Онлайн чтение книги Любимая женщина Кэссиди Cassidy's girl
Глава 8

Кэссиди казалось, будто ему оторвали голову, а вместо нее поставили на плечи новую, из бетона. Пришлось несколько раз повернуть ее, чтобы увидеть, где он находится. Последним запомнилось, как он был зажат меж камнями, как в рот совали что-то металлическое. Потом он увидел Хейни Кенрика, фляжку в руке Хейни, услышал дрожащий голос Хейни, который его уговаривал хлебнуть из фляжки. Помнил обжигающий вкус льющегося в горло спиртного, слишком большое количество попадало в рот, катилось ниже, так что в конце концов он захлебнулся. А прежде чем вновь отключиться, посмотрел прямо в лицо Хейни.

И теперь к нему приближалось лицо. Но оно принадлежало не Хейни. Это было худое стареющее лицо с тонкими губами и острым подбородком. За ним маячили другие лица. Кэссиди разглядел форму дорожной полиции штата. Сосредоточился на миг на этом, а потом вернулся к худому лицу семидесятилетнего врача, склонившегося над ним.

Чей-то голос спросил:

— Как он?

— Он в порядке, — ответил доктор.

— Кости сломаны?

— Нет, все цело. — И велел Кэссиди: — Давай, поднимайся.

— Похоже, он пострадал, — заметил один полисмен.

— Он вообще не пострадал. — Доктор крепко зажмурился, как бы пытаясь прояснить зрение. Веки были покрасневшими, словно он плакал. Он взглянул на Кэссиди с каким-то ненавидящим выражением. — Ты же знаешь, что не пострадал. Давай. Вставай.

Кэссиди оторвался от камней, чувствуя головокружение и что-то вроде похмелья. Он знал, что выпил много виски из фляжки Хейни. Гадал, зачем Хейни влил в него столько виски. Гадал, где Хейни и где автобус. Ощущал боль в затылке.

Солнце сильно ударило в глаза, и он несколько раз моргнул. Потом увидел остатки автобуса и снова захлопал глазами. Увидел полицейские мотоциклы, патрульные автомобили, машины “скорой”. Толпа фермеров и сельских жителей стояла у камней и смотрела на него во все глаза. Вокруг было теперь очень тихо, и все смотрели на него.

Потом он заметил Хейни. Хейни спокойно разговаривал с несколькими полисменами. Кэссиди шагнул вперед, но ему в грудь уперлась рука. Это была рука доктора, и доктор сказал:

— Стой на месте.

— Чего вы от меня хотите?

— Ты пес. Жалкий пьяный пес.

— Пьяный? — Кэссиди прикрыл глаза рукой. А отняв руку, увидел, что доктор достает из кожаного саквояжа большой шприц.

Полисмен с сержантскими нашивками шагнул к нему и пробормотал:

— Не стоит здесь это делать.

— Я сделаю это здесь, — сказал доктор. — Возьму пробу прямо сейчас.

Он взял Кэссиди за руку, закатал рукав, с силой вогнал иглу шприца в предплечье. Кэссиди смотрел на стеклянную тубу шприца и видел, как она наполняется его кровью. Видел удовлетворение на лице доктора. Толпа приближалась. В ней были женщины, которые тихо плакали. Были дети с широко открытыми глазами, словно впервые видевшие нечто подобное.

Кэссиди хотелось выпить. Сейчас ему хотелось выпить сильней, чем когда-либо прежде. Он увидел, как тронулись “скорые”. Они двигались медленно, точно у них не было особых причин для спешки. Он смотрел, как “скорые” едут вниз по дороге. “Скорых” было много, и ни одна не включила сирену. Кэссиди очень старался не плакать.

Доктор взглянул в напряженное лицо Кэссиди и сказал:

— Давай признавайся. Раньше или позже признаешься, так вполне можешь сделать это сейчас.

Высоко подняв шприц, как бы демонстрируя его толпе, он вынул из кожаного саквояжа маленькую стеклянную пробирку, перелил туда кровь Кэссиди, заткнул пробирку пробкой и передал полицейскому сержанту.

— Вот, — сказал он. — Вещественное доказательство.

Сержант полиции опустил пробирку в карман куртки, шагнул вперед и взял Кэссиди под руку:

— Пошли, парень.

Подошел другой полисмен, сержант кивнул, и они вдвоем повели Кэссиди к патрульной машине, стоявшей на дороге возле камней. Сержант сел за руль, сделав Кэссиди знак сесть позади него. Машина поехала вниз по дороге. Кэссиди открыл рот, чтобы что-то сказать, зная, что в действительности сказать нечего, зная, что говорить бессмысленно.

Его провезли двадцать миль по дороге к маленькому кирпичному строению с большой вывеской на фасаде, извещавшей, что это местное отделение дорожной полиции штата. Сержант прошел к столу и заговорил с лейтенантом. Другой полисмен завел Кэссиди в маленькую комнату, пододвинул стул.

Кэссиди сел, ероша пальцами волосы, глядя в пол, видя черные кожаные ботинки полисменов. Ботинки сильно блестели и, судя по виду, дорого стоили. Может быть, полисмены любят дорогие ботинки и предпочитают платить за них из своего кармана, вместо того чтобы брать дешевые, которые носят другие полисмены на мотоциклах. Кэссиди велел себе сосредоточиться на ботинках, думать о ботинках. Начал думать о разбитом автобусе и умолял себя вернуться к ботинкам.

Наконец он не смог выносить молчание, поднял голову, посмотрел на полисмена и спросил:

— Что случилось? Просто скажите мне, что случилось.

Полисмен закуривал сигарету. Он был молодой и высокий, снял кепку, прямые черные волосы были аккуратно причесаны. Он долго затягивался сигаретой, потом вынул ее изо рта, посмотрел на горящий кончик.

— Ты влип в чудовищные неприятности.

— Откуда вы знаете? — Кэссиди страстно хотел оправдаться.

— Ты был пьян. Мы взяли для проверки пробирку с твоей кровью. В пробирке больше виски, чем крови.

Полисмен прошел к стоявшему у окна стулу, сел и посмотрел в окно.

— Когда я вел автобус, я не был пьян, — сказал Кэссиди.

— В самом деле? — Полисмен по-прежнему смотрел в окно.

— Я пил виски после аварии.

— В самом деле?

— До аварии я не пил ни капли. — Кэссиди встал со стула, направился к полисмену. — У меня есть свидетель.

— Правда? — Полисмен медленно повернулся и посмотрел на Кэссиди. — Какой свидетель? Здоровый толстый тип в коричневом костюме?

Кэссиди кивнул:

— Он самый.

— Он не твой свидетель, — объявил полисмен. — Он наш. Он сказал, что ты пил всю дорогу от Филадельфии. Сказал, что ты даже его напоил.

— Ох. — Голос Кэссиди превратился почти в шепот. — А другие?

— Другие? — Полисмен приподнял брови. — Других нет.

Кэссиди медленно поднял руки и сильно прижал их к груди. Полисмен наблюдал за ним, изучал его. Кэссиди позабыл о необходимости защищаться и по-прежнему прижимал к груди руки.

— Ладно. Скажите, — попросил он.

— Все мертвы.

Кэссиди повернулся, пошел назад к стулу, упал на него.

— Все, — сказал полисмен. — До единого. Мужчины, женщины, дети. Двадцать шесть человек.

Кэссиди очень низко опустил голову. Закрыл глаза руками.

— Не смогли выбраться из автобуса, — сказал полисмен. — Сгорели насмерть.

Кэссиди крепко зажмурил глаза, но веки превратились в нечто вроде экрана, на котором он видел, как это происходило. Видел, как автобус катился по склону, переворачивался и переворачивался, летя вниз на камни. Видел, как распахнулась дверца, как его с Хейни Кенриком выбросило через дверцу в мягкую траву, отбросило от автобуса к камням. Он, должно быть, летел по воздуху, кувыркаясь в траве, и приземлился среди камней, а Хейни, наверно, упал поблизости. Автобус лежал на боку, заблокировав выходы, взорвался бензобак, вспыхнуло пламя, и никто не выбрался, ни один не сумел выбраться.

— Ты понимаешь, что сделал? — тихо спросил полисмен. — Ты убил их.

— Можно мне где-нибудь лечь?

— Сиди где сидишь.

Кэссиди полез в карман пиджака, нашел сигареты. Взял в рот сигарету, полез за спичками, не нашел и сказал:

— Можно прикурить?

— Конечно. — Полисмен подошел, чиркнул спичкой, дал ей разгореться как следует, держа у Кэссиди перед глазами. — Смотри. Смотри, как горит.

Кэссиди поднес сигарету к огню, втянул дым в легкие. Полисмен стоял и держал спичку перед глазами Кэссиди, пока она не догорела.

— Не сказал бы, что это справедливо, — заметил он. — Огонь их прикончил. А для тебя зажег сигарету.

— Что за детские шутки?

— Они тяжело умерли, мистер.

— Заткнись. — Кэссиди вцепился в сиденье стула. — Если б я был виноват, разрешил бы избить себя в кашу и не возражал бы. Но это не моя вина. Говорю тебе, не моя.

— Ты мне не говори. Себе скажи. Повторяй про себя, может, поверишь.

Дверь открылась, стоявший в ней сержант подал знак. Полисмен взял Кэссиди под руку, и они вышли из маленькой комнаты в главный офис, где лейтенант беседовал с группой полисменов, людей в штатском и с Хейни Кенриком. На щеке Хейни была полоска пластыря, один рукав костюма был оторван. Кэссиди кинулся к Хейни, схватил одной рукой за горло и начал душить. Хейни завопил, полисмены сомкнулись вокруг Кэссиди. Им пришлось разжимать ему пальцы, чтобы он выпустил горло Хейни.

— Держите его, — приказал лейтенант. — Если еще шевельнется, прибейте. — Он встал, обошел вокруг стола, подошел к Кэссиди. — Может, я его сам прибью.

Кэссиди не смотрел на лейтенанта. Он сверлил глазами лицо Хейни:

— Скажи правду, Хейни.

Лейтенант ткнул пальцем в грудь Кэссиди:

— Он сказал нам правду.

— Откуда вы знаете, черт возьми?

— Ну-ка, не корчи из себя крутого.

— Я нисколько не круче вас. Ваши люди не того держат. Лучше велите им отпустить мои руки.

Лейтенант момент поколебался, потом велел полисменам отпустить Кэссиди.

— В чем вы меня обвиняете?

Лейтенант придвинулся ближе.

— В управлении общественным транспортом в состоянии алкогольного опьянения. Это раз. А еще в убийстве.

Кэссиди кивнул на Хейни:

— Что сказал этот тип?

— Я должен тебе пересказывать, что он сказал?

— Да. Подробно.

— Ну ты крутой парень, а? — Лейтенант натужно улыбнулся. — Он сказал, что сидел прямо позади тебя. Сказал, что у тебя была бутылка и ты пил за рулем всю дорогу. И ему предложил. Он тоже выпил, только большая доля досталась тебе.

— Это сплошное вранье. — Кэссиди посмотрел на Хейни. Хейни в ответ взглянул на него абсолютно бесстрастно. Кэссиди оскалился. — Расскажи им про фляжку.

Хейни правдоподобно насупился:

— Про какую фляжку?

Кэссиди сделал глубокий вдох:

— У тебя была фляжка. Я валялся без сознания на камнях, ты подошел и протянул ее мне. Влил мне в глотку полфляжки.

Лейтенант повернулся, взглянул на Хейни. Мгновение стояла тишина. Потом Хейни пожал плечами:

— Он свихнулся. Признаю, иногда я ношу с собой фляжку. Но не сегодня.

Кэссиди стиснул губы.

Лейтенант переводил взгляд с Кэссиди на Хейни.

— Вы знакомы друг с другом?

— Немного, — ответил Хейни.

— Больше, чем немного. — Кэссиди шагнул было к Хейни, но лейтенант гранитной стеной преградил дорогу.

Кэссиди уставился на Хейни горящим взором.

— Идея блестящая, — сказал он, — только она не сработает. Рано или поздно расколешься и скажешь правду.

Хейни не отвечал. Лейтенант нахмурился, обратив к Хейни вопрошающий взгляд:

— О чем это он?

— По-моему, — смиренно начал Хейни, — просто пытается защититься. Хочет, чтобы вы думали, будто я его подставил. — Хейни небрежно и снисходительно махнул рукой. — В самом деле, не стоит его винить. Будь я на его месте, точно так же старался бы. Тоже попробовал бы сплести вам хорошую сказку.

Лейтенант серьезно кивнул, вернулся к Кэссиди, криво поджал губы:

— Так уж вышло, что меня легко не купишь. — Он отвернулся, посмотрел на других полисменов, ткнул пальцем в Кэссиди и сказал: — Посадите его в камеру.

В глубине души Кэссиди содрогнулся. Он знал, что нельзя позволять запереть себя в камере, потому что после этого он окажется в зале суда, а ему было ясно, что произойдет в зале суда. Ясно, что ничего похожего на доказательства у него нет. Будет доказано, что он пьяница, что у него позорное прошлое и в прошедшие после этого годы не было ничего хорошего. Будет доказано, что автобус только в одном случае мог потерять управление и скатиться со склона холма так, как было на самом деле. Причиной без тени сомнения было алкогольное опьянение водителя. Показания главного и единственного свидетеля подтвердят это, вот и все. Вот и все.

Он сказал себе, что не даст запереть себя в камере, не собирается сидеть три, пять, семь лет, а может, и больше. Его обуяла звериная ярость, охватила звериная лихорадка, и он вдруг стал действовать, точно зверь.

Налетел на ближайшего полисмена, отшвырнув его на стол. Другого, метнувшегося к нему, остановил ударом кулака в лицо, третьего сбил с ног крепким тычком в грудь, вскочил на стол лейтенанта. Лейтенант секунду смотрел, ничего еще не понимая, а потом схватил Кэссиди за ноги. Тот пинком отбросил его руку, всем телом ударил в оконное стекло, осколки брызнули, как вода из фонтана, выпрыгнул, слыша крики позади и звук удара о землю собственного плеча.

Вскочил с земли, ноги понесли его по гравию, потом по траве, на глаза попадались стоявшие мотоциклы, патрульные автомобили, но ни одного полисмена, все полисмены еще были в здании. Кэссиди бежал к хайвею, видя на другой стороне шоссе высокую траву, а за ней густую массу деревьев. Спеша к деревьям, видел низко вдали металлический блеск Делавэра, красноватые берега Нью-Джерси, границу между водой и небом.

Он бежал очень быстро, добрался до рощи, начал петлять между деревьями. Руки неустанно мелькали в воздухе, раздвигая мешавшие ветки и прутья. Он не оглядывался, но слышал их приближение, хриплые крики лейтенанта, пытавшегося одновременно ругаться и отдавать приказания. Кэссиди умолял себя бежать быстрее, зная, что не способен прибавить скорость, говорил себе, что схватят, обязательно схватят, только идиот мог подумать, что удастся сбежать. Он все твердил себе, что его вот-вот схватят, и быстро бежал через густые заросли. Почувствовал, что земля идет под уклон, увидел приближающийся Делавэр.

Потом деревья оказались позади, склон стал мягким, песчаным, там и сям торчали камни, дальше внизу виднелись утесы. С одной стороны склон резко обрывался, и он увидел рваный край скалы. Повернул туда, полез вверх, надеясь, что край выдается подальше и с него можно будет попробовать нырнуть в Делавэр. Прополз по выступу, посмотрел вниз и увидел воду.

Вода была очень далеко внизу. Он напомнил себе, что исследовать воду нет времени. Выступ торчал где-то футах в шестидесяти над водой, плещущейся о подножие утеса. Прямо внизу вода казалась довольно глубокой, рядом с обеих сторон, где она набегала на песок, а не на утес, было вроде бы мельче. Там внизу, сообщил он себе, нечто вроде лагуны, так что, может быть, все в порядке. Времени было совсем мало, значит, лучше не думать, а прыгать.

Он смотрел вниз и чувствовал, как сперва свешивает с края утеса ноги, потом очень быстро летит в воздухе, под ним течет вода, в ушах свистит ветер. Ударился о воду, ожидая встречи с острыми камнями, думая, что вот-вот погибнет. Но кругом была только вода, глубокая, спасительно глубокая. Кэссиди вынырнул, оглядел ширь Делавэра, увидел примерно в миле Нью-Джерси, прикинул, сможет ли туда добраться, прежде чем за ним погонятся в лодках или позвонят в город, чтобы его схватили, как только выйдет на берег, и понял, что не доплывет. Оглянувшись, увидел всего в тридцати футах стену утеса, увидел в стене отверстия, очень много отверстий, некоторые довольно большие, похожие на входы в пещеры.

Это был единственный шанс. Он проплыл тридцать футов, рванулся из воды, схватился за камень, подтянулся, нашел опору для другой руки, потом для ноги, еще подтянулся, поднялся на десять футов, на двадцать, добравшись, наконец, до одной из расщелин. Она оказалась недостаточно широкой. Взглянул вверх и примерно в десяти футах над собой, посередине между рекой и вершиной утеса, заметил отверстие побольше. Полез туда по диагонали и теперь услыхал высоко над собой крики. Крики были слабыми, но Кэссиди разбирал слова. Преследователи находились на левом склоне утеса и сообщали друг другу что он должен быть где-то здесь, просто должен быть где-то здесь, разумеется не в реке, в реке его не видно. Несколько истерический голос лейтенанта приказывал не торчать на месте, а лезть вниз по склону, обыскать каждый дюйм этого чертова склона.

Кэссиди карабкался дальше. Заглянул в пещеру, рванулся и потерпел неудачу, попробовал снова, опять не достал. Всунул правую ногу в щель в скале, уперся коленом, еще раз подался вверх и теперь почувствовал под рукой край отверстия. Вцепился покрепче, подтягиваясь выше, выше, просунулся в дыру всем телом и заполз в расщелину.

Потом пополз дальше, прерывисто дыша, внезапно осознав, как много двигался, как устал. Распластался на полу пещеры и закрыл глаза. Где-то далеко слышались крики лейтенанта.

Потом он обнаружил в пещере груду крупных камней и навалил их у входа, загородив его так, чтоб снаружи, с реки, отверстие казалось совсем маленьким, куда никак не способен пролезть человек. Скорчившись за камнями, слышал голоса, доносившиеся с обеих сторон утеса. Так продолжалось примерно с час. Он знал, что обыскивать склоны скоро закончат, начнут обследовать стену утеса, и гадал, очень ли тщательно ее будут обследовать. Услыхал шум моторов с реки и выглянул из-за камней.

Полицейские моторные лодки рыскали вверх и вниз по реке. В лодках стояли полисмены и разглядывали стену утеса. Он заметил, что они не вооружились биноклями, и проникся некоторым оптимизмом. На воде было много лодок, они носились туда-сюда, описывали круги, и через какое-то время действия флота показались Кэссиди довольно глупыми. Лодки путались на пути друг у друга. Он понял, что в самом деле их одурачил.

Со стороны Нью-Джерси с шумом и брызгами летели другие лодки. Солнце сильно и жарко било в воду, Кэссиди видел сверкающие на солнце металлические пуговицы на форме полицейских, красные, потные лица стоявших в лодках полисменов. Потом поднялись крики, началась общая суета, и все лодки направились в другую сторону от стены утеса. Высунув голову из-за камней, он обнаружил, что они движутся к узкой полоске песка справа. Разглядел, как лейтенант выскакивает из лодки, показывает жестами на склон, на рощу наверху, увидел, как все полисмены карабкаются на склон, некоторые вытаскивают оружие. Они заметили кого-то на склоне или среди деревьев и погнались за ним в явной уверенности, что именно он им и нужен. Лодка за лодкой причаливали к песку, полисмены выпрыгивали и лезли вверх по склону. Через какое-то время спустились, и на песке началось совещание. Совещание казалось довольно горячим, и Кэссиди слышал упорные оправдания лейтенанта перед громкими обвинениями со стороны крупного мужчины в соломенной шляпе и рыжевато-коричневом костюме. Видимо, крупный мужчина руководил всей операцией. Он всплеснул руками, потом пошел прочь, потом вернулся, сказал что-то громким голосом и снова ушел. Так продолжалось и продолжалось. Кэссиди заметил протянувшиеся вдоль реки тени и понял, что солнце садится.

А через несколько минут увидел, что полицейские уплывают в своих лодках. Одни лодки направились назад, в Нью-Джерси, другие мрачным и безутешным парадом двигались вниз по реке, куда-то в ближайший док, откуда пришли. Лодки постепенно исчезали в сумерках, потом тень накрыла все. Кэссиди посмотрел на темневшую реку и уполз в глубину пещеры.

Одежда была еще мокрой, но неудобств эта сырость не доставляла, ему было тепло, в пещеру шел сухой воздух, согревая и погружая в дремоту. Он растянулся на полу пещеры, положил голову на согнутую в локте руку и начал засыпать. Уже почти совсем заснул, как приятный туман прорезала одна мысль. Он поднял голову и посмотрел на часы. Несмотря на купание в Делавэре, часы еще шли. На светящемся циферблате было десять минут девятого.

Когда Кэссиди открыл глаза, часы показывали двадцать минут первого. Он оглянулся на отверстие пещеры. Там не было ничего, кроме тьмы. Он подполз к отверстию, взглянул вниз, на поблескивающую черную воду, взглянул вверх, на луну, и сказал себе, что пора идти.

И призадумался, куда идти. Казалось логичным убраться отсюда как можно дальше. Он принялся мыслить в масштабах больших расстояний. Автоматически разработал идею добраться до какого-нибудь порта, пролезть на корабль, уехать в другую страну. Идея почему-то не привлекала, и Кэссиди возмутился соображениями, толкнувшими его на эту мысль. У него нет желания покидать эту страну. Здесь он начал что-то строить, хотел продолжить строительство, хотел укрепить и упрочить фундамент, заложенный вместе с Дорис. Он должен вернуться к Дорис. Должен рассказать ей правду о катастрофе с автобусом.

Подобравшись к отверстию пещеры, увидел, что стена утеса залита лунным светом, поблескивающим на острых камнях. С одной стороны, слева, заметил выступы вроде ступенек, которые, кажется, шли до самого верха. Потоптался на краю, тщательно выбирая дорогу, шагнул на ближайший выступ, подтянулся к другому, дальше дело пошло сравнительно легко. Он поднялся по каменной лестнице на вершину утеса, оттуда начал спускаться по склону, вошел в рощу, вышел через нее к хайвею.

Одежда оставалась сырой, а ночной бриз теперь был прохладным. Стоя на обочине хайвея, Кэссиди дрожал от холода. Фары машин пронизывали тьму по всему шоссе, и он нырнул обратно в рощу, зная, что здесь никому нельзя попадаться на глаза в униформе водителя автобуса. Остановился подальше в чаще, глядя на машины, со свистом летящие по хайвею. За эти несколько минут проехало множество легковых и лишь несколько грузовиков. Наконец он сообразил, что не стоит надолго задерживаться в этом районе, и пошел через рощу параллельно шоссе по направлению к Филадельфии. Кэссиди хорошо знал дорогу, и, по его прикидке, до Филадельфии было около тридцати миль.

Он шел час, отдохнул, снова пошел и прошагал еще час. Теперь почти все легковушки исчезли с хайвея, царствовали большие грузовики, которые всю ночь курсировали в Филадельфию и обратно. Большие грузовики быстро неслись по дороге, одиноко светя фарами в темноте. Он жадно проводил глазами один грузовик, проехавший мимо и быстро его обогнавший. Потом грузовик повернул на дороге и мотор его зазвучал по-другому. Похоже, он замедлял ход. Кэссиди увидел за поворотом сияние света и живо вспомнил круглосуточную стоянку, где водители грузовиков останавливались перекусить и хлебнуть кофе.

Вместе со светом с дорожной стоянки до него долетели звуки музыкального автомата, и он перебежал дорогу, очутившись в высокой траве на другой стороне. Через минуту увидел закусочную и стоявшие широким полукругом на гравии грузовики. Кэссиди пробирался в высокой траве, рассматривая грузовики, приближаясь к ним, наконец приметил трейлер, который принадлежал грузовой компании, расположенной рядом с портовым районом Филадельфии. Задняя дверца была открыта. Он быстро прошмыгнул по гравию и залез в трейлер.

Грузовик вез помидоры, салат и перец. Понятно, не бог весть какая еда, но все-таки можно наполнить пустой желудок. Он уселся в темном трейлере и поел овощей. Через несколько минут услыхал, как шофер сел за руль. Грузовик тронулся по хайвею.

В Филадельфии грузовик свернул с Брод-стрит, направился на восток к Пятой улице, проехал по ней до Арч, потом по Арч на восток к Третьей. На Третьей остановился на красный сигнал светофора, и Кэссиди вылез, спрыгнул на землю, перебежал дорогу. Он чувствовал себя отдохнувшим и более или менее уверенным. Он думал о Дорис, теперь она была рядом и становилась все ближе, приближаясь с каждой секундой.

Кэссиди быстро прошел по Док-стрит, вниз по переулку, и увидел свет в окне ее комнаты. Подошел, тихо стукнул в окно.

Гостиная была пуста. Дорис, должно быть, на кухне. Он опять постучал. И не дождался ответа.

Он услышал в ответ не просто тишину, нечто большее. Это был некий символ, уведомление, пришедшее неизвестно откуда, из неведомой области, которая существует вне времени. Оно было абсолютно отрицательным, мрачным, пессимистичным, сообщая ему, что, несмотря на любые шаги, на любые попытки, он просто-напросто ничего не добьется. Острая опустошающая боль безнадежности была почти ощутимой, как внутреннее кровотечение. Он знал, Дорис сейчас в “Заведении Ланди”. У нее свидание с дружком — с виски.