ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ПОЛОДЕ

Онлайн чтение книги За самой далекой звездой Beyond the Farthest Star
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ПОЛОДЕ

I

Я погиб за немецкой линией фронта в сентябре 1939 года. Три мессершмидта атаковали мой самолет, но мне удалось послать два из них в штопор, и они рухнули на землю, взметнув к небу клубы дыма и огня. А потом настал и мой черед: мой самолет спикировал и устремился вниз, сделав свой последний вираж.

Меня зовут… Хотя, пожалуй, не стоит об этом. В нашей семье еще прочно сохраняются многие пуританские черты досточтимых предков, и в ней так пугаются всякой огласки, что даже объявление о смерти сочтут проявлением дурного тона. Мои близкие считают меня покойником. Что ж, пускай думают так и дальше. Может, так оно и есть на самом деле. Во всяком случае, немцы, вероятнее всего, похоронили меня.

Перемещение — или, как это еще назвать, не знаю, — произошло совершенно мгновенно, потому что моя голова еще кружилась от последнего, смертельного виража, а в ушах еще стоял гул мотора, когда я открыл глаза и обнаружил, что нахожусь в каком-то саду. Повсюду были деревья, кусты, цветы на хорошо ухоженных лужайках. Но более всего меня поразило то, что этому саду конца-края не было видно. Он простирался, кажется, до самого горизонта, по крайней мере настолько далеко, насколько мог охватить мой взор. Ни строений, ни людей вокруг себя я не заметил.

Отсутствие людей поначалу весьма обрадовало меня, поскольку я был совсем без одежд. Я считал себя мертвым, да я и должен был бы им быть, после всего, что со мной приключилось. Когда пулеметная очередь пробивает вам сердце, секунд пятнадцать вы еще сохраняете ясное сознание — вполне достаточно для того, чтобы понять: это был ваш последний в жизни вираж и спасти вас может лишь чудо. Я думаю, подобное чудо произошло и со мной.

Я оглянулся вокруг, ища глазами немцев или свой самолет, но не обнаружил ни противника, ни машины. Зато мне удалось подробнее рассмотреть деревья, кусты и цветы, окружавшие меня. Ничего подобного прежде мне не доводилось видеть. Не скажу, чтобы растительность была так уж разительно непохожа на привычную мне, однако подобных видов я раньше не встречал нигде. Мне даже пришло в голову, что я очутился в немецком ботаническом саду.

Но прежде всего неплохо было бы выяснить, насколько тяжело я ранен. Я попытался подняться на ноги, и это мне без труда удалось. Мысленно поздравив себя с чудесным спасением, я вдруг услышал женский вскрик.

Я повернулся и оказался лицом к лицу с девушкой, глядящей на меня широко раскрытыми от удивления, а может, и от ужаса глазами. Не произнеся ни слова, она почти сразу же исчезла. Я тоже почел за благо ретироваться, решив укрыться в зарослях кустарника.

Здесь, в укрытии, я задумался над этой неожиданной встречей, так поразившей меня. Во-первых, какой странный костюм! Если бы не ясный дневной свет, можно было бы предположить, что девушка собирается на какой-то фантастический костюмированный бал. Она была облачена в одежду из золотых пластинок, настолько плотно облегавших ее тело, что они, казалось, были наклеены прямо на кожу. Она вся была в этих блестках, переливавшихся под солнечным светом, только ноги были обуты в красные туфли, застегнутые на лодыжках.

Внешность девушки тоже показалась мне необычной: ослепительную белизну кожи оттеняли ярко-рыжие волосы. Мне не удалось толком рассмотреть незнакомку, чтобы судить о том, насколько она хороша собой, но и беглого взгляда, который я успел бросить на нее, оказалось достаточно, чтобы убедиться, что, во всяком случае, она не Медуза Горгона.

Спрятавшись в кустах, я попытался выяснить, куда делась девушка, но ее нигде не было видно. Что с ней стало? Куда она ушла? Казалось, она просто растаяла в воздухе.

Тут я заметил, что повсюду в саду возвышаются земляные холмы, засаженные деревьями и кустарником. Не слишком высокие — думаю, футов шести, — покрытые растительностью сверху и окруженные ею со всех сторон, эти холмы были почти незаметны. Но один из них находился прямо передо мной, и я обратил внимание на отверстие в нем. Как раз в тот момент, когда я разглядывал его, оттуда, словно кролики из садка, появились пятеро мужчин.

Одеты они были совершенно одинаково: костюмы из красных пластин, черные ботинки и большие металлические шлемы на головах, из под которых выбивались завитки волос желтого цвета. Кожа отличалась той же удивительной белизной, что и у девушки. Вооружены они были мечами и пистолетами, производившими весьма внушительное впечатление своими размерами.

Казалось, эти пятеро ищут кого-то. У меня зародилось смутное подозрение, что их интересую я. С каждым мгновением эта мысль все больше укреплялась во мне.

Оказавшись в изумительном саду, встретив прекрасную девушку, я уж, было, решил, что, убитый, вознесся прямо на небо. Однако вид этих мужчин в красном напомнил мне кое-что из того, чем я занимался в своей прошлой жизни, и заставил меня переменить мнение. По всей видимости, это были все-таки не небеса, а какое-то иное место.

Надежно спрятавшись, я хорошо мог видеть все, что делают эти пятеро, и когда, взяв пистолеты в руки, они принялись систематически прочесывать кустарник, у меня уже не осталось ни малейших сомнений в том, что они ищут меня и, в конце концов, обязательно найдут. Тянуть время не имело смысла, и я вышел из своего укрытия.

Они тут же окружили меня плотным кольцом, а один из них выпалил что-то на языке, смутно напоминавшем радиопередачу на японском вперемежку с симфонической музыкой.

— Я мертв? — спросил я.

Они переглянулись, потом снова обратились ко мне на своем странном наречии, но я не в силах был понять ни слога, ни то что слова из их разговора. Наконец, они повели меня прочь, крепко держа за руки. Тут-то я и увидел такое, что поразило меня, как ничто прежде в жизни: прямо из земли по всей территории обширного сада стали подниматься строения. Они быстро вырастали вокруг нас — сооружения разнообразных размеров, но все одинаково аккуратные, похожие друг на друга плавными, обтекаемыми формами. Внешне незамысловатые, они отличались какой-то особой, изысканной красотой.

— Куда я попал? — поинтересовался я. — Не говорит ли кто-нибудь из вас по-английски, или по-французски, или по-немецки, или по-испански, или по-итальянски?

Смерив меня безучастным взглядом, мои конвоиры стали переговариваться между собой на языке, который, как я уже сказал, и на язык-то похож не был. Меня привели в одно из тех самых зданий, что на моих глазах поднялись из-под земли. Там было полным-полно народу, мужчин и женщин, облаченных в плотно облегающие тела одежды. Они разглядывали меня с любопытством, удивлением и отвращением. Некоторые женщины захихикали и прикрыли глаза руками. Наконец один из присутствующих отыскал какую-то робу и набросил ее на меня. Я сразу почувствовал себя гораздо увереннее. Вы, наверное, не представляете себе, что может переживать человек, оказавшийся совершенно голым среди множества одетых людей. Осознав всю нелепость собственного положения, я не смог удержаться от смеха. Мои конвоиры поглядели на меня с нескрываемым изумлением: откуда им было знать, что творилось у меня в душе! А мне все происходящее казалось всего-навсего кошмарным сном. Не летел я никогда над Германией, не был сбит, никогда не попадал в этот странный сад с удивительной девушкой. Не было ничего подобного. Я просто спал.

— Ну давай же, просыпайся! — сказал я сам себе. — Это просто дурной сон. Проснись! Ну, давай!

Я даже промычал что-то своим конвоирам, словно полагал, что они набросятся и растормошат меня, но сон не прекращался. Заметив мои потуги, охранники втолкнули меня в комнату, в которой за столом восседал пожилой мужчина. На нем была плотно облегающая тело одежда из черных пластин и белые ботинки.

Мои конвоиры принялись что-то подробно рассказывать этому человеку. Выслушав их, он поглядел на меня и, качнув головой, коротко и решительно произнес несколько слов. Меня тут же схватили и потащили в соседнее помещение. Там оказалась клетка, в которую меня и поместили, приковав цепью к одному из засовов.

II

Не стану докучать вам изложением того, что происходило в течение последующих шести недель. Достаточно сказать, что я многое узнал от Харкаса Йена, пожилого человека, на попечение которого был передан. Я выяснил, к примеру, что сам он психиатр и меня передали ему для наблюдения. Когда та девушка, случайно обнаружив меня в саду, сообщила об этом своим и полиция арестовала меня, они все решили, что имеют дело с лунатиком.

Харкас Йен стал учить меня их языку, и я быстро овладевал им, делая несомненные успехи. Впрочем, у меня всегда была лингвистическая жилка. Еще в детстве я много путешествовал по Европе, посещая школу то во Франции, то в Италии, то в Германии, поскольку мой отец служил в дипломатических представительствах в этих странах военным атташе. Тогда-то, по-видимому, у меня и развились способности к языкам.

Выяснив, что мой родной язык совершенно неизвестен в их стране, Харкас Йен принялся расспрашивать меня особенно тщательно. В конце концов, он поверил в удивительную историю, которую я поведал ему, о своем перемещении из одного мира в другой.

Ни я сам, ни Харкас Йен, как выяснилось, не верим в переселение душ, во всякие там реинкарнации и метемпсихозы, но мы оба сошлись на том, что наши убеждения никак не согласуются с тем, что произошло со мной. То я находился на Земле — на планете, о которой Харкас Йен не имел ни малейшего представления, то вдруг очутился на Полоде — планете, о которой прежде мне не доводилось даже слышать. Я говорил на языке, совершенно незнакомом обитателям Полоды, и не понимал ни единого слова из пяти основных языков их планеты.

Через несколько дней Харкас Йен освободил меня из клетки и приютил в своем доме. Он достал для меня костюм из коричневых пластин и пару ботинок такого же цвета. Я мог свободно пользоваться всем в его жилище, однако мне не разрешалось покидать здание во время подъема на поверхность и погружения под землю.

Эти подъемы и погружения происходили по меньшей мере раз в день, а бывало, и чаще. Я уже мог предугадать очередной спуск под землю по зловещему вою сирен, а отчетливо доносившиеся до меня разрывы бомб не оставляли никаких сомнений в том, зачем это делается.

Я спрашивал Харкаса Йена, что все это означает, хотя, конечно, догадывался и сам. Но он отвечал всегда кратко, без разъяснений:

— Это Капары.

Когда я уже достаточно изучил местный язык для того, чтобы иметь возможность объясняться и понимать, чего хотят от меня, Харкас Йен объявил, что мне предстоит предстать перед судом.

— За что же меня будут судить? — поинтересовался я.

— Видите ли, Тангор, — ответил он. — Я полагаю, необходимо выяснить, не являешься ли ты шпионом, лунатиком или просто опасным типом, которого во благо Униса следует уничтожить.

Тангор — это имя, которым меня там нарекли. В переводе оно означает «из ничего», и мой опекун сказал, что оно как нельзя лучше отражает мое происхождение, ибо, по моему же собственному свидетельству, я появился с несуществующей планеты. А Унис — это название страны, в которой я очутился столь чудесным и невероятным образом. Как и следовало ожидать, попал я совсем не на небеса. Впрочем, ад здесь тоже ничто не напоминало, за исключением, быть может, того времени, когда налетали Капары со своими бомбами.

Разбирательство моего дела проводили трое судей в присутствии публики. В качестве свидетелей были приглашены обнаружившая меня девушка, пятеро полицейских, арестовавших меня, Харкас Йен, его сын Харкас Дан, его дочь Харкас Ямода и, наконец, его жена. Я думал, что этими людьми круг свидетелей и ограничится, но ошибся. Было вызвано еще семеро пожилых джентльменов с редкой седой порослью на подбородках. На Полоде отращивать бороды разрешается только старикам, но и они, как я успел заметить, не особенно в этом преуспели.

Судьи, мужчины приятной наружности в серых костюмах и ботинках такого же цвета, держали себя с большим достоинством. Как и все судьи в Унисе, они назначаются правительством по рекомендации того органа, который соответствует коллегии адвокатов в Америке. Если их не подвергают импичменту, они исполняют свои обязанности до достижения семидесятилетнего возраста. После этого судьи могут и дальше оставаться на прежней должности только в том случае, если снова получают необходимую рекомендацию коллегии.

Заседание открылось короткой и незамысловатой ритуальной процедурой. Когда судьи вошли в зал заседаний, присутствующие поднялись со своих мест. Затем все вместе, и судьи в том числе, хором проскандировали: «За честь и славу Униса!»

После этого меня препроводили на то место, которое, как я догадался, являлось скамьей подсудимых, и начался допрос.

— Как вас зовут? — спросил один из судей.

— Меня зовут Тангор, — ответил я.

— Из какой страны вы прибыли к нам?

— Из Соединенных Штатов Америки.

— Где находится эта страна?

— На планете Земля.

— А где находится эта планета?

— Я действительно затрудняюсь ответить на ваш вопрос, — искренне признался я. — Будь я сейчас на Меркурии, Венере, Марсе или на любой другой планете нашей солнечной системы, я бы смог что-то сказать. Но, не имея ни малейшего представления о том, где располагается Полода, могу ответить лишь одно — не знаю.

— Почему вы оказались без одежды в границах Орвиса? — требовательно спросил другой судья.

Орвис — это название того города, в который я катапультировался нагишом.

— Что, среди обитателей той страны, которую вы называете Америкой, принято ходить без одежды?

— Нет, американцы носят одежду, Высокочтимый Судья, — ответил я. (Харкас Йен познакомил меня с этикетом, принятым на судебном заседании, и объяснил, как следует обращаться к судьям). — Но сама одежда весьма разнообразна и зависит от многих факторов: от настроения человека, от погоды, от моды, от личных пристрастий и антипатий. Мне доводилось видеть пожилых мужчин, бродящих по местечку, называемому Пальм Спрингс, в одних шортах, едва прикрывающих их тучные, волосатые тела. Я встречал красивых женщин, по вечерам укутанных в одежды с ног до головы, а по утрам на пляже прикрывающих не больше одного процента своего тела. Но, Высокочтимый Судья, никогда и нигде мне не приходилось сталкиваться с более откровенным женским костюмом, чем тот, который носят красивые девушки в Орвисе. Однако отвечаю на Ваш первый вопрос: я появился в Орвисе голым только потому, что не имел никакой одежды, оказавшись здесь.

— Это оправдывает вас, — заключил судья.

Затем он повернулся к семерым пожилым мужчинам и вызвал их. После того, как они принесли клятву и сообщили свои имена, главный судья попросил их высказать свое мнение о местонахождении планеты, которая носит название Земля.

— Мы расспросили Харкаса Йена, который, в свою очередь, беседовал с обвиняемым, — ответил старейший из семерых, — и пришли к следующему заключению.

Тут старик принялся в течение получаса перечислять различные астрономические сведения. Свою речь он закончил следующими словами:

— Вероятно, этот человек, — он указал на меня, — прибыл из солнечной системы, которая находится за пределами досягаемости самых мощных наших телескопов на расстоянии примерно 22 тысячи световых лет от Канапы.

Я был ошеломлен. Но еще больше меня потрясло пояснение Харкаса Йена, что Канапа — не что иное, как Шаровое звездное скопление (зарегистрировано в Новом общем каталоге туманностей и скоплений звезд, 7006), отстоящее от Земли на 222 тысячи световых лет. С учетом того, что Полода, в свою очередь, отдалена от Канапы на 230 тысяч световых лет, это означало, что я оказался на расстоянии примерно 450 тысяч световых лет от Земли. Нетрудно вообразить себе, какое это расстояние, если вспомнить, что скорость света, к примеру, составляет 186 тысяч миль в секунду. Добавлю для ясности, что, если бы на Полоде оказались достаточно мощные телескопы для того, чтобы вести наблюдение за Землей, то местные жители увидели бы то, что произошло 450 тысяч лет назад.

После того, как допрос семерых астрономов был закончен, один из судей вызвал Балзо Маро, и я увидел, как к свидетельскому месту направляется та самая девушка, которую я встретил в первый день в саду.

Когда с формальностями было покончено, судьи принялись расспрашивать ее обо мне.

— Он был совсем без одежд? — поинтересовался один из них.

— Абсолютно, — ответила Балзо Маро.

— А он не пытался… ну, скажем, приставать к вам?

— Нет, — сказала девушка.

— Вы же, наверняка, знаете, — продолжал судья, — что за приставание к женщине инопланетянин мог бы быть приговорен к смерти?

— Это мне известно, — ответила Балзо Маро. — Но, повторяю, ничего подобного не было. Я наблюдала за ним, так как опасалась, что он может оказаться шпионом Капаров и представлять опасность. Но теперь я совершенно убеждена, что этот человек — именно тот, за кого выдает себя.

После последних слов мне захотелось вскочить и крепко обнять свою защитницу.

Наконец судьи снова обратились ко мне.

— В том случае, если вас признали бы виновным, вам грозила бы смертная казнь или длительное тюремное заключение. Поскольку уже сто первый год идет война, подобное решение также было бы равносильно смертному приговору. Но мы хотим быть справедливыми и должны признать, что против вас, действительно, нет никаких фактов, за исключением, может быть, одного: вы — инопланетянин, не владеющий ни одним языком, известным на Полоде.

— В таком случае освободите меня и позвольте мне служить на благо Униса и сражаться против его врагов, — попросил я.

III

В течение примерно десяти минут судьи шепотом обсуждали мое предложение. В конце концов, они объявили, что я условно освобожден и мне дается испытательный срок до тех пор, пока Янхай не вынесет окончательного решения по моему делу. Меня отдали обратно на попечение Харкаса Йена, который сказал позже, что решением суда мне была оказана большая честь, ибо Янхай правит всем Унисом. Это было примерно то же, как если бы моим делом лично занимался президент США или король Англии.

Янхай представляет собой выборный комитет, состоящий из семи человек. Члены этого комитета исполняют свои обязанности до достижения ими семидесятилетнего возраста. Затем они могут быть избраны повторно. Само слово «янхай» состоит из двух слов — «ян» (семь) и «хай» (выбирать). Выборы проводятся только в том случае, когда возникает необходимость заполнить вакансии в Янхае. Этот комитет назначает всех судей, а также производит назначения на должности, соответствующие нашим губернаторам штатов, те, в свою очередь, назначают всех провинциальных чиновников и мэров городов. Последние формируют штат муниципальных служащих.

Каждый член Янхая возглавляет определенное ведомство, которых всего семь: военное, иностранное, торговое, казначейство, а так же ведомства внутренних дел, образования и юстиции. Эти семеро человек каждые шесть лет избирают из своего числа Верховного Комиссара. Он и является полновластным правителем Униса, однако этот пост нельзя занимать два срока подряд. Как кандидаты в Янхай, так и назначаемые ими чиновники, правители провинций, мэры и другие обязаны пройти тесты, определяющие их природные умственные способности и наличие необходимых профессиональных знаний. При этом наибольшее значение придается первому фактору.

Я не мог удержаться от того, чтобы не сравнить эту систему с нашей, при которой кандидату в президенты не обязательно хотя бы уметь читать или писать. Даже прирожденный идиот может претендовать на президентство в Соединенных Штатах и в случае избрания благополучно провести в Белом Доме положенный срок.

После моего в суде разбиралось еще два дела, и Харкас Йен захотел остаться на заседании.

Первым слушалось дело об убийстве. Обвиняемый выразил желание, чтобы разбирательство вел один судья, а не жюри из пяти судей.

— Либо он совершенно невиновен, либо преступление легко оправдать, — заявил Харкас Йен. — У нас обычно человек, который виновен, предпочитает предстать перед жюри.

В порыве страсти этот человек убил другого, разрушившего его дом. Разбирательство длилось пятнадцать минут, после чего обвиняемый был оправдан.

Затем перед судом предстал мэр небольшого городка, обвиняемый во взяточничестве. Жюри из пяти судей рассматривало дело в течение двух часов. В Америке, впрочем, подобный процесс мог бы растянуться и на два месяца. Суд внимательно выслушал все замечания и аргументы адвоката по поводу фактов и доказательств, имеющихся в деле. Затем судьи удалились на совещание и, вернувшись минут через пятнадцать, огласили свой вердикт. Мэр был признан виновным и приговорен к расстрелу утром на пятый день после вынесения приговора. Таким образом, ему было дано время для обжалования решения суда.

Харкас Йен разъяснил мне, что рассмотрение апелляций происходит в их стране без проволочек. Как правило, суд изучает копии показаний и утверждает приговор суда низшей ступени, если только адвокат обвиняемого не даст обязательства под присягой предоставить новые свидетельства, оправдывающие его подопечного. В случае, если и эти новые факты окажутся недостаточно убедительными и весомыми для того, чтобы изменить приговор, адвокат должен будет выплатить штраф в пользу государства и возместить судебные издержки.

Размеры штрафов определены в законе Униса, и, должен заметить, что они очень справедливы: богатый человек платит несколько больше бедного, но ни с кого не снимают последней рубашки. Если обвиняемый настолько беден, что не в состоянии оплатить своего адвоката, эти расходы берет на себя государство, причем право выбора защитника остается за самим клиентом. Подобная же система действует и в медицинском обслуживании.

После судебного заседания я отправился домой в сопровождении Харкаса Йена, его сына и дочери. Идя по направлению к выходу, мы услышали вой сирен и почувствовали, как здание, в котором мы находились, стремительно опускается в шахту. Ощущение у меня было точь-в-точь такое, как при спуске в лифте со 102 этажа Эмпайр Стэйт Билдинг.

Здание Дворца Правосудия, в котором проходил суд, было двадцатиэтажным, и все оно опустилось на дно шахты за какие-нибудь двадцать секунд. Очень скоро до нас донеслась пальба зенитных орудий и ужасные разрывы бомб.

— И как долго все это продолжается? — поинтересовался я.

— Всю мою жизнь, — ответил Харкас Йен. — А началось еще раньше.

— Пошел уже сто первый год войны, — пояснил его сын Харкас Дан. — Кроме войны, мы ничего и не знаем, — с грустной улыбкой прибавил он.

— Война началась примерно в то время, когда родился твой дед, — произнес, обращаясь к нему, Харкас Йен. — Твой прадедушка провел свое детство и юность в счастливейшем из миров. Люди тогда жили и работали на поверхности планеты, и города строились еще на земле. Но в течение десяти лет после того, как Капары развязали войну, стремясь покорить себе мир, все города в Унисе, и все города в Капаре, и многие города в других странах всех пяти континентов были превращены в груды развалин.

Он на некоторое время задумался и, помолчав, продолжил:

— Тогда-то мы и начали возводить эти подземные города, которые могут быть подняты на поверхность и снова опущены с помощью энергии, получаемой нами от Омоса. (Омос — это солнце Полоды). Капары покорили практически всю остальную территорию нашей планеты, но мы были и по-прежнему остаемся самой богатой страной в мире. Им пришлось дорого заплатить за свои агрессивные устремления, и в целом они пострадали гораздо больше нас. Их люди обитают в подземных жилищах, укрепленных сталью и бетоном. Они живут трудом покоренных ими людей, превращенных в рабов. Но последние и работают на ненавистных хозяев не лучше любых невольников. Капары едят синтетические продукты и ходят в одежде из синтетики. Сами они ничего не производят, кроме материала для войны. Мы так сильно разбомбили их территорию, что жить на ее поверхности стало совершенно невозможно. Однако они все еще держатся, ибо война для них — все. Время от времени мы предлагаем им почетный мир, но у них нет иной цели, кроме полного уничтожения Униса.

IV

Харкас Йен пригласил меня остаться у него до тех пор, пока окончательно не решится моя судьба. К его дому вела подземная автодорога, проходящая на глубине около ста футов. Многие здания в городе имели вход как на поверхности земли, так и на глубине. Что касается небольших строений, то они поднимались и опускались в шахтах, как лифты. Наверху они были защищены толстыми бронированными плитами, засыпанными землей. Растущие на ней деревья, кустарник и трава надежно маскировали места расположения шахт. Когда эти небольшие здания поднимались вверх, они соприкасались с защитной плитой, и та поднималась вместе с ними.

После того, как мы покинули центр города, я обратил внимание на то, что многие здания построены капитально на уровне ста футов. Харкас Йен, к которому я обратился с расспросами, объяснил, что, когда подземный город только планировался, все ждали скорого завершения войны и люди надеялись вернуться к нормальной жизни на поверхности планеты. Однако эти надежды не оправдались, тогда было решено начать капитальное строительство под землей.

— Вы представить себе не можете, — продолжал Харкас Йен, — каких огромных затрат потребовало возведение этих подземных городов. Янхай Униса распорядился приступить к их сооружению восемьдесят лет назад, а они еще до сих пор полностью не достроены. Сотни тысяч граждан Униса продолжают ютиться в непригодных укрытиях, каких-нибудь пещерах или землянках. Между прочим, мы так одеты тоже из-за огромного бремени расходов, легших на наши плечи. Наша одежда сделана из сверхпрочного пластика, напоминающего металл. Ни один человек, будь он даже членом Янхая, не вправе иметь более трех костюмов: два для повседневной носки и один комплект рабочей одежды для участия в возведении наших городов и военных действиях. Мы не можем позволить себе попусту тратить средства на то, чтобы в угоду глупому тщеславию постоянно менять стиль одежды. Хотя сотню лет тому назад это было вполне оправдано. Единственная вещь, которая сохранилась у нас с прежних времен и которая не является безусловно необходимой для ведения войны и для строительства наших городов, — это культура. Мы не могли допустить, чтобы искусство, музыка и литература исчезли.

— Должно быть, вам приходится нелегко, — предположил я. — Особенно трудно, наверное, женщинам. Ну а какие-нибудь развлечения или игры у вас есть?

— Да, конечно, — ответил он. — Но они очень просты, и мы не уделяем им много времени. Наши предки, жившие лет сто назад, наверное, сочли бы нынешнюю жизнь слишком скучной, поскольку сами они большую часть времени проводили в погоне за удовольствиями. Кстати, это и послужило одной из причин того, почему Капары, развязав войну, добились поначалу больших успехов и почему почти все народы на Полоде, за исключением жителей Униса, оказались либо порабощены, либо истреблены ими.

Все автомобили в Унисе совершенно похожи друг на друга, и в каждом из них может с удобством разместиться четыре человека, или шесть, но уже, естественно, без особого комфорта. Подобная стандартизация позволила добиться огромной экономии труда и материалов. Энергию для двигателей автомобилей обитатели Униса получают как бы «по радио» с центральных станций, где накапливается солнечная энергия. Поскольку этот источник неистощим, нет нужды вводить режим экономии даже во время войны. Та же самая энергия используется для действия гигантских насосов, обеспечивающих водоснабжение подземных городов, механизмов для поднятия зданий и для питания многочисленных воздухоочистительных систем, без которых жизнь под землей стала бы невозможной.

Меня просто потрясло то, каких гигантских затрат потребовало возведение этого подземного мира со всеми службами жизнеобеспечения. Я не преминул поделиться своими мыслями с Харкасом Йеном.

— В мире никогда еще не было такого изобилия, которое позволило бы достичь того, чего достигли мы. Нам удалось сделать все это благодаря уму и проницательности наших вождей, благодаря единству и сплоченности нашего народа, благодаря собственному кропотливому труду.

По пути из Дворца Правосудия домой нас сопровождали сын и дочь Харкаса Йена, Дан и Ямода. Ямода, как и все незамужние женщины, носила одежду из золотых пластин и красные туфли, тогда как Дан был одет в синюю форму военного летчика. Оба авиаторы, мы были во многом похожи друг на друга, и ни один из нас никогда не уставал слушать рассказы другого о жизни в ином мире. Дан обещал мне помочь устроиться в авиацию. Харкас Йен тоже полагал, что это вполне возможно, поскольку в Унисе постоянно существовала потребность восполнять потери среди летчиков. Нередко случалось, что убитыми и ранеными их авиация теряла до пяти тысяч человек в месяц.

Когда Харкас Дан впервые назвал эти цифры, они ошеломили меня. Я поразился, каким образом при таких огромных потерях нация до сих пор еще не уничтожена.

— Видишь ли, — пояснил он, — наши потери не превышают средний уровень прироста населения. Думаю, по статистическим данным, мы, в худшем случае, теряем сто тысяч человек ежемесячно. Суди сам, в Унисе шестнадцать миллионов взрослых женщин. Ежегодно рождается примерно десять миллионов детей. Для войны совсем неплохо, что около половины из них — мальчики. Поскольку мы очень здоровая нация и детская смертность у нас невелика, то почти все пять миллионов благополучно достигают зрелости. Таким образом, как видишь, мы вполне можем позволить себе потерять до миллиона человек в год.

— Не думаю, чтобы это очень нравилось матерям Униса, — заметил я.

— Разумеется, — ответил он. — Но война есть война, и у нее свои законы.

— У меня на родине, — сказал я, — существует движение так называемых пацифистов. У них есть песенка, которая называется «Я не для того растила своего сына, чтобы он был солдатом».

Харкас Дан рассмеялся в ответ.

— Если бы у наших женщин была песня, она бы носила название «Я не для того растила сына, чтобы он был дезертиром».

Жена Харкаса Йена сердечно встретила меня. Она обходилась со мной чрезвычайно любезно и называла меня своим новым сыном. Это была женщина лет шестидесяти с печальным лицом. Выйдя замуж в семнадцать лет, она родила двадцать детей: шесть девочек и четырнадцать мальчиков. Тринадцать ее сыновей уже погибло на войне. Я обратил внимание на то, что у всех пожилых женщин и мужчин в Унисе печальные лица. Однако они никогда не сетуют на свою судьбу и не плачут. Жена Харкаса Йена сказала, что плакать в их стране перестали уже два поколения назад.

В авиацию я не попал, зато попал в Трудовой Отряд — и уж потрудиться там пришлось, действительно, в поте лица. Меня поражало, каким образом жителям Орвиса удается так быстро ликвидировать последствия непрерывных бомбежек Капаров. Ответ на свой вопрос я получил в первый же день пребывания в Отряде. Тотчас же после того, как улетели последние бомбардировщики противника, мы выскочили на поверхность и, подобно рабочим муравьям, принялись за дело. Без преувеличения нас были тысячи. Впечатляло обилие всевозможной техники: грузовики, землекопалки и специальные приспособления для извлечения деревьев из земли.

Прежде всего мы засыпали воронки от бомб, отбирая те деревья, которые еще можно было спасти. Грузовики подвозили дерн, саженцы, выращенные под землей, — и в течение нескольких часов все следы вражеского налета были уничтожены.

Признаться, поначалу подобная деятельность показалась мне пустой тратой сил. Однако один из моих новых товарищей объяснил, в чем заключается важность и смысл нашей работы: во-первых, она позволяет поддерживать высокий моральный дух обитателей Униса, во-вторых, снижает моральный дух противника.

Неделя в Унисе состоит из десяти дней. Девять дней мы работали, а десятый являлся выходным. Если не было работы на поверхности, мы трудились под землей. Мне кажется, что за первый месяц пребывания в Трудовом Отряде я отработал столько, что обыкновенному человеку хватило бы на целую жизнь.

В мой третий выходной день, который пришелся как раз на конец первого месяца моей службы в Трудовом Отряде, Харкас Дан, тоже оказавшийся свободным в этот день, предложил совершить прогулку в горы. Он и Ямода пригласили компанию из двенадцати человек. Трое мужчин служили в Трудовом Отряде, еще трое — в авиации. Одна из девушек оказалась дочерью Эльянхая, который, как я уже говорил, по своему положению равен нашему президенту. Двое других были дочерьми членов Трудового Отряда. Среди нас находились также дочь армейского офицера, дочь президента университета и, наконец, сама Ямода. Страдания и лишения непрерывной войны укрепили единство нации и стерли классовые различия.

Орвис располагается на плато, плотно окруженном горами, ближайшие из которых находятся примерно в сотне миль от города. К ним-то мы и направились на подземном поезде. В этом месте расположена самая высокая вершина в окружающей Орвис гряде. Мы решили отправиться туда, потому что на востоке плато горы довольно низкие, а с западной стороны горную цепь разрывает широкий проход, и именно с востока и с запада обычно совершают свои налеты Капары.

Господи, как было здорово снова оказаться под солнцем и отдохнуть от напряженной работы! Здесь, действительно, было прекрасно: шумели горные реки, воздух был чист и свеж, а невдалеке виднелось небольшое озеро, в лесочке около которого мы и намеревались устроить пикник. Лесок мы облюбовали еще и потому, что в нем в случае необходимости можно было бы укрываться от неприятельских самолетов. Поскольку за годы войны жители Униса привыкли, оказываясь под открытым небом, первым делом искать на всякий случай подходящее укрытие, то за четыре поколения эта привычка стала их второй натурой.

Кто-то предложил искупаться перед едой.

— Я бы с удовольствием, — отозвался я. — Но у меня, к сожалению, ничего с собой нет.

— В каком смысле? — удивилась Ямода.

— Ну, я хотел сказать, что у меня нет купального костюма.

В ответ на мое заявление они дружно расхохотались.

— Не беспокойся, — сказал Харкас Дан. — Он на тебе. Ты в нем родился.

Прожив пару месяцев под землей, я потерял почти весь свой загар. Но даже и сейчас я казался довольно смуглым на фоне этих ослепительно белокожих людей, которые вот уже четыре поколения живут под землей, словно кроты. Да и моя темная шевелюра резко выделялась среди рыжих волос девушек и русых волос мужчин.

Освежившись в прохладной воде, мы сразу почувствовали, как у нас разыгрался аппетит. Подкрепившись, мы улеглись на траве, и мои новые друзья спели мне несколько своих любимых песен.

Время бежало быстро. Все очень удивились, когда один из нас вдруг вскочил и сказал, что нужно как можно быстрее уходить домой. Едва он успел закончить, как раздался выстрел и наш товарищ упал замертво.

Оружие в нашей компании имели только трое военных. Они быстро сориентировались в ситуации и, приказав нам лечь на землю, сами поползли в ту сторону, откуда раздался выстрел. Не успели они скрыться в кустах, как мы тотчас же услышали стрельбу. Больше терпеть у меня не было сил — лежи тут, как испуганный кролик, пока Харкас Дан с друзьями сражаются! И я отправился вслед за ними.

Я нашел своих товарищей в крайнем унынии. Примерно дюжина неприятельских солдат, надежно укрывшихся за выступом скалы, вела по ним огонь. Харкас Дан и его спутники спрятались в кустарнике, который, однако, не мог служить надежной защитой от пуль. Постоянно находясь начеку, они открывали огонь всякий раз, как только противник пытался выглянуть из укрытия. Наконец, один из неприятельских солдат слишком далеко высунулся из-за правого края скалы, за которым прятался. Грохнул выстрел. Мы были на таком близком расстоянии друг от друга, что я даже успел разглядеть зияющую рану у него во лбу, прежде чем он рухнул на землю. С той стороны, куда упало его тело, край выступа закрывали заросли кустарника и частые деревья. И у меня возник один хитрый план, к осуществлению которого я немедленно приступил.

Стараясь оставаться незамеченным, я осторожно пополз вправо. Густой кустарник надежно укрывал меня и, воспользовавшись этим, я вскоре оказался возле левого фланга противника. Словно змея, дюйм за дюймом, полз я между кустами. Наконец, я увидел тело убитого, а за ним — его товарищей, спрятавшихся за скалой. Все они были одеты в мрачную серую униформу, по виду напоминавшую комбинезон. Серые металлические шлемы почти полностью закрывали их головы, оставляя незащищенным только лицо. Через плечо и на поясе у них висели ремни с патронами, по пятнадцать штук в обойме. Я обратил внимание на болезненный, нездоровый цвет их лиц. Хотя, как я знал, они должны были бы быть молодыми людьми, выглядели они гораздо старше своих лет. Лица их были мрачны и угрюмы.

Такими оказались первые Капары, которых мне довелось увидеть. Впрочем, кое-что о них я уже знал из подробных рассказов Харкаса Дана и других.

Оружие убитого (а это оказался маленький пулемет) лежало сбоку от него, и обойма была почти полная. Я это видел совершенно отчетливо из своего укрытия. Проползя вперед еще дюйма два, я заметил, что один из Капаров повернулся и поглядел в мою сторону. Сначала мне показалось, что он обнаружил меня, но, присмотревшись, я понял, что он рассматривает своего убитого товарища. Затем он повернулся и сказал что-то остальным на совершенно непонятном мне языке, напоминающем повизгивание свиньи во время еды. В ответ ему кивнули, очевидно, в знак согласия, и, повернувшись, он направился прямо к убитому.

Я уж, было, решил, что всей моей затее пришел конец, и в отчаянии собрался сделать рывок к лежавшему невдалеке оружию. Однако Капар легкомысленно высунул свою голову из-за укрытия, и не успел он сообразить, что к чему, как рухнул наземь с простреленной головой. Остальные Капары, увидев это, принялись злобно переругиваться между собой. Воспользовавшись удобным моментом, я высунул руку из кустарника и, схватив оружие, осторожно подтянул его к себе.

Капары продолжали браниться друг с другом. Я в это время тщательно прицелился в ближайшего из них и выстрелил. Четверо из десяти упали, как скошенные, прежде чем остальные сообразили, откуда ведется огонь. Двое принялись палить по кустарнику, в котором я прятался, но я их быстро уложил. Не выдержав, оставшиеся четверо бросились бежать. Выскочив из укрытия, они оказались под двойным огнем — моим, а также Харкаса Дана и его товарищей.

Я выполз из кустарника, чтобы лучше прицелиться, но встать в полный рост не рисковал, боясь, что мои друзья застрелят меня, приняв за одного из Капаров. Я громко окликнул Харкаса Дана по имени.

— Кто ты такой? — отозвался он.

— Тангор, — ответил я. — Я выхожу, не стреляй.

Они подбежали ко мне, и мы отправились на поиски самолета Капаров, который должен был находиться где-нибудь неподалеку. Примерно в полумиле от места нашей стычки мы обнаружили его в небольшом естественном укрытии. Он никем не охранялся, и это еще раз убедило нас в том, что мы уничтожили всех врагов.

— Мы захватили двенадцать пулеметов и кучу боеприпасов, да еще самолет в придачу, — заметил я.

— Оружие и боеприпасы возьмем себе, — сказал Харкас Дан. — Но если мы вернемся назад в Орвис на самолете Капаров, нас тут же собьют.

Порывшись в кабине пилота, он отыскал там тяжелый инструмент и разбил им двигатель.

Так завершилась наша загородная прогулка, и мы отправились домой, неся с собой одного нашего убитого товарища.

V

На следующий день, когда я грузил мусор в вагонетку, которая должна была отвезти его в мусоросжигательную печь, к надзирающему за нами человеку подошел какой-то мальчик в желтом костюме. Они пошептались между собой, после чего начальник повернулся и подозвал меня.

— Вам приказано немедленно явиться в канцелярию Уполномоченного по военным делам, — сказал он. — Посыльный вас проводит.

— Не лучше ли мне сначала переодеться? — спросил я. — Мне сдается, что от меня дурно пахнет.

Начальник расхохотался.

— Уполномоченный по военным делам в свое время нанюхался мусора, — заметил он. — К тому же он не любит ждать.

В сопровождении посыльного я отправился в большое здание, называемое Домом Янхая, в котором размещалось правительство Униса.

Меня провели в кабинет одного из помощников Уполномоченного. Когда мы вошли, он поднял голову.

— Что вы хотите? — спросил он.

— Это тот самый человек, за которым вы меня посылали, — ответил мальчик.

— Значит, вы и есть Тангор? Я должен был бы узнать вас по темной шевелюре. Вы — тот самый человек, который утверждает, что он пришелец из другого мира, находящегося за 540 тысяч световых лет от Полоды?

Я подтвердил. Правда, по нашему исчислению, Полода отстоит от Земли на 450 тысяч световых лет, что равнозначно 547 с половиной тысячам световых лет на Полоде, поскольку их год состоит лишь из трехсот дней. Но что значит тысяча-другая для друзей?

— Как мне стало известно, вы недурно проявили себя вчера в стычке с Капарами, — сказал офицер. — Слышал также, что в своем мире вы были летчиком, а теперь хотели бы служить в авиации Униса.

— Так точно, сэр, — ответил я.

— Учитывая смекалку и мужество, проявленные вами вчера, я готов направить вас в авиацию. Если, конечно, для вас это предпочтительнее, чем грузить мусор, — с улыбкой добавил он.

— У меня нет никаких претензий в отношении нынешней работы, я готов заниматься в Унисе всем, что потребуется, сэр, — ответил я. — Со мной обходились здесь исключительно хорошо, несмотря на то, что я явился нежданным гостем. Я не намерен жаловаться, на какую бы службу меня ни направили.

— Это достойный ответ, — заметил офицер.

Он вручил мне ордер на униформу и дал указания, куда и к кому следует явиться после того, как я получу ее.

Офицер, к которому я прибыл, направил меня сначала на завод, производящий моторы для истребителей. Там я пробыл неделю, то есть девять рабочих дней. На этом производстве было десять сборочных линий, с каждой из которых ежечасно на протяжении десяти часов в день сходило по мотору. Таким образом, учитывая, что месяц на Полоде состоит из двадцати семи рабочих дней, этот завод выпускал ежемесячно 2700 моторов.

Принципы аэродинамики, будь то на Земле или на Полоде, подчиняются определенным естественным законам, поэтому их самолеты внешне не отличались существенно от тех, которые были мне хорошо знакомы по жизни на Земле. Однако конструкция машин оказалась принципиально иной, благодаря тому, что они создавались из легкого, прочного пластика огромной крепости. Мощные станки штамповали из пластика фюзеляжи и крылья. Затем отдельные части прочно соединялись воедино, так что казались сплавленными. Фюзеляж имел двойные стенки, крылья тоже были полыми.

При сборке самолетов воздух из пространства между стенок фюзеляжа и из полости крыльев откачивался, образующийся вакуум значительно увеличивал подъемную силу машины, а это, в свою очередь, повышало ее грузоподъемность. Конечно, такие самолеты не были легче воздуха, однако они отличались большой маневренностью и легкостью в управлении.

Подобных заводов было сорок: десять производили тяжелые бомбардировщики, десять — легкие, десять — штурмовики и десять — истребители, использовавшиеся в Унисе также для разведки. В общей сложности эти заводы выпускали свыше ста тысяч самолетов ежемесячно. Такое большое количество было необходимо, чтобы восполнить потери авиации в технике, а также для того, чтобы постоянно наращивать ее мощь, в чем правительство Униса видело одну из своих важнейших задач.

В течение девяти дней я находился на заводе в качестве наблюдателя, затем проработал две недели на производстве моторов и еще столько же — на производстве фюзеляжей и на сборке. После этого последовало три недели учебных полетов, не раз прерываемых налетами Капаров. Вместе с моим инструктором мне тоже довелось принять участие в жарких схватках.

В течение всего этого времени я изучал четыре из пяти основных языков Полоды, которые были мне еще совершенно незнакомы, уделяя особое внимание языку Капаров. Я занимался также географией Полоды.

В этот период я не позволял себе никакого отдыха, часто посвящая учению ночи напролет до самого утра. Когда, наконец, мне было присвоено звание летчика, я с удовольствием воспользовался выпавшим выходным днем. Живя в казарме, я давно не встречал никого из Харкасов и вот теперь, в свой первый выходной, прямиком направился в их дом.

У Харкасов, кроме Ямоды и Дана, я застал также Балзо Маро, девушку, первой обнаружившую меня после моего появления на Полоде. Все они искренне обрадовались моему приходу и сердечно поздравили с зачислением на военную службу.

— С тех пор, как я увидела вас впервые, вы стали совсем другим, — улыбаясь, заметила Балзо Маро.

И это была совершенная правда, начиная хотя бы с того, что сейчас я был облачен в синюю летную форму, шлем и такого же цвета ботинки.

— С тех пор, как я очутился на Полоде, я узнал много нового, — сказал я ей. — Но вот после купания нагишом вместе с другими молодыми мужчинами и женщинами, никак не могу понять, отчего же вы были так шокированы, увидя меня, голого, в тот первый день.

В ответ Балзо Маро только рассмеялась.

— Одно дело — купаться, а другое — расхаживать по городу в таком виде, — заявила она. — Хотя, признаться, шокировало меня совсем не это. Куда больше меня удивила ваша загорелая кожа и темные волосы. Я просто терялась в догадках, что вы за экземпляр.

— Ну, а я, честно говоря, увидев вас в столь необычном костюме среди бела дня, решил, было, что у вас не все дома.

— Ничего в моем костюме нет необычного, — сказала она и пояснила, — точно такие же носят все девушки. Неужели вам он не нравится? Он же славный!

— Отчего же, — уклончиво промолвил я. — Но неужели вам не надоедает все время ходить в одном и том же? Наверное, иногда хочется и обновки?

Моя собеседница покачала головой.

— Идет война, — промолвила она.

Опять я услышал этот универсальный ответ на все мои расспросы.

— Зато мы можем причесываться, как нам нравится, — вступила в разговор Харкас Ямода. — А это уже кое-что.

— Наверное, ваши парикмахеры постоянно придумывают новые прически, — предположил я.

Ямода рассмеялась.

— Лет сто назад, — сказала она, — все наши парикмахеры, косметологи, как и прочие, отправились на войну защищать Унис. Все что мы делаем, мы делаем сами.

— В вашей стране все женщины работают? — поинтересовался я.

— Да, — сказала Балзо Маро. — Мы работаем, чтобы освободить наших мужчин для службы в Вооруженных силах и Трудовых отрядах.

Я невольно задумался, что стали бы делать американские женщины, если бы нацистам удалось развязать мировую войну. Не сомневаюсь, что в случае опасности они проявили бы не меньше мужества, чем женщины Униса. Однако их, скорее всего, сильно угнетала бы необходимость носить один и тот же костюм с момента достижения зрелости и до замужества. Такой костюм, как объяснила Балзо Маро, может быть и пятидесятилетней давности. Их продают и перепродают время от времени снова, как только прежние владельцы перестают в них нуждаться. После замужества женщины облачаются в похожий серебряный костюм — и уже до конца жизни. Только в случае гибели мужей этот серебряный костюм сменяется на пурпурный. Уверен, что Иренэ, Хати Карнеги, Валентина и Адриан покончили бы с собой вместе с Максом Фактором, Перком Вестмором и Элизабет Арден. Но вот представить, к примеру, Элизабет Арден с мотыгой на картофельном поле я не могу.

— Ты пробыл здесь уже несколько месяцев, — сказал Харкас Дан. — Какие у тебя впечатления о нашем образе жизни?

— По-моему, излишне говорить вам, что мне очень симпатичны ваши люди, — ответил я. — Ваше мужество и моральный дух достойны восхищения. Понравилась мне и ваша форма государственного правления. Она проста и эффективна. Я впервые встречаю столь сплоченных людей, среди которых нет ни преступников, ни предателей.

Харкас Дан покачал головой.

— Здесь ты ошибаешься, — промолвил он. — Есть у нас, к сожалению, и преступники, и предатели, хотя их, безусловно, меньше, чем сто лет назад. Политическая коррупция была тогда явлением, весьма распространенным, а она, как ты знаешь, идет рука об руку с разнообразными преступлениями. И сейчас среди нас есть люди, симпатизирующие Капарам, есть чистокровные Капары, засланные в нашу страну для организации шпионажа и саботажа. Их до сих пор по ночам забрасывают к нам на парашютах. Многих мы выловили, но далеко не всех. Это довольно сложно сделать, потому что Капары — смешанная раса, и среди них немало людей с белой кожей и русыми волосами, которые легко могут сойти за жителей Униса.

— Между прочим, брюнеты среди них тоже встречаются, — многозначительно заметила, поглядев на меня, Харкас Ямода, но сама тут же улыбнулась своей подозрительности.

— Тогда, и впрямь, удивительно, что меня не приняли за Капара и не расстреляли, — сказал я.

— Тебя спасло два обстоятельства, — пояснил Харкас Дан. — Во-первых, то, что у тебя смуглая кожа, а во-вторых, ты не понимал ни одного из языков Полоды. Такие вещи проверяются с помощью специальных тестов. Если бы ты, даже зная язык, захотел это скрыть, у тебя бы все равно ничего не получилось из этого.

Позже, когда мы сели полдничать, я завел разговор о том, что для ожесточенной войны между странами, обладающими, возможно, миллионами самолетов, налеты Капаров, как я мог заметить за время своего пребывания в Унисе, не являются особенно мощными.

— Ну, это всего-навсего небольшая передышка, — объяснил Харкас Дан. — Попросту и та и другая стороны периодически устают от войны, но никто не может сказать наверняка, когда ожидать новой неистовой вспышки боевых действий.

Едва он успел закончить, как из громкоговорителей по всему подземному городу раздался пронзительный звук. Харкас Дан тут же поднялся из-за стола.

— Вот и начинается, — сказал он. — Общая тревога. Сейчас ты увидишь настоящую войну, дружище Тангор. Пошли.

Мы поспешили в машину, и девушки тоже отправились вместе с нами, чтобы, доставив нас на базу, вернуть машину назад.

Словно встревоженные опасностью термиты, один за другим с гулом взмывали ввысь с подземных аэродромов Орвиса самолеты — двадцать машин ежеминутно, по самолету каждые три секунды.

Я летел пилотом в эскадрилье истребителей. На каждой машине такого типа имелось четыре пулемета. Один располагался возле пропеллера, еще два, из которых можно было вести огонь в любых направлениях, — за кабиной пилота, и, наконец, четвертым был оснащен низ фюзеляжа.

Когда мы поднялись вверх, небо было уже черным-черно от наших машин. Эскадрильи формировались очень быстро и уносились навстречу Капарам, двигавшимся с юго-запада. Наконец и я ясно различил самолеты противника примерно в миле от нас. Они напоминали черную тучу комаров.

VI

Конечно, в то время, когда я погиб на нашей маленькой земной войне, такого количества самолетов там не было и не могло быть. Какая-нибудь сотня-другая машин, участвующая в бою с той или другой стороны, казалась внушительной силой. Сейчас же в небе одновременно находилось никак не меньше десяти тысяч самолетов, и это было еще только самое начало боя. Непрерывно наращивая скорость, мы поднимались все выше и выше, пытаясь оказаться над противником. Но и Капары стремились к тому же. Бой завязался на высоте примерно в двенадцать миль, и почти сразу же превратился во множество отдельных жарких схваток, хотя обе стороны пытались сохранять боевой порядок.

Всего за несколько минут я оказался отрезан от своей эскадрильи. За мной увязалось три штурмовика Капаров. Повсюду вокруг нас падали самолеты, словно листья, срываемые порывами осеннего ветра. Небо было буквально заполонено машинами. Мне приходилось быть очень внимательным, как за рулем автомобиля на улице с оживленным движением в час пик. Стоило только отвлечься на минуту — и не избежать столкновения. После нескольких маневров мне удалось взять ситуацию под свой контроль, и я с удовольствием отметил, как один из преследовавших меня самолетов Капаров, перевернувшись в воздухе, стремительно пошел к земле. Два других тоже были в незавидном положении, поскольку я продолжал оставаться над ними. В конце концов, они обратились в бегство. Но одному из них, значительно уступавшему в скорости моему истребителю, уйти так и не удалось. Я быстро догнал тихохода и сбил его.

Мне невольно припомнился последний бой на Земле, когда, сбив два мессера из трех, я был подбит третьим. Как знать, не являлось ли это репетицией нынешнего боя? Неужели сегодня мне предстоит умереть во второй раз?

Преследуя третий самолет, я оказался над заливом к западу от Униса. Этот залив, простиравшийся на тысячу двести миль, называли заливом Хагар. Огромный искусственный остров располагался в центре его. При создании этого острова использовалась земля, извлеченная в ходе подземных работ в Унисе. Она доставлялась сюда по гигантскому трубопроводу.

Где-то на полпути между берегом и островом мне удалось-таки сесть на хвост этому последнему Капару. Я отчетливо видел свесившееся из кабины тело одного из вражеских стрелков. Зато второй пулемет работал вовсю. Пули со свистом проносились мимо меня, и приходилось лишь удивляться, как я до сих пор оставался жив. Наверное, этот Капар был самым большим мазилой на Полоде.

Я тоже не могу назвать себя первоклассным снайпером, но, в конце концов, замолчал и второй вражеский пулемет. Значит, мои выстрелы все же достигли цели. Однако радость моя была недолгой, так как невдалеке я заметил целую эскадрилью Капаров и понял, что сейчас самое время уносить ноги. По-видимому, пилот преследуемого мною самолета тоже увидел своих. Он немедленно развернулся и пустился за мной в погоню. А тут еще начало твориться что-то неладное с моим мотором. Очевидно, убитый мною стрелок все-таки задел его пулеметной очередью. Капар уже нагонял меня, а пулеметы на моем самолете почему-то молчали. Оглянувшись, я обнаружил, что двое моих стрелков убиты.

Совершенно беззащитный против преследующего меня противника, я вот-вот мог очутиться в критической ситуации. Необходимо было действовать решительно и быстро. Круто накренившись, я спикировал и нырнул прямо под машину Капара.

В результате этих маневров низ фюзеляжа самолета противника оказался у меня на прицеле. Капар попытался оторваться, но было уже поздно. Я нажал на гашетку и обрушил на него целый шквал пуль. Задымившись, штурмовик завалился набок и стремительно пошел вниз.

Я перевел дыхание. На западе все небо было черным-черно от самолетов Капаров. Минута-другая, и они будут около меня. Между тем мой мотор работал на последнем издыхании. В десяти-двенадцати милях подо мной лежало побережье Униса. До Орвиса отсюда, должно быть, тысяча миль на северо-восток. Я мог бы протянуть в сторону города еще миль 175-180, но за это время Капары настигнут меня, и не поручусь, что их стрелки откажут себе в удовольствии расправиться со мною. Кто знает, может, они уже заметили мой самолет и вот-вот пустятся в погоню? Решив схитрить, я вошел в штопор, чтобы у противника, если он за мной наблюдает, сложилось впечатление, будто мой самолет подбит. Почти у самой земли я спикировал и выровнял машину. Если до сих пор в моей шевелюре седых волос не было, то теперь, после этой воздушной эквилибристики, они, наверняка, появились.

Я посадил самолет между побережьем и горной цепью. Преследования не было. Я вылез из кабины. Вслед за мной из машины появился третий стрелок, Бантор Хан.

— Красивая работа, — произнес он. — Мы покончили со всеми тремя.

— Просто слегка повезло, — откликнулся я. — А теперь нам предстоит долгая прогулка в Орвис.

— Боюсь, мы никогда больше не увидим Орвис, — грустно сказал стрелок.

— Это еще почему? — удивился я.

— Это побережье лежит прямо на пути самолетов Капаров. Когда-то на этом самом месте, где мы сейчас стоим, располагался один из крупнейших портовых городов Униса. Теперь, как видишь, от него камня на камне не осталось. Точь-в-точь такая же картина и на двести-триста миль в округе. Ничего, кроме изрытой воронками земли.

— Неужели в этой части Униса нет ни одного города? — спросил я.

— Есть несколько, далеко к югу. До ближайшего из них отсюда с тысячу миль. К тому же он лежит по ту сторону горной цепи. Есть еще города далеко на севере и к востоку от Орвиса. В этой части страны, над которой постоянно пролетают бомбардировщики Капаров, даже на сооружение подземных городов не имеет смысла тратить силы. Тем более, что в других районах осталось еще много неосвоенных территорий.

— Ну нет, — продолжал упорствовать я, — так просто я не собираюсь сдаваться. Попробую добраться либо до Орвиса, либо до любого другого города. Слушай, а не попытаться ли нам перейти через горы? По крайней мере, мы хоть не будем маячить на пути самолетов Капаров.

Бантор Хан покачал головой.

— Эти горы кишат дикими зверями, — сказал он. — В свое время в городе Хагар была громадная коллекция диких животных. Когда разразилась война и начались непрерывные бомбежки, большая часть зверей погибла, а уцелевшие попросту разбежались. За сотню лет они успели размножиться и заполонили эти горы и их окрестности. Жители Полана, города, до которого ты собираешься добраться, из-за них боятся голову высунуть из-под земли. Идти в этом направлении бессмысленно, шансов нет никаких.

Он помолчал и, подумав немного, добавил:

— Мы оба останемся здесь и погибнем. Это означает, что наши потеряли убитыми четырех человек плюс истребитель против двадцати убитых летчиков Капаров и трех их штурмовиков. По-моему, совсем неплохой результат за день. Причин для недовольства нет. Ты можешь гордиться, Тангор, мы с честью выполнили свой долг и умрем, как подобает солдатам, — патетически закончил он свой монолог.

— Конечно, патриотизм и преданность Родине — великие качества, и они достойны уважения, — заметил я. — Не понимаю только, чем живой патриот хуже мертвого. Я уже сказал, что не собираюсь сдаваться. Если даже мы в любом случае обречены, все равно лучше что-нибудь предпринять, чем сидеть сложа руки и покорно ждать смерти.

Бантор Хан пожал плечами.

— Это мне по вкусу, — неожиданно согласился он. — Я уже считал себя покойником, когда к нам прицепились эти три штурмовика. Остается лишь поражаться, как нам вообще удалось выбраться из этой переделки. Нам с тобой крупно повезло. И если теперь ты предпочитаешь идти навстречу смерти вместо того, чтобы ждать, пока она сама тебя найдет, я, пожалуй, готов составить тебе компанию.

Забрав оружие и боеприпасы наших убитых товарищей, мы с Бантором Ханом двинулись в горы Лораса.

С первых же шагов я был поражен красотой этих мест. Мы находились примерно в восьмистах-девятистах милях от экватора, и здешний климат очень напоминал лето в средних широтах на Земле. Все вокруг зеленело, переливалось на солнце, было полно очарования и красоты. Я видел множество деревьев, растений и цветов, казавшихся столь похожими на земные и в то же время разительно отличающихся от них. После длительного времени, проведенного в Орвисе под землей, я чувствовал себя, словно школьник, вырвавшийся на свободу после долгих, нудных занятий. Зато Бантор Хан ощущал себя явно не в своей тарелке.

— Я хоть и родом из Униса, — произнес он, — но, когда оказываюсь на поверхности, словно попадаю в другой мир. Оно и не мудрено для человека, который почти всю свою жизнь провел либо под землей, либо высоко в небе.

— Но, согласись, здесь очень красиво, — сказал я.

— Пожалуй, — не стал спорить он. — Только всего слишком уж много, и это настораживает. А вообще я люблю после долгих полетов возвращаться домой, в Орвис. Только там, под землей, я чувствую себя спокойно и в безопасности. Там я по-настоящему отдыхаю.

Наверное, подумал я, это естественное состояние для человека, который сам, как и его предки в нескольких поколениях, почти всю жизнь провел под землей. Отсюда эта боязнь открытого пространства. Вероятно, комплекс, который развился у Бантора Хана, имеет свое название, но мне не доводилось его слышать.

А здесь, на самом деле, было изумительно: буйная растительность, горные реки и небольшие озера, в которых играла рыба. Первое животное, попавшееся нам, напоминало антилопу. Оно стояло на самом краю горного озера, ступив передними ногами в воду и склонив к ней свою красивую голову, увенчанную длинными острыми рогами. Животное не могло почуять наше приближение, поскольку мы двигались против ветра. Стараясь не спугнуть антилопу каким-нибудь нечаянным шумом, я потянул Бантора Хана в укрытие.

— Вот и еда, — прошептал я, когда мы спрятались в кустах.

Бантор Хан кивнул в ответ. Я тщательно прицелился и с одного выстрела уложил антилопу, попав ей прямо в сердце. Едва мы принялись разделывать тушу, как наше внимание неожиданно привлекло пренеприятнейшее рычание. Одновременно подняв головы, мы огляделись по сторонам.

— Ну вот, я же предупреждал, — сказал Бантор Хан. — Подобных тварей полным-полно в этих горах.

Как и большинство других животных, которых мне довелось встречать на Полоде, этот экземпляр не особенно отличался от земных зверей. На Полоде все они тоже имеют четыре ноги, два глаза и, как правило, хвост. Некоторые покрыты волосами, некоторые — шерстью, некоторые — мехом, а попадаются и совершенно лысые. Лошади на Полоде трехкопытные, их легко узнать по рогу в самом центре лба. Крупный скот здесь безрогий. А кусаются и брыкаются эти животные не хуже земных лошадей. Лошади используются для езды и перевозки грузов, иногда их употребляют в пищу. Туша крупного скота на редкость мясиста, а коровы, как и их земные собратья, дают молоко. Существо, которое с угрожающим рычанием подбиралось к нам, строением тела напоминало льва, а раскраской — зебру. По размерам оно тоже могло сойти за приличного африканского льва.

Я вытащил пистолет из кобуры, но Бантор Хан схватил меня за руку.

— Не стреляй, — произнес он. — Это его только разозлит. Если мы уйдем, оставив ему тушу, он, скорее всего, не станет нападать на нас.

— Ты очень ошибаешься, если думаешь, что я намерен оставить наш ужин этому негодяю, — сказал я.

Бантор Хан поразил меня. Я знал, что он не был трусом. Он храбро воевал и имел немало наград. Видно, здесь, на поверхности планеты, все оказалось для него столь ново и необычно, что он растерялся. Вот будь он в воздухе, на высоте миль двенадцать, или под землей, на глубине футов сто, тогда уж он не отступил бы ни перед кем — ни перед человеком, ни перед зверем.

Я сбросил его руку со своей и, не спеша прицелившись, выпустил в животное четыре или пять пуль. Хищника буквально разнесло на куски, поскольку мой пистолет был заряжен разрывными патронами.

Как-то раз я поинтересовался, как это цивилизованные, культурные обитатели Униса допускают использование разрывных снарядов. «Капары сами хотели настоящей войны», — ответили мне.

— Ого! — воскликнул Бантор Хан. — Ты убил его!

Кажется, его это и в самом деле удивило.

Отрезав от туши антилопы несколько приличных кусков и поджарив их на костре, мы сытно поужинали. Тащить с собой остальное мясо не имело никакого смысла, и мы попросту бросили его на месте, оставив на пропитание какому-нибудь очередному хищнику. Плотный ужин поднял наши силы и приободрил нас. По-моему, Бантор Хан тоже почувствовал себя гораздо уверенней, убедившись в том, что мы совсем не обязательно должны быть растерзаны первым же встретившимся нам зверем.

Переход через горы занял два дня. К счастью, мы удачно выбрали маршрут через северный конец горной цепи, где сама гряда была довольно узкой, а горы оказались ненамного выше холмов. Еды у нас было в достатке. Правда, дважды на нас пытались напасть дикие животные. Один раз это была мерзкая тварь, напоминающая гиену, второй — уже знакомое нам существо, которое я окрестил «львом Полоды». Хуже всего приходилось ночью, поскольку под покровом темноты хищники могли незаметно подкрасться и наброситься на нас. Первую ночь мы провели в пещере, по очереди сменяя друг друга на вахте, вторую — под открытым небом. Однако нам повезло, и никто на нас не напал.

Выйдя из каньона на восточной стороне горной цепи, мы вдруг увидели примерно в полумиле от нас, на краю небольшого ущелья, являвшегося продолжением каньона, в котором мы находились, самолет Капаров. От неожиданности мы остановились. Приглядевшись, мы заметили возле машины двух человек, которые, кажется, что-то копали.

— Еще парочка Капаров в нашу коллекцию, — сказал я Бантору Хану.

— Убив их и уничтожив самолет, мы обречем себя на верную гибель, — отозвался он.

— Тебе все время хочется умереть, — произнес я с укором. — А я еще намерен пожить.

Вот он был бы удивлен, если бы узнал, что я уже давно мертв и даже похоронен где-то за 548 тысяч световых лет отсюда.

— К тому же, — прибавил я, — нам нет никакого смысла уничтожать самолет, если он на ходу.

Мы спустились в лощину и низом подошли к Капарам. Они не могли видеть нас, а любой подозрительный шум, который мы могли по неосторожности издать, заглушил бы шум небольшого горного ручья.

Пройдя достаточное, по моему мнению, расстояние, я велел Бантору Хану подождать, а сам вскарабкался вверх на разведку. Я не ошибся в расчетах: менее чем в ста футах от меня двое Капаров орудовали лопатами. Пригнувшись, я кивком подозвал своего товарища.

Могу вас заверить, что на настоящей войне нет места рыцарству и благородству. Эти двое Капаров были обречены, и они погибли прежде, чем осознали или увидели, что где-то рядом находится противник.

Пройдя к убитым поближе, мы обнаружили возле ямы, которую они так старательно копали, небольшой ящик. Он был сделан из металла и герметически закрывался. Внутри его оказалось два комплекта синей униформы Вооруженных сил Униса, а в придачу к ним — шлемы, ботинки, патронташи, кинжалы и пистолеты. В ящик была также вложена инструкция на языке Капаров, описывающая, как лучше проникнуть в Орвис и организовать в городе бесчисленные пожары. Указывалось даже, какие здания в Орвисе легче поджечь, и откуда пожары быстрее всего распространятся на окружающие строения.

Мы забросили ящик в самолет и влезли в него сами.

— Ничего не получится, — мрачно предупредил Бантор Хан. — Нас собьют свои же.

— Неужели тебе действительно так не терпится умереть? — спросил я.

Я запустил двигатель и вырулил на взлет.

VII

Радары Униса, конечно, уже засекли нас и дали предупреждение о том, что приближается самолет противника. Дело в том, что самолеты Вооруженных сил Униса оснащены специальным секретным устройством, которое дает сигнал на радары. Этот сигнал постоянно меняется, являясь как бы паролем, позволяющим отличить собственный самолет от вражеского. Я не сомневался, что в Унисе уже объявлена тревога, и был уверен в том, что искать самолет будут на высоте, поэтому сам летел на бреющем полете, придерживаясь высоты чуть более двадцати футов.

Подлетая к горной цепи, окружающей Орвис, я заметил эскадрилью истребителей, движущуюся нам навстречу.

— Они ищут нас, — сказал я Бантору Хану, сидевшему сзади меня. — Я направлю машину туда, где они смогут лучше нас заметить.

— Ты очень торопишься, — отозвался Бантор Хан.

— Слушай внимательно, — произнес я. — Как только мы приблизимся к ним и ты сможешь различить пилотов и их форму, немедленно поднимайся во весь рост и маши рукой. Они увидят, что на тебе форма летчика Униса и не станут стрелять.

— Вот тут ты и ошибаешься, — принялся спорить Бантор Хан. — Капары не раз пытались проникнуть в Орвис в униформе, снятой с наших убитых летчиков.

— Ладно, не будем спорить, — прервал его я. — Другого выхода все равно нет. Ты, главное, не забудь подняться и махать руками.

Расстояние между нашим самолетом и истребителями становилось все меньше и меньше. Момент был напряженный. Я уже отчетливо видел синюю форму пилотов и стрелков, а они, наверняка, так же ясно видели нашу. Оставалось надеяться на то, что знаки, которые подавал Бантор Хан, заставят их понять, что тут что-то не так.

Командир эскадрильи приказал своим самолетам окружить нас. Кольцо вокруг сжималось все теснее и теснее, и в конце концов, мы едва не соприкасались крыльями.

— Кто вы такие? — прокричал нам командир.

— Бантор Хан и Тангор, — ответил я. — Мы находимся в захваченном самолете Капаров.

Я услышал, как один из его стрелков произнес:

— Точно, это Бантор Хан. Я его хорошо знаю.

— Приземлитесь в южной части города, — приказал командир. — Мы будем сопровождать вас. В случае невыполнения наших условий вы будете немедленно сбиты.

Я просигналил в ответ, что все понял.

— Следуйте за нами, — велел командир.

Так мы приземлились в Орвисе в сопровождении целого эскорта истребителей. Признаться, я был рад выбраться из этого самолета целым и невредимым.

Я рассказал командиру эскадрильи обо всем, что мы видели, и передал ему ящик, который мы нашли возле убитых Капаров. Затем я отправился к своему командиру и доложил о случившемся.

— Я уж не надеялся снова увидеть тебя живым, — сказал он. — Как успехи?

— Двадцать два Капара и четыре их самолета, — отрапортовал я.

Он взглянул на меня несколько скептически.

— А твои потери?

— У меня в экипаже было три человека, — ответил я. — Я потерял двоих плюс самолет.

— Все равно соотношение в твою пользу, — подытожил командир. — Кто еще спасся?

— Бантор Хан.

— Хороший парень, — произнес он. — Где он сейчас?

— Ждет за дверью, сэр.

Командир позвал Бантора Хана.

— Вам крепко повезло, парни, — повторил он.

— Так точно, сэр, — подтвердил Бантор Хан. — Четыре самолета и двадцать два человека убитыми против наших двух и одного истребителя.

— Я буду ходатайствовать о представлении вас обоих к наградам, — сообщил командир. — А теперь вам нужно как следует отдохнуть. Возьмите завтра оба выходной день, вы его вполне заслужили.

Не теряя времени, я отправился прямо к Харкасам. Харкас Ямоду я застал в саду, где она сидела, печально устремив взор в землю. Едва я окликнул ее, как она вскочила и с нервным смехом подбежала ко мне.

— О, Тангор, — закричала она, крепко схватив меня за обе руки. — Когда ты не вернулся, мы уж решили, что ты погиб. Говорят, тебя последний раз видели, когда ты в одиночку сражался с тремя штурмовиками Капаров.

— А что Харкас Дан? — поинтересовался. — Он вернулся?

— Да, и мы все так счастливы — до следующего раза.

Я сидел за обеденным столом с Ямодой и ее родителями, когда появился Харкас Дан. Как и все остальные, он был одновременно удивлен и обрадован, увидев меня живым и невредимым.

— Я уж думал, ты погиб, — сказал он, после того как мы обменялись приветствиями. — Если человек не возвращается в течение трех дней, его считают убитым. А ты, похоже, просто счастливчик.

— Чем закончился бой, Дан? — спросил я.

— Мы, как всегда, успешно отбили их атаку, — ответил он. — Мы превосходим Капаров во всем: мужеством пилотов, меткостью стрелков, мощностью орудий, маневренностью самолетов, а теперь, думаю, и их количеством. Они атаковали нас в два захода, примерно по пять тысяч самолетов в каждом, и, по меньшей мере половину их машин мы сбили. Наши потери составили одну тысячу самолетов и две тысячи человек. Остальные благополучно приземлились на парашютах.

— Не понимаю, что же поддерживает их боевой дух, — недоуменно произнес я. — Неужели их воины способны идти на верную смерть без всякой стоящей цели?

— Они очень боятся своих вождей, — пояснил Харкас Дан. — А многолетняя привычка к повиновению погубила в них всякую инициативу и самостоятельность. Другая причина еще проще: каждому хочется есть. Вожди Капаров живут в роскоши, как князья прежних времен. Армейские офицеры тоже ни в чем не знают нужды. Что касается простых солдат, то они, по крайней мере, вдоволь обеспечены едой. Если ты не идешь на военную службу, то превращаешься просто в рабочую силу, а на Капаре это равнозначно превращению в рабов. Рабочий день там длится по шестнадцать-восемнадцать часов, а еды дают ровно столько, чтобы не умереть с голоду. И все-таки положение местного населения несравненно лучше, чем жизнь покоренных народов, многие из которых доведены до того, что вынуждены заниматься каннибализмом.

— Давайте поговорим о чем-нибудь более приятном, — предложила Ямода.

— По-моему, вот идет предмет такого приятного разговора, — заметил я, кивнув в сторону входа в сад, в котором мы сидели. Там как раз появилась Балзо Маро.

Она приблизилась к нам с лучезарной улыбкой на лице, однако я заметил, что улыбается она через силу. Харкас Дан поднялся ей навстречу и, взяв ее руки в свои, ласково пожал их. Ямода приветствовала ее нежным поцелуем. Я в первый раз столкнулся с подобным публичным проявлением нежных чувств. Хотя эти три человека были очень привязаны друг к другу и каждый из них это знал, они никогда не демонстрировали свои чувства перед посторонними.

Очевидно, они обратили внимание на мое замешательство.

— Мой младший брат героически погиб в бою, — пояснила Балзо Маро. И, помолчав немного, она грустно добавила, — война.

Я не считаю себя чрезмерно чувствительным человеком, но в этот момент комок стал у меня в горле и слезы подступили к глазам. Какие мужественные люди! Сколько страданий пришлось им вынести из-за стремления к власти, тщеславия и ненависти человека, умершего почти сто лет назад!

Больше об утрате Балзо Маро не было сказано ни слова. Я уверен, что, глубоко переживая случившееся, эти люди никогда не вернутся к этому разговору. Война…

— Значит, завтра у тебя выходной, — промолвил Харкас Дан. — Тебе, можно сказать, снова повезло.

— Почему? — не понял я.

— Завтра двадцать тысяч наших самолетов вылетают с ответным ударом в Капару, — пояснил он.

— А они в ответ пошлют сорок тысяч самолетов, — печально заметила Ямода. — И так это будет тянуться до бесконечности.

— В таком случае, ни о каком выходном завтра не может идти речи, — заявил я.

— Это еще почему? — спросила Ямода.

— Я полечу вместе со своей эскадрильей, — сказал я. — Не понимаю, почему командир сразу не сообщил мне об операции.

— Потому что ты вполне заслужил отдых, — сказал Харкас Дан.

— Тем не менее завтра я полечу вместе со всеми, — решительно объявил я.

VIII

На следующий день перед самым рассветом тысячи самолетов взмыли ввысь с аэродромов Орвиса. Мы должны были следовать на высоте двенадцати миль, и едва машины легли на курс, как нашим глазам открылась поистине великолепная картина! В небе ясно виднелись четыре из одиннадцати входящих в данную космическую систему планет. Ближайшая из них располагалась менее чем в шестистах тысячах миль. Вокруг Омоса, солнца этой системы, вращается одиннадцать планет, каждая размером примерно с нашу Землю. Они находятся приблизительно на одинаковом расстоянии друг от друга. Орбиты их планет отстоят на миллион миль от центра солнца, которое само по себе значительно меньше, чем наше светило. Атмосферный пояс, составляющий 7200 миль в диаметре, вращается вместе с планетами по их орбитам, соединяя таким образом их воздушной дорогой и открывая большие возможности для межпланетных путешествий. Харкас Йен говорил мне, что эти возможности уже давно могли бы быть реализованы, если бы не затяжная, изнурительная война.

С тех самых пор, как я очутился на Полоде, я не переставал размышлять о том, сколько новых интересных открытий таит в себе путешествие на эти другие планеты, условия жизни на которых должны быть примерно такими же, что и на Полоде. Однако вероятность подобного путешествия практически равна нулю — по крайней мере, до тех пор, пока на Полоде непрерывно идет война.

Мне предстоял еще долгий полет, и мысли о межпланетном путешествии помогали скоротать время. Капара расположена на континенте, называемом Эприс. Расстояние от Орвиса до Эргоса, столицы Капары, составляет примерно одиннадцать тысяч миль. Так как скорость самых медленных наших самолетов равна пятистам милям в час, то до Эргоса, нам предстояло лететь довольно долго. Все трое моих стрелков оказались сменными пилотами, и каждые четыре часа мы сменяли друг друга у штурвала. На сей раз Бантора Хана со мной не было, а с тремя входившими в состав моего экипажа летчиками я никогда прежде не летал. Замечу, однако, что, как и все военнослужащие в Унисе, они оказались надежными, знающими свое дело парнями.

Миновав побережье Униса, мы пролетели три с половиной тысячи миль над Караганским океаном, простирающимся от северного континента Кариса до самой южной точки Униса, в которой два континента — Эприс и Унис — почти встречаются, на восемь с половиной тысяч миль. С высоты в двенадцать миль разглядишь немного. Случайные облака проплывали под нами, а между ними отчетливо была видна синяя гладь океана, сверкающая в солнечных лучах. Поверхность океана казалась такой гладкой и спокойной, что можно было подумать, будто под нами не великий океан, а небольшой пруд.

Около полудня мы заметили впереди побережье Эприса, и тут же появились самолеты Капаров, посланные нам навстречу. Их было не больше тысячи, и мы без особого труда уничтожили половину из них, заставив остальных повернуть обратно. Однако вскоре мы были атакованы новым, гораздо более крупным отрядом. Завязался яростный бой, но большинству наших бомбардировщиков удалось прорваться вперед.

Наша эскадрилья сопровождала тяжелые бомбардировщики, и нам приходилось постоянно отбивать нападения вражеских самолетов. В течение менее получаса я оказался вовлечен в три ожесточенные схватки, из которых благополучно вышел, потеряв только одного члена экипажа. После каждого боя мне приходилось догонять бомбардировщики и конвой.

Рейсовая скорость истребителя составляет примерно пятьсот миль в час, но машина может развивать предельную скорость до шестисот миль. Обычная скорость бомбардировщика тоже около пятисот миль, а предельная — пятьсот пятьдесят.

Из двух тысяч легких и тяжелых бомбардировщиков, отправившихся в этот рейд, к Эргосу прорвалось около тысячи восьмисот. Вот тут-то, поверьте, и разгорелась настоящая битва. Одна тысяча за другой поднимались в воздух самолеты Капаров, а наши силы пополнялись все новыми и новыми машинами, прорвавшимися сквозь заслон.

Мы увидели взметнувшиеся к небу столбы огня и лишь через некоторое время услышали грохот взрывов — это наши бомбардировщики сбросили свой груз. Вокруг свистели пули. В клубах дыма падали на землю сбитые самолеты — наши и Капаров.

Внезапно небо очистилось от самолетов противника, и в дело вступила зенитная артиллерия. Она, как и в Унисе, была оснащена тысячефунтовыми снарядами, взлетавшими на высоту двенадцать-пятнадцать миль. Взрывами на пятьсот ярдов во всех направлениях разносило обломки самолетов. Из других снарядов при разрыве вылетали проволочные сети на маленьких парашютиках — они опутывали пропеллеры и застопоривали их.

Сбросив семь или восемь тысяч тонн бомб на Эргос и его окрестности — на площадь примерно в двести квадратных миль, мы развернули свои машины и взяли курс сначала на восток, а затем на север, направляясь к самой южной точке Унисча.

Где-то над восточной оконечностью Эприса мой мотор начал так сильно барахлить, что мне не оставалось ничего иного, как пойти на вынужденную посадку. До Униса или хотя бы до прилегающих к континенту островов в южной части Караганского океана оставался какой-нибудь час лету, но мой самолет уже не был способен преодолеть это расстояние.

Летчики других самолетов прекрасно видели, что я пошел на посадку, но никто не последовал за мной, никто не поспешил на помощь. Устав категорически запрещает другим экипажам рисковать во имя помощи летчику, вынужденному совершить посадку на вражеской территории. Беднягу автоматически списывают со счета — как погибшего.

Поскольку в свое время я изучал географию Полоды, то знал, что нахожусь сейчас за южной границей Капары, над страной, некогда известной под названием Пунос и покоренной Капарами в числе первых, сто с лишним лет тому назад.

Мои познания о Пуносе ограничивались слухами, ходившими в Унисе. Рассказывали, будто обитатели этой страны за долгие годы преследований и голода совершенно одичали и превратились чуть ли не в животных.

Приближаясь к земле, я отчетливо видел внизу под собой гористую территорию. Две реки протекали по ней, соединяясь на юге в широкий поток, впадающий прямо в залив. Ни людей, ни городов, ни возделанных полей я не заметил. Правда, вдоль рек виднелась кое-какая растительность, но в целом ощущение было такое, словно подо мной расстилается пустыня. Вся местность была изрыта воронками от взрывов, свидетельствующими об ожесточенных бомбардировках, которым она подвергалась в прошлом.

Отчаявшись найти подходящее для посадки место, я вдруг заметил небольшую площадку в устье широкого каньона, у южного подножья горной цепи.

Уже посадив самолет, я обратил внимание на какие-то фигуры, маячившие невдалеке. Они двигались крадучись, скрываясь за деревьями и явно не желая быть замеченными мною. Кто это такие? Какая встреча ожидает меня на этой земле?

Дождавшись, пока заглохнет мотор самолета, они вышли из укрытия — около дюжины человек, вооруженных копьями, луками и стрелами. На них были набедренные повязки, изготовленные из шкур животных, а из-за поясов торчали длинные ножи. Грязные истощенные, со спутанными волосами, они бесшумно подкрадывались ко мне.

Я успел заметить, что луки со стрелами незнакомцы держат наготове.

IX

Судя по внешнему виду незнакомцев и их поведению, рассчитывать на радушный прием мне не следовало. Все говорило о том, что я здесь нежеланный гость. Стоило мне подпустить этих людей поближе, как стрелы, выпущенные из их луков, немедленно пронзили бы меня — в этом не было никаких сомнений. Оставалось одно: не давать им приблизиться, сохраняя дистанцию, которая делала меня недосягаемым для их стрел. Я поднялся, не выходя из кабины самолета, и направил свой пистолет прямо на них. Заметив это, они немедленно разбежались, попрятавшись за скалы и деревья.

Мне очень хотелось поскорее посмотреть, что случилось с моим мотором и определить, нельзя ли отремонтировать его, но до тех пор, пока неприветливые обитатели Пуноса окружали мой самолет, сделать это не было никакой возможности. Конечно, я мог бы пуститься следом за ними, но они имели неоспоримое преимущество — хорошо зная местность, они в любой момент могли укрыться. Разумеется, некоторых из них я бы догнал и обезвредил. Некоторых, но не всех. А оставшиеся непременно вернулись бы назад, затаились где-нибудь поблизости и с наступлением темноты набросились бы на меня.

Мое положение казалось почти безнадежным, но, в конце концов, я все-таки решил выйти из самолета, догнать незнакомцев и вступить с ними в переговоры. Тут как раз один из них высунул голову из-за скалы, за которой прятался, и окликнул меня. Он говорил на одном из пяти языков, которые я в свое время изучал.

— Ты из Униса? — спросил он.

— Да, — ответил я.

— Тогда не стреляй, — продолжал незнакомец. — Мы не причиним тебе никакого вреда.

— Если это так, — сказал я, — уходите.

— Нам надо поговорить с тобой, — настаивал он. — Мы хотели бы узнать, как идет война и когда ей наступит конец.

— Пусть один из вас подойдет, — согласился я. — Но не больше.

— Хорошо, я подойду, — сказал он. — Но ты можешь не бояться нас.

Он приблизился ко мне — пожилой мужчина с морщинистым лицом и изрядным брюшком. Как только с такой комплекцией он держался на своих хилых ножках! В его спутанных седых волосах я заметил веточки и грязь, а слабая поросль на подбородке свидетельствовала о его возрасте. Как мне уже было известно, бороды на Полоде разрешается отпускать только старикам.

— Я сразу понял, что ты из Униса, как только разглядел твою синюю форму, — начал старик. — В прежние времена народы Униса и Пуноса были добрыми друзьями. Эта дружба передавалась из поколения в поколение. Когда Капары впервые напали на нас, народ Униса пришел нам на помощь. Правда, они тоже оказались совсем не готовы к войне, и пока накопили достаточно сил, чтобы помочь нам, наша страна уже была полностью захвачена неприятелем. Весь Пунос был прямо-таки наводнен Капарами. Они устроили аэродромы вдоль нашего побережья и расположили здесь свои орудия. Через некоторое время Унис, создавший мощный военно-воздушный флот, вышвырнул их отсюда. Базы Капаров исчезли, но нам это уже не помогло. Помощь пришла слишком поздно.

— Как же вы живете? — поинтересовался я.

— Тяжело, — признался мой собеседник. — Капары время от времени по-прежнему совершают свои набеги, и стоит им обнаружить возделанное поле, как они тут же уничтожают его. Летая на бреющем полете, они расстреливают любого человека, который попадется им на глаза. Из-за этого выращивать урожай стало почти невозможно. Мы вынуждены были уйти в горы, где и живем, питаясь рыбой, кореньями и всем тем, что удастся найти.

Он помолчал немного, словно думая о чем-то своем, а затем продолжил свой печальный рассказ.

— Много лет тому назад, — говорил он, — здесь были расквартированы воинские части Капаров, и перед уходом отсюда они уничтожили все живое, что смогли найти: животных, птиц, мужчин, женщин и детей. Лишь нескольким сотням жителей Пуноса удалось спрятаться в недоступных местах в горах. Уцелевшую там дичь мы съели быстрее, чем она успела размножиться.

— И у вас совсем нет мяса? — спросил я.

— Иногда бывает, когда кто-нибудь из Капаров вынужден совершить здесь посадку, — отозвался он. — Сначала мы подумали, что ты тоже Капар, но раз ты из Униса, тебе ничто не угрожает.

— Но почему теперь-то, когда вы так беспомощны, Капары не позволяют вам обрабатывать землю, чтобы как-то прокормиться?

— Потому что наши предки восстали против Капаров, когда те вторглись в нашу страну. Это вызвало сильную ярость и ненависть у захватчиков. Из-за этого они хотели уничтожить нас. Они и сейчас боятся, что если в живых останется хотя бы небольшая кучка жителей Пуноса, то лет через сто она увеличится и когда-нибудь в будущем мы снова будем представлять угрозу для Капаров.

Слушая исповедь старика, я невольно вспоминал то, что слышал о Пуносе и его жителях от Харкаса Йена, и что читал об этом в книгах по истории Полоды. Эту страну населяли мужественные и образованные люди, создавшие высоко развитую культуру. Их суда бороздили воды всех четырех великих океанов Полоды, оживленная торговля велась с жителями всех пяти континентов. Большое развитие получило здесь садоводство и животноводство, на бесчисленных фермах содержались бесчисленные стада домашних животных, а по всему побережью располагались промышленные города и рыболовецкие хозяйства. И вот я глядел на бедного старика, истощенного и почти одичавшего представителя этой некогда высоко развитой страны. Боже мой, во что могут превратить счастливую и процветающую нацию болезненные фантазии, рожденные тщеславным воображением какого-то выродка-маньяка.

— Что с твоим самолетом? — поинтересовался у меня старик.

— Пока не знаю, — ответил я. — Я должен посмотреть мотор и выяснить, в чем дело.

— Будет лучше, если мы закатим твою машину в каньон, — предложил он. — Там она будет надежнее укрыта от Капаров, чьи самолеты частенько появляются над здешними местами.

Было в этом несчастном, оборванном старике нечто такое, что заставляло довериться ему. К тому же высказанное предложение показалось мне весьма разумным, и я согласился. Он крикнул своих товарищей, и по его зову они вышли из каньона — одиннадцать грязных, исхудавших, потерявших всякую надежду существ разных возрастов. Они как будто даже попытались улыбкой поприветствовать меня, о чем я лишь догадался, ибо способность улыбаться по-настоящему этот народ, по-видимому, утратил несколько поколений назад.

Они помогли мне закатить самолет в каньон, где под сенью ветвистого дерева он был совершенно незаметен с воздуха. Я совсем забыл об убитых стрелках, оставшихся в самолете, но один из пуносцев, вскарабкавшись на крыло, обнаружил два трупа за кабиной пилота. Мне было известно, что где-то внизу должен быть еще один. Я невольно содрогнулся, заметив странный блеск в глазах обнаружившего тела убитых пуносца, потому что понял, какая страшная мысль промелькнула в его сознании.

— В самолете мертвые! — крикнул он своим товарищам.

Старик, бывший у них, по всей видимости, за главного, тоже взобрался на крыло и заглянул вовнутрь. Затем он повернулся ко мне.

— Нужно похоронить твоих товарищей? — спросил он дрогнувшим голосом.

Слова эти были сказаны таким тоном, что у меня мурашки побежали по коже.

Они помогли мне снять патронташи и форму с убитых стрелков, а после этого при помощи своих ножей принялись копать могилы, вычерпывая землю прямо руками. Уложив тела убитых в неглубокие ямы, они присыпали их землей.

Когда, наконец, эта печальная и непродолжительная процедура была закончена, я снял мотор и принялся искать в нем поломку. Двенадцать пуносцев столпились вокруг, и с интересом следили за каждым моим движением. Они буквально засыпали меня вопросами. Больше всего их интересовало, как идет война, когда она кончится и кончится ли вообще. К сожалению, я не мог сказать им ничего утешительного.

Я довольно легко обнаружил повреждение в моторе. Оно оказалось незначительным, и я понял, что необходимый ремонт можно произвести на месте, поскольку инструменты и запасные части мы всегда брали с собой в полет. Однако уже начинало смеркаться, и закончить работу до наступления темноты я все равно бы не успел.

Старик, кажется, понял это и предложил переночевать в их деревне.

Разумеется, я мог бы устроиться на ночлег и в самолете, но обуреваемый любопытством, я решил принять его приглашение. По дороге в деревню он робко взял меня за Руку.

— Можно, мы возьмем оружие и боеприпасы твоих убитых друзей? — попросил он. — С их помощью мы сможем уничтожить больше Капаров.

— А вы умеете с ним обращаться? — спросил я.

— Да, — ответил старик. — Мы уже находили такое оружие в самолетах Капаров, потерпевших здесь аварию, и тех, кого удалось убить, но у нас кончились боеприпасы.

Мы шли сначала по каньону, потом по узкой тропе над обрывом, которая привела нас к небольшой площадке на уступе горной вершины. С отвесной скалы над нами падал водопад, образуя небольшое озеро у ее подножья. Отсюда горный поток устремлялся дальше, к другой отвесной скале, находящейся на расстоянии около мили отсюда. Вдоль одного берега реки, доходя до самого подножия скалы, густо росли деревья, среди которых, надежно укрытая их листвой, и располагалась деревенька.

Прятаться! Все время от кого-то прятаться! Наверное, всю жизнь несчастные живут с этой мыслью. Она не оставляет их ни на минуту. Трудно даже представить кого-нибудь из них, свободно прогуливающимся по поверхности Полоды, не думая о том, как при малейшей опасности укрыться либо под деревом, либо под землей. Неужели нечто подобное произойдет когда-нибудь и на Земле?! Нет, это невозможно! Хотя, с другой стороны, обитателям Полоды это тоже, наверное, казалось невозможным на протяжении тысячелетий. Но сто лет назад все неожиданно изменилось.

В деревне оказалось около сотни жителей: сорок женщин, пятьдесят мужчин и с десяток детей — бедных, истощенных маленьких существ с вытянутыми руками и огромными животами. Видимо, сказывалось скудное питание. Голод здесь пытаются утолить, поедая траву, ветви и листья. Завидев нас, жители деревни с голодными глазами выскочили навстречу. Однако стоило им разглядеть мою синюю форму, как они тут же замерли на месте.

— Это наш друг и гость, — произнес вождь. — Он убил множество Капаров и дал нам оружие и боеприпасы, чтобы мы тоже могли уничтожать их.

При этих словах он продемонстрировал всем свою добычу.

Окружив меня плотным кольцом, эти люди, как и двенадцать их односельчан чуть раньше, засыпали меня бесчисленными вопросами. Особенно подробно они интересовались тем, чем питаются в Унисе. Когда я сказал, что пищи у нас вполне достаточно, они были крайне удивлены, ибо полагали, что Унис подвергся такому же разорению, как и Пунос.

Детишки робко тянули ко мне свои ручонки, стараясь дотронуться. Для них я был существом из другого мира. А я, глядя на их тщедушные, истощенные тела, все больше и больше укреплялся в ненависти к отвратительному режиму, обрекшему их на страдания.

Обнаружившие меня охотники принесли пару маленьких грызунов и какую-то птицу. Женщины быстро развели костер и установили на огонь большой котел, примерно на четверть заполненный водой. Ощипав птицу и сняв шкуру со зверьков, они бросили их в котел, не разделывая тушки. Туда же добавили каких-то растений и корений, а также несколько пригоршней травы.

— Из шкурок получится недурная похлебка на завтрак для наших детей, — пояснила мне пожилая женщина, аккуратно откладывая их в сторону.

Пока хлопотавшие возле огня женщины помешивали это ужасное варево какой-то веткой, вокруг них сгрудились дети, которые жадно вдыхали носами поднимавшийся из котла пар. Взрослые стояли плотным кругом чуть поодаль, тоже не сводя с котла жадных глаз.

Мне не доводилось раньше встречать голодающих, и я молю Бога о том, чтобы подобных встреч не было и впредь. Помочь этим страдальцам я ничем не мог. Наблюдая за ними, я уже нисколько не удивлялся тому, что они едят Капаров. Куда больше поразило меня другое: сколько же доброты и силы воли в этих людях, если, несмотря на постоянно мучающий их голод, они не тронули меня. Ощущая на себе взгляды матерей, я представлял, как они мысленно уже разделывают мое тело, выбирая кусочки поаппетитнее. И вот они добровольно отказались от поживы, хотя их дети изнемогают от недоедания.

Как я уже сказал, среди обитателей деревни было сорок взрослых женщин и всего десять детей. Да и эти-то десять, наверное, чудом выжили в условиях постоянного голода, когда детская смертность должна быть особенно высока. Я понимал, что передо мной — последние представители народа, которому в недалеком будущем суждено исчезнуть вовсе. Что же толку во всех богах и религиях мироздания, если эти люди обречены на вымирание, тогда как Капары живут и плодятся!

Когда, наконец, похлебка была готова, появились небольшие чашки из грубо обожженной глины. Вождь большим деревянным ковшом принялся аккуратно разливать по чашкам содержимое котла. Мне тоже было предложено разделить трапезу с остальными. В ответ я лишь отрицательно покачал головой. Мой отказ, очевидно, обидел вождя.

— Ты гнушаешься нашей скромной пищей? — спросил он.

— Совсем нет, — поспешил успокоить его я. — Я сыт, и завтра снова смогу есть вволю дома. А здесь столько голодных мужчин, голодных женщин и голодных детей!

— Прости меня, — промолвил он. — Ты очень добрый человек. Твою порцию я раздам детям.

Он взял предназначавшуюся мне чашку и разделил ее содержимое между десятью ребятишками, так что каждому из них едва досталось по глотку. Однако дети глядели на меня с такой благодарностью, что слезы невольно выступили у меня на глазах. В общем-то я всегда отличался мягким характером, но до того, как я попал на Полоду, мне никогда не приходилось видеть столько горя, столько мужества, столько силы духа и столько страданий, как на этой несчастной, раздираемой войной планете.

X

На следующее утро в сопровождении всей деревни я направился в каньон, где вчера оставил свой самолет. Мы уже приближались к месту, где должна была стоять моя машина, как вдруг увидели, что один из трех человек, посланных вождем вперед в дозор, со всех ног мчится нам навстречу, знаками показывая, чтобы мы замолчали. Заметно было, что сам он не на шутку взволнован.

— В твоем самолете Капар, — шепотом предупредил он, приблизившись.

— Я пойду вперед, — сказал я вождю. — Возможно, завяжется перестрелка.

— Нам бы тоже следовало захватить с собой оружие, — посетовал вождь. — Почему я не подумал об этом!

Он тут же послал нескольких человек назад, в деревню, за оружием.

Спустившись в каньон, я нашел там двух дозорных. Они прятались в кустах и жестами велели мне тоже укрыться. Однако я не собирался терять время попусту и вместо этого побежал вперед. Я увидел свой самолет как раз в тот момент, когда какой-то мужчина вскарабкивался на крыло. Это, действительно, был Капар, и, подбежав поближе, я немедленно открыл огонь. Пули пролетели мимо цели, но незнакомец, скатившись с крыла, поднял руки вверх в знак капитуляции.

Двигаясь к нему, я все время держал палец на спусковом крючке и, только оказавшись совсем рядом, увидел, что незнакомец безоружен.

— Что ты здесь делаешь, Капар? — обратился я к нему.

По-прежнему не опуская рук, он сделал несколько несмелых шагов ко мне.

— За честь и славу Униса, — произнес он, как пароль, уже знакомые мне слова. — Я никакой не Капар.

С этими словами он снял с головы серый шлем, обнажив копну русых волос. Зная, однако, что среди Капаров тоже попадаются блондины, я не намеревался попадаться на эту уловку.

— Не слишком убедительное доказательство, — скептически заметил я. — Твоей белобрысой головы недостаточно, чтобы заставить меня поверить твоим словам. Если ты в самом деле из Униса, назови сначала себя и скажи, из какого ты города.

— Меня зовут Балзо Джан, — ответил он. — Я родом из Орвиса.

Итак, передо мной стоял брат Балзо Маро, которого сама она считала погибшим. Хотя такое вполне могло случиться, я все еще не был уверен до конца, что незнакомец именно тот, за кого себя выдает.

— Как ты сюда попал? — продолжил я свои расспросы.

— Мой самолет был подбит в бою примерно в двухстах милях отсюда, — ответил он. — Нам удалось благополучно приземлиться, но Капары, заметив это, попытались нас добить. Их было четверо, а нас трое. Мы уничтожили их всех, но двое моих товарищей погибли в бою. Зная, что я нахожусь на территории Эприса, покоренного Капарами, я решил для маскировки переодеться в форму одного из убитых неприятельских летчиков.

— Почему же ты не взял оружие и боеприпасы?

— В бою мы израсходовали все боеприпасы, — объяснил он, — а оружие без патронов — только лишняя обуза в пути. Последней пулей, которая у меня оставалась, я прикончил последнего Капара.

— Не знаю, — задумчиво произнес я. — Может, так оно все и было. Назови-ка мне лучше имена друзей своей сестры.

— Пожалуйста, — согласился он. — Ее лучшие друзья Харкас Ямода и Харкас Дан, дочь и сын Харкаса Йена.

— Похоже, ты говоришь правду, — наконец решил я. — Там, в самолете, позади кабины пилота, есть пара комплектов синей формы. Переоденься и давай вместе займемся мотором.

— Гляди, — закричал вдруг Балзо Джан, указывая рукой в сторону. — Там какие-то люди. Они приближаются сюда и, по-моему, собираются напасть на нас.

Я повернулся и увидел своих гостеприимных хозяев, подкрадывающихся к нам с луками и стрелами наготове.

— Все в порядке, — крикнул я им. — Это друг.

— Если он твой друг, то ты и сам, должно быть, Капар, — отозвался вождь.

— Он не Капар, он друг, — снова повторил я и, повернувшись к Балзо Джану, велел ему немедленно переодеться в синюю форму.

— Поди знай, может, ты обманул нас, — не унимался вождь. — Как после всего мы можем верить тому, что ты не Капар?

— Наши дети очень хотят мяса, — завопила какая-то женщина в толпе, стоявшей позади вождя. — Наши дети голодны, мы сами голодны, а тут двое Капаров.

Дело оборачивалось пренеприятнейшим образом. Пуносцы приближались все ближе, окружая нас со всех сторон. Еще немного — и кольцо сомкнется. Я засунул свой пистолет в кобуру, когда убедился, что Балзо Джан не Капар, а вступив в переговоры с вождем, не успел снова вытащить его. Честно говоря, я никак не предполагал подобного развития событий.

— Мы ваши друзья, — принялся убеждать я вождя. — Видишь, я совсем не боюсь вас. И потом, будь я Капаром, разве бы я дал тебе три пистолета и боеприпасы в придачу? Неужели ты думать, что я оставил бы в живых этого человека, — тут я указал рукой на Балзо Джана, — если бы не был убежден в том, что он тоже из Униса?

Вождь недоверчиво покачал головой.

— Это так, — промолвил он. — Будь ты Капаром, ты бы, конечно, не дал нам ни оружия, ни боеприпасов. Но откуда ты можешь знать, что этот человек не Капар? — спросил он с явным подозрением.

— Он брат моей хорошей знакомой, — пояснил я. — Его самолет был подбит, а сам он переоделся в форму неприятеля, убитого им, в целях маскировки, потому что знал, что находится на территории, контролируемой Капарами.

Как раз в это время Балзо Джан появился из самолета, переодевшись в форму Вооруженных Сил Униса — синий костюм, ботинки и шлем.

— Ну что, похож он на Капара? — спросил я.

— Нет, — согласился наконец вождь. — Но и ты должен нас понять и простить. Мои люди ненавидят Капаров, к тому же они очень голодны.

С помощью Балзо Джана я довольно быстро починил мотор и вскоре после полудня мы были готовы к отлету. Когда самолет уже поднялся в воздух, я бросил прощальный взгляд на приютивших меня людей. В молчании, печальными глазами они глядели вслед самолету, уносившему нас в страну изобилия.

Когда мы поднялись над горной цепью, лежавшей на пути к побережью, я заметил вдали, слева по курсу, три самолета. Они двигались в юго-западном направлении в сторону Капары.

— Я думаю, это Капары, — сказал Балзо Джан.

Хотя мы находились на изрядном расстоянии от них, я не усомнился в правоте высказанного моим спутником предположения. Ему, как человеку бывалому, по-видимому, не стоило труда и издали отличить по очертаниям свои самолеты от неприятельских.

Между тем, машины развернулись и направились в нашу сторону. Чьими бы они в конечном итоге не оказались, несомненно было, что они заметили нас и приближаются.

Если это были самолеты Вооруженных сил Униса, нам не угрожала никакая опасность. Но даже, окажись они в самом деле Капарами, оснований для страха тоже не было никаких: моя машина по скорости превосходила их, как минимум, на сто миль в час. Они находились в удобной позиции и могли бы запросто преградить нам путь, но, как видно, малая мощность двигателя не позволяла им этого сделать. Наш самолет летел со скоростью четыреста миль в час, но я решил прибавить газу. Ввязываться в бой, не имея никаких шансов на успех, не хотелось. Судите сами, много ли бы могли с нашими двумя пулеметами против трех неприятельских машин, на каждой из которых находилось по три или четыре орудия. Я отчаянно жал на газ, но мотор почему-то не реагировал. Я сообщил об этом Балзо Джану.

— Придется принять бой, — подумав, заявил он. — А мне так хочется скорее вернуться домой и прилично поесть. Я почти три дня ничего не ел.

По правде сказать, и мне хотелось того же, поскольку я тоже давно толком ничего не ел, да и от постоянных боев немного устал.

— Это точно Капары, — подтвердил Балзо Джан через некоторое время.

Теперь и у меня не оставалось на этот счет никаких сомнений: черный цвет крыльев и фюзеляжей самолетов красноречиво свидетельствовал об этом. Мы должны были встретиться над последним и самым крупным из всех островов, носившим название Остров Отчаяния. Сюда отправляли закоренелых преступников и тех жителей Униса, которых подозревали в измене родине, но из-за отсутствия доказательств не применяли к ним высшую меру наказания.

Я по-прежнему колдовал над рычагами управления, стараясь хоть чуть-чуть прибавить скорость, когда раздались первые залпы. Один из вражеских самолетов шел прямо на нас, ведя огонь из переднего орудия. Балзо Джан выстрелил в него разрывным снарядом. Я увидел, как у машины разнесло пропеллер и она резко пошла вниз, к Острову Отчаяния.

— Так, с одним покончено, — радостно вскрикнул Балзо Джан.

Тут неожиданно мотор нашего самолета заработал в полную силу, и мы быстро отдалились на безопасное расстояние от двух оставшихся неприятельских машин, которые Балзо Джан, не переставая, обстреливал из пулемета.

В общем-то, нас бы должны были подбить по меньшей мере раз пятьдесят, но сверхпрочный пластик, из которого были изготовлены крылья и фюзеляж, делали самолет неуязвимым для пулеметов противника. Роковым могло стать лишь попадание в пропеллер или приборную доску. Ну и, разумеется, серьезную опасность для нашего быстрого и легко вооруженного истребителя представляли штурмовики и бомбардировщики с их мощными орудиями.

— Слушай, мне противно убегать от Капаров, — прокричал я, повернувшись к Балзо Джану. — Может, останемся и расправимся с ними?

— Мы не имеем права ввязываться в этот безнадежный бой, — резонно заметил он. — Что толку? Только потеряем самолет и сами погибнем.

Пожалуй, в этом он был совершенно прав. Балзо Джан лучше меня знал правила игры. Я включил максимальную скорость, и наш самолет быстро оставил машины Капаров далеко позади. Видно, поняв, что за нами им все равно не угнаться, они развернулись и продолжали свой путь в сторону Капары.

Передняя кабина пилота рассчитана на двоих, хотя в задней тоже имеется приборная доска. Тем не менее, по двое в переднюю кабину садятся крайне редко — разве что во время тренировочных полетов. К тому же она оснащена одним единственным пулеметом, а военные руководители Униса стараются с наибольшей эффективностью использовать каждого человека. Так или иначе, но место рядом со мной было свободно, и я пригласил Балзо Джана перебраться вперед.

— Если снова появятся Капары, — сказал я, — ты можешь вернуться назад, к своему пулемету.

— Знаешь, — начал он, перебравшись ко мне в кабину и устроившись рядом на сиденье, — с того момента, как ты в первый раз увидел меня возле самолета, когда я пытался вскарабкаться на крыло, у нас минуты свободной не было, чтобы поближе познакомиться. Я даже не успел спросить, как тебя зовут. У меня много знакомых в Вооруженных Силах, но я что-то не припоминаю, чтобы мы с тобой прежде встречались.

— Меня зовут Тангор, — ответил я.

— А, так ты и есть тот самый парень, которого моя сестра нашла совершенно голым после очередного налета Капаров, — произнес он.

— Тот самый, — подтвердил я. — А твоя сестра, между прочим, оплакивает тебя как погибшего в бою. Я как раз виделся с ней у Харкасов накануне своего последнего вылета.

— Моя сестра никогда не плачет, — возразил он, гордо подняв голову.

— Пускай так, — согласился я. — Она плачет про себя, никому этого не показывая. Хотя порой для женщины было бы лучше выплакаться от души. Мне кажется, что, если бы женщины Полоды иной раз давали волю слезам, это бы немного облегчило их страдания.

— Когда-то они, вероятно, плакали, — сказал он, — но уже давно забыли вкус слез. Если наши женщины будут плакать всякий раз, когда для этого есть повод, вся их жизнь превратится в непрерывный плач. Они не могут позволить себе этого — есть занятия поважнее! Им приходится много работать. Сам понимаешь, война.

XI

Война! Вот ответ на любой вопрос. Вся деятельность этих людей, все их помыслы подчинены одному — войне. С рождения и до смерти они не знают ничего, кроме войны. Чем бы они ни занимались, о чем бы ни думали, все направлено к единой цели — сделать страну более приспособленной к войне.

— Ты, наверно, здорово ненавидишь войну? — сказал я Балзо Джану.

Он посмотрел на меня с нескрываемым изумлением.

— Отчего же? — недоумевающе спросил он. — Что бы мы делали, если б не война?

— Ну а женщины? — не унимался я. — Им-то каково?

— Пожалуй, — согласился Балзо Джан. — Им приходится нелегко. Мужчины умирают только один раз, женщины страдают все время. Конечно, это тяжело. Но я представить себе не могу, чем бы мы занимались, если б не было войны.

— Вы, к примеру, могли бы, ничего и никого не опасаясь, гулять под солнцем, — сказал я. — Восстановили бы свои города на поверхности планеты, посвящали бы свои досуги культурным развлечениям и иным удовольствиям. Вы могли бы вести торговлю с другими странами, путешествовать по свету и, куда бы ни отправились, повсюду находили бы друзей, а не врагов.

Балзо Джана мои слова, по всей видимости, не очень убедили, и он посмотрел на меня скептически.

— Что, в том мире, из которого ты попал к нам, люди живут именно так? — недоверчиво поинтересовался он.

— Увы, незадолго до моего появления здесь, на Земле тоже началась большая война, в которую оказалось втянуто несколько стран, — вынужден был признать я.

— Вот видишь, — подхватил Балзо Джан, — война — это естественное состояние людей, вне зависимости от того, в каком мире они живут.

Тем временем мы пролетали уже над южной оконечностью Униса. Слева от нас виднелись великолепные горные вершины Лораса, а справа — огромная река, впадающая в море к югу от Орвиса. Это, действительно, гигантская река, протяженностью примерно в пять тысяч миль. Сравнить ее можно, пожалуй, только с Амазонкой. Расстилавшаяся под нами местность отличалась чрезвычайной красотой, следов войны почти не было заметно. Здесь повсюду расположены крупные подземные города, и Трудовые Отряды немедленно ликвидируют все последствия налетов авиации Капаров, едва только улетают самолеты противника.

Во всех направлениях внизу расстилались зеленые поля — свидетельство того, что, несмотря на ожесточенные бомбардировки Капаров, на этом континенте по-прежнему активно занимаются сельским хозяйством. Но я-то хорошо знал, чего стоит этим людям вырастить и собрать урожай, подвергаясь непрерывным налетам и бомбардировкам врага.

Однако с высоты эти места казались поистине райским уголком. Может, размышлял я, они и определены мне свыше для той самой загробной жизни, на которую надеются и о которой молят Господа миллионы людей на Земле? Я уже вполне готов был поверить, что мое чудесное перемещение в другой мир — случай вовсе не исключительный и не единственный в своем роде. В огромной Вселенной могут находиться миллионы планет, так далеко отстоящие от Земли, что ее обитатели никогда не узнают о их существовании.

Я поделился своими мыслями с Балзо Джаном.

— Раньше, до войны, наш народ исповедовал религию, согласно которой после смерти человек попадает на Увалу, одну из планет нашей солнечной системы, находящуюся по другую сторону от Омоса, — ответил он. — Но сейчас у нас нет времени на религию, мы должны постоянно думать только о войне и заниматься только ею.

— Так ты не веришь в загробную жизнь? — спросил я. — Знаешь, я прежде тоже не верил, а теперь верю.

— А ты действительно попал к нам из другого мира? — поинтересовался Балзо Джан. — Ты на самом деле умер там и возродился здесь, на Полоде?

— Я знаю одно: я был сбит вражеским самолетом за линией фронта, — уклончиво ответил я. — Пулеметная очередь пробила мне сердце, и в течение пятнадцати секунд я еще сохранял сознание. Отчетливо помню, как самолет потерял управление и стал падать на землю. А человек с простреленным сердцем, падающий на землю в неуправляемом самолете с высоты десять тысяч футов едва ли может остаться в живых,

— Я с этим вполне согласен, — подтвердил Балзо Джан. — Но как ты попал сюда?

Я пожал плечами.

— Мне известно об этом не больше, чем тебе, — ответил я. — Порой мне кажется, будто все происходящее со мной — всего лишь сон, и я вот-вот должен проснуться.

Балзо Джан покачал головой.

— Ты-то, может быть, и спишь, — произнес он. — А я нет. Я нахожусь здесь и знаю, что ты тоже здесь, рядом со мной. Возможно, ты покойник, однако по тебе этого никак не скажешь. Кстати, каково оно, умирать?

— Знаешь, ничего страшного, — заверил я. — У меня было секунд пятнадцать, чтобы осознать, что произошло, но я умирал счастливым человеком, потому что сбил два из трех атаковавших меня вражеских самолетов.

— Да, странная штука жизнь, — промолвил мой спутник. — Благодаря тому, что ты был убит на войне где-то за миллионы миль от Полоды, я сейчас жив и нахожусь в безопасности. Не знаю, что тебе еще сказать, но мне остается лишь радоваться, что тебя сбили.

Над Унисом выдался спокойный день. Мы долетели уже до гор на юге Орвиса, так и не встретив больше ни единого вражеского самолета. Когда горный хребет остался позади, я снизился до высоты примерно в сто футов. Мне нравится вести машину на малой высоте — это скрашивает монотонность долгих полетов. К тому же обычно нам приходится летать на таких больших высотах, с которых почти невозможно разглядеть местность.

Едва мы снизились, как мое внимание привлек некий предмет под нами, светящийся, как золото.

— Как ты думаешь, что бы это могло быть? — спросил я у Балзо Джана, накренив самолет так, чтобы ему тоже было видно.

— Не знаю, — отозвался он. — Вообще-то очень похоже на то, что это лежит женщина. Но с какой стати женщина разлеглась под открытым небом, вне всякого укрытия, да еще в такой дали от города, я просто ума не приложу.

— Давай спустимся и поглядим, — предложил я.

Я еще сбросил высоту, и мы сделали пару кругов над этим местом. Действительно, на земле лежала женщина, незамужняя, как я понял по ее одежде из золотых пластин. Она лежала совершенно неподвижно, словно спала.

Посадив самолет, я подрулил совсем близко к ней и остановил машину.

— Оставайся здесь, Балзо Джан, и будь начеку, — велел я своему спутнику.

Я уже привык к тому, что нельзя ни на секунду забывать о Капарах и быть готовым либо убегать, либо прятаться в укрытие, либо принимать бой.

Выпрыгнув из кабины на землю, я подошел к девушке. Она лежала лицом вниз. Шлем свалился с ее головы, рыжие волосы разметались в беспорядке. Я опустился на колени и повернул ее на спину. Едва я увидел лицо девушки, как сердце чуть не выскочило у меня из груди, — передо мной лежала Харкас Ямода, малышка Харкас Ямода, убитая или раненная.

Я заметил кровь на ее губах и решил было, что она мертва. Но я не хотел верить в это. Я просто не мог представить себе, что ее больше нет в живых. Приложив ухо к груди Ямоды и внимательно прислушавшись, я ясно ощутил биение ее сердца. Взяв тело девушки на руки, я бережно перенес его в самолет.

— Это Харкас Ямода, — сообщил я Балзо Джану, передавая ее ему на руки. — Она, по-моему, еще жива. Положи ее в заднюю кабину.

Затем я взобрался на крыло и велел Балзо Джану садиться за штурвал и запускать мотор.

Сам я устроился сзади, бережно держа на руках Харкас Ямоду. Пока мы разгонялись по земле, набирая скорость, самолет сильно подбрасывало на кочках и рытвинах, и я очень боялся, что эта тряска еще больше повредит Ямоде. Аккуратно вытирая кровь, время от времени появлявшуюся у нее на губах, я не переставал молить Бога, чтобы все обошлось благополучно. Что еще мог я сделать? Кажется, последний раз я молился в детстве, маленьким мальчуганом, сидя на коленях у матери. Меня, помнится, тогда очень волновало, где же все-таки находится Бог, слышит ли он меня, и я был уверен, что он должен обитать где-нибудь высоко-высоко, на небесах.

Не прошло и пятнадцати или двадцати минут, как Балзо Джан уже посадил самолет возле Орвиса и вырулил на полосу, ведущую на подземный аэродром.

На каждом аэродроме постоянно дежурит несколько машин скорой помощи, так как в возвращающихся экипажах всегда есть раненые, нуждающиеся в помощи. К тому же совсем рядом располагался госпиталь. Туда-то я и повез Харкас Ямоду, предварительно велев Балзо Джану поставить в известность о случившемся ее отца.

Я нервно шагал по коридору госпиталя возле двери в операционную, куда только что увезли Ямоду. Там над ее телом священнодействовали хирурги. Они работали очень быстро, и к тому времени, как подъехали Харкас Йен, Дан и мать Ямоды, ее уже перевезли в палату. Молча, в глубокой тревоге стояли мы возле койки, на которой без всяких признаков жизни лежало маленькое тельце Ямоды.

— Как вы думаете, все это произошло? — обратился я к Харкасу Йену, первым нарушив тягостное молчание. — Есть у вас какие-нибудь предположения?

Он с минуту молчал, глядя мимо меня, будто не расслышал или не понял вопроса, а затем кивнул головой.

— Да, — сказал он. — Ямода с компанией своих друзей отправилась на загородную прогулку, где на них внезапно напали Капары. Мужчинам удалось уложить нескольких из них на месте, а девушки бросились бежать. Один из Капаров догнал Ямоду и потащил с собой.

— Скорее всего, ей удалось выпрыгнуть из самолета, — вмешался в разговор Дан.

— Ах, эти самолеты! — с горечью воскликнула мать Ямоды. — Самолеты! Вот оно, наше проклятие! Если верить истории, то, когда только был изобретен самолет и человек впервые поднялся в воздух над Полодой, повсюду царило всеобщее ликование, а самих авиаконструкторов окружили неслыханным почетом. Тогда всем казалось, что самолеты сблизят людей, сократят не только расстояния между ними, но уничтожат также взаимные страхи и подозрения. Ждали, что с появлением этих летательных аппаратов изменится само общество, люди станут сплоченнее и дружнее и начнется лучшая и счастливейшая жизнь. Казалось, самолеты ускорят развитие цивилизации. А что получилось на самом деле?! Они, напротив, только испортили девять десятых всего, что было достигнуто людьми на Полоде, а в остальном надолго затормозили прогресс. Самолеты разрушили сотни тысяч городов и уничтожили миллионы людей. Тех же, кто остался в живых, загнали под землю и обрекли на унизительное существование, заставив вечно скрываться и дрожать от страха. Самолеты! Что бы вы там ни говорили, это — сущее проклятие. Я ненавижу их! А за что, скажите, я должна их любить? Они унесли жизни тринадцати моих сыновей, а теперь вот добрались и до дочери.

— Что поделаешь, война, — произнес Харкас Йен, понурив голову.

— Это не война, — вскрикнула женщина.

Ее всегда печальное лицо выражало сейчас гнев и возмущение. И, не в силах больше ничего сказать, она простерла руки к койке, на которой лежало безжизненное тело ее дочери.

— Да, — согласился я, — это не война, это насилие и убийство.

— Чего еще можно было ждать от этих Капаров? — сказал Харкас Дан. — Но за это они заплатят.

— Они заплатят за это, — словно клятву, повторил я вслед за ним.

Тут вошли хирурги, и мы разом, не сговариваясь, вопросительно глянули на них. Старший врач положил руку на плечо матери Ямоды и улыбнулся.

— Она будет жить, — произнес он. — Повреждения оказались не слишком серьезными.

Да, хоть использование самолетов в военных целях и «стало проклятием для человечества, тем не менее именно благодаря самолету брату Балзо Маро удалось вернуться на родину, а маленькая Ямода будет жить.

Внимание! Звук сирены извещает об общей тревоге.


Читать далее

Эдгар Райс Берроуз. За самой далекой звездой
ПРЕДИСЛОВИЕ 10.04.14
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ПОЛОДЕ 10.04.14
ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ТАНГОР ВОЗВРАЩАЕТСЯ 10.04.14
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПРИКЛЮЧЕНИЯ НА ПОЛОДЕ

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть