Поднимаясь на невысокое, в три ступеньки, крыльцо, Джек старался топать как можно громче, чтобы придать значимости своему триумфальному возвращению.
– Ма! – позвал он, входя в небольшую прихожую.
– Ма-а-а! – повторил он, поставил корзину и начал стягивать отяжелевшие от сырости сапоги.
– Ма! – позвал он в третий раз, заходя в комнату.
– Ну чего ты раскричался? Здесь я, на кухне…
Джек нагнул голову, чтобы протиснуться под низкой балкой пристройки, и оказался в небольшом помещении со скругленными углами. Прежде их кухня была какой-то емкостью, а потом ее притащили сюда, вырезали окна, и она стала кухней.
– Чего делаешь? – спросил Джек, стараясь сдерживаться, чтобы не начать хвастаться сразу.
– Картошку варю, – сказала мать и, вытерев руки о фартук, увидела стоявшую на полу корзину.
– Это чего у тебя там?
– Мясо, мам! – широко улыбаясь, сообщил Джек.
Он снял крышку.
– Ну-ка, загляни…
Мать несмело приблизилась и, заглянув в корзинку, всплеснула руками:
– Ой, какая огромная!
– Давай безмен, я ее взвесить хочу!
– Ой, да где ж ты ее взял, такую громадную? – стала расспрашивать мать, доставая из шкафчика весы.
– Это мы с Ферлином поймали.
– Так ты ж говорил, что за холмы пойдете, охотиться…
– Ну, не получилось, планы изменились, – ответил Джек и, вывалив извивающуюся сапигу в пластиковый мешок, заметил, что из нее через ротовую полость вытянулся тонкий тросик, который оказался привязан изнутри ко дну корзинки. Недолго поудивлявшись, Джек подцепил мешок на крюк безмена и поднял, глядя на показания стрелки.
– Ух ты, мам, семь с половиной кило!
– Обалдеть какая здоровая! – произнесла потрясенная мать. – Нам этого на полтора-два месяца хватит.
– Да ладно, мам, полтора-два месяца, не надо экономить, будем есть от пуза, а как доедим, я еще поймаю.
– Ой, да куда ж мы ее… – засуетилась мать, освобождая стол для большой добычи. Затем достала новую широкую клеенку и, расстелив на столе, положила сверху разделочную доску, которой пользовалась очень редко.
– Ну, вроде все, – сказала она. – Клади.
Джек вывалил сапигу на стол и, придерживая ротовую часть, в которой были мелкие, но очень острые зубы, вытянул сапигу во всю длину.
– Все, мам, хватай за голову, а я пойду. Устал очень, посидеть хочется…
– Иди-иди, сынок, дальше я сама, – сказала мать и, перехватив сапигу за голову, свободной рукой достала из шкафа разделочный нож.
Джек сполоснул руки под рукомойником и вышел в комнату, которая одновременно считалась гостиной и спальней матери. А еще одна пристройка, половинка военного мини-трейлера, служила персональной комнатой Джеку.
Там у него имелись столярные инструменты, небольшой верстак, несколько настенных полок, на которых была навалена всякая всячина и стояли четыре книги. А еще был шкафчик, который Джек сам собрал из зеленой лозы и плоских металлических планок. Планки эти, петли и защелки он набрал на старой военной свалке, где этого добра было навалом, если не лениться копать. А вот досок в пустоши было не достать, леса здесь не росли, а тащить древесину из-за Невельских холмов дураков не находилось. Однако Джек заметил, что зеленая лоза, которую он срезал и приносил домой сырой, при высыхании принимала любую форму. Тогда он стал намеренно отбирать подходящие прутья и класть на них камни. Когда материал был готов, оставалось только обрезать его по размеру и прикрепить на металлические планки стальными шурупами, которых Джек натаскал целое ведро.
Теперь в этом шкафу на связанных из лозы плечиках висело несколько курток – на разные времена года – и полдюжины подштанников. А в ящиках под ними были сложены стопки нательного белья и чистых портянок. И только теперь, скинув грязную сырую одежду и открыв шкаф, Джек впервые задумался о происхождении всего своего гардероба.
Его мать получала от почтового ведомства пятнадцать лир в месяц за то, что отработала там двадцать пять лет. Этих денег хватало лишь на соль, спички, перезарядку химических картриджей для электричества и еще кое на какие мелочи. Обычную одежду за такие деньги было не купить, но на развалах старьевщиков в пригороде Нура постоянно появлялись приличные вещи казенного происхождения.
Чтобы попасть на удачную распродажу, мать выходила из дому в три часа ночи, встречалась в деревне с несколькими женщинами, и они шли пешком в Нур, чтобы попасть на торжище к восьми часам утра. Позже весь дешевый товар разбирали, но те, кто приходил к открытию, получали самое лучшее.
Прежде Джек не задумывался, отчего все население пустошей выглядит как военизированная организация, однако, пообщавшись пару суток с Ферлином и узнав у него о причинах возникновения пустошей, Джек стал по-иному смотреть даже на свои повседневные штаны.
Взяв чистую пару, он посмотрел на аляпистое химическое пятно овальной формы. Это был штамп, на нем просматривались какие-то буквы, но очень нечетко.
Джек подошел к окну и растянул материю, чтобы остался один слой, отчего потерянные части букв стали проявляться четче.
«Карсдоумский орденоносный полк им. герцога Маренцы. Отдел тылового снабжения».
Прочитав эту проступившую вдруг надпись, Джек отбросил штаны и, бросившись к шкафу, стал рыться, пока не нашел пару подштанников с круглой печатью. Разобрать ее надписи было сложнее, но и здесь была своя история:
«Отдельный гарнизон города Стортинга. Четвертая рота. Да здравствует Цинельская армия».
Увлеченный этими открытиями, он в своем собственном гардеробе отыскал еще дюжину различных печатей с инвентарными номерами, которыми тыловики прошлого помечали казенные вещи. А теперь, спустя столько лет, Джек носил эти же мундиры и солдатские штаны, и это роднило его с солдатами давно ушедших эпох. Да что его? Это роднило с прошлым всех жителей пустошей, ведь даже их дома выглядели как модули военной базы, поскольку в них преобладали цвет хаки и маскировочная раскраска, а состояли они из остовов кабин связи, срезанных автокунгов, перевозочных трейлеров и емкостей самых разных назначений. Попадались хозяева-счастливчики, оккупировавшие двухъярусные доты, а склочный старик Друмпель проживал в корпусе самоходной трехсотмиллиметровой осадной мортиры, само орудие которой было откручено и с помощью восьми лошадок-пони из соседней деревни вытянуто наружу.
Оно так и валялось рядом с «домом» Друмпеля, и никто не знал, куда его можно пристроить.
Какое-то время Джек сидел под впечатлением от сделанных открытий, пока не появилась мать.
– Ты не уснул тут? А вещи зачем разбросал?
– А? – очнулся Джек. – Это я сейчас уберу…
– И давай, подтягивайся к кухне, добытчик. Сапига жарится быстро!
– Да-да, мам, я уже и запах чувствую, – сказал Джек, быстро складывая разбросанные подштанники.
Когда он пришел на кухню, мать уже выкладывала на тарелку поджарившиеся на сковороде ломтики мяса.
– Ух ты, сколько жира! – заметил он.
– Да, такую сапигу даже варить можно, – сказала мать, поглядывая на сложенные в тазу куски розоватого мяса.
Не дожидаясь, пока остынет, Джек принялся за еду. Мясо действительно оказалось нежным, хотя среди ловцов бытовало мнение, что крупные сапиги несъедобны и будто они навсегда остаются ядовитыми, как в брачный период, когда их не ловят.
– Вкусно, мам… Наверное, не хуже, чем курица…
– Курица? – переспросил мать и вздохнула. – Я тоже однажды ела курицу.
– Ты ела курицу?! – воскликнул Джек и даже перестал жевать.
– Да, я ела курицу, – с достоинством произнесла мать и приосанилась.
– Но почему ты никогда мне об этом не рассказывала?
– Я не придаю этому такого значения, как ты.
– А Ферлин обещал подарить мне фотографию курицы! У него в журнале имеется! А где ты ее ела?
– Я ела ее, когда была совсем молодой и работала в почтовом отделении Ловенбрея, – стала рассказывать мать. – За мной тогда ухаживал один капрал из военной полиции, так он однажды повел меня в ресторан и заказал блюдо из курицы.
– Из белого мяса или из темного? – с видом знатока поинтересовался Джек.
– Да я и понятия не имею. Там было что-то на тарелке, политое соусом. Ну я пожевала, проглотила. Было вкусно, только и всего…
– Эх ты, вот если бы я попробовал курицу, мне было бы о чем рассказать…
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления