Онлайн чтение книги Буканьер его величества
Глава XVII. ИСКУШЕНИЕ

Этой ночью де Берни тщетно ждал, что мисс Присцилла выйдет поговорить с ним. После событий минувшего дня он чувствовал необходимость объясниться с нею. Но девушка, очевидно, не имела такого желания, потому как минуты шли за минутами, а портьера все не приподнималась.

Де Берни понял, что это не случайно, и с тяжелым сердцем стал теряться в догадках. Быть может, он ее чем-то оскорбил? Быть может, заключив ее в свои объятия, он переступил рамки дозволенного? Но это же было необходимо, ведь они играли роль мужа и жены!

И если ее отсутствие объяснялось только этим, значит, им тем более нужно было обо всем переговорить. В конце концов француз не выдержал и осторожно позвал девушку. Ему пришлось сделать это трижды, прежде чем портьера наконец приподнялась.

— Вы меня звали? — спросила девушка. — Что-нибудь случилось?

Поднявшись на ноги, он длинной рукой отбросил назад плащ и встал перед нею.

— Разрешите и мне задать вам этот же вопрос. Если вы не возражаете, давайте присядем и поговорим! Перемена в вашем поведении привела меня к мысли, что…

— Вам угодно мне кое-что сообщить?

И она услышала, как де Берни глухо и довольно странно усмехнулся.

— К сожалению, таков уж, видно, мой удел! Но на сей раз я сообщу вам нечто более важное, чем обычно.

Мисс Присцилла присела на подушку де Берни, которую он предложил ей как всегда. А сам сел рядом.

— Скажите честно, если б я вас не позвал, вы бы сами не пришли? Вы, наверно, сердитесь на меня?

— Сержусь? С чего вы взяли? — сказала она.

Но в голосе девушки прозвучали холодные настороженные нотки.

— Быть может, причина тому — недопонимание? А может, вам показалось, что я вел себя слишком дерзко… тогда как…

— Полноте, — прервала его она. — Недопонимание здесь ни при чем. Я слышала, что вы сказали майору Сэндзу. Вы играете роль — специально для Лича. Я вас хорошо поняла.

Голос девушки звучал все так же холодно и высокомерно.

— Вы простите меня? — спросил де Берни, сбитый с толку.

— Ну, конечно. Вы блестяще справились с вашей ролью, господин де Берни.

— Как?

— Так хорошо, что на какой-то миг я даже поверила вам. Я действительно на секунду поверила в то, что ваши печаль и внимание совершенно искренни.

— Уверяю вас, это правда, — возразил он.

— Но… не настолько, чтобы я имела глупость поверить вам до конца.

— О Боже! — воскликнул француз. — Неужто вы хотите сказать?..

Он вовремя сдержался и не произнес слов, которые готовы были сорваться с его уст: «Неужто вы хотите сказать, что я расстроил вас только потому, что моя нежность показалась вам притворством?»

— Вы собирались что-то добавить? — спросила девушка.

— Да, но об этом лучше промолчать.

— Но если вы скажете, — настаивала она уже более мягко, — быть может, тогда нам удастся понять правду и друг друга?

— Бывает правда, которую лучше не знать, — она как плод с древа познания добра и зла.

— Но ведь мы с вами не в раю, господин де Берни.

— Как раз в этом-то я и не уверен. Еще никогда прежде не был я так близок к вратам рая, как в последние дни.

Наступила тишина, она длилась так долго, что де Берни стал опасаться, уж не оскорбил ли он девушку всерьез. Но, глядя на белый прибрежный песок, сверкающие воды лагуны и на черный силуэт «Кентавра», она как бы невзначай спросила:

— Господин де Берни, в вашем раю тоже принято играть роли?

На сей раз он понял как никогда, что имела в виду девушка. Ей хотелось получить от него откровенное признание — вряд ли подобное желание можно было выразить более понятными словами. Наконец, проведя рукой по. влажному лбу, он неторопливо и тихо ответил:

— Поймите, Присцилла, я могу быть спасен лишь в том случае, если сумею ограничивать свои желания.

— Значит, вы думаете только о себе?

— Быть может, как раз только в этом я и не ощущаю себя эгоистом.

Между ними снова воцарилась тишина — безнадежная для нее и мучительная для него. Затем, следуя чисто женской логике, мисс Присцилла вернулась к тому, с чего начала:

— Значит, сегодня вы не играли? Да?

Голос девушки звучал ласково.

— Но разве могло быть иначе? Я — это я, а вы — это вы. Единственный мост, которым судьба может нас соединить, — притворство.

— Судьба — может быть. Но вы… вы же не строите мостов?

Де Берни ответил строго:

— Вряд ли найдется такой мост, который выдержит мою поступь. Слишком тяжкий груз ношу я на себе.

— Но разве вы не можете избавиться от него хотя бы частично?

— А разве человек может избавиться от своего прошлого? От своей натуры? Все это теперь давит на мои плечи непосильным бременем.

Девушка медленно покачала головой и прильнула ближе к нему.

— Ваша натура не такая уж и обременительная. Я успела ее изучить. А прошлое… Что такое прошлое?

— Настоящее наследие, то, что мы имеем в настоящем. Оно — частица нас самих.

Мисс Присцилла вздохнула:

— Какой же вы упрямый! А вам не кажется, что ваша смиренность не что иное, как разновидность гордости?

— Гордости? — как бы возражая ей, переспросил де Берни и, помолчав немного, наконец сказал: — Быть может, вы и правы… Я оттого горд и упрям, что хочу сохранить в себе хоть немного чести, чтобы быть достойным той призрачной надежды, которую вы на меня возлагаете.

— А что, если надежда эта не призрачна? — мягко спросила она.

— Она должна быть таковой, — решительно ответил француз и слегка отстранился от нее, чтобы избежать соприкосновения с ее нежной, теплой рукой. — Позже, дней через несколько, когда вы снова окажетесь в своем кругу и ваша жизнь потечет по привычному руслу, это приключение покажется вам неправдоподобным кошмаром и пробуждение от него будет для вас сладостным и приятным. Вам придется забыть все, что с вами было, чтобы ничто не могло нарушить безмятежность вашего пробуждения.

— Шарль! — вдруг произнесла мисс Присцилла и положила свою руку на руку француза.

Его пальцы сомкнулись, и он крепко пожал ее маленькую ручку. Потом, не отпуская ее, он встал и поднял девушку.

— Я буду помнить вас, Присцилла, я никогда не забуду вас и уверяю, это воспоминание всегда будет облегчать мне душу. Все, что вы дали мне, я сохраню как бесценное сокровище до конца моих дней. Но не давайте мне больше ничего, не надо!

— А что, если я очень хочу дать вам нечто большее? — спросила она, с трудом владея голосом.

Его строгий ответ последовал тотчас же:

— Моя гордость не выдержит столько даров. Вы — это вы, а я — это я. Подумайте над тем, что это означает: кто такая вы и кто я. Доброй ночи, дорогая Присцилла.

Он поднес руку девушки к губам и поцеловал. Потом, приподняв край портьеры, сказал:

— Завтра все это покажется вам добрым сном, который мы видели вдвоем: я — под звездным небом, а вы — на вашем ложе в скромном доме, куда я вынужден вас проводить.

Она еще долго стояла рядом с де Берни, затем кивнула и, не сказав ни слова, вошла в хижину.

На другое утро, поскольку Пьер, как всегда, отсутствовал, де Берни взялся помочь мисс Присцилле приготовить завтрак; он вел себя сдержанно — как бы в подтверждение того, что их ночной разговор и вправду был всего лишь сон. Зато девушка, несмотря на бледный, усталый вид, старалась держаться по обыкновению весело и непринужденно. Она опять принялась сетовать на отсутствие Пьера, а де Берни, как обычно, пытался уйти от расспросов.

Завтрак закончился, но ни о каком фехтовании в тот день не могло быть и речи. После давешних событий де Берни и майор договорились впредь покидать лагерь только поодиночке.

Де Берни отправился на северную оконечность острова посмотреть, как движутся ремонтные работы. Буканьеры заканчивали смолить корпус. И на следующий день, по их словам, они должны были приступить к смазыванию киля, после чего корабль будет готов к спуску на воду.

Де Берни шутил и подбадривал пиратов, напоминая им о золотом дожде, который вскоре посыплется на их головы. Он все еще разговаривал с ними, когда откуда ни возьмись появился Лич.

Капитан был явно не в духе и принялся поносить своих людей. Ремонт и без того, мол, затянулся, а они стоят тут и развесив уши слушают какие-то дурацкие байки. И, бросив на де Берни недобрый взгляд, он попросил его, вместо того чтобы отвлекать матросов от работы, заняться другим делом.

Не удостоив его ответом, де Берни пожал плечами и удалился. Однако безмолвный жест француза не удовлетворил капитана, и он бросился за ним вдогонку.

— Это ты сам себе пожимаешь плечами, Чарли? — спросил он громко, чтобы его слышали матросы.

Француз ответил ему на ходу:

— А тебе хотелось от меня что-то услышать?

— Запомни, здесь я командую, и ты должен отвечать, когда с тобой разговаривают.

— Я подчинился твоему желанию. Тебе этого недостаточно?

И, гордо вскинув голову, он остановился перед капиталом. Пираты их уже не слышали, зато хорошо видели. Буканьеры, всегда охочие до потасовок, угадав по голосу Лича, что вот-вот вспыхнет ссора, тут же насторожились, совершенно забыв про работу.

Лич буравил де Берни откровенно неприязненным взглядом.

— Я никому не позволю пожимать плечами, когда отдаю команды, — резко бросил он. — Особенно тебе, паршивый французишка!

Де Берни тоже смерил его взглядом с головы до ног. Он заметил, что Лич был при шпаге, впрочем, сам он также был вооружен.

— Понятно, — проговорил он. — Ты ищешь ссоры со мной, но боишься, как бы твои люди после не потребовали от тебя отчета. Ты думаешь разозлить меня, чтоб я ударил тебя прямо здесь, при Уогане? И тогда все будут за тебя горой, не так ли? Или я ошибаюсь, Том?

По искаженному злобой лицу капитана он понял, что угадал его намерения.

— Ты мерзкий хвастун и петушишься только на расстоянии, — нагло ответил Лич.

Де Берни громко рассмеялся.

— Может, ты и прав, — дерзко сказал он и прибавил: — «Довлеет дневи злоба его», Том. Ты, верно, жаждешь моей крови, но еще не пришел час, когда ты сможешь упиться ею вдосталь. Однако тебе это выйдет боком. Разве они тебя не предупреждали — Бандри и другие?

— Проклятый трус! — крикнул Лич и презрительно сплюнул.

И, развернувшись, он направился к Уогану. Тем не менее при малейшем звуке капитан был готов тут же вернуться, так как рассчитывал, что де Берни, выведенный из себя и забыв предосторожность, не стерпит такого оскорбления.

Но де Берни обманул надежды Лича. Прищурив глаза, он с улыбкой посмотрел вслед удаляющемуся капитану, после чего двинулся к своему лагерю.

Уоган встретил Лича со сжатыми кулаками и укором в глазах.

— Да, дружище капитан! Я уж было, черт возьми, решил, что ты совсем потерял голову!

— Займись-ка лучше своим делом, дорогой мой, и предоставь мне самому решать мои дела.

— Ну да! Это дело касается всех нас.

— Вот именно, и я этого не забуду, когда насажу его на шпагу, как на вертел.

— Но если ты убьешь его — Чарли, тогда…

Презрительно усмехнувшись, Лич его прервал:

— Убью — его? Слишком плохо ты меня знаешь! Я вовсе не собираюсь его убивать. — И, понизив голос, он заговорил странно и многозначительно: — При первом же удобном случае я покажу ему да и всем вам, что можно сделать, если хорошо владеешь шпагой… Я, черт возьми, так подрежу гребешок нашему петуху, что он навсегда запомнит, как хорохориться передо мной!

В голосе капитана звучала холодная уверенность — ведь в былые времена он и в самом деле слыл непобедимым. И Уоган ничуть не сомневался в ловкости Лича. Однако это его нисколько не успокаивало.

— Да защитит нас Господь, — проговорил он. — А караван?

— Стало быть, ты сомневаешься во мне? — спросил Лич, медленно прищурив один глаз, и продолжил: — Не-ужто ты думаешь, что, покалечив его, я не сумею вырвать у него тайну? Возможно, этого ему будет мало, как, впрочем, и фитиля между пальчиками ног… Но ведь в наших руках его кривляка-женушка, и мы найдем способ позабавиться с ней — прямо у него на глазах. Уж тогда-то он развяжет свой поганый язык… Или ты думаешь, за долгие скитания по морям я не научился развязывать языки упрямым ослам?

Глаза ирландца округлились.

— Клянусь небом и всеми святыми, Том, ты сущий дьявол! — произнес он в восхищении.

И, взявшись под руку, они вернулись в свой лагерь.

В это же самое время де Берии, приближаясь к хижине мисс Присциллы, столкнулся с Пьером.

Покачав головой, метис удрученно сказал:

— Пока ничего!

Де Берни широко раскрыл глаза и нахмурил брови.

— Так-так! Это уже серьезно! — проговорил он.