Онлайн чтение книги Жгучая тайна Brennendes Geheimnis
Слоны

Мать Эдгара и барон посидели еще немного за столом, но они уже не говорили ни о слонах, ни об охоте на тигров. Едва мальчик ушел, между собеседниками возникла какая-то неловкость, какое-то неуловимое беспокойство. В конце концов они перешли в вестибюль и уселись в уголок. Барон блистал остроумием, она была слегка разгорячена шампанским, и их разговор сразу принял опасный оборот. Барона, собственно говоря, нельзя было назвать красивым; но он был молод, его смуглое энергичное лицо, мальчишески коротко остриженные волосы, быстрые, почти развязные движения пленяли ее своей юношеской непосредственностью. Она теперь с удовольствием смотрела на него вблизи и уже не боялась его взгляда. Но мало-помалу его слова становились более вольными, в них проскальзывало едва прикрытое желание – как будто он прикасался к ее телу, – и тогда она смущалась и краснела. Потом он снова смеялся весело, непринужденно, и это сообщало всем этим маленьким нескромностям видимость детской шутки. Ей иногда казалось, что она должна бы его строго остановить, но она была кокетлива от природы, и эта фривольная игра нравилась ей; в конце концов она сама увлеклась и даже стала подражать ему. Она бросала на него многообещающие взгляды, в словах и жестах уже отдавалась ему, когда он придвигался так близко, что она чувствовала на плече его теплое, трепетное дыхание. Подобно всем игрокам, они не заметили, как пролетело время, и опомнились только в полночь, когда начали гасить огни.

Она вскочила и с испугом подумала о том, как далеко она позволила себе зайти. Игра с огнем не была для нее новинкой, но она безотчетно понимала, что на этот раз ей грозит опасность. С ужасом чувствовала она, что теряет уверенность в себе, что почва ускользает из-под ног, и все представляется ей смутным, как в бреду. Голова кружилась от волнения, вина и страстных слов, безрассудный, панический страх охватил ее, – как уже не раз в такие опасные минуты, – но впервые в жизни он овладел ею с такой властной силой.

– Покойной ночи, покойной ночи. До завтра, – торопливо проговорила она, порываясь бежать. Бежать не столько от него, сколько от опасности этой минуты, от новой, странной неуверенности в самой себе. Но барон, с мягкой настойчивостью удержав протянутую для прощания руку, поцеловал ее, и не один раз, как требует вежливость, а несколько раз – от кончиков тонких пальцев до сгиба кисти, и она с легкой дрожью ощутила на своей руке щекочущее прикосновение его жестких усов. Томительное сладостное тепло разлилось по всему телу, кровь бросилась ей в голову, бешено застучала в висках, страх, безотчетный страх вспыхнул с новой силой, и она быстро отдернула руку.

– Не уходите, – прошептал барон. Но она уже убегала от него с неловкой поспешностью, которая изобличала ее страх и растерянность. Он добился своего: она была в волнении, в тревоге, она уже сама не понимала, что с ней творится. Ее гнал жестокий, жгучий страх, что он последует за ней и схватит ее, и вместе с тем она жалела, что он этого не сделал. Ведь сейчас могло свершиться то, чего она бессознательно ждала годами, настоящее любовное приключение, о котором она всегда втайне мечтала, но перед которым до сих пор всегда отступала в последнюю минуту, – приключение опасное и захватывающее, а не легкий, мимолетный флирт. Но барон был слишком горд, чтобы воспользоваться удобным случаем. Уверенный в победе, он не хотел овладеть этой женщиной в минуту слабости и опьянения, правила игры требовали честного поединка, – она сама должна признать себя побежденной. Ускользнуть от него она не могла. Он видел, что отрава уже проникла в кровь.

На площадке лестницы она остановилась, тяжело дыша, прижав руку к бьющемуся сердцу. Нервы были натянуты до предела. Из груди вырвался вздох не то радости, не то сожаления; мысли путались, голова слегка кружилась. С полузакрытыми глазами, точно пьяная, добралась она до своей комнаты и вздохнула свободно, лишь когда схватилась за холодную ручку двери. Только теперь она почувствовала себя вне опасности!

Она тихонько приоткрыла дверь и тут же испуганно отшатнулась. Что-то зашевелилось в глубине темной комнаты. Перенапряженные нервы не выдержали, она уже открыла рот, чтобы поднять крик, когда раздался тихий, сонный голос:

– Это ты, мама?

– Господи боже мой, что ты здесь делаешь? – Она бросилась к дивану, где лежал, свернувшись клубочком, Эдгар. Ее первой мыслью было, что ребенок заболел или с ним случилось несчастье.

Но Эдгар, еще полусонный, сказал с легким упреком:

– Я ждал тебя, ждал, а потом заснул.

– Зачем же ты ждал меня?

– А слоны?

– Какие слоны?

Тут только она поняла. Она ведь обещала ему еще сегодня рассказать про охоту и все приключения. И мальчик прокрался в ее комнату, простодушный, глупый мальчик, и доверчиво ждал ее прихода, пока не заснул. Этот нелепый поступок возмутил ее. Или, вернее, она сердилась на самое себя, ей хотелось заглушить шевельнувшееся в ней чувство стыда и вины. – Сию минуту иди спать, негодный мальчишка! – крикнула она. Эдгар посмотрел на нее с изумлением. Почему она так сердится на него, ведь он ничего дурного не сделал? Но его удивление еще больше разозлило ее. – Иди сейчас же к себе в комнату! – закричала она в бешенстве, чувствуя, что не права. Эдгар ушел, не проронив ни слова. Он ужасно устал и только сквозь давивший его сонный туман смутно чувствовал, что его мать не сдержала слова и что с ним поступили нехорошо. Но он не спорил. Все в нем отупело от усталости. Кроме того, он очень досадовал на себя за то, что заснул, вместо того чтобы дождаться матери. «Точно маленький ребенок», – с возмущением подумал он, прежде чем опять заснуть.

Ибо со вчерашнего дня он ненавидел свое детство.