Онлайн чтение книги Боевой клич
Часть II

Пролог

Через пару недель майор Хаксли вызвал нас к себе в офис. Нас — это всех «стариков». Бернсайд, Китс и я поначалу все же надеялись, что хоть радистов нам пришлют нормальных. Шестой полк вполне имел право рассчитывать на сливки выпуска школы радистов, если таковые вообще там имелись. Связисты нам требовались позарез, так как единственным полупрофессионалом (мы-то с Берни на этом собаку съели) был испанец Джо Гомес, да и тот оказался пьяницей, смутьяном и вообще неприятным типом.

И вот мы увидели пополнение. Жалкую пародию на морских пехотинцев. И задача, которая стояла перед нами, казалась невыполнимой. Чем мы располагали? Заторможенный техасец, косолапый швед, мальчишка Форрестер, суперлегковес Звонски, клоун Элкью, Мэрион Ходкисс со своим граммофоном, еще один техасский ковбой и гордость резервации Сияющий Маяк. Что за жалкая банда! Старшина Китс подумывал о переводе в другую часть, а Сэм Хаксли горестно ругался, когда первые же учения в полевых условиях показали, на что способно наше пополнение.

Вот поэтому он и собрал нас у себя.

— Вы, ребята, сейчас, наверное, думаете то же самое, что и я. Каким образом мы можем выиграть войну с таким желторотым пополнением. Они даже отдаленно не похожи на морпехов.

Мы дружно выразили свое согласие.

— Но тем не менее вы должны помнить одно, ребята. Они здесь потому, что пошли добровольцами. Они хотели этого. О старом добром Корпусе морской пехоты придется забыть. Прежде чем закончится война, я думаю, что в составе Корпуса будет три, а то и четыре дивизии.

То, что он говорил, казалось невероятным. Ведь это около ста тысяч человек!

— Я понимаю, что задача у нас с вами сложная и работы по горло. Вы меня знаете, поэтому догадываетесь, что, когда я говорю: работы по горло, значит, до хрена и больше. И основная тяжесть ложится на вас, на «стариков». Делайте с ними, что хотите, выворачивайте наизнанку, таскайте по борделям, заваливайте нарядами, но сделайте из них морпехов! Настоящих морпехов! У нас у всех погибли друзья и на Уэйк Айленде, и на Филиппинах, и в Шанхае. Всегда тяжело терять друзей, и, чтобы отомстить за них, чтобы снова поднять наш Корпус на вершину славы, нам нужны эти ребята... И еще... гм-гм... нам, возможно, пришлют несколько новых офицеров, тоже еще зеленых, поэтому и им надо помочь. Мак, Берни, Китс, я надеюсь на вас.

Глава 1

Потребовалось совсем немного времени, чтобы узнать, что испанец Джо Гомес не только смутьян, но еще и ворюга, лжец и отъявленный драчун. Второго такого фрукта не сыскать во всем Корпусе. Насчет подраться у него шило в заднице, но во всей красе он предстал перед нами через несколько дней после своего приезда в Элиот.

Мы были в увольнительной в Даго и совершили патрульный рейд по нескольким барам, пока окончательно не бросили якорь в одном из них. Я уже основательно загрузился пивом и почти договорился с одной из девочек, когда Джо подтолкнул меня локтем.

— Слушай, Мак, мне что-то охота поразвлечься. Ну-ка покажи мне самого здорового мужика в этой забегаловке.

Чтобы отвязаться, я кивнул на огромного матроса, сидевшего за стойкой бара. Судя по всему, в руке он держал пивную бутылку, но видно ее не было, так что оставалось только догадываться. И вообще я не понимаю, зачем человек весом больше ста килограммов тратит время на бутылки, ведь ему, чтобы взбодриться, нужно по крайней мере полведра.

Испанец Джо протиснулся к матросу.

— Дай закурить, братишка.

Ничего не подозревающая стокилограммовая жертва протянула ему зажигалку. Джо закурил, небрежно опустил зажигалку в карман и двинулся к выходу.

— Эй, а моя зажигалка?! — окликнул его матрос.

— Что, твоя зажигалка? — непонимающе переспросил Джо.

— Я говорю, верни мою зажигалку.

— У меня нет никакой зажигалки. Ты что, обвиняешь меня в воровстве?

— Нарываешься, морпех?

Виновато улыбаясь, Гомес пошарил по карманам и протянул матросу его зажигалку.

— За такие шутки можно по зубам схлопотать, — процедил матрос.

— Да что ты, братишка, я не собираюсь нарываться...

— Ох и надо бы тебе ребра посчитать, — уже громче повторил матрос.

Шум в баре притих, и трое вышибал быстро ринулись к месту назревающего скандала.

— Этот парень думает, что я украл у него зажигалку, — объяснял окружающим испанец Джо, пока вышибалы выводили матроса из бара.

Несколько подвыпивших посетителей вышли на улицу, чтобы посмотреть, чем все закончится.

Испанец Джо подошел к матросу, стоявшему на тротуаре, куда его вывели вышибалы.

— Ладно, давай помиримся, рожа твоя обезьянья, — дружески предложил он.

Матрос побагровел и, сжав кулачищи, двинулся на него.

— Ты что, ты что, — забормотал Джо. — Я же не дерусь с дебилами.

Первый кулак матроса обрушился на него, и если бы попал в цель, то испанца наверняка пришлось бы собирать по частям. Но Джо легко, словно играючи, уклонился от удара, зато его ответный удар был молниеносным и точным. Матрос с размаху сел на тротуар и несколько секунд сидел, бессмысленно хлопая глазами. Джо помог ему подняться.

— Я же говорил, что не дерусь с дебилами.

Матрос зарычал и снова попытался ударить испанца. Он молотил кулаками налево и направо, но так и не попал в провокатора, который, в свою очередь, опять уложил его одним точным и мощным ударом.

— Ладно, давай мириться. Без обид, да? — Джо помог ему подняться.

Ошалевший от ударов и нахальности противника матрос протянул ему руку, а испанец спокойно отключил его ударом в подбородок.

— Ну и нервы у парня. Это ж надо, обвинить меня в краже! — Джо повернулся к толпе зрителей. — Придется в наказание действительно забрать у него зажигалку.

Что он и сделал.

Обычно в удачный вечер Джо оставлял в разных концах города менее дюжины бесчувственных тел.

* * *

Как-то после ужина мы валялись в казарме, отдыхая от десятимильного марш-броска с полной выкладкой. К моему удивлению, никто из пополнения не свалился и не упал в обморок.

В углу Мэрион Ходкисс, как всегда, читал очередную книгу. Непоседа Грэй приводил в порядок форму, мурлыкая под нос техасскую песенку.

Мэрион на секунду поднял голову, прислушиваясь к словам, но тут же опять уткнулся в книгу. Странный он был парень, этот Ходкисс. Он хорошо нес службу, отлично справлялся со своими обязанностями, но в то же время был, пожалуй, единственным морпехом в Сан-Диего, который не пил, не курил, не бегал по девкам, не ругался, не играл в карты, ну и так далее. Все свободное время, даже когда получал увольнительную, он лежал в казарме, слушал классическую музыку и читал книги. Но как ни удивительно, в буйной компании морпехов он пользовался огромным авторитетом. Если возникал какой-нибудь спор, что случалось почти каждый вечер, последнее слово всегда принадлежало Мэриону. Казалось, не было такого, чего он не знал, начиная от количества волос на голове у человека и заканчивая населением Мехико, скажем, в 1896 году.

Единственный, кто терпеть не мог Ходкисса, это испанец Джо. Он еще с утра был чем-то раздражен, что, впрочем, не помешало ему стащить у Элкью Джонса рубашку и загнать ее кому-то из комендантского взвода.

Джо некоторое время бродил между коек, пока не остановился рядом с Ходкиссом.

— Эй, ты!

Мэрион не обратил на него ни малейшего внимания.

— Эй, сестра Мэри, я с тобой разговариваю.

— Чего тебе?

— Я слышал, ты когда-то занимался боксом?

— Да, немного.

— Я тоже, Знаешь что? Давай пойдем в спортзал, наденем перчатки и немного разомнемся.

— Я устал после марш-броска.

— Что, сестричка Мэри, наделал в штанишки?

Мэрион аккуратно закрыл книгу, снял очки и поднялся.

— Пошли.

Испанец подмигнул нам и пошел следом. Мы тоже побросали свои дела и толпой двинулись в спортзал.

— Ты поосторожней с ним. Парень — профессиональный боксер, — шептал я на ухо Мэриону, помогая зашнуровывать перчатки. — А лучше ложись после первого же удара. Никто не посмеет сказать, что ты сдрейфил.

Мэрион, казалось, не слышал меня. Впрочем, он был довольно крепкий парень, да и плечи у него, как у портового грузчика.

— Ты только на зашиби меня, сестричка! — крикнул испанец из своего угла.

— Ублюдок, — процедил я сквозь зубы.

Все столпились вокруг ринга.

— Бокс! — скомандовал Элкью.

И началось. Испанец в свое время был чемпионом в среднем весе, и Мэриону доставалось на полную катушку, Джо двигался гораздо быстрее и успевал наносить удары со всех сторон, пока Мэрион с грацией беременной слонихи пытался достать его прямыми правой. Он уже почти зажал Гомеса в углу, но тот вывернулся, да еще провел несколько чувствительных ударов по корпусу Торс Мэриона покрылся красными пятнами, лицо было разбито, но он все так же неторопливо следовал за испанцем по рингу К концу раунда Гомес двигался уже не так быстро, и ответные удары Мэриона начали достигать цели. Испанец был уже весь в поту, — сказывалось бесчисленное количество джина, выпитого за последнее время в барах Даго.

— Время! — крикнул Элкью, и боксеры разошлись по углам.

Я вытер пот и кровь с лица Мэриона и протер его плечи мокрым полотенцем. Он по-прежнему молчал и равнодушно смотрел в пол. Джо, тяжело дыша, оперся на канаты.

— Хорошо размялись, — прохрипел он. — На сегодня, пожалуй, хватит. Дэнни, развяжи мне перчатки.

Мэрион поднялся и подошел к нему.

— А что так? Я только разогрелся и хочу продолжить.

Джо ухмыльнулся.

— Ладно, шутки в сторону. Я не хочу покалечить тебя.

— Наложил в штанишки? — тихо спросил Мэрион.

Джо остолбенел. Краем глаза он видел насмешливые улыбки на лицах зрителей.

— Ну хорошо, парень, ты сам напросился.

— Бокс! — пискнул Элкью.

Испанец пантерой скользнул к Мэриону и все силы вложил в один удар, угодивший Ходкиссу в челюсть. Джо с улыбкой опустил руки и сделал шаг в сторону, чтобы освободить место падающему телу. Но Мэрион не только не упал, но и с размаху нанес испанцу такой удар, который вполне мог бы потопить авианосец. Тело Гомеса взлетело в воздух дюймов не десять и грохнулось на пол. Мы с восторженным ревом бросились через канаты на ринг. Ходкисса обнимали, целовали, хлопали по плечам, а потом с триумфом отнесли в казарму, оставив Гомеса лежать на ринге.

Минут через двадцать он очухался и приплелся в казарму. Мы столпились у койки Мэриона, все еще поздравляя его и обсуждая бой, в то время как сам Мэрион снова надел очки и углубился в книгу.

Испанец подошел к Ходкиссу.

— Эй, парень!

Мэрион не пошевелился.

— Слышь, а? Тебе просто повезло.

Ходкисс вытащил платок и громко высморкался.

— Но старый дядя Джо умеет проигрывать, и в доказательство этого я хочу пожать тебе руку.

Сестричка Мэри снова отложил книгу и поднялся. Джо протянул ему руку, а Ходкисс спокойно и со вкусом от души врезал ему в живот. Гомес охнул и свалился на пол. Мэрион наклонился и помог ему подняться.

— Извини, Гомес, но я никогда не прикасаюсь к змее, пока у нее не вырваны зубы.

Гомес задумчиво поскреб макушку, пытаясь понять эту фразу, а потом подсел на край койки к Мэриону, который снова завалился читать.

— Что ты читаешь?

— Платона.

— Это что, они такую толстую книгу написали о собаке Микки Мауса?

— Собаку Микки Мауса звали Плутон, — терпеливо пояснил Ходкисс. — А Платон — это писатель.

Гомес оскалил в усмешке белоснежные зубы.

— А знаешь, братец, ты мне нравишься. Правда. А ты что скажешь о старом папе Джо?

— Ты самый мерзопакостный тип, которого я когда-либо знал.

— Что такое мерзопакостный?

— Дерьмо ты.

Гомес громко заржал и обнял Ходкисса.

— Да, братан, ты действительно крутой парень, если так разговариваешь с Джо Гомесом. Помяни мое слово — мы с тобой станем друзьями.

* * *

Да, политика и война зачастую творят странные вещи. Кто бы мог подумать, что первоклассный негодяй и умница, душа-парень, действительно могут подружиться? Мы, разумеется, только приветствовали эту дружбу. Мэрион держал Джо в рамках, и тот больше не шарил в наших РД. Более того, Ходкисс забирал у Гомеса все деньги и оплачивал его долги. В увольнение они теперь ходили вдвоем, и, пока Гомес накачивался джином и пивом, Мэрион читал книги где-нибудь в углу бара. Как только испанец доходил до кондиции, Ходкисс закрывал книгу и тащил его на базу.

Мы едва удерживались от смеха, когда частенько испанец приходил из увольнительной трезвый и поникший.

— Ну, в чем дело на этот раз, Джо?

— Да вот, позаимствовал ботинки у индейца, а Мэрион узнал об этом. Теперь неделю без увольнительных, да еще в воскресенье в церковь потащит.

— Может, заодно рассказать ему, как ты вчера филонил, пока мы траншею копали?

— Ты что, ты что, Мак! Упаси Господи! Не миновать мне тогда еще и лекции о благородной роли труда в жизни каждого человека.

— Ладно, посмотрим.

— Господи, да что ж мне так не везет? Эх, бедняга ты, Джо. И никто тебя не пожалеет, кроме тебя самого.

* * *

Закончив патрульный обход со старшиной Китсом, я вернулся в казарму. Все уже давно спали, кроме Ходкисса, читавшего при тусклом свете лампы.

— Холодно сегодня. — Я присел у керосиновой печки, чтобы хоть немного согреться.

— Есть горячий кофе. Мак, хочешь?

Я хлебнул кофе, с удовольствием почувствовав, как по жилам побежало тепло.

— Уже третий час, Мэрион. Ложился бы ты спать.

Он потянулся и зевнул.

— Я не думал, что так поздно. Зачитался.

— Слушай, Мэрион, ты извини, если лезу не в свое дело, но ответь мне на один вопрос. Ты вот все читаешь и читаешь, а зачем тебе это? Ну, я имею в виду — так много читаешь?

Он молча прошелся по казарме, прислушиваясь к завыванию ветра за окном.

— Знаешь, Мак, я хочу стать писателем. Смешно, да?

— Ничего смешного, черт возьми. Думаешь, у тебя получится?

— Не знаю, Мак. Понимаешь, столько всего теснится в голове, в душе, в сердце. Столько хочется высказать... Я родился и вырос в маленьком городке, и в моей жизни ничего особенного никогда не происходило. А здесь...

Он умолк и снова заходил по казарме. Я улегся на койку и наблюдал за ним.

— Энди как-то рассказывал, когда сплавляют бревна и получается затор, то нужно вытащить одно-два нужных бревна, и тогда освободятся остальные. Вот и мне необходимо отыскать эти ключевые бревна. Я могу писать, я чувствую это... Ты вряд ли поймешь меня, Мак.

— Почему же? Я вполне понимаю тебя.

— Ты же видишь, что я за человек. Мне трудно заводить знакомства, я не умею разговаривать с людьми...

— У тебя есть девушка, Мэрион? — негромко спросил я.

— Нет.

— А был когда-нибудь в постели с женщиной?

— Нет.

— Тогда слушай сюда, малыш. Я, конечно, не читал Платона, это для меня слишком, но поверь мне — с тобой все в порядке, просто тебе иногда нужно... ну... да к черту, уже поздно, давай спать.

* * *

Рукопашному бою нас учил майор Малкович, здоровенный детина, мастер по дзюдо.

— Ну что, мужички, — цедил он сквозь зубы, оглядывая столпившихся вокруг матов морпехов. — На прошлых занятиях вы научились искусству самообороны и нападения. Вы знаете, как разоружить противника и как освобождаться от захватов джиу-джитсу. Теперь для последнего занятия мне нужен доброволец покрупнее.

Мы дружно попятились назад. Малкович улыбнулся и ткнул пальцем в индейца.

— Ты! Иди сюда.

Эрдэ Браун поспешно вытолкнул Сияющего Маяка на маты, прежде чем тот успел скрыться.

— Ложись, — скомандовал майор.

Сияющий Маяк торопливо шлепнулся на маты.

— Умница, — похвалил Малкович и поставил ногу на грудь индейца. — Итак, последний урок — один из самых важных, поэтому будьте предельно внимательны. Когда вы свалили противника, перед вами задача быстро и эффективно добить его.

— Мама, я хочу обратно в резервацию, — простонал Сияющий Маяк.

— Первое, что вы можете сделать, это упасть коленями на грудь японца, чтобы сломать ему ребра.

— Показывать не надо, — дрожащим голосом попросил индеец.

— Потом основаниями ладоней наносите одновременный удар под уши противника с целью сломать основание черепа. Затем еще два резких коротких удара, первый — по переносице, второй — в горло. — Майор сделал паузу. — А чтобы достойно завершить работу, нужно носком ботинка два-три раза ударить противника в пах. После этого можно полюбоваться результатами своего труда, но если этот сукин сын, несмотря ни на что, все же поднимется, то вам лучше побыстрее сматываться оттуда, как обезьяна, которой смазали задницу скипидаром.

Глава 2

В один из вечеров, благополучно доставив мертвецки пьяного испанца на базу, Мэрион долго гулял по улицам Сан-Диего, а потом, повинуясь какому-то безотчетному желанию побыть одному, купил билет на паром, идущий к острову Коронадо, и удобно устроился на скамье у борта. Пассажиров на пароме почти не оказалось, и Мэриона никто не беспокоил. Можно было собраться с мыслями...

— Огоньку не найдется, морпех?

Капрал Ходкисс поднял глаза. Рядим с ним, облокотившись на поручни, стояла девушка. Длинные огненно-рыжие локоны, голубые глаза, бледное усталое лицо... Он только успел подумать, что красивее женщины еще не видел.

Спички нашлись. Хоть он и не курил, но брал с собой коробку для испанца. Девушка прикурила сигарету и селя рядом.

— Спасибо, морпех, — он едва слышал ее голос, так бешено колотилось его сердце. — Я частенько видела тебя в Сан-Диего. Как тебя занесло на этот паром?

— Здесь спокойно и тихо, — Мэрион сам не узнал свой голос.

— Тоскуешь?

— Да нет, не совсем.

— Наверное, думаешь о своей девчонке.

— У меня нет девушки.

Она улыбнулась.

— Когда морпех попадает в Сан-Диего, то у него, разумеется, нет девушки.

— Но у меня действительно нет... И вообще я не из тех, кто рыскает по городу за юбками. Мне нравится быть одному, хоть немного передохнуть от этой мышиной возни.

Она внимательно посмотрела на него.

— Похоже, ты и впрямь говоришь правду. И о чем же ты мечтаешь в тишине?

— Я мечтаю написать обо всем: о том, что происходит со мной, об этом городе, о своих ребятах... Вы, наверное, думаете, что у меня не все дома. — Он сам не знал, почему делится с ней своими мечтами, но слова сами срывались с губ.

— Сколько тебе лет?

— Девятнадцать.

— Обалдеть! Честный морпех! Прямо из книжки. Обычно на твоем месте ребята отвечают, что им двадцать пять.

— А что, это плохо, когда тебе девятнадцать?

Паром подошел к причалу, и девушка поднялась.

Мэрион тоже вскочил на ноги.

— Я... меня зовут Мэрион... Мэрион Ходкисс... может, мы как-нибудь встретимся, то есть я хотел сказать, увидимся на этом же пароме? Теперь я часто буду приходить сюда.

— Может быть. — Она на секунду взглянула ему в глаза, но тут же отвернулась и ушла, а Мэрион как зачарованный все еще стоял на палубе, не понимая, что с ним происходит.

* * *

Капрал Ходкисс, нервно поглядывая на часы, ходил по причалу. Было двенадцать тридцать.

— Привет, Мэрион!

Счастливая улыбка на лице Ходкисса не оставляла сомнений, что пришла именно та, кого он ждал.

— Привет, Рэчел. Я уже занял два места у борта. Кофе хочешь?

— С удовольствием. — Она откинулась на спинку скамейки и достала сигареты.

Мэрион тут же зажег спичку.

— Рэчел, я тут кое-что принес для тебя... думаю, тебе понравится.

— И что же ты принес?

— Книгу. Могу почитать тебе, если хочешь.

— А что это за книга?

— Сонеты Шекспира.

— Ты знаешь, я как-то не очень понимаю стихи.

— Ничего, если что-то не поймешь, я объясню.

— Ну, тогда валяй...

Она прикрыла глаза. Мэрион некоторое время смотрел на нее, а потом открыл книгу.

* * *

Всю следующую неделю пополнению провело в нескончаемых марш-бросках. Это должно было научить их той простой истине, что каждый морпех, независимо от специальности, будь он радист, повар или музыкант, в первую очередь является боевой единицей. Полоса препятствий, сборка и разборка радиостанций в полевых условиях, искусство маркировки, оказание первой медицинской помощи, кодирование, метание гранат, передвижение под огнем (с использованием боевых патронов), дзюдо, рукопашный бой, метание ножей, в общем, все, что могло понадобиться в бою. Потом они с полной выкладкой прыгали с трехметровой высоты в яму с водой, и в заключение их загнали в палатку, наполненную слезоточивым газом, где они пели гимн Корпуса морской пехоты.

Эрдэ Браун швырнул свой автомат на стол и громко выругался.

— Какой дурак придумал автомат «рэйзинг»?! Это же кусок ржавого железа.

— Или дерьма, — поправил Ски.

— Это уже точно, — согласился Энди.

— Я был одним из лучших на стрельбище в тренировочном лагере, — подхватил Дэнни. — А из этого «рэйзинга» не могу попасть в десятку даже с пятидесяти ярдов.

— Нет, вы только посмотрите, братва, — не унимался Эрдэ. — Опять ржавчина, а ведь я только вчера чистил и смазывал его.

— Ну, а ты что скажешь, сестричка Мэри?

Мэрион тяжело вздохнул.

— Эту штуку никак не назовешь лучшим оружием в мире. Может, поэтому нас так натаскивают, готовя к рукопашному бою?

— Братва, кто-нибудь объяснит мне, как стрелять очередями? После первых двух-трех пуль ствол уже смотрит в небо. Может, это автомат для противовоздушной обороны?

— Ладно, хватит трепаться. — Я решил положить конец плоским шуткам. — Старшина Китс приказал вам научиться стрелять из «рэйзинга», значит, выполняйте приказ, и без разговоров.

— Но, Мак...

— Да мне плевать, что вы думаете об этом автомате! Может, двадцатимильный марш-бросок заставит вас стрелять иначе? Так я запросто это устрою.

— Мак, а ты хорошо сегодня отстрелялся? — невинно поинтересовался Дэнни.

Я прокашлялся.

— Мне, гм... тоже надо тренироваться...

* * *

Мэрион целый вечер не сводил глаз с Рэчел. Они проехались на пароме туда и обратно раз шесть, и только когда уже занимался новый день, Мэрион закончил рассказывать:

— Вот на этом все и кончается. Гильда заняла место герцога, и ее закололи кинжалом. Старый горбун наклонился над ней и рыдал, сжимая ее в своих объятиях, а потом опустился занавес.

— Красиво, — вздохнула Рэчел и, потянувшись, лениво взглянула на него. — Уже почти утро, Мэрион, тебе не пора на базу?

— Еще нет. Сегодня пятница, а по пятницам мы готовимся к субботнему смотру. Старик Хаксли помешан на чистоте, и когда проверяет казармы, то надевает белые перчатки.

— Сэм Хаксли?

— Да, а откуда ты знаешь?

— Я слышала о нем.

— Рэчел...

— Да, Мэрион.

— Слушай, мы не могли бы в следующую увольнительную сходить куда-нибудь в Сан-Диего? Ну, так на какое-нибудь шоу или пообедать в ресторане.

Рэчел задумчиво покусала губу.

— Знаешь, мне больше нравится здесь, на пароме. Может, лучше будем встречаться, как раньше?

— Я... мы встречаемся уже больше месяца, и мне казалось, что я нравлюсь тебе.

— Конечно, нравишься, Мэрион. Очень нравишься.

— Я для тебя просто хороший паренек, да?

— Господи, Мэрион, да неужели ты думаешь, что я сидела бы на пароме до пяти утра, если бы... Ну, ты ведь сам говорил, что не любишь город. Давай оставим все по-прежнему.

— Ладно, — неохотно согласился он. — Если тебе так нравится быть загадочной женщиной...

— Я хочу встречаться с тобой, правда хочу, Мэрион.

Паром мягко ткнулся в причал.

— Мне пора, Рэчел.

— Увидимся в субботу?

Он обернулся к ней, как это сделала она при первой встрече.

— Может быть.

* * *

Рано утром я бодрой рысью погнал свое отделение через весь лагерь на берег залива, где среди песчаных дюн находились десантные тренажеры. Собственно, под этим громким названием подразумевалась десятиметровая деревянная стена, с которой свешивалась толстая канатная сеть. Под стеной, в песке, стоял десантный катер. Мои ребята пыхтели и вовсю ругались, увязая в песке под тяжестью радиоснаряжения.

— Если нас навьючивают, как мулов, то по крайней мере могли бы и жрать давать побольше.

— А я слышал, что все мулы в армии имеют звания не ниже капрала. Может, пора отрастить уши и получить повышение?

— Когда вернемся, напомни купить тебе морковки.

— Р-разговорчики, салаги! На месте стой! Радиостанции снять. Стоять вольно! — Я прошелся перед строем, — Если до сегодняшнего дня вы ничему не научились, то, ради всего святого, освойте хотя бы, как подниматься и спускаться с борта транспортного судна при десантировании.

Они без особого восторга слушали меня, недоверчиво поглядывая на десятиметровую стену.

— Это всего-навсего тренажер, так что проблем не будет, а вот когда придется высаживаться в боевых условиях, да еще в хороший штормягу, вот тогда хлебнете сполна.

— Моя писать рапорт назад в резервацию. Моя плевать на война бледнолицых.

— Пустяки, — беззаботно махнул рукой Энди. — Попробовали бы вы забраться на двадцатиметровую сосну!

— Напрасно старушка ждет сына домой...

— Кончай травить! Слушать внимательно! На сети нет отдельных людей — есть одна команда. Сорвется один и может погубить всех. Прежде всего показываю, как десантироваться с борта катера.

Я взобрался на катер и, ухватившись за леер[6]Здесь — тонкий трос, натянутый в два-три ряда между стоек вдоль борта судна., одним движением перемахнул за борт. К несчастью, у меня подвернулась нога, и я приземлился в песок головой вниз.

— Бис! Бис! — восторженно взревели мои болваны, пока я выплевывал изо рта песок.

— Ладно, хватит ржать! Шевели копытами! Быстро на катер!

Я гонял их до седьмого пота сначала на катере, а потом и на сети. Поднимались они вполне сносно, но со спуском дело обстояло сложнее.

— Энди, так твою! Спускаться нужно ногами вперед, а не головой! Вождь! Ты не у столба пыток, сейчас же отцепись от борта и спускайся! Вниз не смотреть!

Они старались, очень старались, и у них даже неплохо получалось, но мне становилось тошно, когда я представлял такое десантирование при сильном волнении, когда сеть раскачивается во все стороны, а тяжелая радиостанция за плечами так и тянет вниз.

— Перекур!

Они собрались вокруг меня.

— В общем так, ребята, если почувствуете, что не можете удержаться на сети, то не паникуйте. Сцепите руки в замок и позовите на помощь тех, кто рядом. А теперь давайте-ка еще разок, Представьте, что мы на крейсере «Тускарора» и вся боевая задача состоит в том, чтобы полной выкладкой плюс еще наше оборудование спуститься на катер По четверкам разобрались... Живо, живо, мужички. Каски снять, винтовки стволом вниз. Если все-таки сорветесь в воду, то перво-наперво сбрасывайте к чертовой матери весь боекомплект, не то сразу хана, только пузыри пойдут. При спуске не забывайте держать руки на вертикальных канатах, не то кто-нибудь сверху обязательно наступит.

— Моя не понимать, что есть вертикальный? — с каменным лицом поинтересовался Сияющий Маяк.

— У тебя член в каком положении?

— Смотря когда.

— Это неважно, в любом случае это и есть вертикально.

— Вот оно что... — Вероятно, мое объяснение несколько озадачило индейца, но, что такое «вертикально», он запомнит наверняка.

— Итак, внимание! Очень важно правильно и в нужный момент соскочить с сети на катер. Даже при небольшом волнении он болтается на волнах, как пробка, поэтому, если вы ошибетесь, то уж точно отправитесь домой по почте. Начали! Так... хорошо... да брось ты эту чертову каску, Непоседа! Мы дадим тебе новую...

Эрде коротко охнул, когда кто-то наступил ему на руку.

— Надо держаться за вертикальный канат, бледнолицый, — тут же подсказал ему индеец.

Я спускался следом за ними, но, когда спрыгнул в катер, мне на голову свалился Элкью Джонс.

— Ты что, баран! — рявкнул я, выбравшись из-под него. — Что случилось?

— У меня нога запуталась в сети, и я потянулся, чтобы освободить ее...

— Какой рукой?

— Обеими, — виновато улыбнулся он.

— Господи! Дай мне силы с этими чертовыми... ладно, барышни, на сегодня хватит.

* * *

Капрал Ходкисс торопливо шагал по палубе парома, оглядываясь по сторонам в поисках Рэчел. Наконец он заметил ее у стойки бара с чашкой кофе в руках.

— Привет, Рэчел.

Она обернулась, но глаза ее, вспыхнувшие было радостью, тут же стали холодными.

— Ты не появлялся две недели...

— Знаю, знаю, извини. — Он схватил ее за руку, словно удерживая. — Я хочу показать тебе кое-что. Смотри.

— Что это? — Она недоверчиво взглянула на почтовый пакет, который он протянул ей.

— Открой.

В пакете оказалась небольшая книга. На обложке крупными буквами красовалось название: «Бегство мистера Брэншли», автор Мэрион Ходкисс, капрал Корпуса морской пехоты США.

— Мэрион!

Он сел рядом с ней.

— Я хотел дождаться, пока это напечатают, чтобы показать тебе. Это о нас, о Сан-Диего...

— Милый, это просто здорово.

— Рэчел! Ты назвала меня... — Он чуть не задохнулся от волнения. — Я давно хотел сказать тебе...

— Не надо, Мэрион.

— Не перебивай, а то у меня не хватит смелости. Я хочу сказать, что впервые встретил такую девушку с которой мог разговаривать и ей было интересно со мной. У меня такого никогда не случалось, ну, ты понимаешь, что я хочу сказать...

— Лучше бы нам никогда не встречаться, — едва слышно прошептала она.

— Разве ты не рада, Рэчел? Разве плохо, что я нашел тебя, а ты меня? Скажи мне, милая...

— Рада, конечно, рада, — Она опустила голову, чтобы он не видел ее слез. — Прочитай мне эту книгу, Мэрион.

Глава 3

Ски вошел в казарму и с удрученным видом уселся на койку Дэнни.

— Ну как, Ски?

— Меня не взяли. Говорят, что для десантника я мелковат.

— Вот и отлично! Значит, остаешься с нами.

— Почта уже была?

— Да. — Дэнни перестал улыбаться.

— Мне что-нибудь есть?

Форрестер молча покачал головой.

— Там что-то не так, Дэнни, я чувствую, знаю. Уже две недели не было писем.

— Наверное, опять ее отец, Ски, но не переживай ты так, она напишет, обязательно напишет.

— А что отец? Что он ей руки поломал? — раздраженно отмахнулся поляк.

— Ну, успокойся, старик. Постарайся пока не думать об этом. Давай переодевайся. Сейчас тренировка по дзюдо.

Ски подошел к своей койке.

— Где, черт побери, мой матрас?

— Утром прислали новый набор в школу связистов, и нам пришлось потесниться, — объяснил Энди. — Я перенес твой матрас. Будешь спать надо мной, на верхней койке.

— У меня всегда была нижняя койка, — сразу ощетинился Ски. — На хрена мне верхняя?! Сам на ней спи.

— Что ты разорался? — удивленно спросил Энди. — Соседей разбудишь.

— Я сказал, катись сам на верхнюю койку!

Дэнни успокаивающе положил ему руку на плечо.

— Можешь спать на моей койке, Ски, а я буду на верхней.

— Ни хрена! Мне нужна именно эта!

— Да что с ним такое? — изумленно спросил Энди.

— Он неважно себя чувствует, — ответил Форрестер, незаметно делая знаки Хукансу.

— Убирай свои вещи к такой-то матери, не то я поговорю с тобой по-другому! — бушевал маленький поляк, подступая к огромному шведу.

— Господи, да не лезь ты ко мне, Ски! Я не собираюсь драться с тобой!

— Струсил, гад?!

— Эй, Дэн, убери его от меня, я не хочу его калечить.

Форрестер взял Ски за плечи и развернул к себе.

— Да возьми себя в руки! Энди прибьет тебя, если ты ударишь его. И, кроме того, тебе придется сначала ударить меня... Прекрати, я сказал! Хочешь, чтобы мы все на губу загремели?

Звонски сник, плечи его опустились.

— Извини, Энди. — Он протянул руку Хукансу. — Мне что-то... в общем, извини.

Пожав руку шведу, Ски повернулся и быстро вышел из казармы.

— Слушай, а он, оказывается, бывает просто бешеным. — Энди все еще не мог прийти в себя.

— Это из-за девушки, Энди. Он не получал писем уже две недели, вот и сорвался.

— Бедняга, — вздохнул Хуканс и после некоторого раздумья переложил свой матрас на верхнюю полку, а матрас Ски на нижнюю. — Все бабы одинаковы.

* * *

Непоседа Грэй и Эрде Браун, обнявшись, сидели за стойкой бара. Оба были пьяны в дым, но умудрялись поддерживать друг друга и время от времени взревывать техасские песни.

— Ребята, по-моему, вам пора домой бай-бай, — заметил бармен, протирая бокалы.

— Ты слышал, что он сказал, братан?

— А то как же.

— Тогда пшли из этой... этого... отсюда.

— Пшли.

Держась друг за друга, они общими усилиями протиснулись в дверь и вывалились на улицу. Раскачиваясь, словно нива под свежим ветром, Непоседа и Эрде двинулись неизвестно куда, но больше чем на несколько шагов их не хватило. Эрде привалился к стене.

— Я уже приплыл... все...

Он стащил с себя куртку и, сложив ее, упал на колени.

— Буду спать вот здесь. — Эрде подложил куртку под голову и улегся на тротуаре.

Непоседа несколько секунд смотрел на него мутным взглядом, потом пожал плечами и улегся рядом, Впрочем, их мирный сон длился недолго. Из подкатившего джипа вышел здоровенный полицейский и потыкал Непоседу дубинкой под ребра.

— Вы что тут делаете, парни?

Непоседа с трудом разлепил один глаз.

— Т-ты что, сам не видишь? Мы с братаном идем домой.

Было уже десять часов вечера, когда испанец Джо подсел на койку к Мэриону. Сестра Мэри взглянул на часы и снова уткнулся в книгу. Испанец подергал его за рукав.

— Мэрион, оторвись от книги, послушай, чего скажу.

— Что тебе?

— Те пятьдесят долларов, которые я выиграл вчера в покер, все еще у тебя?

Мэрион достал блокнот и сверился с записями.

— Да, но тридцать из них ты был мне должен.

Гомес приложился к фляге с рисовой водкой и вытер губы рукавом.

— Да-да, помню, но, значит, остается двадцать моих? У меня есть один адресок... Ну, ты понимаешь? Очень бабу хочется. Можно, я сбегаю?

* * *

Мэрион тихо выругался и снова взялся за книгу.

— Да ты послушай, это отличная точка, и девки — пальчики оближешь! Я ведь два воскресенья подряд ходил в церковь и уже две недели ничего не брал у ребят.

— А ты подумал о последствиях? Я не говорю о моральной стороне, тебе этого не понять. Я имею в виду если подцепишь что-нибудь похуже триппера?

— Семь бед один ответ. Рискни, — широко улыбнулся Гомес, блеснув белоснежными зубами. — Мне десяти долларов хватит с головой.

Мэрион тяжело вздохнул.

— Ладно, но я пойду с тобой, не то ты сегодня не вернешься на базу.

Испанец радостно хлопнул его по плечу.

— Я всегда знал, что ты настоящий кореш. Пошли.

...Отыскав нужный дом, Гомес тихо постучал. Дверь чуть-чуть приоткрылась.

— Что нужно?

— Нас прислал Мо, — тихо сказал Джо.

Их тотчас впустили, и они оказались в тускло освещенной просторной гостиной, где их ожидала накрашенная полная мадам.

— Сегодня работает только одна девочка, ребята. Придется подождать. Кто будет первым?

Мэрион устроился в кресле у настольной лампы и открыл книгу.

— Только я, мамаша, — заявил Джо.

Мадам наклонилась к Мэриону.

— А что с тобой, дорогуша? Неужели ты не хочешь девочку? Она тебе понравится.

Ходкисс только фыркнул в ответ. Мадам недоумевающе взглянула на Джо, но тот пожал плечами и махнул рукой.

— Он всегда такой, не стоит его беспокоить, — пояснил он мадам, когда она вела его в спальню.

Мэрион прочитал несколько страниц, стараясь не обращать внимания на приглушенные звуки, доносившиеся из соседней комнаты. Наконец дверь спальни отворилась, и на пороге появился испанец Джо, обнимая одетую в кимоно проститутку.

— Мэрион, братан, дай этой леди десять долларов.

Ходкисс вынул из нагрудного кармана десятку и протянул ее проститутке, как вдруг рука его застыла в воздухе. Перед ним стояла Рэчел. Секунду он не мог поверить своим глазам, а когда страшная реальность дошла до него, он даже ухватился за край стола, чтобы не упасть. Еще секунда понадобилась, чтобы прийти в себя, а потом Мэрион бросил деньги на стол и ринулся прочь из комнаты...

Пробежав несколько кварталов и чувствуя, что сердце вот-вот выскочит из груди, он сел прямо на тротуар и закрыл лицо руками, содрогаясь от рыданий.

* * *

Я вошел в пустую казарму и, окинув взглядом ряды аккуратно застеленных коек, сразу увидел дневального капрала Мэриона Ходкисса. Он лежал на койке, глядя в потолок. Рядом с ним стоял фонограф, из которого плавно лилась классическая музыка.

Я стряхнул с себя капли дождя и подошел к Ходкиссу.

— Красивая музыка. Как она называется?

— Я уже сто раз говорил тебе, — равнодушно ответил он, — это первая симфония Брамса.

— Верно, Брамс, теперь вспомнил. — Я убрал иглу с пластинки.

— Какого черта! Я что, просил тебя об этом?! — немедленно взвился Ходкисс.

— Хотел поговорить с тобой, Мэрион. Нельзя так изводить себя. Тебя же попрут из Корпуса. И так уже поговаривают о твоем переводе в артиллерию.

Он скрипнул зубами и отвернулся к окну. Дождь хлестал по стеклу, а ветер и дождевые капли рисовали на окне причудливые узоры.

— Я собираюсь завтра в Даго и мог бы...

— Попридержи язык и не лезь не в свое дело!

Такой ответ от сестры Мэри вполне мог быть предвестником разбитой челюсти, поэтому я поднялся и пошел было к выходу, когда он окликнул меня.

— Мак!

— Что?

— Мак... извини... Я...я...

— Знаешь что, сынок, надевай-ка ты дождевик и пойдем в бар. Там поговорим, а то сейчас вернутся ребята и такой галдеж начнется.

— Но я же дневальный.

— Форрестер тебя подменит.

Он быстро накинул дождевик, надел каску, и через пятнадцать минут мы были в баре.

— Два пива!

— Нет, для меня кока-колу.

— Ладно, одно пиво и одну колу.

Мы взяли бутылки и сели за свободный столик. В дальнем углу бара я приметил сержанта Маккуэйда и Бернсайда, присосавшихся к пивным бутылкам. Маккуйэд был в окружении целой банды морпехов из своей роты. Его огромный живот уже вывалился за ремень, но он, не обращая на это внимания, повернулся к стойке, чтобы заказать еще пива, и тут увидел меня.

— Здорово, Мак! — рявкнул он.

— Здорово, Мак! — кивнул я.

— Этот салага Бернсайд отстает на девять бутылок!

— Ну-ка, дайте мне девять бутылок! — немедленно скомандовал Берни. — Еще никому во всем Корпусе не удавалось перепить старого волка Бернсайда.

Маккуйэд громко заржал и повернулся к своим ребятам.

— Вы только послушайте его! Да я уже ходил по всем морям в то время, как он ходил только на горшок. Помнится мне старый добрый крейсер «Тускарора», когда мы поднялись на нем вверх по Янцзы. Что за времена были! — Он поднял бутылку с пивом. — За того, кто погибнет следующим!

Я повернулся к Мэриону. Он задумчиво смотрел на Берни и Маккуэйда.

— Я бы хотел написать о них, Мак.

— Боюсь, тебе придется писать очень толстую книгу.

— Мак. — Он секунду колебался. — Я не понимаю таких женщин.

— Шлюх? То есть я хотел сказать, проституток?

Он кивнул.

— Не знаю, Мэрион, трудно сказать. Когда мы были в Шанхае в тридцать первом году, там было много проституток из России, и я знаю несколько ребят, которые женились на них. И знаешь, прекрасно живут.

— Я всегда думал, что они холодные, расчетливые, крутые, ну, словом, как в книгах.

— Да они такие же женщины, как и все остальные. Всякие, конечно, встречаются, но ведь и морпехи бывают разные. Есть сволочи, есть хорошие ребята. Это жизнь, Мэрион.

— Она ведь такая мягкая, нежная... ей было интересно слушать меня. Я просто не могу представить, как она... Не сходится, Мак. Она ведь замечательная. Зачем она делает это?

— Когда я в первый раз пошел в бордель, мне было примерно столько же лет, сколько тебе. Девчонка, которая мне досталась, читала, когда я вошел. Причем не ерунду, а какую-то серьезную книгу. Оказалось, что она окончила колледж, а потом... ну, в общем, так получилось. У каждой свои причины.

— И что бы ты сделал на моем месте, Мак?

— На это можешь ответить только ты сам. Они странный народ, эти проститутки. Я много их повидал. Большинство мужиков их за людей не считает. Так, подстилка, чтобы разгрузиться. Это не значит, что плохо с ними обращаются, но тем не менее для многих они, как, скажем, подсобные средства. Эти девчонки всякого повидали и знают жизнь с изнанки. Может, поэтому Рэчел и влюбилась в тебя. Ты был для нее чем-то совершенно новым. — Я хлебнул пива, мысленно подбирая нужные слова. — Когда мужчина относится к ним чуть-чуть больше, чем хорошо, они могут быть очень преданными. Эти девчонки не будут оглядываться по сторонам и прыгать в первую попавшуюся постель, потому что если у такой появляется мужчина, то он для нее нечто особенно. Ведь вся эта нежность, которая есть у каждого человека, скапливается у них годами. На кого им ее обращать? На клиентов? Конечно, нет. Только на того единственного, кто будет искренне любить ее. Но за эту ответную любовь и нежность приходится платить немалую цену своими нервами, годами пытаться вычеркнуть из памяти все грязные картины, которые невольно будут всплывать перед глазами.

— Ты знаешь Рэчел, Мак, — медленно сказал Мэрион.

— Рэчел прекрасная девушка, и она любит тебя.

— Для меня она больше чем прекрасная девушка, Мак. Я бы не смог писать свои рассказы, если бы не было ее.

— Вот тебе и ответ на твой вопрос, Мэрион.

Он натянуто улыбнулся.

— Пожалуй, ты прав. Остальное не имеет значения.

— В таком случае сделай мне одолжение, Мэрион, исполняй служебные обязанности как положено. Мне не хотелось бы, чтобы тебя перевели в другую часть.

— Теперь все будет в порядке, Мак, обещаю и... спасибо.

Дружный вопль и грянувший гимн морской пехоты прервали наш разговор. Мы обернулись и увидели Маккуэйда и Бернсайда, лежавших на полу. Очередной пивной поединок закончился очередной дружеской ничьей.

Капрал Ходкисс соскочил с парома и, протолкавшись сквозь толпу, схватил Рэчел в свои объятия. Она прижалась к нему, вся дрожа, еще не поверив, что он вернулся.

— Мэрион, родной мой, не бросай меня. Не бросай никогда.

— Я люблю тебя, Рэчел...

— Смотри, — сказала она, когда они наконец успокоились и сели на скамейку. — Вот носки. Я сама связала специально для тебя.

Потом они пошли к ней. Рэчел включила свет и бросила плащ на диван. Мэрион в это время стоял, прижавшись спиной к двери, не в силах заставить себя войти в комнату.

— Что случилось, Мэрион?

— Я... ну, понимаешь, я никогда еще не был с девушкой...

Она улыбнулась и погладила его по щеке.

— Снимай куртку и располагайся, а я приготовлю кофе.

Мэрион неуверенно уселся в кресло и машинально потянулся за книгой, лежавшей на столе. Это были «Сонеты из Португалии» Рэчел присела на подлокотник рядом с ним.

— Я надеялась, что ты вернешься и почитаешь мне эти сонеты. — Она поцеловала его в лоб и ушла на кухню.

На следующее утро Рэчел уехала из Сан-Диего к родителям Мэриона.

"Дорогая Рэчел.

Я рад, что тебе понравились мои старики. Они пишут, что обожают тебя так же, как и я. И, знаешь, хорошо, что ты уехала из Даго. Так действительно лучше. Один из наших ребят привез жену в Сан-Диего, и теперь, когда мы вот-вот покинем Штаты, они просто с ума сходят, не зная, какой из дней будет для них последним. А у нас с тобой по крайней мере есть что вспомнить, хотя я еще не могу поверить, что ты моя, совсем моя.

В свободное время я много пишу. Когда-нибудь мы с тобой поедем путешествовать, и я часто мечтаю об этом и о том, как мы будем счастливы.

Родная моя, в последнем письме ты написала мне... в общем, не думай больше об этом. Это уже не имеет значения. Что было, то прошло. Главное то, что будет. Ты ведь теперь моя девочка, моя родная девочка. Люблю тебя.

Мэрион."

Глава 4

Целую ночь мы ползали по-пластунски, отрабатывая проникновение через боевые порядки противника. Резали колючую проволоку, стараясь это делать по возможности бесшумно. Мое отделение радистов практиковалось в коротких передачах сообщений, так как тихой ночью шум работающего генератора легко мог привлечь внимание противника. После каждого сеанса радиосвязи мы тут же меняли дислокацию, чтобы помешать «противнику» накрыть нас огнем или захватить в плен.

После восьмичасовой тренировки, продолжавшейся всю ночь, все отделение добралось до казармы в полуобморочном состоянии.

— Казановы из меня не выйдет, — простонал Элкью Джонс. — Кто придумал эту ночную пытку? У меня ведь сегодня увольнительная, и я договорился с девчонкой, чтобы она ждала у ворот базы. Ха-ха, каких там ворот! Мне бы до гальюна доползти.

— Да, русские морпехи правы — это действительно полный песец, — откликнулся Сияющий Маяк. — Я отлично представляю этого отвратительного толстого северного койота. Хочешь, такую татуировку тебе сделаю?

— Может, лучше выйдешь и скажешь девочке, что я в карцере, а, вождь?

— А ты ее уже трахал?

— Как я понимаю, это должно было случиться сегодня. У ее отца есть ранчо, и мы хотели провести там уик-энд, но... посмотрите теперь на несчастного толстяка, на бедного Ламонта Куинси Джонса! Разве может он кого-нибудь трахнуть после такой ночи?!

Несколько человек согласно покивали головами.

— Так вы считаете, что не может, джентльмены? — возвысил голос Элкью. — Что ж, посмотрим. Я не опозорю флаг морских пехотинцев!

С этими словами, он, кряхтя, слез с койки и направился в гальюн, чтобы побриться.

— Ну и ну! — присвистнул Дэнни, с трудом отрывая голову от подушки. — Это та самая девчонка, что морочит ему голову уже две недели?

— Да, та самая скво, — важно кивнул Сияющий Маяк. — Я предупреждал его, что она хитра, как лисица, и если сейчас не подцепит себе мужа из двадцати тысяч парней, шатающихся по Сан-Диего, то до конца дней своих будет одна горбатиться на своем ранчо. Кстати, это ранчо и есть ловушка для бедного Элкью. Там его схватят, раскрасят и оскальпируют...

Машина Нэнси Ист, поджидавшая Элкью у ворот, вызвала одобрительный свист и восторженные возгласы идущих в увольнение морпехов. Реакция на Нэнси была более прохладной, что, впрочем, не смутило Элкью, бодро втиснувшегося на сиденье рядом с ней.

Несмотря на усталость, Джонс твердо решил «не опозорить чести флага», зато Нэнси сразу почувствовала его состояние и, в свою очередь, исполнилась решимости воспользоваться этим и заполучить себе столь завидного мужа.

Едва они оказались на ранчо, как она заставила его переодеться и, сунув в руки теннисную ракетку, погнала на корт, где Элкью позорно всухую проиграл первый же сет. Тут уж Джонс не мог уронить престижа Вооруженных сил и, невзирая на усталость, так яростно боролся в последующих сетах, что выиграл их все.

Однако его надежды на заслуженный и долгожданный отдых не оправдались, ибо в следующий момент он обнаружил себя верхом на свирепого вида монстре, которого все на ранчо ласково называли лошадью. Чудовище мучило его добрых два часа, гоняясь за не менее отвратительным зверем, которого оседлала Нэнси. С тех пор Элкью возненавидел лошадей. Он мужественно стерпел и эту пытку, предвкушая по крайней мере вкусный обед. Обед действительно был что надо, но вся беда в том, что Нэнси приспичило устроить его на лоне природы, и несчастный Элкью еще около часа волок на себе корзины с едой на это самое «лоно». О такой мелочи, как небольшая получасовая разминка в бассейне перед обедом, и упоминать не стоит. А вечером, когда отяжелевший от съеденного и пережитого Элкью развалился в кресле перед камином, за него принялась мамаша Нэнси. Она говорила так много и быстро, что Элкью иногда казалось, что он совершенно не понимает по-английски. И тут до него дошел весь ужас положения. Ловушка! Нэнси с мамашей наверняка не выпустят его отсюда живым и свободным.

«Не дрейфь, морпех, — мысленно сказал он себе. — Нужно попробовать извлечь максимум выгоды при минимальных потерях».

Наконец мамаша Нэнси угомонилась и отправилась спать. Элкью с готовностью последовал ее примеру. Однако едва его голова коснулась подушки, как в дверь комнаты тихо постучали и на пороге появилась Нэнси в ночной рубашке и халате. Элкью наскоро осмотрел комнату в поисках микрофонов, сигнальных устройств и мин-ловушек, которые могла установить мамаша. Закончив осмотр, он повернулся к Нэнси, стоявшей в дверях. А что, в полутьме она была очень даже ничего. Морпехи, вперед!

— Я принесла тебе еще одно одеяло. — Она присела на краешек кровати. — Ночи здесь холодные.

Реакция Элкью была точно такой же, как и у любого морпеха, Он привлек Нэнси к себе и поцеловал.

— Нет, я должна идти.

— Ну, побудь со мной чуть-чуть. Две минутки...

Она нежно поцеловала его и вдруг отстранилась.

— Что такое, Нэнси? — изумился Элкью.

— Вы, морпехи, все одинаковые, — надула губы амазонка. — Вам только одно нужно.

— Как ты могла подумать так обо мне? — трагически прошептал Элкью. — Да я без ума от тебя.

Она снова поцеловала его и снова отстранилась.

— Скажи мне, что ты любишь меня, Элкью.

— О Господи, ну, конечно, люблю.

— А нежно можешь сказать?

— Я люблю-ю тебя, ки-иска.

— Очень любишь?

(Давай, парень, она уже готова.)

— Оч-чень! — Он привлек ее к себе и уложил рядом.

— Нет-нет, я просто боюсь, что ты такой же, как и все.

Ответом был протяжный вздох и молчание. Полежав так некоторое время, Нэнси решила, что, вероятно, бывают моменты, когда мужчина должен показать характер, и тогда она сдалась.

— Я твоя, Элкью, — страстно прошептала Нэнси. — Бери меня.

А гордость Корпуса морской пехоты давно уже крепко спал, сладко посапывая под теплым пуховым одеялом.

* * *

Почта!

Вокруг дежурного сержанта толпились морпехи, а он выкрикивал имена и раздавал письма. Константин Звонски стоял в стороне от всех и, опустив голову, вслушивался в имена. Но вот письма были розданы, и снова сержант не назвал его фамилии. Ски постоял некоторое время, глядя на читающих письма друзей, потом сунул руки в карманы и побрел прочь из казармы.

Как-то вечером, часов этак в двенадцать, я вернулся в казарму и, поскольку перед этим изрядно нагрузился пивом, сразу прошел в гальюн. Едва я вошел туда, как сразу заметил Ски, стоявшего у крайнего умывальника. Увидев меня, он отвернулся. Почуяв что-то неладное, я направился к нему. Сегодня он отпросился у меня от занятий, а Ски не из нытиков или симулянтов. Я тогда еще подумал, что это, наверное, из-за его девушки. Ничто так быстро не добивает солдата, как плохие вести из дома или вообще отсутствие всяких вестей. Поэтому я отпустил его отдохнуть денек.

— С тобой все в порядке, Ски?

— Да, — прошептал он, не поворачиваясь, и попытался незаметно сунуть в карман какой-то пузырек.

— Ты не заболел?

— Отвяжись. — Голос у него был хриплый и неестественный.

Я обошел его.

— Что у тебя за пузырек?

— Отвяжись, Мак.

— Отвечать, когда я спрашиваю!

— Иди ты!.. — прошипел он и попытался проскочить мимо меня, но я поймал его за плечи и развернул к себе. А в следующий миг он набросился на меня, как дикий кот, и поскольку я был доверху заполнен пивом, то первый же удар свалил меня на пол. Правда, я тут же провел захват ногами, и Ски тоже оказался на полу. Я не хотел сильно бить его, но он так буйствовал, что удержать его оказалось просто невозможным, поэтому после того, как он несколько раз крепко достал меня по челюсти, я решил больше не церемониться и двумя сильными ударами наконец успокоил его. Ски остался лежать на полу. Кровь хлестала из его разбитого носа, но он только скрипел зубами, бессмысленно уставившись в потолок.

— Где ты взял этот пузырек?

Он медленно перевернулся на живот и, закрыв разбитое лицо, заплакал.

В этот момент в гальюн вошел Энди.

— Мать твою, Мак! Это еще что?! Да я прибью тебя...

— Он хотел отравиться. — Я оперся рукой на умывальник и поднялся. — Быстро зови сюда Дэнни и Мориона, только тихо, не разбуди остальных.

Форрестер и Ходкисс прибежали через несколько секунд. Энди влетел в гальюн вслед за ними.

— Стань у двери, Мэрион, и никого не впускай. Дэнни, дай мне свою майку.

Форрестер быстро стянул с себя майку и, намочив ее под краном, передал мне. Я приподнял голову маленького поляка и осторожно вытер кровь с его лица.

— У него целый пузырек таблеток со снотворным. Наверное, в медпункте стащил.

— О Господи, — вырвалось у Дэнни.

— Выжми майку и еще раз намочи. Я не хотел бить его так сильно, но он совсем обезумел.

Мы постепенно привели Ски в себя, но он так и остался сидеть на полу с поникшей головой. Дэнни опустился на колени рядом с ним.

— Это я, Дэнни... твой друг... ты слышишь меня?

Звонски кивнул.

— Зачем ты хотел сделать это?

Ски поднял голову и попытался что-то сказать, но слезы снова покатились у него из глаз, и он глухо застонал.

— Это из-за Сьюзан?

Поляк кивнул.

— Ты получил письмо?

Он снова кивнул. Тогда Дэнни обшарил его карманы и, вытащив конверт с письмом, поднялся и отошел к свету, чтобы прочитать его. Руки его дрожали. Закончив читать, Дэнни прикусил губу и на секунду закрыл глаза.

— Ну, что там? — спросил Энди.

— У нее будет ребенок от другого парня. Они скоро поженятся... а остальное — извинения и прочее дерьмо...

С минуту все молчали, не зная, что сказать. Весь взвод связи давно привык к мысли, что девушка Ски вот-вот приедет ведь он работал, как одержимый, не ходил в увольнения, экономил каждый цент и жил только тем, что скоро увидит ее.

— Будь оно все проклято, — яростно прошипел Энди. — Суки поганые! Все они, все... Ненавижу!

— Уймись, Энди.

Он резко повернулся ко мне. Глаза у него стали бешеными.

— А что, не так?! Успокоиться?! А кто теперь его успокоит?! Твари, твари...

— Это не поможет, Энди. — Я обнял Ски. — Ски, братан, мы здесь, мы с тобой, ты же знаешь.

Он кивнул.

— Если об этом узнают, они засадят тебя в психушку. Ты ведь хочешь остаться с нами?

Он снова кивнул.

— Ты же не сделаешь этого опять, Ски? — Дэнни тоже обнял его. — Обещаешь?

— Обещаю, — прохрипел Ски.

— Попробуй заснуть, — сказал я. — Ты уж извини, что пришлось тебя ударить.

— Ничего, Мак, это я виноват. — Он поднялся и побрел в казарму.

— Надо бы присмотреть за ним хотя бы сегодня, — сказал Энди. — Я посижу с ним часа два.

— Я подменю тебя, — отозвался Мэрион.

— Знаете, ребята, идите-ка вы все спать, — медленно произнес Дэнни. — Все равно я сегодня уже не засну.

* * *

На следующий день перед ужином меня вызвал в штаб старший сержант Пуччи.

— Что у тебя происходит, Мак? Только что заходил Звонски и забрал все свои деньги. Он что, все-таки привез свою девчонку?

— Что?!

— Да, почти триста долларов. И что у него с лицом? В танк врезался, что ли?

— Он вчера получил письмо. Сам знаешь, как бывает. «Извини, ждать не буду».

— Вот дерьмо! Жалко, хороший парень. С этими бабами никогда не угадаешь. Кстати, он взял увольнительную. По-моему, первый раз за все время.

— Поехал в Даго, Он там наверняка нарвется. Пуччи, ты должен дать увольнительную и мне.

— Ты что, сдурел? Я не могу, ты же только вчера был в увольнительной.

— Ну, будь другом, он же нарвется, и ты это знаешь.

— Мак, лейтенант Брюс, который, как тебе известно, командир штабной роты и редкий засранец, голову мне оторвет, Не могу.

— Ну, спасибо, Пуччи. Настоящий друг. А ты не припомнишь, когда ты ы Рейкьявике набил морду английскому капитану и за тобой охотились полиция и половина британского флота? Тогда ты не отказался от моей помощи. У меня на черепе до сих пор шрам от пивной бутылки.

— Ты что, всю жизнь собираешься вспоминать о таком пустяке?

— Я когда-нибудь просил тебя об одолжении?

— Не дави на меня, Мак.

— А если бы это был один из твоих ребят?

Пуччи выругался и, достав из ящика чистый бланк, отпечатал пропуск.

— Только упаси тебя Бог попасться патрулю, тогда целый месяц проведешь на хлебе и воде.

— Вот это другой разговор. Да, и пока печатаешь, то сделай заодно увольнительные на Сестру Мэри, Энди и Дэнни, мне потребуется их помощь.

* * *

Мы обнаружили Ски в одном из притонов под названием «Логово дракона», куда его пустили, не спрашивая о возрасте. Здесь пропуском и удостоверением личности служили деньги, а их у поляка было более чем достаточно. Остановившись у входа, мы устроили короткое совещание. Поскольку ни одному из моих ребят не исполнилось двадцати одного года, а денег было в обрез, ты мы решили, что в бар зайду только я, а они буду следить за входом.

Пробравшись сквозь облака сизого дыма и толпу людей, я наконец заметил Ски, сидевшего за стойкой с двадцатидолларовой бумажкой в руке. Я тоже присел за стол недалеко то него, но подходить не стал. Просто сидел, наблюдал и слушал.

— Ставь выпивку, я буду пить, а когда закончится эта двадцатка, только свистни — у меня полно таких же, — говорил поляк бармену, который с интересом слушал его, уже прикидывая, сколько можно выкачать из этого морпеха.

— Какой разговор, братишка! В этом баре все для вас. Пей! — Он поставил стакан перед Ски.

Бедняга не умел пить. А если когда и умел, то давно не брал в рот спиртного. Пока я потягивал пиво, Ски опрокинул три рюмки подряд и заказал еще.

Неожиданно на мой стол свалился какой-то пьяный матрос, и я собрался было скинуть его на пол, но потом, подумал, что лучше не привлекать внимания, и просто пересел за другой столик.

Тем временем Ски, покончив с шестой дозой, пьянел на глазах. На лбу у него выступила испарина, и он расстегнул воротник рубашки. Бармен тоже заметил это и подал знак куда-то в зал. Тотчас же возле Ски оказалась ярко накрашенная шлюха.

— Привет, дорогуша.

Ски медленно повернул к ней голову.

— Скучаешь, морпех?

— Скучаю... это уж точно...

— Угостишь меня?

— Запросто... сколько хочешь... — Ски вытащил из кармана туго набитый бумажник и взял оттуда еще одну двадцатку. — Бармен! Что-нибудь выпить для леди, а мне... мне повторить двойной.

Этот двойной добил поляка. Он мутным взглядом уставился на шлюху.

— Ты Сьюзан?

— Сьюзан?

— Ну да. Сьюзан, только ты не похожа.

— Ты хочешь, чтобы я стала Сьюзан?

— Что? Да... верно... будешь Сьюзан? Ладно?

— Конечно, какой разговор. А как тебя зовут?

— Ски... меня зовут Ски... а ты Сьюзан, да?

— Да, Ски, я Сьюзан.

— Тогда почему ты не называешь меня Конни? Она всегда называла меня Конни... да, Конни, да, мой милый...

Я видел, как слеза скатилась у него по щеке. Даже в таком состоянии ему было трудно представлять эту шлюху своей любимой девушкой. Мне вдруг стало так тошно и так жаль бедного парня, что захотелось разнести эту забегаловку к чертовой матери. Ладно, хватит. Пора уводить его отсюда. Я допил пиво и встал из-за стола.

— Конни, милый, может, поедем ко мне?

Ски обнял ее.

— Да... мы поедем к тебе... ты будешь Сьюзан... и будешь называть меня Конни, хорошо?

— Какой разговор! Допивай и пошли. — Она подмигнула бармену, и тот поставил перед Ски еще один стакан, причем, как я успел заметить, что-то подсыпал туда.

— Ладно, подружка, концерт окончен. — Я подошел к ним. — Пошли, Ски, нам пора на базу.

— Как ты смеешь обзывать меня! — вскрикнула шлюха, что, наверное, служило сигналом для вышибал выставить меня отсюда.

— Кончай травить. Я забираю его домой. И его деньги тоже. Так что отвали.

— Эй, морпех! — крикнул бармен. — В нашем баре никто не может оскорблять женщин.

Потеряв терпение, я повернулся к нему, и в этот момент кто-то ударил меня по голове. Все поплыло перед глазами и, словно у тумане, я почувствовал, как меня подняли и куда-то понесли. Потом сознание отключилось...

— Мак! Мак! Очнись! Что случилось? Где Ски?

Я открыл глаза и увидел перед собой Дэнни.

— Черный ход! — прохрипел я. — Они наверняка ушли черным ходом!

Сестра Мэри сорвался с места, но вскоре вернулся.

— Я видел, как они садились в такси, — доложил он. — Ски, по-моему, уже отключился.

Я кое-как поднялся на ноги. Все плыло перед глазами.

— Давай разнесем этот притон, — предложил Энди, сжав громадные кулаки.

— Нет, иначе через пять минут здесь будет патруль. Сделаем вот что. Энди, ты выглядишь постарше остальных, поэтому возьмешь мое удостоверение личности и пойдешь туда. Попробуй потолковать с барменом наедине. Узнай, куда они увезли Ски.

Энди отсутствовал минут десять, но, как видно, провел их с пользой.

— Отель «Ритц», — коротко доложил он, вернувшись.

Мы поймали такси и дали водителю адрес.

— Как тебе удалось узнать? — спросил Мэрион, пока машина мчалась по городу.

— Очень просто. Я сказал бармену, что у меня есть несколько камешков и золотишко, от которого хотелось бы избавиться. Те, кто работают со шлюхами, частенько скупают краденое. Мы прошли в заднюю комнату, а дальше дело техники.

— Он не предупредит их, что мы едем?

— В ближайшее время вряд ли.

— Надеюсь, ты не убил его?

— Надеюсь, нет, но настучал по костям, как положено. А когда он придет в себя, то не сможет выйти из комнаты, потому что ключ у меня. — Энди продемонстрировал нам ключ и выбросил его в окно.

Несколько минут спустя мы ворвались в пустой холл третьеразрядного отеля. Ночной портье не успел опомниться, как я взял его за шиворот и шмякнул о стену.

— Морпех и брюнетка. Какой номер? Быстро!

Портье смотрел на нас ошалевшими глазами, пока Дэнни не замахнулся на него.

— Ребята, мне неприятности ни к чему. Я просто работаю здесь, Комната два-двадцать в конце коридора направо.

— Мэрион! Останешься здесь и составишь компанию этому джентльмену.

Сестра Мэри обнял портье за плечи и, усадив его на стул, облокотился на стойку.

— Дорогой друг, для меня было бы большой честью узнать вашу точку зрения по поводу вечной полемики о достоинствах музыки Брамса и Вагнера. Сам-то я предпочитаю Брамса, но всегда готов выслушать достойного оппонента...

...Тем временем мы, намотав на руки ремни, выбили дверь и вломились в комнату два-двадцать.

Ски бесчувственно лежал на кровати. Рядом с ним сутенер шлюхи пересчитывал деньги. Сама шлюха с бокалом в руке стояла у комода.

— Осторожно! — На голову Энди обрушился стул, и он упал на колени.

Проститутка метнулась к двери, но Дэнни перехватил ее и швырнул в угол. Я молча наступал на сутенера, который в одной руке сжимал нож, а в другой деньги Ски.

— Посмотрите на него, ребята, — сказал я. — Это классический пример человека, который не умеет обращаться с ножом.

С этими словами я в два приема выбил у него нож и, заломив руку, забрал деньги. Энди, придя в себя, поднялся и подошел к проститутке. Она всхлипывала в углу, закрывая руками лицо.

— Ребята, не надо... не трогайте меня.

— Не надо, говоришь? — прошипел Энди.

Его лицо нам не понравилось. В таком состоянии он мог одним ударом убить ее.

— Энди! Все! На сегодня хватит! — скомандовал я и, повернувшись к проститутке, добавил: — Но если я еще раз увижу тебя в городе, то пеняй на себя.

— Патруль! — В комнату ворвался Мэрион.

Энди не мешкая перекинул Ски через плечо, и мы строго по уставу, «четко и организованно» ретировались по пожарной лестнице.

Глава 5

Обучение батальона шло медленно, но зато то, что эти юнцы усваивали, они уже не забывали, и мало-помалу старые волки Корпуса меняли к ним отношение. И однажды до нас наконец дошла новость о первом шаге, сделанном на пути к победе. Это было 7 августа 1942 года. Первая дивизия морской пехоты и приданные ей части высадились на острове под названием Гвадалканал. Что и говорить, мы были горды тем, что из всей американской армии именно морпехам поручили вести первые наступательный действия с начала войны.

В казармах эту новость сначала услышали по радио, а потом пришли газеты...

Дэнни Форрестер медленно отложил газету и уронил голову на руки, сдерживая слезы. Потом резко поднялся и вышел из казармы. Я подобрал упавшую газету. На первой странице был список погибших в боевых действиях:

Аарон Якоб, капрал, Ньюбери, Коннектикут.

Бернс Жозеф, рядовой, Сан-Франциско, Калифорния.

Никс Джеймс, лейтенант, Литл Рок, Арканзас.

Нортон Милтон, капрал, Филадельфия, Пенсильвания.

* * *

Я собрал отделение вокруг своей койки.

— Значит, расклад такой, ребята: я только что из штаба, и нам дали четыре отпускных на наше отделение. Вас девять человек. Меня и Бернсайда считать не будем. Две недели отпуска, включая дорогу. По-моему, справедливо, если вы бросите жребий.

— Погоди, Мак, — вмешался Энди. — Меня сразу можно вычеркнуть... Мне, собственно, некуда ехать.

— Меня тоже, — подал голос Ски, и они с Энди отошли в сторону.

— Ладно. Я кладу в каску семь бумажек с номерами от одного до семи. Первые четыре номера едут в отпуск.

По правде говоря, мне не по душе, что кто-то останется за бортом, но другого выхода не было. Они одновременно потянулись к каске.

— Вот здорово! Я возвращаюсь в резервацию! — восторженно заорал Сияющий Маяк.

— Номер один! — торжественно провозгласил Элкью.

— А я повидаю милый сердцу штат Айова, — расчувствовался Эрдэ.

Испанец Джо пожал плечами и выбросил свою бумажку.

— Не очень-то и хотелось.

— Я уже в отпуске, джентльмены! — провозгласил Непоседа Грэй.

— Похоже, нам с тобой не повезло, Мэрион, — сказал Дэнни, и они с Ходкиссом отправились чистить автоматы.

Элкью, послонявшись по казарме, присоединился к ним.

— Эй, Мэри... Дэнни!

— Чего тебе?

— Ребята, может, разыграете мой отпуск? Я ведь живу в Лос-Анджелесе и запросто могу съездить домой на выходные.

Дэнни взглянул на Мэриона. Тот улыбнулся ему.

— Слушай, Дэнни, можешь не верить, но я не хочу возвращаться домой, пока все не закончится.

— Мужики... я... я не знаю, что и сказать... — растерянно выдавил Форрестер.

— А что тут говорить? Собирай вещи и скажи нам, какие мы славные ребята, — хлопнул его по плечу Элкью.

* * *

Дэнни прилетел в Филадельфию днем и сразу взял билет на поезд до Балтимора. Потом оставил вещи в камере хранения и вышел на стоянку такси.

— Куда тебе, солдат? — спросил один из таксистов.

— Я морпех, а не солдат.

— Виноват, не разглядел. Чего вы так обижаетесь на это? Все равно одна армия и одна война.

— Колледж-Вэй, триста пятьдесят.

— Нет проблем. Поехали.

И хотя Дэнни с самого начала твердо знал, что приедет сюда, он долго стоял перед дверью с табличкой «Мистер и миссис Милтон Нортон», прежде чем решился позвонить.

«Что я скажу ей? Что я могу сказать?»

Дверь отворилась, и он увидел молодую женщину лет двадцати семи. Она не была красавицей, но он сразу понял, что Милтон наверняка обожал ее. Можно только позавидовать человеку, которого любит такая женщина.

— Миссис Нортон?

— Да.

— Я был другом вашего мужа, Меня зовут Дэнни Форрестер.

— Проходите, пожалуйста.

Она провела его в небольшую, но со вкусом обставленную гостиную. Здесь царил живописный беспорядок, но даже в этом беспорядке ощущалось что-то изящное, аристократическое, словно иначе и быть не могло. Как это похоже на Милтона! И книги... Сотни, а может, тысячи книг. В такой гостиной невозможно чувствовать себя скованно.

— Присаживайтесь.

— Простите, миссис Нортон, я ненадолго. У меня отпуск, и скоро поезд на Балтимор.

— Хорошо, что вы зашли. Зовите меня Гиб. Все друзья Милтона зовут меня так. Я сейчас приготовлю кофе.

Пока она возилась на кухне, Дэнни прошелся вдоль полок с книгами и задержался у фотографии Нортона. Он был в форме и улыбался.

Гиб вернулась с кофе и печеньем.

— Печенье я пекла два дня назад, но говорят что у морпехов каменные зубы и железные желудки.

Дэнни улыбнулся и взял кофе.

— Так, значит, вы и есть Дэнни. Он писал мне о вас. Он очень любил вас.

— Я тоже его любил... да, Господи, его весь взвод любил. Он мог так здорово и просто объяснить любую сложную вещь.

Она зажгла сигарету.

— Могу себе представить. Когда он преподавал в университете, то по вечерам здесь был сумасшедший дом. Столько студентов приходило, столько друзей. Им нравилось здесь, они всегда чувствовали себя хорошо и просто с Милтоном.

— Он... он был замечательным человеком, и я понимаю, как тяжело потерять его.

Гиб улыбнулась и заговорила. Она вспоминала о Нортоне так, словно он пять минут назад вышел и скоро вернется.

— Бывало, он приходил домой в сопровождении дюжины студентов и говорил мне: «Гиб, эта орава увязалась за мной. Как ты думаешь, мы найдем, чем накормить их?»

Дэнни молча слушал ее, потом и сам рассказал несколько смешных историй об учебном лагере. Гиб смеялась.

— Бедный Норт, бедняжка. Наверняка он был никудышным морпехом.

А потом оба замолчали, потому что неожиданно стало не о чем говорить.

— Мне пора, Гиб. Я рад, что познакомился с вами.

— Спасибо, что заехали, Дэнни. Если появится время, черкните пару строк, как вы там. Все друзья Милтона пишут мне.

— Он очень любил вас, Гиб, И теперь я могу понять, почему.

— Спасибо, Дэнни.

Дэнни вышел на улицу, и теплое чувство общения сразу исчезло. Она ведь осталась одна! Одна в пустом доме. И никогда ей больше не услышать голоса Милта. Никогда не ждать топота и смеха поднимающихся по лестнице студентов, сопровождающих ее мужа. И эти ночи, полные одиночества и тоски, когда она будет лежать в постели, не в силах уснуть. Его больше нет. Милтон мертв и лежит в могиле где-то за тысячи миль, на затерянном в океане острове. И никогда не вернется домой и не постучит в ее дверь.

На мгновение Дэнни почувствовал, что ему нужно обратно в Сан-Диего. Он не должен видеть Кэтти. С ней не должно случиться то же самое, что и с Гиб. Перед глазами у него возникла страшная картина — Мак стоит в гостиной у Кэтти и рассказывает, каким хорошим парнем был Дэнни Форрестер...

* * *

Когда на следующий день его семья наконец полностью уверилась, что он действительно дома, живой и здоровый, Дэнни вывел из гараж машину и поехал к дому Кэтти.

Был теплый и влажный вечер. Дождь уже прекратился, но дыхание грозы все еще окутывало город. Дома у Кэтти никого не оказалось, и Дэнни вдруг стало не по себе. Может, она на свидании? Ведь уже темно, где ей еще ходить? Да нет, не может быть.

Он присел на скамейку, чуть в стороне от дома, и нервно закурил...

...Около десяти часов вечера в тишине улицы застучали каблучки. Это она! Наверняка она! Дэнни поднялся и увидел ее. Он сто раз представлял, как подбежит к ней, обнимет... но теперь просто молча стоял и смотрел, как она поднялась по ступенькам к двери и вдруг, словно почувствовав что-то, медленно обернулась.

— Дэнни.

— Привет, Кэтти. — Голос его внезапно осип.

— Дэнни... а мы не ждали тебя раньше вторника. Почему ты не позвонил?

— А мне дали увольнительную на двое суток, прямо перед отпуском, и я успел на первый лее самолет. Хотел сделать тебе сюрприз.

— Я была у Салли и... и...

Она не знала, что сказать.

— Может, поедем покатаемся, — предложил он.

— Поехали, только маме записку оставлю.

Машина плавно катилась по ночным улицам.

«Почему я держусь за него? — думала она. — Чувство долга? Самолюбие? Любопытство? Что заставляет меня писать ему такое, о чем не должна писать ни одна порядочная девушка. Что было бы, если бы мои родители узнали об этих письмах? А теперь вот он, рядом... И что дальше?»

Дэнни украдкой взглянул на нее и тоже нахмурился.

«Гиб, Норт, Илэйн, лагерь Элиот, Ски... этот сумасшедший Сан-Диего и чертовы казармы. Я столько искал ответ на все свои сомнения, но так ничего и не решил...»

Все произошло совершенно неожиданно и естественно. Дэнни остановил машину, и в следующий миг Кэтти очутилась в его объятиях.

«Милый, как я люблю тебя, ты даже не подозреваешь, как я люблю тебя!»

"Господи, ну почему я не могу сказать тебе! Кэтти, неужели ты так же любишь меня, как и я тебя?

Неужели такое возможно..."

Дэнни нежно коснулся губами ее щеки, потом расстегнул пуговицу у нее на блузке и осторожно коснулся груди.

— Дэнни, Дэнни! Я люблю тебя.

Его рука легла на ее колено и медленно поднялась выше. Кэтти приподнялась и прижалась к нему. Он медленно опустил ее на сиденье.

— Кэтти...

— Все хорошо, Дэнни, все хорошо...

Он вдруг напрягся и, мягко высвободившись от ее объятий, сел на место. Потом включил радио и дрожащими руками зажег сигарету.

— Извини, Кэтти, я не хотел заходить так далеко.

Она облокотилась на дверцу и полными слез глазами смотрела на него.

— Ты, наверное, презираешь меня.

— Не смей так говорить. Ты же знаешь, как я отношусь к тебе. Это мне надо башку отбить. Извини, я жалею, что так увлекся.

— А я нет.

Он повернул голову и изумленно посмотрел на нее.

— Когда ты уехал, — продолжала Кэтти, — я не могла понять, как отношусь к тебе: то ли во мне говорило самолюбие, то ли просто не хотела терять тебя. Но потом что-то перевернулось. Я знала только одно — хочу, чтобы ты вернулся, чтобы ты был рядом. Ни о чем не могла думать, кроме как о тебе. Конечно, может, мы еще слишком молоды, но если это не любовь, то значит, ее вообще не существует.

Дэнни молча смотрел на нее, не зная, что сказать. Она была так прекрасна, что он боялся прикоснуться к ней, боялся снова потерять контроль над своими чувствами.

— Ты ведь любишь меня, Дэнни.

— Люблю, — едва слышно выдохнул он.

— Когда я узнала, что ты едешь в отпуск, то решила, что... я... я хочу стать твоей. Вся, без остатка.

Он знал, чего ей стоило сказать об этом вслух, и волна теплой нежности захлестнула его.

— Что ты теперь думаешь обо мне, Дэнни?

— Я думаю, что ты самая прекрасная девушка на свете, и, если бы не война, все было бы по-другому, разве ты не понимаешь?

— Не понимаю! Я знаю только то, что мы любим друг друга и через две недели ты уедешь, а я опять останусь одна. Так что же нам две недели прятаться друг от друга?

Дэнни закрыл глаза. Сколько раз еще там, в Сан-Диего, он мечтал о ней, и теперь вот она рядом и готова отдаться ему...

— А вдруг у тебя будет ребенок?

— Дэнни, ты действительно любишь меня?

— Да, солнышко, больше жизни.

— Тогда давай поженимся. Завтра же.

— Нет! (Почему я не вернулся в Сан-Диего? Зачем увидел ее?!) У меня ведь ничего нет, я ничего не могу дать тебе.

— Можешь! Ты можешь дать мне две недели. А это уже очень много.

Он обнял ее за плечи.

— Кэтти, подумай еще раз. Война может затянуться на два, на три года! Я вообще могу не вернуться.

— Все равно! Сейчас ты здесь, и я люблю тебя.

— Ты когда-нибудь видела молодую женщину, у которой убили мужа? Нет? А я видел, только вчера. Это страшно. Ты хочешь загубить себе всю жизнь из-за каких-то двух недель?

— А ты подумал, что если ничего между нами не произойдет и ты не вернешься оттуда, то я всю жизнь стану говорить себе, что у нас были целых две недели и я могла любить его и сделать счастливым! О Господи, Дэнни, я уже не знаю, что правильно, а что нет. Я просто люблю тебя.

* * *

Первые лучи солнца осторожно коснулись лица Дэнни, и он открыл глаза. Кэтти еще спала, положив голову ему на грудь. Он немного сдвинул одеяло и несколько минут любовался ее обнаженным телом, потом поцеловал ее губы.

— Кэтти.

Она улыбнулась во сне и прижалась к нему.

— Кэтти, уже утро. Нам пора.

Она потянулась и, встав на колени, поцеловала его.

— Ты такая красивая, солнышко.

Она слегка покраснела, но не стала прикрываться.

— Ты, наверное, заранее арендовал эту хижину, чтобы завлечь меня сюда.

Дэнни засмеялся. Вчера вечером они приехали на пляж и, словно в кино, наткнулись на пустой домик. Осталось только принести из машины одеяла.

— Неважная получилась свадьба, да? Ни церкви, ни цветов, ни подарков.

Она взяла его руку, поцеловала и положила себе на грудь.

— У меня есть ты, и это больше, чем у любой девушки.

— Кэтти.

— Что?

— Я не сделал тебе больно?

— Немножко. Я была у врача, и он мне рассказал об этом.

— Ага, коварная, так ты давно готовила мне западню.

— Дэнни, я так счастлива.

— Да, еще бы завтрак в постель.

— В этом отеле не подают завтрака в постель.

Они неохотно оделись и пошли к машине.

— Дэнни!

— Что?

— А я... тебе было хорошо со мной в постели?

— Ну и вопрос!

— Нет, серьезно.

— Как тебе сказать. С уверенностью можно утверждать только одно — три доллара ты всегда заработаешь.

— Дэнни!

— Ладно, ладно, шучу. Всякому ясно, что ты стоишь не меньше пяти.

Она шутливо толкнула его, но через минуту перестала улыбаться.

— Дэнни, а я лучше, чем та девушка в Сан-Диего?

Он чуть не вывалился из машины.

— Я знала, чувствовала, что у тебя кто-то появился, когда ты перестал писать. Но мне все равно, теперь ты мой.

Машина уже неслась по городу, когда романтика и очарование ночи сменились холодной реальностью того, что им предстояло.

— Кэтти, ты понимаешь, что нам сейчас устроят?

Она кивнула.

— Боишься, солнышко?

— Немножко.

— Я тоже, но ты держись за меня.

— Они не смогут помешать нам, Дэнни.

Остановившись у дома Кэтти, они взялись за руки и поднялись по ступенькам. На пороге Дэнни поцеловал ее и подмигнул. Она была бледна, но храбро подмигнула в ответ.

Все четверо родителей находились в доме. Сибил Уокер всхлипывала в кресле. Марта Форрестер тоже. Мужчины выглядели хмурыми и усталыми от бессонной ночи.

Едва молодая пара появилась на пороге, как все стихли.

— Кэтти! С тобой все в порядке?

— Да, мама.

— Слава Богу! — вздохнула Марта. — А мы уже думали, что с вами что-то случилось.

— Где вы были, черт возьми?! — вмешался Марвин Уокер. — Кэтти, ты только посмотри на себя.

— Мы сейчас объясним, — сказал Дэнни.

— Да уж пожалуйста!

— Кэтлин, ты... — Сибил с ужасом смотрела на дочь. — Ты же не хочешь сказать, что вы...

Кэтти и Дэнни молчали.

— Дэн! — вскинулась Марта. — О Господи! Какой позор!

— Ах ты сукин сын! — прорычал Марвин.

— Подождите! — взмолилась Кэтти. — Папа! Мама! Как вы не понимаете? Мы любим друг друга!

— Иди к себе в комнату, Кэтлин!

— Нет!

— С тобой я попозже поговорю как следует, а что касается тебя, Дэнни Форрестер, то посмотрим, что скажет по этому поводу армейская прокуратура.

— Кэтлин, как ты могла! — снова заголосила Сибил.

— Да подождите вы, черт возьми! — взорвался Дэнни. — Мы любим друг друга и хотим пожениться.

— Я тебе поженюсь! Я тебе так поженюсь...

— Марвин, Сибил, — заговорил до сих пор молчавший Генри Форрестер. — Нам лучше успокоиться и обговорить все по-человечески. По-моему, ребята говорят серьезно. Марта, черт побери, прекрати выть или уходи отсюда!

— Как ты говоришь со мной?!

— Помолчи, ради Бога. И не изображай из себя умирающего лебедя. Я уже сто раз видел это. Если не хочешь помочь сыну, то лучше выйди.

Марвин побелел от ярости.

— Ты оказалась права, Сибил. Надо было давно положить конец их свиданиям. А что касается тебя, Генри, то тебе и твоему сыну лучше уйти.

Кэтти прижалась к Дэнни.

— Я не останусь здесь, забери меня, Дэнни.

— Хорошо, малыш.

— Нет, ребята, вот тут на меня не рассчитывайте, — поднял руки Генри Форрестер.

— А нам не нужна ваша помощь, — заявил Дэнни.

Кэтти подошла к матери и присела около нее.

— Мама, я люблю его, Я не хотела делать вам больно, но я люблю, понимаешь? — Она поднялась и взглянула на отца.

— Хочешь уйти — уходи, — буркнул он.

— Хорошо. Дэнни, подожди меня, я быстро. — Она пошла наверх к себе в комнату.

— Здорово! — яростно прошипел Дэнни, — Ну, спасибо за помощь и понимание. Ничего, мы проживем.

— Марвин, останови ее! — всхлипнула Сибил.

— Она блефует, Сибил, пусть идет. Сама приползет назад. У него ведь нет ни гроша. Как они будут жить? И где?

Дэнни подошел к телефону и снял трубку.

— Примите, пожалуйста, телеграмму. Старшему сержанту Пуччи, штабная рота, второй батальон, шестой полк... лагерь Элиот, Калифорния. Да. Да. Срочная. Прошу по первому запросу перевести двести долларов в Балтимор, Передайте Маку, чтобы взял у ребят еще двести долларов и снял квартиру в Сан-Диего, а также подыскал работу для моей жены. Подпись Дэнни Форрестер.

Кэтти с чемоданом в руках спустилась по лестнице.

— Готова, малыш? — Он подмигнул ей.

— Да, милый.

— Кэтлин! — Сибил поднялась. — Не надо, не уходи!

Кэтти холодно взглянула на нее.

— И что дальше?

— Делай, что хочешь.

— А ты что скажешь, отец?

Марвин устало опустился в кресло. Ярость его уже прошла и, он только махнул рукой.

— Ваша взяла.

Генри Форрестер подошел к Кэтти и поцеловал ее.

— Добро пожаловать в нашу семью, миссис Форрестер. И еще... я очень рад за вас обоих.

— Спасибо, папа, — улыбнулась она и тоже поцеловала его.

Глава 6

Я спал, как говорят морпехи, одним глазом, поджидая Форрестера. Сколько довелось мне увидеть ребят, возвращающихся из отпуска! Одни приезжали веселые, другие мрачные, но всем хотелось выговориться, потому я всегда ждал, когда один из моих возвращался.

Он вошел в казарму, когда было уже полночь и все давно спали.

— Привет, Дэнни.

— Привет, Мак.

— Хорошо съездил?

— Да.

— Эй, мужики, нельзя потише? Дайте поспать.

— Пошли в гальюн перекурим, — предложил я.

Дэнни с готовностью согласился.

Закурив, я ждал, когда он заговорит, но Дэнни молчал. Я дружески хлопнул его по плечу.

— Ничего, старик, я знаю, как это бывает после отпуска. Завтра двадцатимильный марш-бросок и снова почувствуешь себя, как новенький. Дома все в порядке?

— Да, все хорошо. Извини, что побеспокоил тебя телеграммой, Мак.

— Да брось ты!

— Мак, я женился.

— На той блондинке?

— Ага.

— Молодец. И вот что, Дэнни, не надо себя жалеть. Все понимаю — молодая жена где-то далеко, а ты здесь. Не надо, Дэнни.

— Да я ничего, Мак, не волнуйся.

— Черт, чуть не забыл. Тебе письмо.

— Письмо? Я же только вчера уехал.

— А оно пришло пару дней назад.

Он осмотрел конверт и нахмурился.

— Это от тестя и, похоже, ничего хорошего не предвещает. — Дэнни так нервничал, что попросил меня прочитать мелко исписанный листок:

"Дорогой Дэнни.

Честно говоря, не знаю, с чего начать, но сразу скажу, что хотел, чтобы это письмо попало к тебе в руки, как только ты вернешься на базу.

Прежде всего, я не собираюсь извиняться за свои слова в то утро, когда вы с Кэтлин пришли домой. На моем месте ты вряд ли вел бы себя иначе. Как ты понимаешь, для нас это явилось шоком. И все потому, что мы не заметили, как она изменилась за последние полгода. А мы просто обязаны были заметить это и помочь ей.

Я не такой уж тупоголовый, как это могло показаться тебе тем утром, поэтому мы с Сибил все спокойно обговорили и решили, что раз Кэтлин любит тебя, то нам остается только принять это. А если так, то я прекрасно понимаю, что у тебя своих проблем по горло, ведь вы там, ребята, будете воевать за нас, за тех, кто остался дома, и единственное, что я могу сделать для тебя, так это дать гарантию, что дома у тебя все будет в порядке.

Сибил и Кэтлин сейчас собираются идти по магазинам, а я пишу это письмо.

Что ж, сынок, надеюсь вскоре получить от тебя весточку. И еще одно, но это строго между нами. Если тебе понадобятся деньги ( я же знаю, что такое служба в армии), то не стесняйся, всегда рад помочь..." — Вот это да, Мак! — Дэнни не мог прийти в себя от изумления. — Знаешь, теперь, я, пожалуй, могу спокойно отправиться спать.

Последние три дня я стал замечать, что мое отделение мало-помалу начинает напоминать боевую единицу. Конечно, им было далеко до радистов старого доброго Корпуса, даже ногой я мог работать на ключе быстрее, чем они руками, но тем не менее они вполне сносно справлялись с нашим дряхлым оборудованием.

Вскоре после того, как Дэнни вернулся их отпуска, шестой полк начал готовиться к отбытию из Штатов.

Мы чувствовали, что для нас приберегут что-то особенное. А как иначе? Лучший полк — значит, самая трудная и самая опасная боевая задача.

Мы упаковали все оборудование в ящики, помеченные белым квадратом с цифрами 2/6 (для второго батальона обычно использовали белый цвет). На ящики нанесли также два загадочных слова «Спунер» и «Бобо». Правда, нам удалось выяснить, что «Спунер» — это место назначения, а «Бобо» — наш транспорт, но это ничего не говорило и оставляло место для самых невероятных слухов.

Весь лагерь Элиот был завален грудами тюков и горами ящиков, и каждый день формировались команды для их погрузки на транспорт, Именно в эти дни я обнаружил, что мое отделение в полном составе, согласно традициям морпехов, оказалось отъявленными лентяями. Собрать их для погрузочных работ оказалось просто невозможно. Они находили самые фантастические предлоги, прятались в самых невероятных местах и по этой части ни в чем не уступали морпехам старой закалки. Мы с Бернсайдом устраивали настоящее сафари, когда требовались люди для погрузки. В конце концов мы загнали все отделение в большую восьмиместную палатку и по очереди сторожили их, пока работы не закончились. Тем не менее испанец Джо каким-то образом ухитрился ускользнуть в Сан-Диего. Вернулся он под вечер на «заимствованном» джипе, нагруженном двадцатью галлонами красного вина. Три дня и три ночи все отделение было пьяно в дым. Только Мэрион оставался трезвым. Остальные, пошатываясь, бродили между ящиками или бесчувственные валялись на койках, а поскольку никто не заботился о том, чтобы вовремя поесть, то стоило им хлебнуть кружку воды, как их опять развозило.

Наконец погрузка закончилась, и нам оставалось только ждать. А тут как раз выплатили жалованье, и в ближайшее увольнение мы устроили прощальную вечеринку в Сан-Диего в лучших традициях Корпуса.

Энди, Непоседа, Элкью, Эрдэ и Дэнни завалились в первый попавшийся бар и решили, что пройдут по всей улице и выпьют в каждом баре. Я хотел было присмотреть за ними, но на полпути оказался втянутым в очередную пивную дуэль между Бернсайдом и Маккуэйдом. А поскольку я собирался перепить их обоих, то потерял связь со своим отделением. Оставалось надеяться, что мы увидимся утром.

* * *

Они сидели в большом полупустом баре где-то на окраине Сан-Диего. Никто уже не мог вспомнить, как они попали туда. Впрочем, никто и не пытался.

— Жаль, что с нами нет Мэриона.

— Да, старый добрый Мэрион.

— Дав-вайте выпьем за него. За Сестричку Мэри.

— Хар-рошая идея.

— Очень хар-рошая.

— Энди... ты считаешь, сколько мы уже выпили?

— А как же... Я двадцать три, а вы по восемнадцать, салаги.

— Элкью, ты что, опять плачешь?

— Я не хочу... а оно само... не могу сдержаться...

— Дружище Элкью, если ты плачешь, я тоже заплачу. Не плачь, братан, — уронил слезу Энди.

— Элкью, Энди, Дэнни, братаны, я не дам ни одному япошке дотронуться до вас. Вы мои самые лучшие братаны... Мы всегда будем вместе.

— Эрдэ... брат... ты не плачь только потому, что мы плачем...

— Так получилось... Я вас всех так люблю...

— Энди, а ты почему плачешь?

— Уставом не запрещается.

Посетители смотрели на пятерых подвыпивших морпехов, кто с улыбкой, кто с отвращением, а кто и с пониманием.

Им принесли очередную порцию выпивки.

— За кого будем пить?

— За старину Мака.

— Может, выпьем за этого засранца, лейтенанта Брюса?

— К х-хренам Брюса.

— Давайте за нас.

— Умница, дай я тебя поцелую.

— Элкью, возьми мой платок и высморкайся.

— Спасибо тебе, братан.

— Сколько мы уже выпили, Энди?

— Я вос-восемьдесят шесть, а вы, салаги, восемьдесят двадцать три.

— Чего?

— Ик!

— Кто-нибудь еще может сказать, который час?

— У нас еще четверть часа в запасе.

— Тогда еще по одной!

Энди с грехом пополам добрался до пианиста и что-то прошептал ему на ухо. Тотчас же аккорды «На тебя смотрит весь Техас» поплыли по прокуренному бару. Все взгляды обратились к Непоседе. Он с трудом поднялся на ноги и стал по стойке «смирно». Остальные тоже поднялись и стояли, пока мелодия не закончилась. Но едва они сели, как пианист заиграл «Я снова провожу тебя домой, моя Кэтлин», и все посмотрели на Дэнни. Он опустил голову, и слеза скатилась по его щеке. Тотчас же четыре дружеские руки легли ему на плечи.

— Энди, старый дружище, спасибо тебе... я же знаю, как ты ненавидишь женщин, а тут... спасибо, старина.

— Дэнни, братан, я не позволю япошкам...

— Как ты хорошо говоришь, как ты здорово говоришь...

* * *

Я отыскал их в три часа утра, когда они занимались строевой посреди пустынной улицы. На счастье, патруля поблизости не было. Непоседа Грэй сидел на тротуаре и подавал команды, а остальные, шатаясь, как тростник на ветру, старательно исполняли их.

— Вы что, мужички, обалдели? — гаркнул я. — А ну, живо очистить улицу.

— Мак!

— Здорово, сержант! Левой, левой...

— Я сказал, прекратить! Захотели попасть на губу? Так патруль вам это запросто устроит.

Вокруг нас, несмотря на позднее время (или, может, лучше сказать — в столь ранний час), собралась небольшая толпа зрителей, и один из них решил, что я нуждаюсь в поддержке.

— Эй, ребята, слышали, что сказал сержант? — крикнул он. — Приказы надо выполнять.

— Не суйся не в свое дело, приятель, — огрызнулся я. — Если они хотят заниматься строевой, то пусть занимаются.

— Да я только хотел помочь.

— Армия обойдется без твоей помощи, понял?

Непоседа Грэй кое-как поднялся на ноги и ухватил штатского за галстук.

— Отпусти мой галстук, пьянчуга, — ощетинился тот.

Непоседа широко ухмыльнулся и, нахлобучив штатскому шляпу на нос, толкнул его на мостовую к маршировавшему отряду.

Энди, оказавшийся ближе всех, не нарушая строя, закатил незадачливому помощнику звонкую оплеуху, и я едва успел подхватить упавшее тело, чтобы осторожно опустить его на тротуар.

— А вот теперь, мужики, действительно пора линять отсюда.

Мы пробежали несколько кварталов, но потом сбавили темп, потому что пришлось тащить на себе Эрдэ Брауна, который решил, что дальше идти просто глупо и можно спать прямо здесь.

— Энди, зачем ты ударил штатского?

— Подумаешь, уж и развлечься нельзя, — надулся он. — Ты, когда выпьешь, становишься такой занудой, Мак.

— Бросьте, ребята, давайте лучше завалим в бар, — вмешался Непоседа. — Элкью! Перестань рыдать!

— Все бары уже закрыты, — отрезал я. — Мы идем грузиться на транспорт.

Они разочарованно загудели. Дэнни огляделся по сторонам и приметил в ярко освещенном холле отеля «Линкольн» междугородный телефон.

— Эй, подожди, Мак! М-мужики, я хочу позвонить Кэтти.

Он ворвался в отель, и мы, разумеется, последовали за ним.

— Де-вуш-ка, — проникновенно обратился Дэнни к телефонистке, — Принимай-те заказ! Вот адрес, вот номер, вот фамилия, а вот... стоп! Денег уже нет... Кончилась капуста... сожрали... И ладно! Там оплатят! Отец моей жены ха-ароший мужик. Кстати, мой личный друг.

— Алло? — откликнулся сонный голос на другом конце провода.

— Междугородный звонок из Сан-Диего, — объявила телефонистка. — Вы готовы оплатить?

— Какого черта?! Кто может в такое время... одну минуту, откуда? Сан-Диего? Да-да, я оплачиваю.

— Говорите, — улыбнулась девушка Дэнни, который уже стоял в телефонной будке, куда вслед за ним влезли все остальные.

— Да не толкайтесь, мужики! Алло, Марвин!

— Дэнни!

— Марвин, старый дружище, дай-ка мне мою скво.

— Ты, что пьян?

— А то как же.

— Папа, кто там? — услышал он приглушенный голос Кэтти.

— Твой муженек, кто же еще? Пьяный в дым и, похоже, с ним в будке весь Корпус морской пехоты.

— Дэнни! Дэнни, милый!

— Пр-ривет!

— Дэнни...

— Котенок, помнишь, что я рассказывал и писал о моих ребятах? Они почти все здесь рядом со мной. Я хочу, чтобы ты поздоровалась с ними... да кончайте толкаться, мужики.

— Привет, сестричка, меня зовут Эрдэ.

— Привет, Эрдэ... Браун, кажется?

— Точно...

— Мужики... спокойно, по одному, — командовал Дэнни.

— Привет, Кэтти! Часто вижу твое фото, ты очень красивая девочка.

— А кто это говорит?

— Непоседа.

— А! Привет, техасец.

— Дорогая, — снова вмешался Дэнни. — Здесь еще старина Энди, но он женоненавистник, а Элкью не может говорить, потому что плачет.

Я вытолкнул всех из будки и взял трубку.

— Хэлло, Кэтти, это Мак, сержант.

— Хэлло, Мак. — Услышав ее голос, я сразу понял тоску Форрестера.

— Слушай, малыш, ребята немного на взводе. Я попытался отговорить их от этого звонка.

— Я понимаю, Мак.

— У тебя хороший парень, Кэтти. Мы все любим его.

— Мак... вы... вы скоро...

— Да, Кэтти. Но я не могу говорить по телефону.

— Понимаю.

— Не волнуйся... все будет хорошо.

— Приглядывай за ним, Мак, ладно?

— Обещаю. — Я втащил Дэнни в будку и прошипел ему на ухо: — Ну-ка, скажи ей что-нибудь нежное, придурок.

Он уже немного протрезвел.

— Котенок, ты не сердишься?

— Нет, милый, конечно нет.

— Кэтти, я люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя, милый.

— До свидания, родная.

— До свидания, Дэнни, счастливо вам всем вернуться.