Онлайн чтение книги Багровый берег
9

Констанс вошла в дверь, остановилась и нахмурилась, выразив свое инстинктивное неодобрение. Это место скорее напоминало лавку старьевщика, чем историческое общество. На стенах было развешано много разных вещей: выцветшие карты, старые сети, буйки, гарпуны, багры, рога нарвала, парусные иглы, панцирь гигантского омара на дощечке, еще одна дощечка с образцами морских узлов, старинные фотографии Эксмута. В середине музея располагалась рыбацкая плоскодонка длиной около двадцати футов, с несколькими рядами весел между деревянными шкантами.

Когда Констанс вошла, раздался звон дверного колокольчика, и вскоре перед ней предстал нетерпеливый седовласый человек с довольно крупными ушами, прилепленными к узкому костлявому лицу. На бейджике значилось: «Кен Уорли, волонтер».

– Приветствую вас, – сказал волонтер, появляясь в поле зрения Констанс и предлагая ей брошюру. – Добро пожаловать в Эксмутское историческое общество и музей!

Стараясь быть вежливой, Констанс взяла брошюрку и пробормотала:

– Спасибо.

Она начала внимательно разглядывать лодку, надеясь, что волонтер исчезнет.

– Прекрасная плоскодонка, вам не кажется? «И старика с прозреньем в угол бросят»[10] У. Шекспир. Как вам это понравится. Искаженная цитата в переводе Т. Щепкиной-Куперник.. Это девиз нашего маленького музея.

Проанализировав перевранную шекспировскую строку, Констанс машинально поправила его:

– «С презреньем».

Внезапное молчание.

– Вы уверены? Я должен это перепроверить.

– Не нужно ничего перепроверять, – сказала Констанс. – Вы ошиблись.

Замолчав на время, Кен Уорли отступил к своей груде брошюр и занялся большим регистрационным журналом – открыл его и принялся листать. Констанс, изучавшая старинные карты Эксмута и окрестностей, висящие в рамках, чувствовала, что он в нокдауне, но не нокаутирован.

– Вы не хотите назвать свое имя для специальных рассылок и извещений о мероприятиях? – спросил он, показывая на регистрационный журнал.

– Нет, спасибо. Я тут подумала, а где вы храните архивы?

Уорли моргнул:

– У нас нет архивов.

– У города нет никаких бумаг? Кадастровых книг? Регистрации браков?

– К сожалению, архивы были утрачены во время страшного урагана тридцать восьмого года. Его называют «Янки Клиппер». Он уничтожил старые городские доки, разрушил полгорода. В Эксмутском заливе до сих пор можно увидеть руины. Живописное зрелище, на свой манер.

– Значит, кроме этого, у вас ничего нет?

– Может показаться, что это не много, но каждый экспонат здесь имеет свою историю. Например, эта плоскодонка из Ньюберипорта, которой вы восхищались, использовалась для охоты на больших синих китов. Когда замечали китов у Кроу-Айленда, люди бежали к берегу, спускали эти плоскодонки на воду, преследовали кита, вонзали в него гарпун и тащили на берег, разделывали его прямо там. Вы представьте, сколько для этого требовалось мужества, силы – «Назло Фортуне, сотрясая меч, дымящийся кровавою»[11] У. Шекспир. Макбет. Перевод М. Лозинского. приправой!

– «Расправой».

Молчание.

– Я абсолютно уверен, что «приправой», – сказал Уорли непреклонным тоном. – В молодости я был драматическим актером, а потом двадцать лет служил режиссером в старом Эксмутском театре.

Чувствуя, как в ней нарастает раздражение к этому назойливому человеку, Констанс проигнорировала его и вернулась к экспонатам, разглядывая помещенные в рамочки изображения кораблей, статьи, посвященные штормам, обломкам кораблей и легендам о захороненных пиратских сокровищах. Краем глаза она увидела, что Уорли уселся на свой стул с регистрационным журналом и занялся кропотливым надписыванием конвертов от руки. Она надеялась, что этой работы ему хватит по крайней мере до того времени, когда она закончит осматривать музей.

Ее вдруг посетила неожиданная мысль: «А как бы повел себя Пендергаст в такой ситуации?» Смог бы он почерпнуть хоть что-нибудь из этих убогих экспонатов и старых газетных статеек? Не упускает ли она что-нибудь? Констанс огляделась, и тут ей пришло в голову, какую выгоду мог бы извлечь Пендергаст из подобной ситуации. Это понимание заставило ее покраснеть от досады. Она посмотрела на Уорли, все еще занятого надписыванием конвертов.

– Мистер Уорли…

Он поднял глаза:

– Да?

И все же метод Пендергаста был труден. Для нее он был совершенно неестественным.

– Я подумала и пришла к выводу, что вы правы, – выдавила из себя Констанс. – Там «приправой».

Его лицо прояснилось.

– Я много раз играл Макбета.

– В Эксмутском театре?

– Да, а один раз и в Бостоне, в театре «Маркет-Сквер». При аншлаге.

– В Бостоне? – Пауза. – Я всегда хотела быть актрисой, но вот возможности такой не представилось. Не могу понять, как вы запоминаете столько текста.

Безусловно, мотивы этого подхалимского заявления были очевидны. И все же Уорли кивнул.

– Есть всякие способы, – сказал он. – Различные хитрости профессии. На самом деле все не так уж трудно.

Лизоблюдство претило ей абсолютно, но Констанс обнаружила, что ее неприятие несколько смягчается наблюдением за Уорли, чей холодный оскорбленный вид мигом исчез.

– Вы, наверное, всех в городе знаете, – заметила она.

– Конечно! Ничто не сплачивает город так, как театр.

– Какая удача! Так получилось, что у меня особенный интерес к маякам, и я подумала, может, вы знаете что-нибудь о местном маяке.

– Эксмутский маяк – один из самых старых в Новой Англии, – рассудительно сказал Уорли. – Его построили в тысяча семьсот четвертом году по приказу самой королевы Анны. Побережье в этих местах опасно. Много кораблей пропало.

– Я надеялась найти здесь список смотрителей маяка и их собственности.

– Сомневаюсь, что кто-то составлял официальный список.

Констанс вспомнила, о чем говорил ей Пендергаст за завтраком.

– А кто был смотрителем около тысяча восемьсот восьмидесятого года?

Молчание.

– Почему тысяча восемьсот восьмидесятого?

Она пережала. Вот в чем состояла главная трудность.

– Да без каких-то особых причин, – сказала Констанс, выдавив из себя смешок.

– Так, посмотрим. Семейство Слокум было смотрителями в период Гражданской войны, вплоть до тысяча восемьсот восемьдесят шестого года, насколько я помню. В том году Мид Слокум упал с лестницы и сломал шею. Потом смотрителями были Макхарди. Джонатан Макхарди. Они там жили до того времени, пока маяк не перевели в автоматический режим в тысяча девятьсот тридцать четвертом году.

– Значит, никаких потомков Мида Слокума в городе нет?

– Насколько мне известно, таковых вообще нет. Бездетный вдовец. Пьяница. В этом одна из опасностей работы: все время на ногах, одиночество, изолированность… особенно зимой. Говорят, он спятил в последние годы, говорил, что маяк посещают призраки.

– Призраки? Что за призраки?

– Плачущие младенцы по ночам. Что-то в таком роде.

– Понятно. – Констанс помолчала. – А где бы я могла узнать о нем побольше?

Уорли уставился на нее из-под кустистых бровей:

– Вы, случайно, не работаете с этим историком?

Кроме возраста и расовой принадлежности обладателя пальца, Пендергаст за завтраком упомянул о Моррисе Маккуле. Ей всего лишь нужно научиться задавать вопросы более беззаботно.

– Нет, мне просто любопытно.

– Потому что этот парень задавал те же вопросы. – Он шагнул к ней, его лицо потемнело от подозрения. – Вы тут с кем?

Констанс почувствовала смятение, смешанное с растущим раздражением. Она проваливала задание. Но лгать в таком маленьком городке нельзя.

– Я здесь с мистером Пендергастом, частным детективом. Он расследует ограбление винного погреба.

– А, тот человек в красной машине, который вчера спровоцировал собственный арест?

– Да.

– Вот молодец. Начальник полиции Мурдок – настоящий говнюк. – Арест начальником местной полиции возвышал Пендергаста в глазах Уорли. – Если бы вы могли уточнить, что именно хотите узнать, может, я и нашел бы что-то.

– О, если бы я могла уточнить. Мне хочется узнать всю историю этого города.

– Позор, что кто-то украл вино Лейка. Он приятный джентльмен. Но я не думаю, что история города имеет к этому какое-то отношение.

– Мы пытаемся работать основательно. Меня особенно интересует история городского афроамериканского населения.

– И очень занятная история.

– Пожалуйста, расскажите.

– Там на берегу расположено то, что называется Дилл-Таун. Там жили чернокожие.

– А почему Дилл-Таун?

– В честь освобожденного раба, который там поселился. Его звали Джон Дилл. В те ранние времена большинство жителей были моряками. Тот район, вообще-то, некоторое время был богаче, чем белая часть города.

– Почему же?

– Они на длительное время выходили в море, работали китобоями и на зерновозах. Когда ты в море, всем наплевать, какого цвета у тебя кожа. Важно, что ты умеешь. И команды на этих кораблях были многоязычные.

– А на земле, когда они возвращались в Эксмут, здесь ощущалась расовая напряженность?

– Поначалу нет, пока работы всем хватало. Но позднее оно появилось – возникло негодование в связи с процветанием Дилл-Тауна. Понимаете, обитатели Эксмута были в основном прибрежными рыбаками. Они не уходили в море на годы во времена китобоев, а черные уходили. А потом из-за Кракатау дела у всех пошли плохо.

– Из-за Кракатау?

– Да-да. Извержение Кракатау произошло в тысяча восемьсот восемьдесят третьем году. На следующий год в Эксмуте не было лета; люди говорят, что тогда, в тысяча восемьсот восемьдесят четвертом, заморозки случались каждый месяц. Урожай погиб, рыбная ловля сошла на нет. Китобои к тому времени уже переживали кризис, и легкие деньги, которые они зарабатывали еще недавно, кончились. Ситуация становилась все хуже, пока одного черного парня не обвинили в изнасиловании белой женщины. Парня линчевали.

– Линчевали? В Массачусетсе?

– Да, мадам. Его удавили, а тело выбросили в залив. Это случилось в тысяча девятьсот втором году. Для чернокожих тот случай стал началом конца Дилл-Тауна. К тому времени, когда налетел «Янки Клиппер» в тысяча девятьсот тридцать восьмом году и сровнял с землей Олдем, Дилл-Таун был почти пуст.

– Олдем?

– Очень отсталое старое поселение к югу отсюда, на Кроу-Айленде. Сейчас это часть заповедника, ну, вы сами знаете.

– Вернемся к линчеванию. Не знаете, кто был виновником?

– Обычные пьяные линчеватели. Сейчас это позор, и никто с вами не будет об этом говорить.

– Но вы же говорите.

– Моя семья «издаля», как здесь выражаются. Мои родители приехали из Даксбери. И я поездил по миру, в отличие от местных. Не забывайте: я играл Макбета в Бостоне.

Констанс протянула руку:

– Я не представилась. Констанс Грин. Благодарю вас за информацию.

Он пожал ее руку:

– Рад познакомиться, Констанс. Кен Уорли, к вашим услугам.

– Если у меня возникнут еще вопросы, можно к вам обратиться?

– Буду рад. И я надеюсь, вы с мистером Пендергастом хорошо проведете время в нашем городке.

Он выбросил вперед руку и продекламировал:

Констанс понимала, что человек, возможно, будет им еще полезен. Но ее терпение истощилось.

– «Воздух», – сказала она.

Уорли моргнул:

– Простите?

– «Воздух», – повторила Констанс. – Не «ветер». Еще раз спасибо за помощь, мистер Уорли.

И, изобразив намек на книксен, она вышла из здания.