Это безумие. Это глупо, и я прекрасно это знаю.
Но я чувствую приятное покалывание во всем теле. Предвкушение, азарт, нетерпение. И пока я еду на лифте, придумываю план. « Оставь знак», – сказала Тиффани. Но как?
Вопрос на миллион долларов.
Сделать что-нибудь глупое и неприятное? Например, замять бумагу в копировальной машине?
Или оставить записку?
Эй, мистер Вулф Классный Зад, вы игнорируете мои попытки вас закадрить, поэтому я смело иду напролом. Позвоните мне как-нибудь. В любое время.
Или, может, он будет в своем кабинете, и я смогу случайно смахнуть что-нибудь с его стола и снова попробовать привычную схему с повиливанием бедрами? Этот трюк раньше никогда меня не подводил, и я отказываюсь верить, что тело, над которым я так много работаю, утратило былые способности.
Я смотрю в камеру в углу лифта, размышляя, можно ли сделать несколько приседаний между первым и пятым этажом. Решив, что, если охрана ведет наблюдение, это будет выглядеть странно, я сжимаю мышцы таза и ягодиц. Никому не следует знать, что вы делаете упражнения Кегеля. Но все, что я ощущаю, – прилив крови к самому сердцу, а это и так случается, когда появляется возможность увидеть Колтона.
Я закатываю глаза от того, как абсурдно все это звучит.
Каковы шансы у таких, как я, быть с таким мачо, как Колтон?
Он чертовски привлекателен за рулем синего «Лотуса», когда с высокомерным видом приезжает на парковку и в упор меня не видит. Почему, черт возьми, это так сексуально? Так не должно быть. Мудаки определенно не в моем вкусе.
Но все же Колтон Вулф в моем вкусе.
Или просто мне так кажется.
Но кто вообще так поступает? И дело даже не в вызове: на кону стоит моя работа.
Голос Тиффани эхом звучит в моем ухе: дьявол на плече делает свою работу поставщика адреналина и внезапных острых ощущений.
– Не нервничай! Ты живешь ради этого дерьма. Иди туда и скажи этому парнише, что ты считаешь его горячее соуса для крылышек из перца «Каролинский жнец», и ты хочешь попробовать его сосиску с пюре. – Она облизывает пальцы так, будто поедает особенно жирные крылышки или пюре. Это вызывает у меня наибольшее беспокойство.
– Ох, скорее бы узнать, на что ты способна! Без фото не считается. Я доверяю тебе, но мне нужны доказательства. Особенно если ты увидишь его сосиску.
Услышав сигнал лифта, я чувствую, как кровь, пульсируя, приливает к ушам, отчего в голове стоит звон.
На этаже VIP тихо и пустынно, что удивительно, ведь на часах лишь начало шестого. « Слишком поздно для трудолюбивых руководителей» , – иронично подмечаю я.
Я слышу шарканье по плюшевому ковру и бросаю взгляд на пустой коридор.
Черт, здесь отец!
Прежде чем решить, что делать, я прыгаю в дверной проем и прячусь, не понимая, зачем. Я не делаю ничего плохого. Я доставляю документ по указанию своего босса. Но из-за странных мыслей, пробежавших в моей голове, я вновь стала девочкой-подростком, которая постоянно пыталась водить отца за нос.
Я прижимаю руку к груди, чувствуя, как бешено колотится сердце и учащается дыхание.
Издалека я слышу, как папа говорит:
– Да ладно, Рикки! Мы еще успеем пробежать восемь километров до ужина.
К великому неудовольствию Рикки, отец – заядлый бегун. Рикки больше полузащитник, чем задающий темп лидер, но он старается и, как сам любит похвастаться, уже поспевает за отцом.
Их шаги удаляются, и я осторожно выглядываю из своего укрытия. Они спускаются по лестнице, вероятно, чтобы размяться. Тиффани будет в восторге, потому что лестница выходит в вестибюль на первом этаже. Я уже слышу, как она стонет и охает, говоря, какая у отца классная задница, и с ужасом предвкушаю поездку домой.
Мой путь чист, и я быстро иду в офис Колтона.
В приемной никого, слева от его двери, словно часовой, стоит один-единственный симпатичный, но довольно обычный стол, все аккуратно разложено по своим местам.
– Ого, его секретарша, должно быть, бывший сержант строевой подготовки, – бормочу я, глядя на безупречный стол. Табличка с именем покрыта золотым напылением, и надпись выгравирована причудливым шрифтом: « Хелен Риггс» .
Если здесь никого нет и никто меня не остановит, то и пути назад нет. Раз, два…
Дверь открывается с тихим щелчком, и я захожу внутрь, в красивый кабинет. Все в классическом стиле: три стены обшиты панелями из темного дерева, а задняя стена – огромное панорамное окно с видом на каньон. Повсюду латунная отделка с интерьерными акцентами. Одна секция стены представляет собой книжный шкаф, где абсолютно все книги переплетены кожей, расставлены и выровнены в идеальном порядке.
А его стол… Боже мой, за столом Колтона можно устроить званый ужин, и в центре останется место для огромного блюда с индейкой. Даже стулья здесь изысканы, пахнут первоклассной кожей и надменно блестят на солнце от масла, которым пропитан каждый сантиметр обивки. В одном углу стоит трофей довольно скромного размера, с широкой чашей, ее можно принять за конфетницу, если бы не деревянная основа и медная табличка внизу. Подойдя ближе, я читаю надпись: « Чемпион Британского университета по боксу, 78 кг».
Колтон Вулф реально крут.
Ничего не могу с собой поделать. Я беру трофей и поднимаю его над головой, как будто только что выиграла матч по боксу.
Черт, эта штука тяжелая.
Я кладу его обратно и оглядываюсь назад: по-прежнему никого.
Я должна оставить папку и уйти отсюда, но я не спешу. Вместо этого подхожу к столу и сажусь в роскошное кресло, на миг притворяясь кем-то совершенно другим.
Положив файл в центр стола, я откидываюсь на спинку кресла, чувствуя, как оно наклоняется под моим весом. Через мгновение я иду еще дальше и кладу ноги прямо в туфлях на стол Колтона.
Да, знаю, я слишком увлеклась, но, черт возьми, как же хорошо! Ощущение опасности восхитительно. Я чувствую себя живой.
На столе я замечаю фотографию в рамке и сажусь прямо, чтобы лучше разглядеть ее. Это молодая девушка, скорее всего, подросток, и на секунду я задумываюсь, как я могла упустить тот факт, что у Колтона есть дочь. Я копаюсь в голове, пытаясь вспомнить, что я о нем знаю, а знаю я, надо признать, немало для человека, на которого он не обращает внимания.
Мне ни капли не стыдно. Я провела в интернете несколько ночей в поисках имени Колтона Вулфа. Иногда для того чтобы почитать общедоступную информацию, которой на удивление очень мало, а иногда – чтобы вдохновиться фотографиями для моих сольных номеров руками.
Но я никогда не читала о его дочери.
Надо бы не забыть поискать информацию о ней, потому что сегодняшний вечер наверняка потребует продолжения: ведь я посидела в его кресле, вдохнула аромат его одеколона и кожи и представила, как он наклоняет меня над столом.
Я оглядываю комнату, замечаю на одной из стен медную табличку и чувствую, как меня к ней тянет. Я иду по толстому ковру, моих шагов не слышно. Подойдя ближе, вижу скрытую защелку, нажимаю на нее и попадаю в высокотехнологичный информационный центр.
«Вау».
Миранда убила бы ради такой техники в нашем офисе. У нас есть Большая Берта – самая настоящая боевая копировальная машина, но личное оборудование Колтона – холеная и, очевидно, первоклассная технология.
В голову приходит коварная мысль, подарок от моего своенравия, но я мысленно виню в этом Тиффани.
Я могу сделать копию своей задницы. И оставить прямое изображение того, чего Колтону не хватает на его столе. Анонимно, конечно же.
Я не глупая. Ну, по крайней мере, не настолько, чтобы оставить свое имя и номер, как предложила Тиффани.
Но мысли не уходят. Одна часть меня яростно пытается отговорить от этого, в то время как другая громко ободряет.
Одна копия для Тиффани будет прекрасным доказательством. И Колтон никогда не узнает, кто это был.
Чувствую себя Золушкой. Хотя моя задница гораздо лучше любой старой стеклянной туфли.
Я смотрю на принтер, который выглядит довольно хрупким с учетом того, что я собираюсь сесть на него. С трепетом я вспоминаю, что сегодня на мне провокационное нижнее белье. Как будто копирование моей задницы недостаточно провокационно.
Меня уволят. Это глупо, безумно и… множество других прилагательных, которые заканчиваются одинаково. Меня точно уволят.
Но, хихикая, я все равно поднимаю юбку, встаю на цыпочки и едва втискиваюсь в щель между крышкой принтера и стеной.
Я нащупываю кнопки, нажимаю дважды, чтобы сделать одну копию для Колтона и другую в качестве доказательства для Тиффани. Затем, не успев толком сообразить, я нажимаю большую зеленую кнопку.
Справа от меня стремительно вылетает бумага.
– А-а-а, это и есть моя задница и солидная часть моей «подружки».
Я решаю взять копии и делать ноги. Я по-прежнему могу притворяться, что ничего не было.
Но судьба действует против меня. Или, может быть, карма наказывает меня за то, что я сумасшедшая сучка, потому что принтер начинает выплевывать куда больше копий, чем мне нужно.
– Вот черт! – вскрикиваю я. – Нет!
Но судьба – непостоянная чертовка со странным чувством юмора, потому что через открытое окно, которое я даже не заметила, проникает легкий ветерок и разносит копии по всей комнате.
– Боже мой! Боже мой! – бормочу я, пытаясь поймать их на лету: с пола и даже со стола, откуда я случайно смахиваю фотографию, возможно, дочери Колтона.
Я даже не потрудилась опустить юбку, потому что голая задница на фоне принтера, выплевывающего копии, – наименьшая из моих проблем. Я бешено жму на кнопки и пытаюсь найти кнопку выключения на задней стенке принтера, надеясь, что с отключением питания копирование прекратится.
И в этот момент я слышу.
С голой задницей кверху, наклонившись над принтером, который продолжает выплевывать листки с непристойным изображением моих самых интимных мест, заполняющие роскошный кабинет моего босса.
– Какого черта вы делаете?
Я замираю, прекращая свои вихляния в попытках дотянуться до кнопки выключения, услышав голос позади меня. Очень глубокий, сексуальный, британский акцент.
Оглядываясь через плечо на дверь, я бледнею.
– Отвечайте, – требует Колтон.
Его резкий тон возвращает мне способность двигаться, и я спрыгиваю с принтера. К несчастью, меня вновь одолевает приступ неловкости, и я спотыкаюсь о свои ноги. Я пытаюсь устоять, но мои ноги подкашиваются, как у новорожденного жеребенка, и я падаю на пол, как развалина.
Внезапно надо мной возвышается взбешенное красивое лицо.
«Почему, черт возьми, он такой сексуальный, когда злится?» – это последняя приятная мысль, промелькнувшая в моей голове, прежде чем другой голос начинает громко кричать…
Я уволена.
А потом…
Папа будет так зол на меня.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления