Глава 3. Сунил

Онлайн чтение книги В тени вечной красоты. Жизнь, смерть и любовь в трущобах Мумбая Behind the Beautiful Forevers: Life, Death, and Hope in a Mumbai
Глава 3. Сунил

Абдул всегда был нервным, но в феврале 2008 года он стал еще более дерганым. Это заметили все мусорщики. Он то поигрывал монетами в кармане, то переминался с ноги на ногу, будто готовясь бежать стометровку, то жевал деревянную щепочку, выделывая при этом языком всякие фигуры.

Причины для беспокойства были вескими: по всему городу бродили банды молодчиков, заявлявших, что они коренные жители Махараштры и собираются выгнать всех пришлых с севера. Мигрантов, как их называли, бхайя, жестоко избивали в надежде, что они уберутся подальше, а рабочие места достанутся местным.

Хоть Абдул и родился в Мумбаи, все же отец его был с севера, а это значило, что вся семья вполне могла стать объектом атаки хулиганов. Шумные компании, выкрикивавшие «Бей бхайя!», рыскали по трущобам вокруг аэропорта, находили мигрантов – владельцев небольшого бизнеса, громили машины, принадлежавшие таксистам-северянам, отбирали разложенные на одеялах товары у уличных торговцев.

Этот бунт одних бедняков против других не был стихийным. Нынешнюю вспышку насилия нельзя было списать лишь на естественное социальное напряжение в большом городе, где безработица всегда была острой проблемой. В данном случае ксенофобию подогревали люди из благополучных кварталов. Главным вдохновителем выступлений против мигрантов был племянник основателя партии Шив сена. Он организовал собственное политическое движение и хотел продемонстрировать избирателям, что его сторонники ненавидят бхайя еще больше, чем приверженцы Шив сены.

Абдул прекратил работу и не выходил из дома, чтобы не стать жертвой этих «поборников справедливости», о которых мусорщики приносили все новые страшные вести. Кому-то сломали ребра, кому-то раскроили череп, двоих подожгли…

– Хватит! – наконец взмолился Абдул. – Пожалуйста, прекратите говорить об этом! Эти нападения – просто показуха. Несколько отморозков специально поднимают шум, чтобы напугать как можно больше людей.

Он повторял слова отца, Карама, который старался научить детей не волноваться по поводу того, на что они не в состоянии повлиять. Правда, Карам и Зеруниза время от времени шептались, вспоминая стычки между мусульманами и индуистами в Мумбаи в 1992–1993 годах и кровопролитные столкновения того же рода в соседнем штате Гуджарат. Но все же они старались обсуждать все это тайно от детей, которых воспитывали на патриотических песнях, воспевающих Индию как страну, где разные этнические группы, религии, языки и касты счастливо уживаются вместе.

Лучше всех на свете стран

Полуостров Индостан.

Ты – наш сад, а мы твои

Преданные соловьи.

Мелодия этой песни на слова Икбала[24]Икбал Мохаммед (1877–1937) – один из лидеров общественного движения Британской Индии, поэт, философ, один из провозвестников создания Пакистана. – Ред ., знаменитого поэта, писавшего на урду, была выставлена на мобильном телефоне Карама в качестве рингтона.

– Пусть дети сначала научатся добывать себе хлеб и рис, – говорил он жене, – а потом можно волноваться обо всем остальном.

Однако Сунил Шарма, наблюдательный двенадцатилетний мусорщик, понимал, что означает эта вечно пляшущая во рту Абдула щепочка. Он знал, что сортировщик мусора сильно, очень сильно обеспокоен.

Сунил, тоже чужак, пришелец-бхайя, хоть и индуист, часто с интересом рассматривал Абдула. Он считал, что тот трудится усерднее всех в Аннавади: «днем и ночью не поднимает головы». Однажды Сунилу представилась возможность близко рассмотреть Абдула при свете яркого дневного солнца. Поразительно! У него было лицо сломленного, усталого старика, только черные как угли глаза казались наивными и детскими.

Сунил был очень маленького роста, намного меньше Абдула, да и младше его. Но он считал себя умнее и проницательнее других мусорщиков. Для своего возраста он очень неплохо разбирался в людях и мотивах, которыми те руководствуются. Этому он научился в приюте при монастыре «Служительниц благословенной троицы».

Несмотря на то, что формально Сунил не был сиротой, он давно смекнул, что иногда выгодно так называться. Ему было ясно, что обороты речи, вроде «этот брошенный ребенок, больной СПИДом» или «я когда-то была первой помощницей Матери Терезы», позволяли сестре Полетт, монахине, заведовавшей детским домом, получать больше пожертвований от иностранцев. Сунил понимал, по какой причине дети в приюте едят мороженое, только когда приезжают фотографы из газет. И он прекрасно видел, что продукты и одежда, присланные сиротам, с успехом перепродаются за воротами интерната. И все же его почти никогда не сердило, что он обнаруживал неприятную «изнанку» в поведении того или иного человека. Он просто считал, что очень полезно разбираться в том, как устроен мир, и уметь различать, что скрывается за красивым фасадом. Когда сестра Полетт решила, что монахини не в состоянии заботиться о мальчиках старше одиннадцати лет, и выгнала Сунила на улицу, он не пришел в уныние, а постарался вспомнить все хорошее, чему научился у нее. А ведь он многое почерпнул в приюте: начал читать на родном хинди, освоил язык маратхи, считал до ста на английском, умел находить Индию на карте мира. Мальчик даже познакомился с умножением. А еще он понял, что монахини не так уж отличаются от других людей. Во всяком случае, не так сильно, как они сами утверждают.

Его десятилетняя сестра Сунита не пожелала оставаться в интернате без брата, и они вместе отправились в Аннавади. Здесь когда-то жила их семья, но их мать давно умерла от туберкулеза. Однако отец был жив и по-прежнему снимал хибару в самом зловонном переулке, где полудикие свиньи регулярно лакомились привозимыми из отелей и сваливаемыми тут же протухшими продуктами. Жилище было размером три на два метра, грязное, темное, вечно заваленное дровами для приготовления пищи. Сунил стыдился называть это «домом» точно так же, как стыдился называть отцом оборванного пьяницу, от которого вечно разило перегаром.

В те редкие часы, когда отец не был пьян, он трудился на строительстве дорог, чтобы снова заработать на выпивку. Еды он почти не покупал. Сунил сам присматривал за сестрой и заботился о ее пропитании. Однажды, когда ему было пять или шесть лет, он потерял ее на целую неделю, но с тех пор старался не упускать ее из виду.

История о том, как она потерялась, была одним из немногих воспоминаний его раннего детства. Тогда мать Раула Айша вдруг взялась ему помогать. Ее почему-то страшно огорчило исчезновение Суниты. Каким-то образом Айша отыскала девочку в южной части города, а потом ввалилась к их отцу и заявила, что его дети погибнут, если он будет так пить. Вскоре после этого тетя Айша взяла их с сестрой за руки и повела куда-то. Они переходили через ведущее в аэропорт шоссе, будто обычная семья – мама и двое малышей. Но когда добрались до черных металлических дверей детского приюта, Айша развернулась и ушла.

За несколько лет, проведенных в приюте, он не раз возвращался в Аннавади. Его отсылали туда всякий раз, когда он заболевал ветрянкой или желтухой или когда случалась какая-нибудь другая неприятность, угрожавшая здоровью и благополучию остальных подопечных сестры Полетт. Так что он не терял навык сбора мусора. Он привык, что из-под дров в хижине могут вылезти крысы и покусать его, пока он спит, а также смирился с практически постоянным и неотступным чувством голода.

Раньше Сунил и Сунита просто выходили вечером на улицу и молча стояли рядом с домом кого-то из соседей, когда те ужинали. Рано или поздно какая-нибудь сердобольная женщина выносила им тарелку с едой. Сунита и сейчас могла бы таким образом добывать себе пищу, но ее брат был на два года старше и уже вышел из того возраста, когда мальчику гарантировано сочувствие взрослых. Правда, в свои двенадцать он выглядел на девять. С одной стороны, Сунила, чувствовавшего себя представителем сильного пола, это очень огорчало, с другой – можно было попробовать извлечь из этого какую-то пользу. Однако оказалось, что он уже просто не способен ни у кого вызвать жалость, потому что слишком горд для попрошайничества.

Впрочем, это печалило его только тогда, когда очень хотелось есть. Еще в детском доме, когда туда приезжали богатые белые женщины, Сунил отказывался выпрашивать у них мелочь. Напротив, он тешил себя надеждой, что его сдержанность и застенчивость привлекут особое внимание кого-то из гостей. Годами он ждал такого момента: вот сейчас кто-то посмотрит на него повнимательнее, подойдет и станет расспрашивать… Он решил, что назовется «Санни»[25]Санни ( англ . Sunny) означает «солнечный» – Пер .. Такое имя должно понравиться иностранцам. Со временем мальчик понял, что, скорее всего, его план не сработает. Он со своим чувством собственного достоинства просто терялся среди множества жалких, плачущих попрошаек. Но к этому моменту он настолько привык никого ни о чем не просить, что это уже стало частью его натуры.

В первую неделю после того, как они окончательно покинули приют, когда мальчик еще толком не мог вспомнить, как и где собирать мусор, он украл у спящего отца сандалии и продал их Абдулу, чтобы иметь возможность купить хоть какую-то еду. Он успел съесть пять вада павов[26]Вада пав – популярное индийское блюдо, представляющее собой сандвич из двух картофельных котлеток и несладкой булочки. Распространен в заведениях фаст-фуда штатов Махараштра и Гуджарат. – Ред ., прежде чем отец проснулся, хватился пропавшей обуви и как следует всыпал сыну. В другой раз Сунил стащил из дома и продал казан, в котором готовили еду. Свои собственные сандалии он променял на небольшой мешок риса. После этого выяснилось, что больше продать нечего. Голодные спазмы иногда можно было ненадолго унять, найдя сломанную или полувыпотрошенную сигарету и сделав несколько затяжек. А еще, когда особо сильно сосет под ложечкой, неплохо было полежать. Мучил его не столько сам голод, сколько ужасная догадка, что именно недоедание не позволяет ему расти.

Сунил унаследовал от отца полные губы, широко расставленные глаза и густую копну волос, зачесываемых назад со лба. (Одной из особенностей отцовской внешности было то, что его прическа всегда выглядела прилично, даже если тот спал, уткнувшись головой в сточную канаву). Но мальчик опасался, что ему, помимо прочего, генетически передалась отцовская низкорослость.

Он перестал расти год назад, еще когда жил в приюте. Сначала Сунил попытался убедить себя, что это лишь временно: мол, организм держит паузу и набирает силы для нового серьезного рывка. Но Сунита-то продолжала тянуться вверх и уже была выше его, несмотря на разницу в возрасте.

Чтобы подстегнуть гормональную систему, нужно было получше заботиться о своем здоровье, а значит, отказаться от сбора отходов. Невозможно не замечать, как быстро это занятие сводит в могилу юных мусорщиков. Лазая по коллекторам и бакам, они зарабатывали шрамы, которые потом долго нарывали. На коже заводились всяческие паразиты, в волосах кишели вши. Гангрена изъедала пальцы, ноги отекали и становились толстыми, как стволы деревьев. Неудивительно, что Абдул нередко заключал со своими братьями пари: они спорили, кто из мусорщиков умрет следующим.

У Сунила был свой «список смертников». По его мнению, подошла очередь того полусумасшедшего парня, который разговаривал с гостиницами и считал, что «Хайат» собирается его убить.

– Думаю, у этого «истек гарантийный срок», – заметил Сунил Абдулу. На что тот возразил:

– Нет, следующий – парень-тамил, у которого белки глаз из желтых стали оранжевыми.

И Абдул оказался прав.


Как и большинство мусорщиков, Сунил хорошо представлял, как он выглядит со стороны. Те, кто едет в аэропорт, видели перед собой растрепанного босоногого мальчишку, жалкого и чумазого. К концу зимы он решил придумать себе новый образ, чтобы избежать этих презрительных, как ему казалось, взглядов. Его походка стала более вальяжной, будто он не торопясь шел в школу и глазел по сторонам. Так он ходил только вдоль шоссе. Мешок для мусора по утрам бывал еще пуст, и он нес его под мышкой или набрасывал на плечи, как плащ супергероя. А если проедет мимо сестра Полетт в своем белом микроавтобусе с водителем, он наденет мешок себе на голову. «Сестра Полетт-Туалет», так он теперь мысленно называл ее. Наверное, рыщет сейчас по окрестностям в поисках более пригодных, чем подросток Сунил, сирот для сбора пожертвований.

На этой дороге рано утром он часто видел хорошо одетых молодых женщин. Они спешили с автобусной остановки на работу в отели, и в руках у них были сумочки размером с небольшой чемодан. На узком тротуаре в час пик лучше не сталкиваться с обладательницей такого «дамского ридикюля»: одним неловким движением она может столкнуть ребенка на проезжую часть. Но на рассвете большого потока пешеходов не было и казалось, что места в городе хватит всем.

Однако в любом случае вместо того, чтобы двигаться вдоль оживленной дороги, лучше было побродить по садам, которые новое руководство аэропорта разбило по обе стороны трассы. Сунил отлично лазил по деревьям и собирался, когда на кокосовых пальмах появятся плоды, поживиться ими. Правда, пробираясь среди деревьев и цветов, надо внимательно смотреть под ноги, чтобы не наступить на полуживых наркоманов, которые нередко валялись среди лилий.

Отсюда, с трассы, квартал Аннавади совершенно не был виден. Заметен был только дым от костров, на котором его жители готовили еду. Менеджмент аэропорта распорядился возвести вдоль шоссе сверкающее алюминиевое заграждение, чтобы скрыть трущобы от водителей и пассажиров автомобилей, направляющихся в международный терминал. А те, кто подъезжал с другой стороны, тоже не замечали бедных хижин. Их скрывала бетонная стена, увешанная ярко-желтыми, солнечными рекламными плакатами. На них красовалась реклама итальянской напольной плитки. Много раз повторенный лозунг компании-производителя гласил: «Вечная красота! Вечная красота! Вечная красота!». Сунил часто перелезал через эту стену в поисках отходов, но все без толку: территория вдоль шоссе была идеально чистой.

Самым перспективным местом сбора мусорных трофеев была Карго-роуд – дорога, ведущая к грузовому терминалу. На подъездах к нему все было заставлено фурами и платформами для перевозки крупногабаритного товара. Стоящие здесь контейнеры всегда были набиты до отказа, к тому же рядом примостились дополнительные баки для пищевых отходов. С каждым днем здесь появлялось все больше мусорщиков, и конкуренция между ними росла. Некоторые взрослые сборщики отходов не раз грозили приближающемуся Сунилу ножами. Но чаще они придерживались другой тактики: сначала позволяли наполнить мешок, а потом давали ему подзатыльник и отбирали все найденное. А женщины из касты матангов, традиционно занимающиеся мусорным промыслом, нередко закидывали конкурентов камнями. Они всегда одеты в красные и зеленые сари, а в крылья носа им с самого рождения вставляют блестящее украшение. Когда Сунил встречал их в Аннавади в очереди к весам, на которых все взвешивали дневной «улов», они бывали с ним очень ласковы. Но в целом матанги считали Сунила, принадлежащего к касте плотников из штата Уттар-Прадеш, да и других ему подобных, оккупантами. В последнее время представители других каст стали все чаще вторгаться в исторически принадлежащие матангам владения, отбирая их хлеб. Действительно, мусор всегда есть и будет, а другую постоянную работу поди еще найди.

Но еще хуже было то, что уборкой и сбором отходов в городе стали все больше заниматься организованно – муниципальные и частные компании. Целая армия служащих в униформе следила за тем, чтобы в международном терминале и рядом с ним было идеально чисто. Крупные утилизационные предприятия централизованно вывозили мусор из пятизвездочных отелей. «Это ведь просто золотая жила!» – шепотом повторял сортировщик Абдул. По улицам все чаще колесили городские мусоросборные машины – это было частью инициированной звездами Болливуда кампании, целью которой стало избавить Мумбаи от ярлыка грязного мегаполиса. Над контейнерами повесили красивые оранжевые таблички с напоминанием: «Соблюдайте чистоту!»

Некоторые мусорщики-одиночки всерьез опасались, что вскоре для них не останется никакой работы.

В конце тяжелого дня, а таких у Сунила было много, он сдавал Абдулу то, что удалось уберечь от посягательств алчных коллег по цеху. Матангам удавалось заработать в среднем по сорок рупий в день, но у Сунила выходило не более пятнадцати – эквивалент тридцати трех американских центов. Мальчик понимал, что никогда не вырастет, пока не найдет альтернативные места сбора отходов, такие, о которых другие не подозревают. Придя к такому выводу, он перестал обращать внимание на конкурентов и стал пристальнее наблюдать, кто и как выбрасывает мусор. Так поступали все вороны в Аннавади: они сначала долго кружили и рассматривали интересный объект, а потом уже спускались, чтобы взять свое.

Богатые туристы наверняка оставляли много ценного в мусорных урнах в международном терминале и рядом с ним. Но охрана аэропорта безжалостно прогоняла всех мусорщиков, которые пытались вступить на эту территорию. Старожилы в Аннавади говорили, что они вышвыривали даже детей, которые хотели просто посмотреть, как меняются надписи на табло прилета: они перелистывались с забавным звуком «чаки-чаки-тр-р-р». У рабочих на стройке нового терминала тоже, наверное, был подходящий для утилизации мусор. Но площадка была огорожена высоким бело-голубым металлическим забором, перелезть через который невозможно. В полицейском участке Сахар, располагавшемся на территории аэропорта, тоже было чем поживиться. Но, как и все жители Аннавади, Сунил боялся полиции. Оставалось одно: обратить внимание на стоянку желто-черных такси рядом с офисом полиции. На самой стоянке ловить было нечего, так как ее курировали другие мусорщики, но может, в ее окрестностях что-то отыщется?

Водители, ожидавшие клиентов, покупали еду тут же, в небольшой продуктовой палатке.

Большинство таксистов, выпив чай из пластиковой чашки и съев самосу[27]Самоса – небольшой треугольный пирожок с начинкой из овощей с пряностями. – Ред ., бросали мусор прямо себе под ноги. Так поступали очень многие, но не все. Некоторые перекидывали стаканчики и бутылки за низкую каменную стену за палаткой. С другой стороны стена выходила на крутой и высокий, примерно двадцатиметровый склон, который вел к реке Митхи. Точнее, это была не сама река, а бетонный отвод, в который ее перенаправили из родного русла при расширении аэропорта. Наверное, водители воображали, что их мусор попадает в воду, и его уносит бурным потоком куда-то далеко. На самом же деле отходы не долетали до реки, а по большей части скапливались с другой стороны стены на каменном уступе на полтора метра ниже ее верхней части. Ветер прибивал сюда и всякий другой пролетающий мимо мусор. Все это Сунил выяснил, забравшись на стену и внимательно рассмотрев то, что находится внизу. Выступ был узким, но худой и ловкий мальчик мог бы попробовать, балансируя, собрать эти трофеи.

Конечно, спрыгивая со стены на уступ, он мог промахнуться или оступиться. Тогда он упадет в реку. Плавать Сунил умел: он научился этому в Наупаде, трущобном квартале рядом с отелем «Интерконтиненталь». Каждый год во время сезона дождей квартал затопляло. При этом он никогда не слышал, чтобы в Наупаде кто-нибудь утонул. Наоборот, все считали, что плавать по улицам очень даже весело. Чего не скажешь о реке Митхи, изобиловавшей и непредсказуемыми подводными течениями, и водоворотами. Случалось, здесь гибли люди.

Уступ тянулся от стоянки такси вдоль всей стены (а это почти 120 метров) и в конце упирался в низкое ограждение, за которым располагалось ведущее в аэропорт шоссе. Иногда проезжавшие водители притормаживали и указывали друг другу и своим пассажирам на мальчонку, осторожно шагающего по узенькому выступу высоко над водой. Глядеть на это было страшновато. Но Сунилу нравилось, что со стороны он выглядит, как настоящий каскадер. На деле все это было не более опасно, чем отираться на Карго-роуд или собирать мусор на улицах, по которым ходят банды, выкрикивающие «Бей бхайя!». К тому же он готов был идти на риск, только бы не остаться карликом или коротышкой. По мере того, как он продвигался по уступу, мешок распухал, и нести его было неудобно. Но он научился концентрировать внимание только на том месте, которое видел прямо перед собой, и не смотреть ни вниз, ни далеко вперед.


К марту беспорядки утихли. Однако их последствия еще долго давали о себе знать в Аннавади и других бедных районах. Многие выходцы с севера в течение двух недель вообще не выходили на работу, боясь расправы. Вынужденный простой сразу сказался на их и без того бедственном материальном положении. Многие решили покинуть город. Получалось, что новая политическая партия Махараштра Навнирман сена, пытавшаяся изгнать мигрантов из Мумбаи, отчасти добилась своего.

За некоторое время до всех этих событий родители Абдула сдали помещение размером около тринадцати квадратных метров на задах своей хижины авторикше-индуисту, приехавшему вместе со своим обширным семейством из штата Бихар. Водитель с братом-сменщиком взял трехколесное такси в аренду за двести рупий в день. Эту плату нужно было вносить ежедневно, не исключая и период беспорядков, в который авторикши не выходили на работу. Теперь у них не было денег ни на бензин, ни на оплату жилья. Как-то днем в середине марта расстроенная жена бихарца постучала к Зерунизе, чтобы попросить у нее отсрочки.

– Ты видишь, в каком мы положении! Не выгоняй нас! – молила она.

– Но ведь беспорядки причинили ущерб всем нам, – возразила Зеруниза, только что приложившая двухлетнего Лаллу к груди. – Абдул тоже был вынужден сидеть дома. Я тебе всю правду говорю, нам нечего скрывать. Ты знаешь, что у отца моих детей слабое здоровье. Мы тоже в любой момент можем оказаться на улице с пустыми карманами.

Она всегда придерживалась такой стратегии: преувеличивала свою бедность в разговорах с соседями, другими мусорщиками и полицейскими, требовавшими взяток.

– Но ведь ваш бизнес процветает, он поможет вам выжить, – возразила женщина из Бихара, теребя концы зеленого шарфа, покрывавшего ее голову. – Да и дом у вас есть, он никуда не денется. А мы, ты же понимаешь, живем одним днем, еле на еду зарабатываем. Мой муж много работает, и дети у меня хорошие.

Действительно, ее средний сын был лучшим учеником в маленькой группе, организованной Манджу, дочерью Айши. Он знал английский алфавит и на каждую букву мог привести в пример английское слово.

Зеруниза попыталась свернуть на политику:

– Господи, эти проклятые деятели из Шив сены, или как там их новая партия называется! Они уже столько лет пытаются выжить нас отсюда. Но мы же трудимся! Мы не просим у них милостыню. Как будто они нас кормят на свои средства. Они только тем и занимаются, что пытаются устроить заваруху на пустом месте…

Бихарская арендаторша сжала концы своего шарфа. Ей совсем не хотелось дискутировать о политике, особенно с Зерунизой, которую, как поезд без тормозов, могло занести очень далеко. Она долго рассматривала ящерку на стене, забавно разевавшую маленькую пасть. И, наконец, решилась прервать длинную тираду матери Абдула.

– Что подсказывает тебе сердце? Я-то могу забрать детей и уехать с ними обратно в деревню. Вернусь, как дура, ни с чем. Стыдно перед соседями и родственниками, ну да ладно. Там хотя бы есть огород, который обеспечит нам пропитание. Но что делать моему мужу и его брату? Я же не могу оставить его на улице…

Она долго смотрела в глаза своей товарке-мусульманке, пока ей не пришлось отвести взгляд.

Мусорщики говаривали про госпожу Хусейн: у этой даже десять сильных мужиков не вытянут кошелек из кармана. Глаза просительницы наполнились слезами, а Зеруниза прижала засыпающего Лаллу к себе и стала баюкать его. Это тоже за ней замечали другие: она использовала уже подросшего и избалованного двухлетнего малыша как щит, отгораживаясь им от чужих проблем.

Семейству из Бихара пришлось освободить комнату, и вскоре жена с детьми села в поезд, который через трое суток должен был доставить ее домой.

– Она же сама сказала: «Прислушайся к голосу сердца», – объяснила мать Абдулу через несколько дней. – А сердце подсказало мне, что если мы не получим эти деньги, то не сможем внести следующий взнос за участок в Васаи. Что, если твой отец снова попадет в больницу? Наконец нам удалось что-то заработать и скопить. Но если мы решим, что уже все замечательно и расслабимся, то застрянем в Аннавади навсегда и будем вечно кормить здесь мух.

– После сезона дождей въедут новые арендаторы. Никуда они от нас не денутся, – объявил Абдул Сунилу и другим мусорщикам. Он передал им то, что говорил по этому поводу отец. Да, город был суров, а иногда даже жесток к мигрантам, и все же здесь в отличие от сельских районов можно было хоть как-то заработать на жизнь.


Много лет территория аэропорта, благодаря которому так или иначе кормились все обитатели Аннавади, была неухоженной и бестолково организованной. В здании вечно отовсюду свисали разномастные провода, периодически прорывало канализацию… Однако сейчас, на волне экономического подъема, правительство решило преобразить «воздушные ворота города» и отдало управление аэропортовой зоной в частные руки. Для этого был создан консорциум из нескольких фирм, ведущую роль в котором играла корпорация GVK. Новые менеджеры, люди амбициозные и целеустремленные, мечтали навести здесь порядок и построить современные терминалы, прекрасные с архитектурной точки зрения и отвечающие последнему слову техники. Все это должно было впечатлить гостей города и внушить им, что Мумбаи поистине является одним из значимых центров мировой цивилизации. Помимо прочего, государство поручило частным управляющим снести трущобы – Аннавади и еще тридцать такого же рода поселений, стихийно выросших на формально никому не принадлежащей земле. И хотя разговоры о том, чтобы стереть с лица земли бедные кварталы вокруг аэропорта, шли очень давно, похоже, на этот раз GVK и муниципальные власти решили довести дело до конца.

Привести в порядок всю территорию, прилегающую к аэропорту, требовалось прежде всего из соображений безопасности. Чем не уважительная причина, чтобы выгнать давно обосновавшихся здесь бедняков? Их было, по грубым подсчетам, около девяноста тысяч семей. Другим мотивом для сноса трущоб была высокая стоимость этой земли. Там, где сейчас ютились лачуги, можно будет начать многоэтажное строительство, которое принесет фантастическую прибыль. Третий фактор был не менее весомым. Аэропорт носил гордое название «Новые ворота Индии» (его украшал красочный логотип с распустившим хвост павлином). А трущобы вовсе не были предметом гордости индийцев. Напротив, это была одна из наиболее болезненных проблем, которой стыдилась страна, признанная одной из самых быстро развивающихся в мире.

Крупные банки Америки и Великобритании переживали острый кризис, и капитал устремился на восток. Сингапур и Шанхай смогли дать ему приют и сказочно расцвели с притоком западных денег. Что до Мумбаи, то город мог бы и лучше воспользоваться ситуацией. Здесь тоже было много молодых, перспективных, легко обучаемых людей, чей труд стоил недорого. Но вот незадача: индийская финансовая столица была также широко известна как столица трущоб. Несмотря на растущую экономику, более половины жителей Большого Мумбаи обитали в сколоченных из подручных материалов времянках. Некоторые иностранные бизнесмены взирали на расстилающиеся под крылом садящегося лайнера убогие хижины с отвращением, другие – с жалостью. Но почти все приходили к выводу, что в современном, развитом, эффективно управляемом мегаполисе такое явление неуместно.

В Аннавади понимали, что дни квартала сочтены. Дома обречены на снос, да и рабочих мест, дававших местным жителям пропитание, скоро не будет. И все равно люди цеплялись за эти двадцать соток земли, служившие им единственным пристанищем в городе. Район условно разделялся на три части. Абдул и Раул жили в так называемом Тамил Саи Нагаре, самом старом и относительно чистом уголке, примыкающем к общественным туалетам. Там же, где обитал Сунил, было беднее и грязнее. Здесь обосновались далиты из сельских районов штата Махараштра. (Далиты, также именовавшиеся ранее неприкасаемыми, занимали самое низкое положение в иерархии индийских каст и цехов – предельно сложной и консервативной системе, предписывающей каждому человеку от рождения определенный род занятий и закреплявшей за ним определенное место в обществе). Далиты из Аннавади назвали свой «микрорайон» Гаутам Нагар в честь восьмилетнего мальчика, умершего от воспаления легких, когда власти аэропорта в очередной раз «зачищали» трущобный район.

Третья часть представляла собой даже не улицу, а испещренную рытвинами дорогу у самого входа в Аннавди. Здесь не было лачуг. Большинство мусорщиков обитало в этой части квартала. Спали они на своих мешках, чтобы коллеги по цеху не украли их сокровища.

Мелкие воришки, устраивавшиеся на ночлег прямо в выбоинах дороги, промышляли на строительных площадках вокруг аэропорта, где рабочие по рассеянности иногда оставляли без присмотра ящики с инструментами, шурупами и гвоздями. До того, как аэропорт приватизировали, многие из нынешних воров работали там носильщиками: доставляли багаж приезжающих к машине и получали чаевые. Но после того, как возвели роскошный международный терминал, сравнимый по великолепию с соседними пятизвездочными отелями, из него изгнали всех носильщиков-оборвышей, а также попрошаек – матерей с младенцами и ожидающих подаяния на еду, а также детей, приторговывающих маленькими сувенирными изображения божков.

Бывшие носильщики, а ныне воры, жили чуть лучше мусорщиков вроде Сунила, но почти все заработанные деньги тратили на острый рис с курицей, который готовила китаянка, владелица маленького ларька рядом с трассой. Обычно они завершали трапезу порцией наркотика – канцелярского корректора для замазывания опечаток Eraz-ex, индийским вариантом американской замазки для чернил Wite-Out. Служащие из офисов выбрасывали не до конца израсходованные флакончики с белой вязкой жидкостью, а бездомные мальчишки из Аннвади подбирали их, потому что знали: это очень ценные остатки. Осадок, скопившийся на дне, можно слегка разбавить собственной слюной, размазать по тряпке и вдыхать. И тогда, после длинного трудового дня, в ночи, получишь заряд бодрости и хорошего настроения.

Правда, постоянный прием Eraz-ex влек за собой большие неприятности. Абдул как-то указал Сунилу, что пристрастившиеся к нему люди либо резко худеют, а их ноги и руки становятся тонкими, как спички, либо у них вспучивает животы и появляются резкие боли.

Абдул почему-то испытывал симпатию к мусорщику-недоростку. Было видно, что мальчишка любознателен и умеет радовался необычным вещам. Например, недавно он увидел карту города рядом со столовой для работников аэропорта и потом рассказывал о ней в Аннавади с таким восторгом, будто нашел слиток золота в сточной канаве. Он все удивлялся, почему других мусорщиков это не интересует. Абдулу были знакомы эта тяга к знаниям и это любопытство к явлением, оставляющим других равнодушными. Однако сам он уже давно перестал делиться с окружающими своими переживаниями по тому или иному поводу и никому не объяснял, что именно у него лично вызывает энтузиазм. Он был уверен: Сунил тоже со временем поймет, что он не такой, как все.

Что до Сунила, тот не мог не замечать, что наркоманы, грабящие стройплощадки, живут легче и веселее, чем Абдул, трудяга и трезвенник. По весне воры с радостными криками заполнили первый в Аннавади «развлекательный центр» – придорожную хижину с двумя громоздкими автоматами для нехитрых видеоигр.

Держал это заведение бывший предводитель тамилов, первых «колонистов» Аннавади. Потеряв политическое влияние, он занялся утилизационным бизнесом и пытался переманить у Абдула его поставщиков-мусорщиков. Этот тамил был почти таким же хитроумным и изворотливым, как Айша. Так, он одалживал мусорщикам небольшие суммы, иногда по одной рупии – такова была стоимость одной игры в Bomberman[28]Bomberman – классическая компьютерная игра типа аркады. – Ред . или Metal Slug 3[29]Metal Slug 3 – популярная компьютерная игра в жанре «стрелялки». – Ред .. Он дарил им куски мыла и ссужал деньгами на еду. А ворам предоставлял в аренду инструменты для перерезания колючей проволоки или снятия колпаков с колес автомобилей. Понятно, что за все эти одолжения мусорщики и воры должны были нести именно к нему свой товар.

Хусейны считали такую конкуренцию нечестной. В одну из ночей жажда мести заставила Мирчи пробраться в зал игровых автоматов и взломать их, забрав из накопителя всю мелочь. Но старый тамил лишь рассмеялся, узнав об этом ограблении. Доход от автоматов был ничтожным в сравнении с прибылью от продажи краденого.

Из всех бездомных мальчишек Сунил особо выделял одного – язвительного пятнадцатилетнего Калу, которого с некоторой натяжкой можно было назвать другом Абдула. Калу часто высмеивал хозяина игрового центра и издевался над тем, что у него очень короткий лунги. К тому же он всегда возражал против распространяемых тамилом слухов, будто мусульмане, и Абдул в том числе, наглые обманщики, подкладывающие магниты под весы. Калу тоже подворовывал, причем специализировался на аэропортовых мусорных баках, в которых нередко можно было найти обломки алюминия. Он ловко пробирался на участки, где были установлены баки, несмотря на то, что часто они были обнесены забором с колючей проволокой. О его нечувствительности к боли ходили легенды. Благодаря канцелярской замазке, которая использовалась также как бальзам, заживляющий порезы от колючей проволоки, Калу мог по три раза за ночь перелезать через такие заборы и обратно. После того, как он продавал добытый цветной лом Абдулу, Калу обычно давал несколько рупий на еду Сунилу.

Как и Сунил, Калу потерял мать, когда был совсем маленьким. Он работал с десяти лет. Какое-то время даже служил в мастерской по огранке алмазов на местной фабрике, которая охранялась, как военный объект. Но когда он рассказывал об этом другим мальчишкам, те почему-то выходили из себя:

– Что же ты не засунул алмаз себе в ухо и не вынес с фабрики?

– Почему бы тебе не засунуть десять алмазов себе в задницу!

Они не верили, что существуют специальные аппараты-детекторы, через которые надо было проходить каждый день, выходя за ворота.

Сунилу очень нравились то, как вдохновенно Калу пересказывал сюжеты разных фильмов детям, никогда не бывавшим в кино. Это были мини-спектакли: то он, пронзительно причитая на некоем подобии бенгали[30]Бенгали – один из индийских языков, принадлежащий к индоиранской ветви индоевропейской языковой семьи. Распространен в штатах Западная Бенгалия и Трипур, а также в Бангладеш. Численность носителей оценивается в 200–250 млн человек. – Ред ., изображал сумасшедшую из болливудского триллера «Лабиринт». То издавал гортанные звуки, имитируя китайский язык, и перевоплощался в Брюса Ли из «Выхода дракона». Показывать Кинг-Конга ему надоело, хотя восхищенная публика постоянно этого требовала. Калу больше нравился другой объект для подражания – Дипика из «Ом Шанти Ом».

– Арре кья итем хаи! – возглашал он, пританцовывая. – Только она умеет так неподражаемо стаскивать с себя все эти старомодные наряды.

Если «разобрать на элементы» лицо Калу, можно было бы сказать, что черты у него довольно простые и грубые: маленькие глазки, плоский нос, заостренный подбородок, темная кожа. Калу, или «черный мальчишка» – не имя, а презрительная кличка, которую дали ему бездомные ребята. При этом они относились к нему с уважением, и не только из-за того, что он презирал боль. С ним всегда было весело, и это поддерживало его авторитет. Когда наскучивало изображать кинозвезд, Калу принимался пародировать соседей – в основном тех, что со странностями, в том числе и Одноногую с ее яркой помадой и откляченным задом. Не так давно она принялась соблазнять одного совсем молоденького парнишку, бездомного наркомана, подсевшего на героин. Фатима завлекала его к себе, когда муж уходил на работу. Это привлекло всеобщее внимание: бродяге посчастливилось заниматься сексом, пусть и с убогой калекой, – это было удивительно.

Сунил часто подслушивал разговоры Калу, которые тот вел с приятелями после наступления темноты. Так маленький мусорщик узнал, что полиция нередко подбрасывает бродягам наводки: указывает на склады, где можно стянуть кое-какие строительные материалы. Потом полицейские получают свою долю от продажи украденного. Однажды около полуночи Сунил услышал, как Калу с несвойственной ему серьезностью обсуждает с Абдулом неудачную вылазку на одну из стройплощадок.

Оказывается, один полицейский недавно посоветовал вору наведаться на не огороженный забором с колючей проволокой участок, где прямо на земле лежат заготовленные для каких-то работ металлические листы. В разговоре Калу именовал это место «мастерскими». Он побывал там час назад и действительно раздобыл несколько кусков железа. Но тут за ним погнался охранник, так что пришлось припрятать добычу в высоких кустах, чтобы убегать налегке.

– Если я к утру не заберу все это, железо отыщет кто-то другой, – сказал Калу Абдулу. – Но сейчас я слишком устал, чтобы вернуться за ним.

– Так поспи несколько часов и попроси кого-то из мальчишек разбудить тебя среди ночи, – посоветовал Абдул.

Но все бездомные уже приняли наркотики и пребывали в глубоком забытьи. Да и в нормальном состоянии пунктуальностью они никогда не отличались.

– Я могу тебя разбудить, – предложил Сунил. Вечно копошащиеся в его хижине крысы в любом случае не давали ему толком уснуть.

– Хорошо, – сказал Калу. – Растолкай меня в три часа утра. Если не придешь, мне конец.

Последнею фразу он произнес легко и весело. Он всегда говорил таким тоном. Но Сунил принял это близко к сердцу. Он улегся на майдане в нескольких метрах от Абдула и следил за временем, наблюдая за движением луны. Когда, по его мнению, было примерно три, он отыскал Калу – тот спал, свернувшись на заднем сиденье моторикши. Он встал, отер рукой рот и сказал:

– Парень, который должен был пойти со мной, сейчас совсем в невменяемом состоянии. Может, ты составишь мне компанию?

Маленький мусорщик сначала испугался, затем удивился, а потом понял, что польщен таким высоким доверием.

– Ты не боишься воды? – спросил Калу.

– Нет, я умею плавать. Я плавал в Наупаде.

– А простыня у тебя есть?

Как раз простыня у Сунила имелась. Он сбегал за ней в свою хижину, а потом отправился со старшим товарищем к ведущему в аэропорт шоссе. Когда они переходили дорогу, Сунил замотался в простыню. Он весь дрожал, хотя ночь была теплая. Калу посмотрел на него и засмеялся:

– Так ты напугаешь людей! Они решат, что ты привидение!

Сунил неохотно свернул простыню и сунул ее под мышку.

Они шли к международному терминалу. Машин вокруг было довольно много. Калу объяснил, что в это время прилетает много самолетов из Европы и Америки. Он выучил расписание и названия многих мировых столиц, еще когда подрабатывал в аэропорту носильщиком. Калу утверждал, что лучшие чаевые дают гости из Саудовской Аравии, из Америки и Германии – именно в таком порядке.

Они миновали сверкающую надпись «Вылет», а затем какие-то заграждения, воздвигнутые службой безопасности. На них красовалось пожелание «Счастливого пути!». Мальчишки быстро пробежали по грубо замощенной дороге, по которой к зданию подъезжала строительная техника, и свернули в темный переулок. Сунил хорошо знал это место и мог ориентироваться здесь практически вслепую. Сначала высокий забор, за которым готовили подаваемую в самолетах еду. Потом открытый пустырь, использовавшийся как отхожее место. Тут мусорщик нередко подбирал пустые пластиковые бутылки от воды. Вскоре они оказались на берегу широкого притока реки Митхи. Сунил иногда приходил сюда, чтобы поймать мангура[31]Мангур – сравнительно небольшая усатая пресноводная рыба с узким телом. Распространена в водоемах Индии. – Ред . и продать его в Аннавади. Когда он был маленьким, вода в реке была еще голубой и прозрачной. «Как в бассейне!» – вспоминал он. С тех пор она почернела и дурно пахла, однако рыба все же сохранила свой прежний сладковатый вкус.

Чуть правее на другой стороне реки высились заборы, защищавшие от посторонних глаз огромные ангары, залитые светом прожекторов – туда на ночную «парковку» загоняли авиалайнеры. Но левее (а именно туда, как сказал Калу, они направлялись), было тихо и сумрачно. Сунил мог различить только хилое пирамидальное дерево ашока[32]Дерево ашока – сарака индийская, вечнозеленое дерево, красиво цветущее весной ярко-оранжевыми цветками. В Индии считается священным. – Ред . и какие-то навесы за ним. Калу вошел в вонючую воду и поплыл. Сунил последовал за ним. Так они добрались до мелководья и оттуда шли до берега пешком. Идти было легко: течение в этой части притока было несильным, сезон дождей миновал еще девять месяцев назад. И все-таки, когда они выбрались на сушу, Сунил почувствовал, что устал и наглотался грязной воды.

То, что Калу называл «мастерскими», оказалось огромным новым промышленным складом. Здесь хранились просто горы промышленных «сокровищ»: гранулят, пластификаторы, смазочные масла. Просто горы индустриальных сокровищ: голубоватые фонари перед несколькими павильонами освещали фигуры охранников. Их тени казались огромными, метров десять в длину.

Оценив обстановку, Сунил захотел немедленно ретироваться обратно в реку. Но Калу уверил его, что знает кружной путь к тому месту, где он спрятал в кустах железо.

– Охранники не заметят нас, – уверял он. – Это не опасно.

Так оно и вышло. Куски металла напоминали диски от штанги и оказались очень тяжелыми. Тут встал главный вопрос: сколько каждый из мальчишек сможет унести, чтобы не потонуть в речном потоке. Наконец решили взять по три каждый и загрузить их в простыни, подвязанные на груди, как мешки.

На обратном пути ничего непредвиденного не произошло, и уже через пятнадцать минут они вернулись в Аннавади. На заре проснулся Абдул и купил краденое железо за триста восемьдесят рупий. Сунилу досталась треть этой выручки, а сколько получил полицейский-наводчик, он так и не узнал. Калу ни на что не жаловался, был спокоен и, наверное, доволен полученным барышом.

Для Сунила это стало первым более или менее приличным доходом в его жизни. Что ж, оставалось только прокутить его в кинотеатре Pinky Talkie Town. Калу повел своего друга в кинотеатр, где того поразила прежде всего чистота и ковры на полу. Они пошли на дневной сеанс и посмотрели американский фильм с актером по имени Уилл Смит в главной роли[33]Фильм режиссера Фрэнсиса Лоуренса «Я – легенда». – Пер .. Герой был единственным, кто спасся от бушевавшей в Нью-Йорке чумы. Кроме него выжила только собака, которая стала ему преданным другом. Шерсть у собаки была желтоватой, а на спине – большое пятно, похожее на седло. Человек говорил с ней, как с равной, будто она его отлично понимает. Ближе к концу фильма он почему-то задушил ее.


Читать далее

Фрагмент для ознакомления предоставлен магазином LitRes.ru Купить полную версию
1 - 1 09.03.17
Серия «True Story» 09.03.17
Пролог. Среди роз 09.03.17
Часть первая. Обитатели трущоб
Глава 1. Аннавади 09.03.17
Глава 2. Айша 09.03.17
Глава 3. Сунил 09.03.17
Глава 3. Сунил

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть