Онлайн чтение книги Ищейки Bloodhounds
Глава 10

Когда Джон Уигфул вернулся с пресс-конференции, Даймонд сидел в кабинете и читал стихи – если можно было так назвать четыре строчки, которые сбили с толку всю местную полицию, включая самого Питера.

– Ну как, Джон, пришлось несладко? – спросил он с дружеской усмешкой.

– Я и не ждал легкой прогулки.

– Надеюсь, ты воспользовался моим советом?

– Каким еще советом? – пробурчал Уигфул недовольным тоном занятого человека. – Послушай, Питер, без обид, но мне некогда болтать. У меня срочные дела.

– Например, крепкий кофе? После всех этих вопросов, наверно, здорово першит в горле.

С горлом Уигфула, очевидно, было все в порядке, поскольку оно без труда озвучило его растущее нетерпение:

– Я занимаюсь важным делом. Похищена самая ценная марка в мире. Это куда серьезней, чем твоя стрельба в Солтфорде.

– Только не с точки зрения закона и того парня, которого пристрелили. Тебе нужно подкрепление, верно?

– Если понадобится, я использую каждого сотрудника во всей полиции графства.

Вид Уигфула не оставлял никаких сомнений в его решимости. Он играл желваками, как Черчилль, говоривший про «кровь, тяжелый труд, слёзы и пот».

– Что ты намерен делать?

– Для начала отправлю это дурацкое послание на экспертизу.

– Зачем? Хочешь найти на нем следы копирования? – Прежде чем Уигфул успел ответить, Даймонд добавил: – Если ты надеешься извлечь какую-то информацию из бумажных экземпляров, разосланных в редакции газеты, у тебя ничего не выйдет. Я прихватил с собой одну копию. – Он протянул Уигфулу листок с посланием, но тот даже не взглянул в его сторону. – Раньше можно было взглянуть на любой машинописный текст и по мелким различиям в форме букв определить, на какой машинке он напечатан. «Взгляните, Ватсон, на этот искривленный уголок в букве W! Он ясно доказывает, что записку напечатали на старой «Смит-Короне» профессора Мориарти». Увы, прошли те времена. Сегодня Мориарти набирает текст на компьютере и распечатывает на лазерном принтере, который выдает миллионы идеальных и абсолютно не отличимых друг от друга копий. А потом размножает свою записку на ксероксе. Парни из экспертизы тебе не помогут, Джон.

Это была одна из любимых тем Даймонда, в которой он упражнялся при каждом удобном случае.

Уигфул не смутился:

– Чепуха. С помощью лазерной подсветки мы можем найти любые отпечатки пальцев.

– Кроме отпечатков самого преступника.

– Посмотрим.

– Джон, этот парень не дурак. Он никогда не оставит отпечатков. Ты проверил орфографию?

– Орфографию?

– Я про текст в записке.

– Дайка-ка взглянуть. – Уигфул взял у Даймонда листок бумаги и пробежал его глазами. – По-моему, все правильно.

– Вот именно, – кивнул Даймонд. – Я уже сказал – он не дурак. Мы оба знаем, что он не делает ошибок.

Слово «мы» заставило Уигфула встрепенуться. Он воинственно вскинул голову.

– Слушай, Питер, давай начистоту. Это мое дело. То, что я воспользовался твоим советом насчет пресс-конференции, еще не значит, что ты можешь вторгаться на мою территорию.

– Вторгаться? – вежливо повторил Даймонд. – Мне бы и в голову не пришло. Я ведь по уши занят банковскими клерками.

На самом деле последняя неделя у Даймонда не задалась. Банковские клерки наводили на него уныние. Каждый рассказывал свою историю о том, каким грубым, злым и вредным сукиным сыном был их бывший менеджер. Возможно, не будь у него признания Рутледжа, Даймонд не отказался бы послушать этот жалобный хор: его вполне хватило бы, чтобы набрать дюжину-другую подозреваемых, не говоря уже о рассерженных клиентах. Но, к несчастью, картина была совершенно ясной: управляющего убил Рутледж. Экспертиза подтвердила его показания. В пятницу Даймонд уже умирал от скуки и попросил Джули Харгривз закончить дело без него. Сам он весь день проторчал в офисе, пытаясь разгрести гору бумаг, наваленных на его рабочем столе.

Позже в то же утро ему позвонили из Дорчестера. Джон Кроксли – нахальный молодой инспектор с непомерным самомнением – когда-то работал с ним в «убойном отделе». Его неприкрытые амбиции действовали всем на нервы. Когда его перевели в уголовное управление Дорсета – это произошло уже без Даймонда, – в Эйвоне и Сомерсете вздохнули с облегчением.

– Вот, решил вам позвонить, мистер Даймонд, – деланно небрежно произнес мужской голос. – Слышал, что вы вернулись. Надеюсь, вы не очень заняты?

– Сбиваюсь с ног. Но можешь продолжать.

– Ведь это вы ведете дело о «Черном пенни»?

– Сейчас – нет. Я беседую с тобой, верно? Слушай, давай покороче. Как там дела в Дорсете? Уверен, после твоего появления статистика преступлений резко пошла вниз.

– Если честно, я ожидал немного другого, – признался Кроксли. – Не думал, что здесь все так провинциально.

– Провинциально?

– Ну да. По-деревенски.

– В смысле – трахают овец?

В трубке повисла пауза.

– Об этом мне ничего не известно. Я больше не работаю с убийствами – у меня другое поле деятельности.

Даймонд не удержался от смешка:

– И что растет на этом поле – турнепс?

– Скорее рогатый скот, – ответил Кроксли без тени улыбки. У него всегда было плохо с чувством юмора. – Я занимаюсь отпечатками носов.

– Чем?

– Отпечатками носов. Мало кто знает, что носы у жвачных так же уникальны, как узор на пальцах. Надо просто помазать нос специальной краской и приложить к нему бумагу.

– Ты меня разыгрываешь, Джон?

– Нет, мистер Даймонд. Так в Ассоциации землевладельцев Дорсета борются с кражей скота. Мы уже взяли отпечатки у семисот коров.

Даймонда начало трясти от смеха:

– Так-так. Значит, ты снимаешь отпечатки носов у коров? Продолжай, Джон.

– Собственно, в этом вся проблема. Меня недавно перебросили в этот отдел. Не знаю, по какой причине. Я вообще-то не деревенский. И потом, мне кажется, это не очень перспективно.

– Ну почему. – По щекам Даймонда потекли слезы. – По-моему, у тебя выгодное положение.

– Вы думаете?

– Ты же занимаешься носами, значит, можно сказать, находишься впереди?

– Наверно.

– Представь, если бы тебе пришлось брать отпечатки с другой стороны.

– Мне это не приходило в голову, мистер Даймонд.

– Вспоминай об этом, когда станет совсем плохо, Джон. В стране появились новые технологии, и именно тебе доверили внедрение одной из них. Перенеси отпечатки носов на компьютер. Создай – как это называется? – базу данных по всем коровам в Дорсете. Ты говоришь – нет перспектив? Да у тебя огромные перспективы. Ты можешь заниматься этим всю жизнь.

– Как раз этого я и боюсь, – уныло ответил Кроксли. – Я вот тут подумал: сейчас столько шумихи вокруг «Черного пенни», может, вам нужны новые люди для следствия?

– Неужели ты хочешь бросить свою прекрасную новую работу?

– Да, если есть хоть малейший шанс.

– Боюсь, шансов нет. Ты знаешь, как урезают наш бюджет. На твоем месте я бы лучше держался за коров. Кто знает, может, ты станешь главным в мире экспертом по коровьим носам.

Повесив трубку, Даймонд откинулся на стул и разразился оглушительным хохотом – в первый раз за последнюю неделю. Ему не терпелось рассказать обо всем Стеф. Но до конца дня произошло еще одно событие, которое стерло этот эпизод из его памяти.

После четырехчасовых новостей на радиоканале «Би-би-си Бристоль» ведущий неожиданно добавил: «Так, есть срочное сообщение. Мне только что положили на стол записку, которая, как считает мой продюсер, может быть связана с тем загадочным стишком, что мы читали вам в прошлый понедельник. Помните? Полиция потом сказала, что речь почти наверняка шла о марке за миллион фунтов, которую украли в почтовом музее в Бате. «Черный пенни», верно? Похоже, у нас еще одно послание от таинственного взломщика. Оно напечатано на листе формата А4, без всяких пояснений. Наверно, пришло с дневной почтой. Ладно, посмотрим, что это такое. Еще один трюк или настоящий ключ к разгадке? Само собой, мы сразу же передадим его в полицию, но именно слушатели «Радио Бристоль» узнают о нем первыми! Приготовили ручку и бумагу?

Это все. Пожалуй, теперь мы знаем, кто такая или что такое «Виктория», но как насчет запертой комнаты? И при чем тут число семнадцать? Ждем ваших звонков. Если до конца программы вас осенит какая-нибудь блестящая мысль, мы с радостью ее озвучим. Я повторю сообщение еще раз».

Перед тем, как давать новость в эфир, продюсер предусмотрительно позвонил в полицию, поэтому к началу передачи перед радиоприемником собрался весь участок, включая Даймонда, который сразу почувствовал, что происходит что-то важное, и вылез из-за стола. Для полного счета не хватало только Джона Уигфула, который прильнул к собственному приемнику наверху.

– Это больше напоминает игру в кошки-мышки, – мрачно заявил детектив-сержант.

– Думаете, в записке вранье? – спросил кто-то.

– Откуда мне знать? Но после того, что случилось с первой, к ней придется отнестись серьезно.

– Зачем они вообще это делают? Мистер Уигфул ждал, что они потребуют выкупа, а не зададут еще одну загадку.

– Может, им не нужен выкуп. Может, это просто какой-то скандальный трюк, чтобы привлечь к себе внимание. Когда у нас университетская Неделя благотворительности?

– Еще не скоро. Студенты только вернулись после каникул. Если это трюк, то бьюсь об заклад, что в нем замешан какой-нибудь умник из «глиттерати».

– Это еще кто?

– Богатые тусовщики. Элита. Бомонд. Прожигатели жизни. Они обожают выставлять полицейских посмешищем.

Примерно в том же духе обсуждение продолжалось на совещании высшего руководства, которое возглавил помощник начальника полиции.

– Поскольку мы имеем дело с серьезным преступлением, – начал он, – я предлагаю объединить наши усилия. Если новая записка – продолжение предыдущей, возможно, она касается Бата, и тут нам пригодятся любые знания, любой опыт, так или иначе проясняющие ситуацию.

Судя по наступившему молчанию, никто из присутствующих не обладал подобным опытом.

– Джон, это ваше расследование. – ПНП жестом пригласил его выступить. – Расскажите, что вы думаете по этому поводу.

Уигфул откашлялся.

– Что ж, сэр, мне кажется, мы с полным правом можем предположить, что под Викторией подразумевается кавер.

– Подразумевается что?

– Украденная марка, сэр.

– Почему бы не называть марку просто маркой?

– Потому что она приклеена к конверту. На ней проставлена дата. Все вместе называется кавер. Это вроде тех «конвертов первого дня», которые продают на почте, когда выходит новая серия почтовых марок.

– Хорошо, теперь ясно, что это за каверы, – кивнул ПНП с таким видом, словно знал обо всем с самого начала. – Продолжайте.

Уигфул вернулся к записке:

– Первые две строчки:

скорей всего, просто означают, что кавер у него. Поэтому нам надо сфокусировать внимание на третьей и четвертой строчках:

Тут возникает сразу три вопроса: какая леди? Что за запертая комната? И почему «семнадцать»? Под леди, возможно, подразумевается все та же Виктория – то есть кавер, – но мы не можем исключать и другие варианты. Имеет ли эта дама какое-то отношение к последней строчке, то есть числу семнадцать? Знаем ли мы какую-нибудь семнадцатилетнюю леди, которая – сейчас или в прошлом – как-то связана с этим делом?

Снова молчание.

– Нам может помочь запертая комната, – продолжал Уигфул. – Возможно, существует какая-то старая история или легенда о некой молодой женщине, жившей взаперти. Тюрьма. Психиатрическая лечебница. Монастырь. Масса вариантов.

– Есть идеи? – спросил ПНП, оглядев всех сидевших за столом.

Том Рэй буркнул:

– Я бы посмотрел в другую сторону, сэр. Может быть, семнадцать – это часть адреса?

– Неплохо, – одобрил ПНП снисходительным тоном, словно не рассчитывал услышать что-то дельное от кого-нибудь, кроме Уигфула.

– Айзек Питман, изобретатель стенографии, жил в доме номер семнадцать по Роял-Кресент. Там на стене висит табличка.

– А он-то тут при чем? – спросил Питер Даймонд. – Или у него была юная сексуальная рабыня?

– Очень в этом сомневаюсь, – холодно возразил ПНП. – Я читал о Питмане. Это был человек высоких принципов. Как и я, трезвенник, вегетарианец и противник табака.

Повисла неловкая пауза. Даже Даймонд не решился продолжать тему сексуальной жизни Питмана – или ПНП.

– Это всего лишь предположение, – пробормотал Рэй.

Еще одна версия поступила от Кайта Халлиуэлла:

– Возможно, число семнадцать относится ко времени. Например, семнадцать часов, то есть пять вечера.

– Если так, мы опоздали на десять минут, – заметил Даймонд, взглянув на часы. – Лично я сомневаюсь, что этот шутник даст нам много времени на раздумье. Ему это ни к чему, верно? Это как в той книжке, «Тридцать девять ступеней». Бесполезно искать заветные ступени. Не поймешь, что нашел их, пока не окажешься на нужной лестнице. Я хочу сказать: мы можем весь вечер гадать про «семнадцать то» и «семнадцать се». Семнадцать лошадиных сил, семнадцать деревьев на улице, семнадцать дней в месяце, пятнадцать игроков в регби плюс два запасных. Пока мы не знаем, где искать, все это гадание на кофейной гуще.

– То есть, вы предлагаете…

– Игнорировать этот стишок. Сосредоточиться на других зацепках.

– Каких зацепках? – пробурчал Рэй.

Уигфул вставил:

– Мы работаем не покладая рук.

– А где результаты?

– Нельзя торопить следствие.

– Ну почему же, – пожал плечами Рэй. – Питер Даймонд получил признание в убийстве всего через пару минут после того, как приехал на место.

ПНП тяжело вздохнул.

– Джентльмены, давайте сосредоточимся на марке. Думаю, мы не можем просто игнорировать это сообщение. Возможно, Питер прав и преступник морочит нам голову, но, если мы сумеем извлечь из этой записки что-то полезное, у нас появится шанс связать ее с другими уликами.

– А кто-нибудь видел этого парня в понедельник утром? – спросил Даймонд. – Или лестницу у окна?

– К сожалению, нет, – ответил Уигфул. – Но недалеко от места преступления шесть или семь человек заметили мойщиков окон, которые показались им подозрительными.

– Вы когда-нибудь видели мойщика окон, который не казался бы подозрительным? Как насчет криминалистов? Они что-нибудь раскопали?

– Вор работал в перчатках. В комнате найдено много всяких волосков и волокон, но поскольку в музее каждый день бывает полно людей, они могут принадлежать кому угодно. Шкафчик с маркой взломали ржавым гвоздодером.

– А сотрудники музея?

– Это энтузиасты, волонтеры. Местные филателисты. Они работают в музее по очереди, по два человека и больше. Мы допросили всех, кроме двух, которых нет в городе. Никто не запомнил ничего необычного перед кражей, хотя, как кто-то резонно заметил, очень трудно судить задним числом.

Даймонд не стал задавать других вопросов, предоставив заседанию идти своим путем. Это была территория «Шмеля», и он не собирался на нее вторгаться. В начале седьмого все закончилось.

– Приятного уик-энда, джентльмены, – сказал он, выходя из комнаты.

– Завтра не придешь? – спросил Рэй.

– Нет смысла. Мое дело почти закончено.

– Чем будешь заниматься?

– Приучать к лотку кота, если только жена не шутит.