Онлайн чтение книги Атлантида
ГЛАВА XI. Мрачные предчувствия

Доктор Патрис не замедлил передать семье Рене полученное им письмо. Увидя почерк сына, мадам Каудаль ожила, но когда выяснилось, по прочтении письма, что оно написано три недели тому назад, последний луч надежды потух в ее сердце и отчаяние ее было беспредельно. Не лучше ли было потерять Рене в детстве, чем теперь, в расцвете сил и способностей? Напрасно Елена употребляла все старания, чтобы несколько успокоить несчастную мать; ее усилия не приводили ни к чему, да и сама она не верила в то, что говорила. Мадам Каудаль не только не соглашалась ни на какие доводы племянницы, но даже сердилась, когда та говорила, что письма Рене могли пропасть.

— Ты говоришь глупости, милая девочка! — с нетерпением отвечала мадам Каудаль. — Разве письма теряются? Писем нет, потому что он их не писал, а не писал он их потому…

Слова замирали на ее устах и глухие рыдания вырывались из груди.

— Да нет же, тетя, — пробовала возражать Елена, сам готовая заплакать.

— Я не говорю про письма, посланные по почте; Рене мог послать их таким же примитивным способом, как и первое, и, может быть, они где-нибудь носятся теперь по океану в ожидании, когда их поймают.

— Я тебе говорю, что этого не может быть, — восклицала мадам Каудаль, втайне упиваясь словами племянницы и ожидая новых противоречий с ее стороны. — Смерть отнимает у меня всех, кого я люблю, я одна на свете!

— О, тетя! А я-то! — со слезами говорила Елена. — Разве я не ваша дочь?

— Прости, дитя мое! Горе делает меня злой. Ты одна поддерживаешь меня в эти тяжелые минуты. Оплакивая Рене, я плачу и за тебя: я потеряла сына, а ты — жениха, лучше которого тебе никогда не найти!

— А я вовсе не хочу оплакивать его, — с живостью возражала молодая девушка. — Я уверена, что он вернется, и какая это будет радость для всех!

— Бедная девочка! Ты молода, оттого и можешь еще надеяться. Для меня же все кончено, да я и заранее знала это!

Подобные разговоры повторялись не часто, так как мадам Каудаль почти все время проводила в мрачном молчании, которое разрывало сердце Елены. Бедная девушка совершенно забывала о собственном горе и только придумывала способы утешить свою приемную мать, состояние которой внушало ей серьезные опасения. Доктор Патрис помогал ей, как мог, но их усилия не достигали цели. Они вздумали сперва увезти мадам Каудаль обратно в Пеплие, надеясь, что вдали от моря ее печаль скорее успокоится, но она категорически воспротивилась этому, объявив, что останется в Бресте до тех пор, пока не получит каких-либо определенных сведений. Со своей стороны, Елена была довольна этим решением, так как также рассчитывала на то, что, раз Рене жив, то вернется именно в Брест; кроме того, ей было легче переносить горе среди окружавших ее друзей, особенно же благодаря доктору Патрису, который делал все, что мог, чтобы утешить горячо любимую девушку. Елена привязывалась к нему с каждым днем все более и более, и нужно было только такое ослепление, как у мадам Каудаль и у самого доктора, чтобы не замечать этой привязанности. Если бы Елена могла невидимо присутствовать при разговоре, происходившем однажды вечером между несколькими офицерами «Геркулеса», то она поняла бы причину сдержанности своего верного рыцаря. Выйдя однажды с прочими офицерами от мадам Каудаль, Арокур заметил:

— Мадемуазель Риё действительно очаровательна. Она, по-видимому, так же добра, как прекрасна. Как трогательна ее привязанность к несчастной мадам Каудаль!

— Это правда! — подтвердил лейтенант Бриан. — Если бы это слово не было слишком банально, я бы назвал ее ангелом-хранителем.

— И притом удивительно хорошенький ангел и одетый всегда прекрасно! — легкомысленно заметил де Брюэр. — Вы, кажется, давно знакомы с ними, Патрис?

— Давно! — холодно отвечал доктор.

— Счастливый смертный! Я думаю, у мадемуазель Риё хорошенькое приданое?

— Возможно! — еще более ледяным тоном проговорил Патрис.

— Бедный Каудаль! Если он не вернется, то, вероятно, кузина будет его наследницей?

Доктор не нашел нужным отвечать на это.

— Получит она наследство или нет? — не унимался де Брюэр. — Мне очень жаль бедного Каудаля, но что же делать! Он погиб, это бесспорно!

— Черт возьми! — перебил Арокур. — Если мадемуазель Риё наследует все его состояние, она будет одна из самых богатых невест в нашем крае. Я хорошо знаю их земли.

— Ну, что же, Патрис? Не знаете ли, каковы планы прелестного ангела-хранителя? — спросил де Брюэр, которому, видимо, доставляло удовольствие помучить несчастного влюбленного.

— Я не знаю планов мадемуазель Риё, — проговорил Патрис, выведенный из себя, — да и, говоря откровенно, нахожу, что они не касаются ни вас, ни меня!

С этими словами он круто свернул в одну из боковых улиц и удалился быстрыми шагами. Де Брюэр разразился при этом веселым смехом.

— Та, та! — воскликнул он. — Уж не имеет ли сам доктор видов на мадемуазель Риё?

— Надо признаться, — вмешался Арокур, — что наш разговор был не особенно деликатен и мог рассердить его, как друга дома.

— Это совершенно верно, — признался де Брюэр. — Однако я не нахожу ничего неприличного в моем восхищении такой прелестной девушкой, как мадемуазель Риё; что же касается ее приданого, то с моей стороны это было простое любопытство, без всякой задней мысли.

— Несчастная мать, — проговорил Арокур, желая переменить разговор. — Если Каудаль не вернется, ее жизнь разбита навсегда! Какая тяжелая участь ожидает матерей, сестер и невест моряков!

— Надеюсь, командир, что вы не будете распространять ваши пессимистические взгляды между молодыми барышнями! — с притворным ужасом воскликнул де Брюэр.

— Дитя! — не мог не засмеяться Арокур. — Но зачем вы так расстроили сегодня бедного Патриса?

— Вернее, он сам себя расстраивает. Разве преступление восторгаться молодой девушкой?

— Все-таки было нехорошо с твоей стороны огорчать Патриса, — вмешался Бриан. — Это не по-товарищески.

— Ну вот! Все против меня! Мне остается только скрыться скорее. А все-таки я повторяю, что мадемуазель Риё очаровательна, да если она кроме того и богата, то моряки должны не дремать. Я первый готов предложить ей руку и сердце! — И смеясь от всего сердца, он распрощался со своими спутниками, которых находил сегодня слишком серьезными.

Что касается Патриса, то легкомысленная болтовня де Брюэра глубоко запала ему в душу.

«Если Рене не вернется, то Елена наследует все его состояние и будет, по словам командира, одной из самых богатых невест. Значит, надо более, чем когда-нибудь, избегать ее и скрывать свое чувство. Де Брюэр говорил так, как будто у него были какие-то подозрения. Неужели я похож на искателя богатой невесты?» — с ужасом думал Патрис и еще пламеннее желал возвращения Рене. Однако по отношению к Елене он делался все сдержаннее и холоднее, что немало огорчало бедную девушку и отравляло их обоюдное существование.

Между всеми друзьями, окружающими в это время мадам Каудаль и Елену, более всего участия в их горе принимал, по-видимому, Монте-Кристо, по крайней мере суетился и надоедал им больше всех. Его страсть состояла в том, чтобы всюду и всегда играть первенствующую роль и обращать на себя всеобщее внимание, для чего исчезновение Рене являлось очень удобным поводом. Он ежедневно являлся к мадам Каудаль с озабоченным и важным видом для того, чтобы объявить, что , нет ничего нового. Его можно было поминутно встретить в гавани, где он предлагал царские награды всякому, кто доставит ему какие-либо сведения о пропавшем судне. С этой же целью он помещал объявления в газетах, где говорилось, что граф Монте-Кристо, огорченный пропажей своего помощника, отказывается от обычного летнего плавания для того, чтобы лично заняться поисками.

— Живого или мертвого, но я отыщу своего друга! — торжественно говорил он.

Однако его посещения становились все невыносимее для мадам Каудаль. Она с ужасом ждала его звонка и появления в гостиной, где он с комфортом усаживался в кресло с видом человека, крайне довольного самим собой.

— Сегодня мы сделали великий шаг! — объявил он своим громовым голосом.

— О, Боже мой! Что случилось, граф? — вся дрожа от волнения, спрашивала мадам Каудаль.

— Мы решили спустить в море водолазный прибор нашего незабвенного Рене!

— Как, граф, значит, вы отправляетесь в плавание?

— О, нет, мы произведем наши первые поиски здесь, на рейде.

— Но ведь Рене писал, что он давно уже покинул Брест?

— О, это пустяки! Мы произведем наши изыскания сперва здесь, но если они, к сожалению, останутся бесплодны, что, впрочем, весьма возможно…

— Не лучше ли поискать его там, где есть надежда найти? — застенчиво перебила мадам Каудаль. — Я, конечно, не осмелилась бы сама просить вас об этом, но раз вы так добры, что предлагаете мне сами…

— Извините, мадам! Надо сперва поискать здесь, ввиду того, что Рене мог погибнуть на обратном пути. Если наши поиски не приведут ни к чему, в таком случае мы возобновим их в другом месте.

— Значит, нет ничего нового? — спрашивала мадам Каудаль. вполне разочарованная.

— Пока ничего, но даю слово, что я возвращу вам сына живого или мертвого! — При этом Монте-Кристо принимал классическую позу, в которой его изобразил Бонна.

Иногда же он начинал описывать или, вернее, объяснять характер Рене, совершенно забывая, что лучше всего должна была знать это мать.

— Ваш сын, — говорил он, — передовой человек, но он слишком опережает свой век, а потому никогда ничего не достигнет!

— Позвольте, граф, — прерывала мадам Каудаль, оскорбленная в своей материнской гордости, — моему Рене, наоборот, удавалось всегда все, что он предпринимал. Даже это несчастное судно прекрасно удалось ему. Всегда и во всем у него была счастливая рука. Не правда ли, Елена?

— Согласен, согласен! Но так как ваш сын слишком отважен и не хочет идти по обыкновенной дороге, то вследствие этого он увлекся чересчур смелыми предприятиями, так сказать, неблагоразумными.

— Боже мой, граф! Никто не находил это неблагоразумным, когда попытка Рене удалась. Вы сами принимали живое участие в его изобретении!

— Совершенно верно! — говорил Монте-Кристо, не зная, что возразить и глупо ворочая своими выпуклыми глазами. При этом за спиной мадам Каудаль он делал жесты, выражающие его сожаление к несчастной женщине, у которой горе отняло способность понимать серьезные разговоры. Вообще оба собеседника имели между собой очень мало общего, и если бы не восхищение графа мадемуазель Риё и не его страсть принимать участие во всем, что возбуждает общественный интерес и может доставить ему некоторую известность, то, вероятно, он давно бы прекратил свои посещения, тем более, что мадам Каудаль и Елена не умели даже ценить его титула и снисхождения к ним. Тем не менее он продолжал ежедневно бывать у них и разыгрывать роль покровителя.

Между тем «Геркулес» покинул Брест и отправился в Средиземное море, но доктор Патрис выхлопотал себе отпуск и остался в Бресте. Когда он объявил об этом мадам Каудаль и Елене, они обе поняли, что он сделал это ради них, чтобы иметь возможность поддержать их в эти тяжелые дни, когда последняя надежда на возвращение Рене была потеряна.