Онлайн чтение книги Бизнес The Business
Глава 12

Мисс Хеггис подбросила меня до Йорка на своем заслуженном «вольво». По-моему, у каждой из нас после вчерашнего побаливала голова. Я села в лондонский поезд (чай сносный; открыла лэптоп, но прежде чем просчитать кое-какие комбинации из десятизначных чисел, просто сидела над ним и смотрела в окно; пришла к выводу, что самые красивые места на восточном побережье находятся все-таки к северу от Йорка, а не в лондонском направлении; послушала через наушники «Инженю» к. д. лэнг, мысленно подпевая. Чем у тебя голова забита, Катрин?). Такси до Хитроу (водитель – надоедливый тип. Всем своим видом показывала: «Не мешай читать газету» – так и не понял, покуда я не вставила в уши «затычки» от плейера). Пока ехали по трассе М4, слушала «Ма-тапедию» Кейт и Анны Макгэрригл. Фолк; не совсем в моем вкусе, но исполнение безупречное. Даже прослезилась; в аэропорту пришлось идти в туалет, чтобы заново нарисовать лицо; отчитала себя – нельзя так распускаться. «Су-иссэйр», рейс на Женеву; обслуживание, как всегда, холодно-корректное, но придраться не к чему. Оттуда – на серебристом ЛВБ нашей корпорации прямо в Шато-д'Экс; старый, опытный водитель – зовут Гансом – во время поездки, к счастью, не раскрывал рта.

Швейцария. Куда стекаются деньги. У меня к этой стране смешанные чувства. С одной стороны, великолепные горы, заснеженные склоны неописуемой красоты, и все используется самым рациональным образом. С другой стороны, если даже на многие километры вокруг не видно ни единой машины, а ты ступаешь на проезжую часть под красный свет, на тебя со всех сторон начинают орать пешеходы; если превышаешь скорость буквально на один километр в час, все попутные и встречные машины гудят и сигналят фарами.

Кроме всего прочего, именно здесь диктаторы из стран Третьего мира (и вообще все ворье всего света) прячут свои барыши, награбленные в своих странах, у своих соотечественников. Вот уж где деньги поистине идут к деньгам; это богатейшее государство в мире, и большая часть его благополучия построена на крови беднейших государств (когда из них выкачано все, что можно, они получают помощь от МВФ, который твердит: затяните потуже пояса).

Как бы то ни было, трасса N1, ведущая на Лозанну, была забита «мерсами», «ауди», «ягуарами», «бентли», «роллсами», «лексусами» и прочими шикарными тачками; здесь самодовольное благоденствие особенно било в глаза. Только горы под снежными шапками, окружившие озеро, оставались невозмутимыми. Впрочем, даже они слегка изменились. Мне всегда импонировало, что швейцарцы приносят цивилизацию даже на горные склоны: хочешь – залезай в фуникулер, хочешь – поднимайся по шоссе на машине, ныряй в тоннель, спускайся в ущелье, хочешь – садись на поезд, который, неторопливо постукивая по рельсам, подвезет тебя к высокогорным кафе и ресторанчикам, и там у тебя просто захватит дух, если не от красоты пейзажей, то от цен в меню. Вниз можно съехать на лыжах. Мне всегда нравилась эта доступность, когда ни одна вершина не считается неприкосновенным сокровищем, доступным разве что альпинистам. Теоретически я оставалась при своем мнении, но сейчас заметила, что эти горы не идут ни в какое сравнение с туланскими, они какие-то ручные, одомашненные, ни то ни се.

Опомнись, сказала я себе. Тоже мне туземка нашлась. Я презрительно фыркнула. Седовласый шофер Ганс покосился в мою сторону, понял, что я вовсе не претендую на его внимание, и тут же устремил взгляд на дорогу. Я вставила в плеер последнюю запись Джони М., но слушала лишь вполуха.

До Женевы мой мобильник оставался выключенным. Я включила его только тогда, когда села в «БМВ», но не стала ни проверять текстовые сообщения, ни отслеживать звонки. Телефон задребезжал уже в Веве, на подъеме к Шато-д'Экс. Я посмотрела на дисплей. Увидев номер, невольно улыбнулась.

– Слушаю.

– Катрин, это вы?

– Да, Сувиндер. Как у вас дела?

– Все хорошо. Решил позвонить вам в более приличное время и узнать, как прошли похороны Фредди. Очень жаль, что я не смог там присутствовать, но... м-м-м... тут было столько дел, я только что вернулся. Надеюсь, все прошло.... не знаю, как сказать... должным образом?

– Да. По обычаю викингов. (Пришлось объяснить, что это значит.) Вам поклон от мисс Хеггис.

– Это очень любезно. Она всегда была со мною приветлива.

– Сначала я ее побаивалась, но вчера вечером мы с ней очень сердечно побеседовали. – Я обвела глазами подступившие со всех сторон горы.

– Алло? Катрин? Вы меня слышите?

– Слышу. Извините. Мы с ней очень сердечно побеседовали. Сувиндер?

– Да?

– Нет. Ничего. – Я собиралась сказать, что скоро вернусь в Тулан, но не знала, как подобрать слова, чтобы избежать ненужных двусмысленностей. Поэтому пришлось пойти на компромисс. – Как там все ваши?

– Неплохо, вот только моя матушка узнала, что я сделал вам предложение, и очень расстроилась. Она до сих пор со мной не разговаривает – уже за одно это я вам обязан.

– Сувиндер, как не стыдно говорить такие вещи? Вам нужно ее навестить и помириться.

– У меня нет причин перед ней заискивать. Равно как и нет причин забирать назад свое предложение, даже если это примирит меня с матерью. Она должна понять: времена меняются. Кроме всего прочего, монарх как-никак я, а не она.

– Что ж, это достойная позиция, но все же сделайте попытку наладить отношения.

– Возможно, сделаю. Вы правы. Завтра же навещу ее. Если она меня примет.

– Тогда передайте ей от меня поклон, но, боюсь, это будет неуместно.

– С этим лучше повременить. – До меня донесся его вздох. – Катрин, мне пора.

– Понимаю, Сувиндер. Берегите себя, обещаете?

– Хорошо. Вы тоже.

Я нажала на кнопку. Постукивая по аккуратному, теплому черному корпусу свободной рукой, я смотрела на горы и думала о своем.

Как я уже говорила, Шато-д'Экс с некоторой долей условности можно назвать нашей всемирной штаб-квартирой. Комплекс зданий начинается сразу над городом, за железнодорожным полотном. С виду – ничего особенного, большой старинный замок, который, образно говоря, затрудняется решить, как себя представлять: замком или же крепостью; довольно обширная территория, которая при ближайшем рассмотрении оказывается больше, чем на первый взгляд, стены и заборы, насколько это возможно, замаскированы, а склон усеян зданиями поменьше и частными домами. Блискрэг выглядит не в пример внушительнее.

Но то, что виднеется на поверхности, – это даже не половина айсберга. Кстати, по этой причине делались попытки именно так и прозвать это место.

В сумерках сам городок Шато-д'Экс дышал, как всегда, богатством, спокойствием и аккуратностью. После недавнего снегопада местность сделалась особенно живописной, спокойной и аккуратной. Могу поручиться: здесь смывают подтаявший снег. Дорога, ведущая к комплексу, шла через виадук над рельсами и поднималась вверх, к глухим воротам и изящной сторожке. Один из трех охранников знал меня в лицо и приветливо кивнул, но все равно потребовал паспорт.

Створки ворот, урча, разошлись в стороны; в них таилась такая мощь, которая отбивала всякое желание несанкционированного доступа, – они могли бы раздавить что угодно, кроме, может быть, тяжелого танка. «БМВ» неспешно поехал в гору, мимо деревьев, крахмально-белых лужаек и газонов; путь освещали декоративные фонари, каждый в виде трех белых сфер, а на каждом пятом или шестом фонаре была установлена камера слежения.

Теперь на фоне черного леса и белого склона замок был виден во всей красе; благодаря изысканной подсветке он выглядел как пряничный домик. От него вверх, к другим постройкам, тянулись ожерелья белых фонарей.

Вокруг беззвучно сновал обслуживающий персонал – преимущественно мужчины в белых куртках; можно было подумать, они, подобно мисс Хеггис, обладали чудесной способностью исчезать, а потом возникать ниоткуда. Меня приветствовали поклонами и щелканьем каблуков, мой багаж сам собой исчез в нужном направлении, пальто неслышно и почти неощутимо соскользнуло с плеч, и меня с почетом проводили через светлый, затейливо отделанный вестибюль к ярко сверкающим лифтам; здесь я всегда впадала в то мечтательное состояние, когда явь неотличима от сна. Кивая знакомым и обмениваясь любезностями с молодым портье, которому было доверено донести до комнаты мой кейс, я постепенно отдалялась от внешнего мира. Спроси кто-нибудь, на каком языке мы болтали с этим пареньком в белой куртке, я бы затруднилась ответить.

Моя спальня выходила окнами на городок, притулившийся у подножия горы. Долину окружали склоны лунного цвета. Отведенные мне апартаменты оказались вполне просторными – в отелях такие номера называют «мини-люкс». Антикварная мебель, две лоджии, широченная кровать, ванна и отдельная душевая кабина.

Меня ждали цветы, шоколад, свежие газеты и маленькая бутылка шампанского. У всех, кто связан с «Бизнесом», постепенно обостряется восприятие тех привилегий и благ, которые составляют прерогативу конкретного уровня, и обслуживание в Шато-д'Экс служило наиболее точным индикатором положения каждого сотрудника в служебной иерархии.

Мне обеспечили прием, соответствующий стандартам Второго уровня. Взять хотя бы шампанское: оно имелось в наличии, но только лишь маленькая бутылочка; ну, в конце концов, я была одна, а гостей спаивать перед ужином совершенно ни к чему. Шампанское, между прочим, оказалось марочным, а это огромный плюс. Зазвонил телефон: управляющий засвидетельствовал свое почтение и извинился, что не смог встретить меня лично. Я заверила, что ничуть не обиделась и всем довольна.

Отцепив от костюма цветок, подарок Дулсунг, я поставила его в стакан на ночном столике. Там он сразу стал каким-то маленьким, одиноким, даже жалким. Вдруг горничная его выбросит? Я опять прикрепила его к лацкану, но и здесь он выглядел неуместно, поэтому пришлось засунуть его в единственный внутренний карман, обмотав для верности проволочный стебелек вокруг застежки.

В главном зале ресторана ужин подали ровно в восемь; за столами собралось человек сто, не меньше. С теми, кто был мне наиболее интересен, я успела поболтать за едой или чуть позже. В этом замке можно, как правило, узнать все новости «Бизнеса». Меня в основном спрашивали, что происходит в Тулане. Вопросы показали, что слухи практически достоверны, а степень осведомленности коллег в целом соответствует их уровню в корпорации.

Вы ведь ездили в Фенуа-Уа? (Нет.) Тулан – это запасной вариант, на тот случай, если Фенуа-Уа в последний момент от нас уплывет? (Трудно сказать.) Будете президентом Фенуа-Уа? (Это вряд ли). Сделка-то состоялась или нет? (Понятия не имею.) Слушай, это правда, что принц тебе предлагал руку и сердце? (Да.) Выйдешь за него? (Нет.) Меня засыпали вопросами, но зато и я получила возможность выведать то, что требовалось мне самой, потому что собеседники, в свою очередь, волей-неволей сообщали известные им факты из самых разных сфер и делились предположениями. Когда ужин подошел к концу, я, видимо, знала о «Бизнесе» больше, чем любой сотрудник любого уровня, пусть лишь в пределах одного вечера.

Мадам Чассо, у которой на территории комплекса был отдельный дом, тоже присутствовала на ужине, а потом задержалась, чтобы пообщаться. Единственная из руководства Первого уровня. Она вела себя абсолютно доброжелательно; мы обменялись парой фраз в гостиной, за рюмкой брэнди. Ей предстояла поездка домой, в окрестности Люцерны.

– Адриан говорит, завтра у вас с ним назначена встреча, Катрин.

– Совершенно верно. Хочу с ним побеседовать, – улыбнулась я. – Похоже, он очень горд своим новым приобретением. Триста пятьдесят пятая модель, если не ошибаюсь. Похоже, замечательная штука.

Тонкие губы мадам Чассо растянулись в улыбке:

– Цвет не вполне подходящий – красный, но так ему захотелось.

– «Феррари» – этим все сказано. Думаю, для Адриана это почти необходимость.

– Вы собираетесь вместе пообедать?

– Да, в ресторане у перевала Гримзель. Он сам его выбрал.

В ее взгляде засквозила неуверенность:

– С ним ничего не случится?

– Конечно нет, – ответила я. О чем это она? Ее глаза неотрывно смотрели на рюмку с брэнди. Неужели ей стукнуло в голову, что у меня могут быть какие-то виды на его трусливую задницу?

– Благодарю вас. Он мне очень... Он для меня очень много значит.

– Само собой разумеется, я все понимаю. Постараюсь, чтобы он вернулся в целости и сохранности.-Я беззаботно посмеялась. – А что вас тревожит? Ведь он, кажется, опытный водитель? Я собиралась напроситься к нему в «феррари».

– О да, он прекрасный водитель, насколько я могу судить.

– Вот и хорошо. – Я подняла рюмку. – За прекрасных водителей.

– Присоединяюсь.

Мне приснился огромный дом в горах. С неба струился свет луны и свет звезд, но небосвод выглядел как-то необычно – помню, во сне у меня мелькнула мысль, будто я в Новой Зеландии. Дом стоял среди зубчатых и острых ледяных глыб, зажатых двумя горными хребтами. Меня совершенно не удивило, что дом построен на леднике; более того, он куда-то плыл по ледяной реке вместе со всем горным пейзажем. На каждом ухабе он оглашался звоном бесчисленных хрустальных подвесок; зеркала искривлялись, по потолку и стенам бежали трещины, из которых сыпалась белая пыль.

Слуги в белых комбинезонах кидались заделывать трещины, громыхали стремянками, шлепали мастерками свежий раствор, от которого вниз падали жирные белые капли. От них не было спасенья. Мы раскрыли зонты и пустились в путь через огромные гулкие залы. Мраморные статуи оказались живыми: просто они слишком долго стояли под алебастровым дождем.

Под нами сквозь ветвящиеся лабиринты ледяных тоннелей тащились стада яков: улыбчивые круглолицые погонщики благодарили нас за суп и ночлег, который они получали в шатрах, усеявших ледяные просторы.

Человек в маске, которого я остерегалась, показывал хитрые фокусы с чашками, шляпами и моей обезьянкой-нэцке; столпившиеся вокруг стола зрители смеялись и делали ставки. Из-под маски был виден рот, в котором не хватало множества зубов, но на самом деле они не исчезли: просто их закрасили черным, как иногда делают актеры.

Я проснулась, не сразу сообразив, где нахожусь. В Тулане? Нет, там холоднее. Хотя комната как в отеле. Но нет, это не Тулан. Мне вспомнился запах чайной «Божественный промысел». Йоркшир? Нет. Лондон? Да нет же, это Шато-д'Экс. Вот оно что. Уютная спальня. Вид на горную долину. Одиночество. Рядом ни души. Я рассеянно пошарила у постели. Там тоже пусто. Обезьянка меня покинула. Она теперь, как говорится в сказках, за тридевять земель, в тридесятом царстве. Дулсунг. Почему ее не было в этом сне? И кто такие «мы», скажи, большой брат? Нет, тишина. Я опять провалилась в сон.

На перевал Гримзель я приехала заблаговременно. Сидела в машине, читая «Геральд Трибьюн», и поджидала Пуденхаута. Вдруг задребезжал телефон – наконец-то позвонил Стивен.

– Катрин? Привет. Извини, что не сразу откликнулся. У Даниэллы поднялась температура, а Эмма уехала к подруге, так что мне пришлось везти дочку в больницу. Сейчас все в порядке, но раньше позвонить никак не мог.

– Ничего страшного. Рада тебя слышать.

– О чем ты хотела поговорить? Надеюсь, дело было не очень срочное?

– Подожди. – Я не смогла опередить Гордого Ганса, своего седовласого шофера: он надел фуражку, вышел из машины и уже взялся за ручку снаружи, когда я поворачивала ее изнутри, так что партия закончилась вничью. Он придержал широко раскрытую дверцу, и я вышла из машины, окунувшись в послеполуденный холодок. Парковка была посыпана гравием. Кивнув Гансу, я позволила ему накинуть мне на плечи пальто и отошла от причудливо раскрашенной старой деревянной таверны и от автостоянки с машинами и автобусами.

– Катрин?

Я остановилась у низкой стены. Отсюда открывался вид на долину и дорогу, которая, извиваясь, уходила в Италию.

– Слушаю, Стивен, – сказала я. – Знаешь, у меня для тебя плохие вести.

– Вот как? – переспросил он, слегка насторожившись. – И какие же? Совсем плохие?

Я глубоко вдохнула. Воздух был холодным: я почувствовала его морозную влагу ноздрями и горлом, потом почувствовала, как он наполняет легкие.

– Это касается Эммы.

Я ему рассказала все. Он больше молчал. Я говорила про DVD, про участие Хейзлтона, называла даты и отели, не забыв упомянуть, что Хейзлтон ждет от меня выражения признательности. Стивен долго не отвечал, и я усомнилась в том, что открыла ему нечто новое. Может быть, подумала я, у них свободные отношения, только он никогда мне в этом не признавался, чтобы я не особенно к нему приставала. Может быть, Хейзлтона раздосадовало, что я тяну с принятием решения, и он сам все рассказал Стивену.

Но нет. Стивен был ошеломлен. Ему такое не приходило в голову. Если у него и брезжили какие-либо подозрения, то они приходили непрошено, чисто гипотетически, как бывает у любого человека с богатым воображением, который в силу своей порядочности их тут же гонит, считая нелепыми и постыдными.

Пару раз он выговорил «да», «ясно» и «так».

– Стивен, прости меня. – Молчание. – Я понимаю, любые слова сейчас неуместны. – По-прежнему тишина. – Я только надеюсь, что ты... Стивен, я долго раздумывала. Две недели. Не могла решиться. До сих пор не знаю, правильно ли поступила. Все ужасно – и то, что здесь замешан Хейзлтон, и то, что я оказалась втянута в это дело. Поверь, мне все это крайне неприятно. Я пытаюсь говорить с тобой прямо и открыто. Можно было действовать через Хейзлтона, однако я...

– Ладно! – сказал он громко, почти прокричал. Потом осекся. – Извини. Ладно, Катрин. Я понял. Наверное, ты поступила правильно.

Я посмотрела вверх, на синее-синее небо.

– Ты теперь меня возненавидишь, да?

– Не знаю, Катрин, я еще не разобрался в своих чувствах. Сейчас я... не знаю. Задыхаюсь. Да, задыхаюсь, как будто упал навзничь и не могу дышать, только... гораздо хуже.

– Да, понимаю. Стивен, мне так неприятно.

– Ох. Чего уж там. Наверно, этого было не миновать. Боже праведный. – Голос у него был такой, как будто он сейчас либо рассмеется, либо заплачет. Его дыхание стало свистящим. – Ничего себе – денек начался.

– Эмма приехала?

– Нет еще... Вернется к вечеру. Сука.

– Успокойся, ладно?

– Что? Да, конечно. Конечно. Кстати, надо, наверно, сказать спасибо.

– Слушай, звони мне в любое время, хорошо? Приди в себя. Но будь на связи. Не пропадай. Позвонишь?

– А, да. Да, хорошо. Я... До свидания, Катрин. Счастливо.

– До...– (В трубке уже слышались гудки.) – ...свидания.

Я закрыла глаза. Откуда-то снизу, с итальянской дороги, до меня донесся приглушенный шум мощного двигателя приближающейся машины.

Обед меня разочаровал. Пуденхаут никак не мог наговориться о своей машине, сияющем красном «феррари-355» с черным складным верхом. Он покатал меня по окрестностям, на всякий случай не набирая больше пяти тысяч оборотов, хотя и считалось, что двигатель проверяли на стенде. Ганс на «БМВ» должен был заехать за мной позже и отвезти обратно в замок. Мы сидели в современном ресторане с интерьером из стекла и стали, возвышавшемся в окружении деревьев над типично безупречной деревней, где дома напоминали поставленные в ряд часы с кукушкой; можно было подумать, их дверцы ежечасно распахиваются и на конце огромной пружины оттуда выскакивает Хайди.

Мы оба пили только родниковую воду. Кухня здесь была швейцарско-немецкая, а мне она не особенно нравится, так что я с легкостью оставила место для пудинга, в котором, к моему полному удовлетворению, оказалось вдоволь сливок и шоколада.

Пуденхаут нехотя отвел взгляд от «феррари» (он настоял, чтобы нас усадили за столик с видом на автостоянку).

– Да, так зачем вы хотели со мной встретиться?

Пришла пора бить наотмашь.

– Чтобы спросить о цели вашей поездки на «Сайлекс».

На его пухлом лице, застывшем над чашечкой кофе, отразилось изумление. Он пару раз моргнул. Интересно, как ты будешь выкручиваться, подумала я.

– «Сайлекс»? – Нахмурившись, он принялся сосредоточенно размешивать сахар.

– Вот именно: завод по производству чипов в Шотландии. Что вас туда привело, Адриан?

От меня не укрылось, что он пытается выбрать линию поведения. Так, чтобы не отрицать все подряд. Чтобы выдать нечто правдоподобное.

– Я там кое-что искал.

– Что же?

– Ну, этого я не могу сказать.

– По заданию мистера Хейзлтона? Пуденхаут еще раз неторопливо помешал кофе, потом поднес чашечку к губам.

– Мм-мм, – протянул он и отхлебнул кофе.

– Понятно. Значит, у него тоже возникли подозрения.

– Подозрения?

– Относительно того, что там происходило. Напустив на себя многозначительный вид, он скользнул по мне взглядом.

– Хм.

– Удалось сделать какие-нибудь выводы? Он пожал плечами:

– А вам?

Я наклонилась вперед и втянула аромат своего кофе.

– Там что-то было спрятано.

– На заводе?

– Да. Если вдуматься, это идеальное прикрытие. На всех таких заводах прекрасно проставлена служба безопасности. Всем известно, сколько стоят чипы: они на вес золота. Их охраняют так, что комар носу не подточит. Кроме того, не будем забывать всю эту волокиту с обеспечением стерильности, периодические изменения режима, неизбежные задержки. Туда с улицы не ворвешься. Что дает выигрыш во времени: когда становится известно, что на заводе ожидаются излишне любознательные посетители, заинтересованные лица успевают спрятать все, что угодно. Вспомним также ядовитые химикаты, которые используют в производстве, кислоты для травления, растворы, покрытия; это же, можно сказать, химическое оружие – любой здравомыслящий человек сочтет за лучшее держаться подальше. Так что, помимо обычных мер безопасности, охранников, заграждений, камер наблюдения и просто сложности передвижения по цехам, есть еще одна серьезная причина туда не соваться – опасность для здоровья. Это безупречное, идеальное место для тайника. Я была там недели три-четыре назад, но ничего не нашла. Пуденхаут глубокомысленно кивал:

– Вот-вот, нам пришло в голову то же самое. Как по-вашему, что там было? Или до сих пор есть?

– Сейчас уже ничего нет, но сдается мне, у них там был еще один сборочный конвейер.

Он моргнул.

– Чипы?

– А что еще можно делать на заводе по производству чипов?

– Хм. – По его лицу пробежала ухмылка. – Понятно. – Он поджал губы и кивнул, глядя на стол, где только что появился счет.

– Обед с меня, – сказала я и взяла чек. Пуденхаут протянул руку, но было уже поздно.

– Нет, позвольте мне.

– Не беспокойтесь, я расплачусь. – Я потянулась за сумочкой.

Он вырвал счет у меня из рук.

– Мужская прерогатива, – усмехнулся он. Я спряталась за ледяной улыбкой и подумала: ишь, как ты разошелся, друг мой. Он достал из бумажника корпоративную кредитную карточку.

– Так кто же, по-вашему, нас обманывал, кто за этим стоит? Дирекция завода? «Лайдженс Корпс»? Это ведь наши партнеры, да?

– Точно. Дирекция, очевидно, была в курсе: без этого ничего не делается. Но организатором выступил, как я полагаю, кто-то из «Бизнеса».

– Правда? – он встревожился. – О боже мой. Это плохо. У вас есть какие-то догадки? На каком уровне?

– На вашем, Адриан.

Он запнулся, опять мигая, рука с карточкой замерла на полпути к подносу, на котором принесли чек.

– На моем уровне?

– На втором, – доходчиво пояснила я, разведя руками.

– Ах да, само собой. – Поднос унесли.

– А вам-то удалось что-нибудь найти? У мистера Хейзлтона есть какие-то предположения?

Он цокнул языком.

– У нас есть кое-какие подозрения, но пока не время их разглашать, Катрин.

Я подождала, пока ему принесут квитанцию О снятии денег со счета, и добавила:

– Не исключено, что все это было задумано на Первом уровне. На уровне мистера Хейзлтона.

Он в нерешительности подержал свою дорогую ручку над графой, где указывается сумма чаевых. Потом внес туда цифру, которая выглядела довольно скромной, и расписался.

– Мистер Хейзлтон допускает такую возможность, – ровным тоном ответил он и поднялся из-за стола, кивнув метрдотелю. – Пойдемте?

– Дорогу держит, как никакая другая. Достаточно послушать двигатель. Правда, класс? По-моему, в кабриолете больше стучит, даже когда верх открыт.

– Угу, – согласилась я. Изучив руководство по эксплуатации, я положила его обратно в бардачок, вместе со вторым комплектом ключей и документами о покупке.

Пуденхаут оказался никудышным водителем; даже делая скидку на то, что он пытался беречь двигатель, переключался он слишком рано и, кажется, не вполне освоился с рычагами. В повороты он тоже вписывался еле-еле, и, опять же, то, что руль был справа, его совершенно не извиняло: он, по всей видимости, думал, что высший класс – это когда далеко входишь в поворот, потом резко выворачиваешь руль, берешь более или менее правильное направление, смотришь, куда тебя выносит, и при необходимости корректируешь курс (повторять, пока дорога не станет прямой). Мы неслись то вверх, то вниз по дивно красивой, извилистой, абсолютно свободной дороге в одной из лучших в мире спортивных машин, а мне становилось тошно. Пуденхаут даже не опустил верх, потому что ветер пригнал с запада облака и с неба упало несколько снежинок.

– Мне бы тоже хотелось попробовать, – сказала я между поворотами. – Дадите пору-лить? Совсем немножко.

– Право, не знаю. Как же страховка...– Это его обеспокоило больше, чем весь наш предыдущий разговор. – Я бы с удовольствием, Катрин, но...

– А я застрахована.

– Катрин, но это же «феррари»!

– Я водила «феррари». Когда я гостила в Блискрэге, дядя Фредди иногда давал мне «дай-тону».

– Неужели? Но у нее двигатель спереди, это совсем не то. «Триста пятьдесят пятая» – со средним расположением двигателя. Она совершенно иначе ведет себя на пределе оборотов.

– А он мне и «эф-сорок» спокойно доверял. И потом, я же не собираюсь выжимать предельные обороты.

Пуденхаут недоверчиво покосился на меня.

– Он давал вам поездить на «эф-сорок»?

– Да, и не один раз.

– А у меня такой возможности не было, – протянул он, как обиженный школьник. – И какова машина?

– Зверь.

– Зверь?

– Зверь.

Мы остановились на широком повороте у вершины горы, над лесом, на полукруглой гравиевой террасе.

Притормозив, Пуденхаут забарабанил пальцами по рулю, потом с ухмылкой повернулся ко мне и уставился на мои коленки. Я была в костюме и шелковой блузке; просто деловой вид, ничего вызывающего.

– Допустим, я позволю тебе сесть за руль; что мне за это будет? – Он положил руку мне на колено. Его ладонь была теплой и слегка влажной.

Думаю, решилась я именно тогда. Подняв его руку, я переложила ее к нему на колено и с улыбкой произнесла:

– Посмотрим.

– Она в твоем распоряжении, – улыбнулся он в ответ. Он вышел из машины; открыл мне водительскую дверцу. Я скользнула за руль. Двигатель был включен и тихо гудел на холостом ходу. Дверца мягко захлопнулась. Я сунула руку в сумочку, вытащила телефон и посмотрела на экран. Сигнал проходил нормально. Пока Пуденхаут обходил машину, я включила центральную блокировку.

Он помедлил, услышав, как щелкнули замки, потом попытался открыть пассажирскую дверцу. Наклонившись, он стал стучать в окно согнутым пальцем.

– Можно войти? – Он все еще улыбался. Я пристегнула ремень.

– По-моему, ты мне врешь, Адриан. – Я проверила акселератор, заставив стрелку счетчика оборотов подскочить до отметки четырех тысяч и упасть обратно.

– Что, Катрин? – переспросил он, будто не расслышал.

– Врешь, говорю, Адриан. Сдается мне, ты знаешь о «Сайлексе» больше, чем рассказываешь.

– Черт возьми, к чему ты клонишь?

– Это предельно ясно, Адриан. Хочу задать тебе еще пару вопросов насчет того, что же там было на самом деле. – Я достала из сумочки кусочек металлопластика и помахала им перед Адрианом. – И зачем понадобилось так много сверхмощных проводов – как для этого разъема.

Несколько мгновений он в ярости смотрел на меня сквозь стекло, потом выпрямился, огляделся и побежал за машину. Глядя в зеркало заднего вида, я наблюдала, как он подобрал на обочине пару булыжников, прибежал обратно, привалил с обеих сторон к тому заднему колесу машины, которое было ближе к дороге, и вбил их в землю. Я дотянулась до бардачка, который оставался незапертым. Достала оттуда ключи; выключив двигатель, заперла бардачок, потом опять завела машину. Пуденхаут отряхнул руки от пыли и вернулся к окну.

– Тут ты просчиталась, Катрин, – он нагнулся и посмотрел на меня.

Он сел на капот, глядя на дорогу. Теперь его голос доносился до меня сквозь многослойную ткань складного верха, но слышался вполне отчетливо.

– По-моему, счет один -один, согласна? – Он повернулся, чтобы видеть меня через ветровое стекло. – Будет тебе, Катрин. Если ты обиделась, что я положил тебе руку на коленку, так давай про это забудем. Не понимаю, что ты заладила насчет «Сайлекса», телефонных линий и прочего, но давай, по крайней мере, обсудим это по-взрослому. Ты же ведешь себя как ребенок. Ну-ка, пусти меня в машину.

– Что там на самом деле происходило, Адриан? Это была дилерская? Правильно? Для этого понадобилась потайная комната?

– Катрин, если ты не прекратишь эту ерунду, мне придется просто...– Он похлопал по нагрудному карману, но его телефон лежал в машине с подключенной гарнитурой «хэндс-фри». Он улыбнулся и развел руками. – Ну, наверно, дождусь какой-нибудь машины и попрошу водителя остановиться. Швейцарской полиции, Катрин, все это не понравится.

– Адриан, ты приложил руку к тому, что случилось с Майком Дэниелсом, или Колин Уокер сам все это проделал? Конечно, с помощью дантиста и проститутки.

Он уставился на меня с открытым ртом. Потом рот все-таки закрыл.

– Неплохо придумано – таким способом послать номер мистеру Синидзаги. Что это за цифры – банковский код? Номер счета? Наверно, мистер Хейзлтон сам такое придумал, да? Он у нас большой любитель головоломок, циферок и прочего дерьма. Он тебе когда-нибудь говорил, что на пальцах можно считать до тысячи и даже больше? А используя чьи-нибудь зубы и двоичный код, можно до двух миллионов считать, а то и передавать десятизначные числа.

Он рывком бросился к пассажирской дверце и стал дергать ручку.

– Я до тебя доберусь, гадина! Чертова сука, думаешь, ты самая умная? Сейчас же меня впусти! Открой дверцу, или я этот верх своими руками оторву!

– А твой швейцарский армейский нож остался в бардачке, так же как и запасные ключи, Адри. Кстати, Адри, какой, ты говорил, здесь предел оборотов? Пять тысяч, да? – На этот раз я не только нажала на педаль газа, но и задержала на ней ногу. Стрелка счетчика оборотов взлетела сначала до шести, потом до семи тысяч. Красная линия проходила под восемью с половиной тысячами, но последнее деление на счетчике соответствовало десятке. Мотор взвизгнул, звук был – просто чудо: металлический, яростный, душераздирающий; он отразился эхом во всех близлежащих горах и, вполне вероятно, превысил максимально дозволенный уровень громкости нескольких швейцарских кантонов.

– С ума сошла? – заорал Пуденхаут. – Прекрати!

Я опять нажала на газ; двигатель снова отозвался тем же сказочным звуком.

– Ты не поверишь, Адриан: на этот раз удалось дойти до восьми тысяч. Почти до красной отметки.

Теперь я буквально вдавила педаль в пол. Рев был сокрушительный, всепоглощающий, неистовый, как будто мне в ухо разом зарычал десяток львов. Стрелка счетчика оборотов скользнула по красной цифре, потом глухо упала, показывая холостой ход.

– Вот мы и дошли до красной отметки, Адриан. Это очень вредно для машины.

– Чтоб ты сдохла! Отвали, мать твою! Ну, сволочь! Тачка-то при чем – это ж просто железо! Ах ты, сука! – Он чуть не плакал. Развернувшись на каблуках, он ссутулился и заковылял к дороге. Я подождала, пока он дойдет до шоссе, потом опять вдавила педаль газа и подержала ее так пару секунд. Машина содрогнулась, мотор взвыл, словно в предсмертной агонии. Тому, кто любит железки, нелегко на такое решиться, поэтому я не испытывала ни малейшего удовольствия, но другого средства для достижения цели у меня не было, и, в конце концов, наш Адриан рассудил здраво: это ж просто железо. Даже если оно стонет, страдает все равно он. Пуденхаут вздрогнул, услышав этот звук, стремительно развернулся и кинулся обратно. Он заколотил кулаками по складному верху.

– Не смей! Не смей! Это моя машина! Прекрати!

– Адриан, ты никакого запаха не чувствуешь? Похоже, масло горит, тебе не кажется? Ой, смотри, тут красная лампочка зажглась. Это не к добру. – Стрелка опять метнулась вверх. Раздался оглушительный рев, металлический и резкий. – Тебе не показалось, что теперь звук немножко другой? По-моему, совсем другой. В нем как-то больше металлического. Ты согласен? Вот, послушай...

– Не смей! Не смей!

– Тебе, Адриан, лучше ответить на мои вопросы, а то мне скоро все это надоест и я просто буду держать ногу на газе, пока эта дурь не сдохнет.

– Сука драная!

– Ох, что сейчас будет, Адриан.

– Ладно! Что тебе надо?

– Извини? – переспросила я.

Я нажала на кнопку, управляющую окном, и опустила стекло примерно на сантиметр. Пу-денхаут сунул пальцы в щель и стал давить на стекло сверху. Я опять ткнула кнопку, и окно стало подниматься. Его пальцы оказались зажаты между верхней кромкой стекла и обтянутой тканью рамкой складного верха. Он взвыл.

– Вот незадача, – сказала я. – Мне казалось, в современной машине пальцы прищемить нельзя. Я думала, на всех машинах стоит какой-то датчик или что-то в этом роде, чтобы так вот не получалось.

Пуденхаут безуспешно пытался высвободить пальцы.

– Чертова стерва! Больно!

– Что скажешь, Адриан? Производители «феррари» считают ниже своего достоинства ставить на свою машину это устройство для хлюпиков, или оно просто сломалось? Ума не приложу. Вот интересно, «фиат» в этом смысле надежнее или нет? Ладно, это к делу не относится. Сейчас опять будет красная отметка, Адри. – Еще одно движение стрелки, и скрежещущий, стонущий рев мотора.

– Ладно!

– Ты о чем? – Я взяла телефон и посмотрела на экран.

– Ладно! Черт, да отпусти же!

– Извини, Адриан, не слышу. Что ты сказал? – Набрав несколько цифр, я поднесла трубку к уху, потом набрала следующие цифры.

– Я сказал: ладно! Ты что, оглохла? Ладно!

– Что? – Я еще понажимала на кнопки. Потом поднесла телефон к окну. – Адриан, тебе придется это повторить.

– Это была дилерская!

– На «Сайлексе»?

– Да! Ну и что? Черт, мы ведь и потерять на этом могли!

– Вложенный вами капитал одинаково вероятно мог окупиться или не окупиться, – согласилась я.

– Да какая разница? Все закончилось. Мы отправили деньги Синидзаги! Это он так решил! Дэниелc изнасиловал его дочь; этот козел еще легко отделался! И вообще, кому какое дело? Отпусти меня! Черт! Пальцы больно!

– А для чего все это, Адриан? – спросила я, все еще держа телефон у окна. – Для чего деньги? Что Синидзаги будет с ними делать?

– Откуда я знаю!

– Плохой ответ, Адриан. Так недолго потерять совершенно новый двигатель. – Я нажала на газ. Звук вышел чудовищный и уже на самом деле свидетельствовал о поломке. Мне показалось, что в зеркале заднего вида я заметила облачко зловещего серо-голубого дыма.

– Да не знаю я, мать твою! Что-то там с Фенуа-Уа, но он мне не говорил! Гадина! Ты мне пальцы сломаешь!

– Хейзлтон тебе не говорил?

– Нет! На кой мне это знать? Говорю, что думаю! Это просто догадки!

– Хм-м-м, – протянула я и слегка опустила стекло.

– Паскуда, – прошипел он и попытался схватить меня за горло. Я вжалась в спинку сиденья и опять подняла окно. Теперь в зажиме оказались его запястья. Он издавал булькающие звуки, а его пальцы извивались перед моим лицом, как розовые щупальца.

Я пошарила в сумочке и достала аэрозольный баллончик.

– Не делай резких движений, Адриан. Вот смотри: это газ «мейс». Разъедает глаза и слизистую оболочку. Не ровен час, испортит тебе весь праздник. По-моему, тебе лучше отойти. Я уже вызвала полицейских. Если будешь сговорчивее, постараюсь их убедить, что произошло недоразумение; в противном случае я буду горько плакать и жаловаться, что ты пытался меня изнасиловать. Поставь себя на их место: кому бы ты поверил?

– Вот сволочь, – всхлипнул он. – Я до тебя еще доберусь.

– Нет, Адриан. Не доберешься. Только пикни – тебе будет еще больнее. Теперь откинься назад. Сделай упор на пятки. Перенеси свой вес. Вот так. – Я опять нажала на кнопку; сначала вниз, потом вверх. Едва устояв на ногах, он высвободил руки. Он переминался на гравии, потирая запястья и осторожно массируя пальцы; на его лице виднелись дорожки от слез. Я подняла телефон так, чтобы он мог его видеть, и нажала на кнопку выключения, потом набрала номер Гордого Ганса и сообщила, где мы находимся.

– А как же полиция? – спросил Пуденхаут, настороженно глядя на горную дорогу.

– Успокойся. Я звонила не в полицию, а на чей-то автоответчик. «Мейс» – тоже не «мейс», а дезодорант «Армани». – Я кивнула в сторону парапета по краю полукруглой террасы, усыпанной гравием. – Может, присядешь, Адриан? – Я выключила мотор. Он с шипением затих, потом стал щелкать у меня за спиной.

Пуденхаут еще помассировал пальцы, испепеляя меня взглядом, преисполненным злобы и ненависти, но отошел и сел на парапет.

Ганс на «БМВ-7» со скрежетом затормозил на гравии минут через десять. Он поставил машину рядом, между мной и Пуденхаутом, потом вышел из нее и открыл для меня дверцу. Помахав Адриану на прощание, я пересела в «БМВ». Пока мы отъезжали, я смотрела назад. Когда мы поднялись по дороге метров на сто, а Пуденхаут, посмотрев через открытую дверь «феррари» на панель управления, обернулся к нам, я опустила окно и выбросила на дорогу ключи от «феррари».

– Катрин?

– Слушаю, мистер Хейзлтон.

– Я разговаривал с Адрианом Пуденхаутом. Он очень расстроен.

– Охотно верю, мистер Хейзлтон; его можно понять.

– Вероятно, ты ему высказала какие-то дикие предположения на мой счет. Тебе могло показаться, будто он их подтверждает, но это только потому, что на него было оказано значительное давление. В суде такие доказательства не проходят. На самом-то деле за такие действия под суд следует отдать тебя, Катрин. Как мне представляется, твой поступок противоречит Женевской конвенции.

– Где вы находитесь, мистер Хейзлтон?

– Где я нахожусь, Катрин?

– Да, мистер Хейзлтон. Когда мы с вами разговариваем по телефону, мое местонахождение вам всегда известно, будь то в Гималаях или на одинокой прогулочной яхте, а вот я слышу только голос, донесенный до меня радиоволнами, как бы лишенный оболочки и географического местонахождения. И мне очень интересно, где же вы в данный момент. В Бостоне? Ведь ваше американское жилище находится в Бостоне, правда? Или в Эгхэме, на Темзе. Это ваша резиденция в Британии, верно? Но столь же вероятно, что вы находитесь здесь, в Швейцарии: я понятия не имею. Но для разнообразия мне хотелось бы знать точно.

– В данный момент, Катрин, я на старой рыбацкой лодке, возле острова Сент-Киттс в Карибском море.

– Погода хорошая?

– Жарковато. А где конкретно в Швейцарии находишься ты?

– Около замка, – соврала я. Впрочем, я была рядом, хотя и не на его территории. Я стояла в чистом, но мокром парке в городе Шато-д'Экс. Замок был виден сквозь ветви деревьев на другой стороне аллеи. Согласно договоренности, шофер Ганс вскоре должен был приехать за мной сюда, забрав мой багаж из шикарных апартаментов с двумя лоджиями.

Пройдя по упругой черной дорожке, я села на детские качели. При этом огляделась по сторонам, опасаясь не столько хейзлтоновских громил из «Бизнеса» вроде Колина Уокера, сколько рядовых швейцарских граждан, которые, вероятно, стали бы кричать на меня за то, что я сижу на качелях, предназначенных для лиц меньшего роста и/или младшего возраста. Никого. Видимо, опасность мне не грозила.

Я оттолкнулась ногами и тихонько качнулась вперед-назад.

– Так вот, – продолжил Хейзлтон, – теперь, когда мы оба знаем, где находится собеседник, мы, вероятно, можем обсудить более серьезные вопросы.

– О да. Например, ваши шалости в стиле Куффабля.

– Катрин, тебя и так ждут большие неприятности. Не стоит их усугублять.

– Нет, мистер Хейзлтон, неприятности, думаю, ожидают вас. Вы так глубоко увязли в зловонном болоте, что без подручных средств вам уже не выбраться, поэтому чем скорее вы оставите свой высокомерный тон, тем лучше.

– Какая у тебя образная речь, Катрин.

– Просто я хорошо беру с места, мистер X., чего, вероятно, уже не скажешь об Адриановом «феррари».

– Да уж, наслышан. Как я уже сказал, он очень расстроен.

– Что поделаешь. Так вот, давайте-ка я вам кое-что расскажу, мистер X.: один из главных руководителей почтенной, но все еще энергично действующей коммерческой организации, специализирующейся на долгосрочном финансировании, устраивает неофициальную и удачно расположенную дилерскую контору на заводе, охраняемом теми, кого он обманывает. Он заколачивает, ох, даже не знаю, сколько денег, раскидывает их по нескольким счетам, вероятно здесь, в стране больших шоколадок «тоблероне», а потом посылает номер одного из счетов главному руководителю одной японской корпорации весьма нестандартным способом, подразумевающим использование чьего-то рта. Ах да, этот руководитель – по моим последним данным – только что ушел в отставку и купил себе поле для гольфа под Киото. Это, наверное, недешево ему обошлось – как вы думаете? Однако большая часть денег будет использована на покупку маленького и очень плоского кусочка земли в океане, который станет карманным государством нашего предприимчивого руководителя. Это двойной обман, вероятно, даже тройной. «Бизнес», попавшийся на собственную ловушку в Тихом океане, был обманут один раз, тогда как правительство было обмануто дважды, первый раз...

– Катрин, можно тебя перебить?

– Что такое, мистер Хейзлтон?

– Позволю себе заметить, что ЦРУ и другие американские службы регулярно перехватывают разговоры по мобильной связи в Карибском море. Обычно они ищут торговцев наркотиками, но я уверен: все, что, по их мнению, заслуживает внимания, они передают в соответствующий правительственный департамент.

– Например, в Государственный департамент?

– Именно. Допустим, я понимаю, к чему ты клонишь; нет необходимости уточнять. Гипотетически все это очень увлекательно, но что нам это дает?

– Вам это дает выбор, мистер Хейзлтон.

– Какой же? Подозреваю, тебе не терпится мне рассказать.

– Если не считать признания, полученного-и, замечу, записанного – под некоторым давлением, пары разъемов для специальных телефонных линий и еще кое-каких косвенных улик, у меня не так уж много доказательств.

– Ага. И? Но?

– Но доказательства найдутся. К примеру, разыскать ребят из Эссекса не составит никакого труда, если с умом взяться за дело.

– Ребят из Эссекса?

– Так постоянные работники «Сайлекса» называли авантюристов, которые заключали для вас массу сложных и не вполне законных сделок в потайной комнате.

– Ах, вот оно что.

– Организовать серьезное расследование несложно, мистер Хейзлтон. Честно говоря, я пока не уверена, замешаны ли в этом другие руководители Первого уровня, но думаю, для начала нужно просто предать дело гласности.

– Это чревато расколом «Бизнеса», Катрин. Если в этом участвовали другие члены совета директоров.

– Ничего не поделаешь, иногда приходится идти на риск. Я лично подозреваю, что наш герой действовал в одиночку. Возможно, здесь замешаны еще человека два-три, но никак не весь совет директоров – иначе не было бы необходимости так тщательно все скрывать. Так что, как ни крути, у человека, который решился на мошенничество, будут крупные неприятности.

– Но тот человек, видимо, достаточно обогатился, чтобы не тревожиться на сей счет.

– Он и до этого был достаточно богат, чтобы не заниматься такими делами. Но, задумав эту комбинацию, он осуществил ее просто из любви к искусству, ради спортивного интереса, ради того, чтобы всех перехитрить, приписав лишний нолик к сумме своих личных сбережений, а не потому, что нуждался в деньгах.

– Нельзя упускать из виду, что богатые обычно не останавливаются на достигнутом, Катрин. Например, кого-то может вдохновить пример Руперта Мердока, преуспевшего на международном рынке масс-медиа. А на это требуется очень много денег.

– На покупку земельной собственности, о которой мы говорим, тоже требуется немало денег, а что потом? Перепродать ее кому-то другому, кто жаждет иметь собственное государство? Или заложить? Только это теперь несущественно. Злоумышленник связан по рукам и ногам: его разоблачили. Мяч в конуре – конец игре.

– В конуре?

– Шотландская поговорка. Вы успеваете следить за ходом моей мысли, мистер Хейзлтон?

– Надеюсь. Продолжим, исходя из этой твоей гипотезы. Разумеется, исключительно ради теоретического интереса.

– Ну конечно. Так вот, дело в том, что у нашего гипотетического злоумышленника есть возможность избежать полного поражения.

– Неужели?

– Если этот человек представит своей корпорации сделку, результатами которой эгоистично хотел пользоваться сам, если он просто передаст результаты своей деятельности коллегам, не ожидая взамен ничего, кроме благодарности, то, думаю, они удивятся – даже изумятся – и что-то заподозрят, но вместе с тем и преисполнятся благодарности. Наверно, будут перемигиваться за его спиной и показывать на него пальцем, но вряд ли захотят вникать в тонкости этой аферы. Скорее всего, они примут этот дар с такой же видимой легкостью, с какой он будет им предложен.

– Хм. Весьма вероятно, что за таким дарителем впоследствии установят пристальное наблюдение, чтобы ему впредь неповадно было затевать хитроумные комбинации.

– Довольно мягкое наказание за совершенное преступление, пусть даже не принесшее никакой личной выгоды. Другой вариант гораздо хуже. Честно говоря, будь я членом совета директоров, я бы, наверное, вынесла такое беспардонное предательство на суд всей корпорации – в назидание остальным.

– Откуда столько жестокости, Катрин? Будем надеяться, ты никогда не поднимешься на самый верх.

– Ну, не такая уж я злодейка, мистер Хейзлтон. На днях, к примеру, рассказала Стивену Бузецки, что жена ему изменяет, – и ничего не ожидаю взамен.

– Напрасно, Катрин. Эту информацию можно было использовать гораздо продуктивнее.

– Считайте, что я сентиментальна.

– Как он это воспринял?

– Для него это было ударом.

– Ты понимаешь, что он тебе никогда этого не простит?

– Понимаю. Но, по крайней мере, я могу гордиться, что не стала прятаться за спины ваших людей.

– Значит, по большому счету, ты порядочная эгоистка, Катрин, верно? Как и я.

– Верно. Только у меня эгоизм принимает другую форму.

– С этим не поспоришь. Итак, окажись я в таком положении, какое ты мне обрисовала, я бы начал срочно действовать в указанном русле. Не стал бы дожидаться Рождества, чтобы преподнести подарок.

– По-моему, это было бы вполне разумно.

– Конечно, все это находится в прямой связи с другой местностью – и отнюдь не плоской.

– Я как раз собиралась к этому перейти.

Никогда в жизни мне не было так страшно. Казалось бы, я досконально изучила наши методы; казалось бы, я знала, до какого предела мы можем дойти или, по крайней мере, до какого предела мы можем дойти в определенных обстоятельствах, но теперь я ни в чем не была уверена. Сидя в парке и ожидая Ганса с моим багажом, я оказалась совершенно беззащитной. А вдруг заговор шел дальше Хейзлтона? Вдруг, по какой-то жуткой прихоти судьбы, в нем замешаны все? Или только мадам Чассо, да еще, возможно, Дессу и Чолонгаи? Оставалось еще двенадцать членов совета директоров, часть которых была крайне пассивна. Вдруг я задела слишком многих; вдруг я замахнулась на их оплот, на основы их власти? Что, если вчера вечером я упустила из виду нечто важное, какую-нибудь тайную угрозу; что, если неверно истолковала всю эту историю?

Я качалась вперед-назад, глядя сквозь голые ветки вдаль, на замок. Может быть, как раз сейчас я – в прицеле снайпера. Успею ли я заметить пульсирующий красный огонек лазера на деревьях между мной и замком? Может быть, группа захвата уже вышла из замка. Может, мне суждено исчезнуть в лабиринте склепов и катакомб, которые скрыты в горе позади замка, или провести остаток своих дней в Антарктике, сходя с ума на Земле Кронпринцессы Ефимии. А что, если Ганс получил указания везти меня в сторону аэропорта, а потом внезапно остановиться в том месте, где поджидает Колин Уокер с раскаянием во взгляде и глушителем на пистолете?

Что это было: мания преследования или обостренное чутье? Явственно ощущая кожей жжение снайперского прицела, я спрыгнула с качелей и направилась к деревьям, чтобы меня не было видно из замка. Потом я позвонила Гансу в автомобиль.

– Слушаю вас, миз Тэлман!

– Как там дела, Ганс?

– Багаж в машине, миз Тэлман; куда за вами подъехать?

– К офису «Авис». Через двадцать минут.

– Понял. Еду.

Я дошла до гаража фирмы «Хертц», взяла напрокат «ауди-АЗ» и доехала до угла напротив «Ависа», потом пригнулась и позвонила Дессу. Телефон выключен. Набрала номер мадам Чассо, чтобы изложить ей свою версию, исходя из предположения, что Пуденхаут поехал сразу к ней. Автоответчик. Томми Чолонгаи: на совещании. Я отыскала номер Кс. Пар-фитт-Соломенидеса, человека, который тоже подписывал договор об острове Педжантан, но, по моим расчетам, вряд ли состоял в сговоре с Хейзлтоном. Длинные гудки. Меня охватила паника. Почему-то я стала набирать номер дяди Фредди.

Тулан; принц. Все линии заняты. Тогда Люс. Люс, умоляю, окажись у телефона...

– Да?

– Ох, мать честная, вот спасибо!

– За что?

– За то, что ты у телефона!

– А в чем дело, что случилось, дорогуша?

– Да ничего, просто с ума схожу. По-моему, я только что совершила служебное самоубийство.

Что ты мелешь, типун тебе на язык! Я рассказала ей ровно столько, сколько могла. В таком изложении моя история, и без того непростая, выглядела совсем запутанной, но Люс, кажется, уловила суть. (Не слишком ли быстро? – закралось подозрение. Не втянута ли она в этот заговор? Может, ей поручили втереться в доверие... Впрочем, это уже чистой воды паранойя. Или нет?)

– Ты сейчас где?

– Люс, тебе не обязательно это знать.

– Все еще в Швейцарии? Или этот акт вандализма с «феррари» ты устроила в Италии? Не иначе как тебе светит высшая мера?

– Подожди, тут привезли мои вещи. – Я наблюдала, как Ганс на серебристом «БМВ» затормозил у обочины на противоположной стороне улицы. Вроде бы хвоста за ним не было. И в «БМВ» он один. Ганс вышел из машины и, надев фуражку, принялся разглядывать витрины «Ависа».

Я вышла из «ауди».

– Разговаривай со мной, Люс. Если отключусь без предупреждения, вызывай полицию.

– Какую? Швейцарскую?

– Да, или Интерпол, или еще какую-нибудь. Сама не знаю.

– Ладно. Но тогда мне нужно знать, где ты.

– Да, действительно. – Я стала переходить на другую сторону, лавируя между сигналившими автомобилями и огрызаясь в ответ на выразительные жесты водителей. – Сам катись в задницу, придурок!

– Что ты сказала?

– Это я не тебе, Люс. Ганс! Ганс!

– На тебя напали?

– Нет, я зову шофера. Я в Швейцарии, в городе Шато-д'Экс.

– Понятно... это не тот самый шофер, нет?

– Нет. Ганс, danke, danke. Nein, nein. Mein Auto ist hier.

– Миз Тэлман. Вы переходите улицу в неположенном месте.

– Да, виновата. Можно мне взять свои вещи?

– Они в багажнике.

– Отлично. Не могли бы вы его открыть, я их заберу.

– Где ваша машина? Я буду ближе подъезжать.

– Нет, не стоит.

– Прошу вас.

– Ладно, так и быть. Она вот там.

– Пожалуйста, вы сядете в машину.

– Да это напротив, Ганс Лучше я опять перейду в неположенном месте.

– Но здесь нельзя переходить. Видите. Прошу вас, вы сядете в машину.

– Ганс. Не нужно. Я перейду сама. Договорились?

– Но здесь запрещено.

– Кейт, у тебя все в порядке?

– Отлично. Пока все отлично. Ганс, пожалуйста, или откройте багажник, или сядьте в машину и резко развернитесь.

– Ага! Делай, как она говорит, Ганс!

– К сожалению, Люс, он тебя не слышит.

– Что такое «резко развернитесь», пожалуйста?

– Сразу назад. Это поворот назад, Ганс. Поверните назад.

– Это здесь тоже запрешено. Видите?

– Боже! Он что, чокнутый? Этому парню надо лечиться. Дай-ка ему трубку, Кейт.

– Не кричи, Люс. Прошу тебя. Ганс, послушайте...

– А, ты хочешь, чтобы я оставалась на связи и при этом не открывала рта, так?

– Так. Ганс. Можно, я заберу вещи?

– Пожалуйста, вы будете в машину сесть, я буду до другой стороны ехать, и все хорошо.

– Я правильно все расслышала?! Он будет глагол в конце предложения ставить? Ну и ну, ха-ха-ха!

– Люс...

– Пожалуйста.

– Нет, Ганс.

– Но почему нет, миз Тэлман?

– Я не хочу садиться в машину.

– Вы не хотите садиться в машину?

– Да, именно.

– Задай ему жару!

– Почему вы не хотеть садиться в машину?

– Кстати, действительно, почему ты не хочешь садиться в машину?

– А, черт. Вы оба меня достали. Просто пытка. Ладно, Ганс, будь по-вашему. Я сяду в машину. Мы едем туда. Вот там – зеленая «ауди». Это понятно?

– Да, я понимаю. Спасибо.

– Ты села в машину?

– Да, я в машине.

– Что там происходит?

– Ганс садится за руль. Снимает фуражку. Кладет ее рядом с собой, на пассажирское место. Снимает машину с ручника. Проверяет боковые зеркала. Мы трогаемся с места. Выехали на дорогу. Едем по улице.

– Круто! Там хоть магазины приличные есть?

– Замолчи, сделай милость. Довольно долго едем по улице. Еще не развернулись. Я начинаю волноваться. Подожди. Ганс?

– Да, миз Тэлман?

– Почему мы еще не развернулись? Машина в той стороне.

– Это запрещено. Знаки. Видите. Это запрещено. Вот там мы можем поворачивать. Я там буду поворачивать.

– Ладно, ладно.

– А теперь что происходит?

– Мы сбрасываем скорость. Сворачиваем в переулок... сворачиваем на другую улицу... еще на одну улицу... и выезжаем на главную дорогу. Да, приближаемся к «ауди». Отлично. Отлично.

– Какая еще к черту «ауди»?

– Которую я взяла напрокат. Точно. Мы на месте. Я выхожу из машины. Спасибо. Нет, я... О, спасибо, спасибо. Vielen dank.

– К вашим услугам, миз Тэлман.

– Спасибо, Ганс. Wiedersehen.

– До свидания, миз Тэлман.

– Да, спасибо. Будьте осторожны на дорогах. Всего доброго... Люс?

– Ну?

– Спасибо тебе.

Считайте, что я на самом деле свихнулась, но я оставила взятую напрокат машину в Монтре, взяла такси до Лозанны и за наличные купила билет на трансевропейский экспресс до Милана через Симплонский тоннель (хороший обед, приятно поболтала с очаровательным, явно «голубым» художником по тканям и его грубоватым, насупленным партнером; расслабилась). Потом опять за наличные купила билет туркласса на «боинг-747» «Алиталии» до Дели через Каир, благо вылет задерживался; как только мы поднялись в воздух, доплатила за бизнес-класс по карточке, но не по корпоративной, а по своей личной, «Америкэн Экспресс» (стюардессы менее эффектные и более профессиональные, чем были на «Алиталии» в прежние годы; вдыхала соблазнительный аромат кофе, но воздержалась). Сначала чувствовала такую опустошенность, что запросто могла бы учинить какое-нибудь безобразие – было бы с кем. Вместо этого заснула – и очень крепко.

В Дели, проходя досмотр, я попробовала дозвониться до Стивена. Телефон звонил, звонил, звонил – так бывает, когда человек на другом конце слышит гудки, у него не включен автоответчик, но на дисплее высвечивается твое имя и номер телефона, и с тобой просто не хотят разговаривать. «Стивен, почему ты со мной так поступаешь? – шептала я. – Возьми трубку. Возьми трубку...» Но это не помогло.

Я позвонила по другому номеру.

– Мистер Дессу?

– Тэлман? Что за каша там заварилась?

– Это я у вас хотела узнать, Джеб.

– Не иначе как мерзавец Хейзлтон попался с поличным? Это вы про него говорили, что, мол, завелся еще один Куффабль, чтоб ему пусто было?

– Пока ничего определенного сказать не могу, Джеб.

– Он назначил на среду ВЗСД в Швейцарии. С чего бы это?

– Извините, Джеб, а что такое ВЗСД?

– Внеочередное заседание совета директоров. Редкое событие – сотрудники вашего ранга и слов-то таких не знают.

– Это хорошо.

– Хорошо? Что ж тут хорошего?

– Хорошо, что у вас будет ВЗСД.

– Что-то я не пойму, черт подери!

– Мистер Хейзлтон, возможно, преподнесет вам всем сюрприз.

– Вон оно как. Я-то думал, на этом собрании вам пинка дадут. Тут болтают, будто от вас кое-кто увечья получил – этот... Адриан... как его... Пудингхват.

– Пуденхаут. На самом деле увечья получил его автомобиль.

– Да ну? В погоне?

– В погоне за истиной.

– Тэлман, какого дьявола вы мне мозги пудрите? Говорите толком.

– Я принимаю пост в Тулане.

– Отлично.

– Не факт.

– Это в каком же смысле?

– Мне кажется, наш план относительно Тулана слишком радикален. Слишком разрушителен.

– Ах, вот как? Ну, Тэлман, спасибо за откровенность, но чем мы занимаемся в Тулане – решать не вам. У вас там будет чисто декоративная должность, ясно? Если повезет, дойдете до Второго уровня, но в совет директоров вас никто не приглашает. Я понятно излагаю?

– Даже слишком, мистер Дессу.

– Вот и ладно. Увидимся в среду в Шато-д'Экс.

– Знаете, не уверена.

– Как это «не уверена»? Будете там как штык – это приказ.

– Извините, мистер Дессу. Не смогу. Я лечу в Тулан.

– Придется отменить.

– Это невозможно, сэр. Я уже обещала принцу, – соврала я. – Он меня ждет. Будьте добры, прикажите мне, скажем, не появляться в Швейцарии. Чтобы мне не пришлось нарушать приказ. В Тулане предстоят переговоры по очень деликатному вопросу.

– Господи прости! Вот приспичило ей. Ну черт с ним, Тэлман. Летите себе в Тулан.

– Спасибо, Джеб.

– Ладно, мне пора; надо посмотреть, как там этот идиот, мой племянничек.

– А что с ним?

– Не слыхали? Пулю получил.

– О боже! Когда? Где?

– Вчера, в Нью-Йорке; в грудь.

– Как он себя чувствует?

– Хреново он себя чувствует! Ладно хоть не помер. Может, еще и выкарабкается, только меня эти эскулапы по миру пустят.

– А почему в него стреляли?

– Это все афиша, будь она неладна.

– Афиша?

– Ага. Я ведь ее своими глазами видел. Как я сам до этого не допер, ума не приложу.

– До чего? Я не понимаю.

– Что ж тут непонятного? Этот болван всегда мечтал увидеть на афише свое имя, а под ним – название пьесы.

– Ну?

– Вот на афише и написали: Дуайт Литтон, «Лучшая мишень».

– Бывает же такое, – сказала я.

– А какой-то шизанутый мерзавец понял буквально.