Онлайн чтение книги При свете луны By the Light of the Moon
Глава 5

– Точка, точка, запятая.

« Засиделись мы, играя ».

– Точка, точка, запятая.

« Ну за что нам жизнь такая? »

Игра Дилана О’Коннера служила эффективной защитой, позволяющей не сорваться на крик от бесконечного повторения братом одной и той же фразы. Но в данном конкретном случае, не заставив Шепа замолчать, он не мог сосредоточиться на более насущной проблеме – освобождении от пут. И остался бы привязанным к стулу, с кляпом во рту, когда неизвестные убийцы прибыли бы с намерением проверить его кровь на наличие некой субстанции , а потом разрубили бы на мелкие куски и скормили местным стервятникам.

Продолжая обеими руками собирать плоский храм, Шеп в который уж раз повторил: «Точка, точка, запятая».

Дилан сконцентрировался на самом для себя главном.

Размеры тряпки во рту, пропитанной слюной и достаточно большой, чтобы все лицо болело от напряжения, не позволяли ему работать челюстями так агрессивно, как ему хотелось. Тем не менее, сжимая и разжимая лицевые мышцы, он ослабил хватку изоляционной ленты, которая наконец-то начала отклеиваться по краям.

Он вытащил язык из-под кляпа и начал выталкивать инородное тело изо рта. Тряпка усилила давление на наполовину оторвавшиеся полоски изоляционной ленты. Процесс этот вызвал боль: кое-где лента отрывалась от губ вместе с маленькими кусочками кожи.

Как гигантская помесь человека и мотылька, выблевывающая обед в низкобюджетном фильме ужасов, он медленно, но верно освобождал рот от мерзкой тряпки, которая сначала выползла на подбородок, а потом соскользнула на грудь. Посмотрев вниз, он понял, что это белый, шерстяной, чуть ли не до колена носок, который Док, скорее всего, нашел в чемодане. Там лежало несколько пар. По крайней мере, он взял чистый носок.

Изоляционная лента держалась теперь только с одной стороны, приклеенная двумя полосками у уголка рта. Дилан шевелил губами, мотал головой, но полоски никак не отлипали.

Наконец-то он мог позвать на помощь, но желание кричать пропало напрочь. Тот, кто пришел бы его освобождать, пожелал бы узнать, как он дошел до жизни такой, какой-нибудь озабоченный гражданин мог позвонить в полицию, которая прибыла бы до того, как Дилан успел бы покидать свои и Шепа вещи во внедорожник и уехать из мотеля. Если киллеры действительно уже спешили сюда, любая задержка могла бы стоить ему жизни.

Воткнутый в подлокотник, поблескивая лезвием, перочинный ножик ждал, когда его пустят в дело.

Дилан наклонился вперед, опустил голову, ухватил зубами покрытую резиной рукоятку. Сжал как мог сильно. Начал осторожно водить взад-вперед, расширяя щель в дереве подлокотника, пока не вытащил лезвие.

– Точка, точка, запятая.

Дилан вновь выпрямился на стуле, крепко сжимая зубами рукоятку перочинного ножа, свел глаза к носу, уставился на сверкающее лезвие. Теперь он был вооружен, но не чувствовал себя опасным.

Он понимал, что не должен выронить нож. Если б нож выскользнул из зубов и упал на пол, Шеп его бы не поднял. Чтобы вновь добраться до ножа, Дилану пришлось бы раскачать стул и вместе с ним свалиться на пол, рискуя получить травму. А риск получения травмы всегда занимал одну из первых строчек в перечне «Чего не делают умные люди». Даже если бы удалось встретиться с полом без катастрофических последствий, ему пришлось бы попотеть, чтобы вновь добраться до ножа ртом, и это при условии, что тот не закатился бы под кровать.

Закрыв глаза, Дилан думал над тем, что делать дальше.

– Точка, точка, запятая.

Поскольку Дилан был художником, думалось ему всегда легко, да только он не относился к тем художникам, которые погрязли в бездне мрачных мыслей о мерзости человеческой или впали в отчаяние от бесчеловечности отношения людей к себе подобным. На индивидуальном уровне состояние человека изменяется день ото дня, даже от часа к часу, а поглощенный жалостью к себе из-за неудачи, ты можешь упустить возможность стать триумфатором. И на каждый акт бесчеловечности люди совершают сотни добрых деяний. Поэтому, если уж тебе дана способность думать, лучше мыслить о доброте, которую люди проявляют по отношению друг к другу, даже в обществе, где культурная элита насмехается над добродетелью и восхваляет жестокость.

В данном случае вариантов у него было немного, и он достаточно быстро выработал правильный план действий. Наклонившись вперед, поднес лезвие к одному из колец блестящей изоляционной ленты, которое удерживало его левую руку на подлокотнике. Покачивая головой, как гусь, покачивая головой, как иногда покачивал ею Шеп, часами изображая гуся, Дилан пилил изоляционную ленту перочинным ножом. Результат не замедлил сказаться. Как только левая рука освободилась из плена, он переложил нож из зубов в пальцы.

Пока Дилан разрезал путы, фанат паззлов, продолжая собирать свой храм, изменил свою фразу: «Запятая, точка, точка».

«Не нужна мне эта бочка».

– Запятая, точка, точка.

«У тебя большая мочка».