Венере, — проговорила озабоченно Галя.

— У нас есть скафандры. Они, конечно, тяжеловаты, но что поделаешь? А может быть, предположения окажутся и преувеличенными, — успокоил ее академик.

— Вот-вот, мы все это и проверим, — заговорил снова Сокол. — Но я лично придаю решающее значение утверждениям профессора Акимова. Пусть Акимов даже несколько преувеличивает, пусть на Венере не так много углекислоты, как думает он. Все равно этого также вполне достаточно для моих выводов. Пожалуйста, Николай Петрович: вот объективные данные об условиях жизни на Венере. Исключительная влажность атмосферы, сплошные облака, средняя температура — достаточно стойкая и без больших колебаний, приблизительно около 40 градусов выше нуля, значительно увеличенный процент содержания углекислоты в атмосфере — все это свидетельствует о том, что на Венере ныне продолжается не только мезозойская эра вообще, но даже точнее — юрский ее период!

— А поправки на самобытность и своеобразие развития форм жизни на Венере? — вопросительно заметил Рындин, слушавший Сокола с большим вниманием.

— Но ведь это подразумевается, Николай Петрович, — ответил Сокол. — Я просто употребляю привычные для нас термины…

Галина Рыжко с увлечением слушала геолога. Перед ее заблестевшими глазами уже возникали удивительные картины жизни Венеры. Буйные леса невиданных растений — гигантских пальм, хвощей, папоротников, причудливых хвойных деревьев… И среди этих дебрей — невероятные, полуфантастические страшилища, чудовища, которые так поражали ее воображение еще в детстве, когда она читала популярные книги по геологии… Бррр!.. И страшно и ужасно интересно.

— Позволю себе затруднить вас еще: почему такие условия характерны только для юрского периода? — осведомился тем временем у Сокола Ван Лун.

— Очень просто. Любой учебник геологии расскажет вам, что для юрского периода на Земле были типичными именно повышенная влажность атмосферы; повышенная средняя температура. А если к этому добавить еще намного увеличенное содержание углекислого газа в воздухе, то становится совершенно неизбежным вывод, о котором я говорю. Ведь углекислота, то есть соединение углерода, дает растениям в избытке необходимый им материал для строения клеток. И именно избыток углекислоты в окружающей среде при известных определенных условиях может оказаться очень полезным для развития растений.

— Понимаю, — согласился Ван Лун. — А дальше? Напомню: относительно археоптерикса.

— А тут дело вот в чем, — продолжал увлеченно Сокол. — Если мы приходим к выводу, что на Венере сейчас идет период, аналогичный земному юрскому, то должны неизбежно связать растительный мир этого периода с его животным миром. Другими словами, на Венере должны теперь существовать животные, аналогичные тем, которые населяли Землю в юрский период. В самом деле, разве можно отрицать взаимосвязи фауны и флоры в любом геологическом периоде? Конечно, нет! А раз так, то выходит, что на Венере мы встретимся с динозаврами, бронтозаврами, атлантозаврами, диплодоками из категории…

— Рептилий, — вставила и свое слово Галя Рыжко. Она чувствовала, как рассказ Сокола все больше и больше захватывает ее. Ах, какие удивительные дела ждут их на Венере! Скорее бы уже оказаться там! Она не сводила горящих от возбуждения глаз с Сокола, который продолжал:

— Далее, мы, очевидно, столкнемся на Венере с хищниками типа…

— Цератозавров! — снова не выдержала Галя. О, она превосходно помнила рисунки, изображавшие этих доисторических великанов! Да что там рисунки! Девушка уже как бы своими собственными глазами видела этих чудовищ — с длинными шеями, зубастыми пастями и огромными гребнями на спинах. Вот они выползают на толстых кривых лапах из леса, они наступают на отважных путешественников, которые вышли из ракетного корабля в своих непроницаемых скафандрах, — без скафандров, конечно, нельзя: атмосфера Венеры не пригодна для дыхания человека… Злобные хищники угрожающе разевают пасти… Но вперед выходит смелый охотник Ван Лун! Он спокойно прицеливается… бац! Один из страшных великанов падает, корчится, загребает лапами землю, ломает в агонии деревья. Но второе чудовище тем временем бросается на Ван Луна с другой стороны. А он — он не замечает этого! «Товарищ Ван, опасность!» — кричит ему Галя. Но Ван Лун не слышит. Чудовище приближается к нему, оно уже вот-вот схватит его, разорвет в клочки!.. И тогда Галина Рыжко молниеносно действует. Да, пришла ее очередь показать, на что она способна! Раздается выстрел — меткий выстрел юного снайпера. Пуля из винтовки Гали Рыжко поражает хищника. Как и первое чудовище, он падает, извивается в корчах, из него хлещут потоки густой крови… Ван Лун благодарит Галю, а она отвечает ему: «Ничего, это мелочи!» — и спокойно идет дальше, ее зоркие глаза уже ищут следующую цель… Эх, вот это настоящая жизнь!

Увлеченная яркими картинами, которые рисовало ее пылкое воображение, Галя забыла на мгновение, что она находится пока не на Венере, а все еще в астроплане. Давай дальше, давай! И она с силой ударила кулаком по столу, около которого происходила беседа.

И сразу же девушка взлетела вверх, под потолок. Чашка с водой, которую Галя держала, полетела, кувыркаясь, в одну сторону, вилка — в другую. А сама Галя, хватаясь за кожаные петли в стене, изо всех сил брыкала ногами, стараясь вернуть телу нормальное положение. Она слышала громкий смех товарищей, но не решалась даже взглянуть в их сторону: такой срам, такой позор! «Снайпер», «отважный стрелок»… просто глупая, не умеющая держать себя в руках девчонка, вот кто она такая!

Ловким движением Ван Лун поймал все еще кувыркавшуюся в воздухе чашку и поставил ее на стол, укрепив в пружинном зажиме. Еще через секунду вернулась из воздуха и вилка. Совершенно невозмутимо, будто произошло именно то, что и должно было случиться, Ван Лун сказал:

— Сожалею: Институт межпланетных сообщений не предусмотрел более крепких зажимов. Чтобы прочно удерживать на месте экспансивных пассажиров. Галя, надо подумать об этом, да? Ремни или шнурки завязывать. Потолок головой пробивать не надо!

Не поднимая глаз, вся пунцовая от смущения, Галя Рыжко снова примостилась у стола. На этот раз она не нашла слов для ответа. Какие там слова! Еще минута — и она разревелась бы от досады… Впрочем, тут, как всегда добродушно, отозвался Николай Петрович:

— Хватит, хватит, друзья! Мне кажется, что Вадим не закончил свой рассказ. Вы остановились на цератозавре?..

— Да, да, — ответил с готовностью Сокол. — Галя, ведь вы легко можете дополнить меня, правда? Мы не вспомнили еще некоторых рептилий того периода. Помните, из тех, что приспособились к жизни в воздухе?

Галя понемногу отходила.

— Птеродактили и рамфоринхи, — буркнула она, все еще уставившись в стол.

— Так, — подтвердил Сокол. — Следовательно, я заканчиваю. Мы, очевидно, столкнемся на Венере еще с ихтиозавром — рептилией, приспособившейся к жизни в воде, этакой забавной полурыбиной. И, наконец, я уверен, что мы найдем там и живых археоптериксов — этих удивительных полупресмыкающихся, полуптиц. У меня, каюсь, есть даже своя мечта…

Он остановился на мгновение, словно обдумывая.

— Какая мечта?

— Привезти обратно на Землю как образчик одного живого археоптерикса. Ведь он, ей-богу, очень маленький, и весит немножко, и места почти не займет. Николай Петрович, да ведь археоптерикс по размеру не больше нашей обыкновенной вороны, — добавил Сокол умоляюще, глядя на Рындина.

— Вероятно, но пока что об этом говорить рановато, — ответил тот, улыбаясь. — Сначала отыщите вашего археоптерикса, а тогда уж обсудим, как с ним быть.

— Беру смелость возразить, — вступил в разговор Ван Лун, сохраняя все такой же невозмутимый, серьезный вид. — Зачем, полагаю, везти на Землю такую мелочь? Это не фауна Венеры, это просто как ворона… как это?.. да, общипанная ворона! Нет, нет, — решительно продолжал он, словно не замечая того, что Сокол вот-вот готов был вспыхнуть от возмущения, — предлагаю лучше нечто более убедительное. — Он выразительно щелкнул пальцами. — Например, можно бронтозаврика… очень поменьше размером выбрать, чтобы поместился. Думаю, можно держать его на цепочке для безопасности. И приучить даже есть из рук. Совсем интересно будет, а?

Дружный смех встретил оригинальное предложение Ван Луна. Действительно, это была презабавная мысль: везти в астроплане на Землю, да еще приучать есть из рук, «небольшое» животное — метров этак восемнадцати длиной!

— Мне кажется, вы забываете, Ван, что у нас всего-навсего астроплан, а не океанский пароход, — заметил, смеясь, Рындин.

— Позволю себе ответить: не забыл. Предлагаю не много разных образцов, — настаивал Ван Лун, не меняя тона. — Только один бронтозаврик, Николай Петрович! Самый маленький… как это?.. детка бронтозавра. Он, наверное, немножко подрастет в дороге. Прилетит на Землю очень-очень симпатичный!

Конечно, Ван Лун откровенно шутил. Но человек, не знакомый с его манерой шутить, например Галя Рыжко, легко мог бы решить, что он говорит совершенно серьезно. Ни один мускул не дрогнул на его невозмутимом скуластом лице, не приподнялись даже уголки его полных губ. Только больше прищурились острые серые глаза.

— Ладно, ладно, Ван. — ответил наконец Рындин. — Посмотрим, выберем там. У нас впереди еще много времени для размышлений. В крайнем случае, каждый возьмет то, что придется ему по вкусу. Вам, Ван Лун, — младенца-бронтозаврика. Соколу — археоптерикса. Ну, а мы с Галей на месте присмотримся. Жизнь на Венере, как мне думается, настолько разнообразна и причудлива, что…

Он не закончил. Его голос вдруг потонул в гуле и грохоте. Звонко загудел металл, астроплан содрогнулся от сильного удара.

И сразу после этого стало слышно, как что-то напряженно и пронзительно засвистело. Свист был однотонный, он не прекращался ни на секунду, он доносился как будто откуда-то снизу. Что же это такое? Что случилось?..

Побледневшая Галя Рыжко вопросительно посмотрела на ученых. Почему они молчат? Почему Ван Лун стиснул в кулаке свою трубку, а у Сокола такое встревоженное лицо и тонкие пальцы перебирают край пиджака? Почему Рындин нахмурился так, что его лохматые брови почти сошлись на переносице?..

А свист не умолкал. Галя глубоко вздохнула, ей показалось, что стало трудно дышать. И тут же она заметила, что и Сокол дышит так же затрудненно. Что же это?..

Рындин бросился к панели с кнопками и рукоятками, управлявшими аппаратами для очистки воздуха. Он повернул одну рукоятку, другую, присмотрелся к циферблатам. Свист не умолкал. Николай Петрович обернулся к товарищам. Его слова звучали как решительный приказ:

— Немедленно надеть скафандры. Галя наденет мой. Я запрусь в навигаторской рубке. Ван Лун, вы будете руководить работой. В борту астроплана пробоина. Через нее в пространство выходит наш драгоценный воздух. К скафандрам! Быстро!

Монотонный, однообразный свист не стихал. Рындип, быстро перебирая петли на стене, передвигался к навигаторской рубке. Но еще перед тем как закрыть за собою наглухо дверь, он на секунду остановился и добавил:

— Я думаю, это — метеорит. Будем надеяться, что один. За работу, Ван!

Дверь глухо закрылась за ним. Метеорит?.. Метеорит пробил корпус астроплана?.. Но ведь это значит, что весь воздух из межпланетного корабля уйдет в пространство, а затем… Галя Рыжко нервно стиснула кулаки. На минуту она совсем растерялась, мысли не слушались ее, она перестала владеть собою. Что может сделать Ван Лун?

Астроплан снова содрогнулся. Это был еще один удар, не такой сильный, как первый, но все же ощутимый. Второй удар будто послужил сигналом: по металлической оболочке астроплана забарабанил град мелких отрывистых ударов. Все они шли с одной стороны — слева и сверху.

Метеорит был не один!..