При виде внушительной груды грязного белья Кейт Финнеган застонала. Простыни, скатерти, салфетки, блузки, кружевные ночные сорочки, камисоли, нижние юбки. Чтобы все это втиснулось в корзину, понадобится не меньше сноровки, чем у грузчиков на причале. А потом еще тащиться с корзиной домой и следить, как бы не соскользнула с плеча.
– Лилли, скажи своей миссус, что за такую пропасть белья я возьму с нее вдвойне! – крикнула Кейт из чулана в доме миссис Бранстон.
В дверь просунулась рыжая голова Лилли, служанки миссис Бранстон, долговязой ирландской девицы.
– Я-то ей скажу, миссис Финнеган, а уж там как повезет. Вы ж ее знаете. За фартинг удавится. Чайку на дорожку не хотите?
– Я бы не прочь, да только не хочу тебе хлопот доставлять.
– Какие хлопоты! – весело воскликнула Лилли. – Миссус поперлась на Оксфорд-стрит. Будет шляться по магазинам до скончания века.
– Тогда, милая, ставь чайник.
Затолкав все белье в корзину, Кейт уселась возле кухонного стола. Лилли заварила чай и выставила блюдо с печеньем. За разговорами не заметили, как осушили весь чайник. Кейт рассказывала о детях, Лилли – о своем ухажере по имени Мэтт, работающем в коммерческих доках.
– Вы часто видитесь? – спросила Кейт. – А то ты целыми днями здесь. Он – на другом берегу.
– Теперь часто, миссис Финнеган. После всех этих убийств он ходит за мной как тень. Провожает утром, по пути на работу. Вечером встречает. По правде говоря, я ужасно рада. Прежде любила погулять в темноте. Теперь как отшибло.
– Понятное дело. Я вот думала, женщины таких занятий перепугаются и носу впотьмах не высунут. Ан нет. Пэдди говорит, они ему и сейчас попадаются поздним вечером.
– Они ж другого не умеют. Если перестанут ловить клиентов, с голода помрут.
– Отец Диган обещал в воскресной проповеди поговорить о корнях этих убийств. Плата за грех есть смерть и все такое. Ему виднее, какие проповеди говорить. Священник все-таки. Но мне жалко этих женщин. Я их тоже иногда вижу. Кричат, бранятся. Пьяные все и… поломанные. Не думаю, что они сами такую жизнь себе выбирали. Кого джин сгубил, кого разные тяготы.
– Вы бы слышали, как миссис Бранстон их честит! – сердито подхватила Лилли. – Убитых называет не иначе как прислужницами Сатаны. Говорит, сами заработали, за свое ремесло. Ей-то что? Живет в тепле, денежки чуть ли не из задницы выковыривает. – Лилли хлебнула чая и немного успокоилась. – Сколько этой миссус кости не полощи, другой все равно не станет. Бабка моя так говорила: «Мораль для тех, кому она по карману». А вообще-то, миссис Финнеган, меня не так убийства волнуют, как настроения у парней на причалах и складах.
– А то я не знаю!
– Они правильно требуют. Я с ними согласна. Но если дойдет до забастовки… один Бог знает, когда мы с Мэттом сможем пожениться, – с тревогой призналась Лилли. – Только на следующий год.
– Не волнуйся, дорогуша. Думаю, вы поженитесь скорее, – сказала Кейт, коснувшись руки подруги. – А если и подождать придется подольше, твой Мэтт – хороший парень. Он тебя любит и все понимает.
Кейт старалась успокоить Лилли, однако у самой на душе было неспокойно. Угроза забастовки делалась все реальнее. Пэдди не сомневался, что забастовка обязательно начнется, и весь вопрос – когда. На прошлой неделе Кейт взяла листок бумаги, карандаш и попыталась высчитать, сколько они продержатся, если Пэдди уволят. Несколько дней. В лучшем случае неделю.
За свой труд грузчика Пэдди получал около двадцати шести шиллингов в неделю, работая по шестьдесят часов, а иногда и больше. Когда приходили крупные партии товара, заработки возрастали. Но бывали и дни затишья, уменьшавшие сумму недельного жалованья. Еще три шиллинга Пэдди приносили дежурства в качестве ночного сторожа или тарирование чая. Он переворачивал ящики и сгребал чайные листья в кучи, готовя работу для сортировщиков. Итого – двадцать девять шиллингов. Два из них он оставлял себе на пиво, табак и газеты. Еще шиллинг – отчисление на союз. Остальные отдавал Кейт, в чью задачу входило растягивать их на расстояние, превышавшее длину Майл-Энд-роуд.
К деньгам мужа Кейт добавляла свои, полученные за стирку. После расходов на мыло и крахмал у нее оставалось четыре шиллинга. Родди платил ей за жилье и стол пять шиллингов в неделю. Около одиннадцати шиллингов приносил домой Чарли, около семи – Фиона. Старшие дети получали больше, но Чарли оставлял себе на пиво и шейные платки, а Фиона откладывала на магазин. Получалось пятнадцать шиллингов. Суммарные доходы семьи Финнеган равнялись двум фунтам десяти шиллингам в неделю плюс-минус шиллинг.
За жилье приходилось отдавать восемнадцать шиллингов. Дом стоил очень дорого. Многие семьи снимали только один этаж, платя от восьми до десяти шиллингов. Однако дом был теплым, сухим и без клопов. Жизнь скопом Кейт считала ложной экономией: что сбережешь на арендной плате, потом отдашь на врачей и вычеты за пропущенные дни. Уголь стоил им шиллинг в неделю. К зиме придется отдавать два. Масло для ламп – еще шесть пенсов.
После этих вычетов у Кейт оставался фунт и девять шиллингов. Все это она могла бы потратить на еду, хотя и таких денег не хватило бы на достойный стол. Кейт ограничивала себя двадцатью шиллингами в неделю на покупку мяса, рыбы, картошки, фруктов и овощей, муки, хлеба, крупы, нутряного сала, молока, яиц, чая, сахара, масла, джема и патоки. Из всего перечисленного она умудрялась трижды в день готовить еду на шестерых (маленькая Айлин не в счет). За похоронную страховку отдавали шиллинг в неделю. Еще один – на случай, когда чья-то одежда или обувь прохудится и потребует починки. Два шиллинга Кейт откладывала на «последствия забастовки», начав пару месяцев назад. В этом она не делала себе никаких послаблений. Монеты добавлялись регулярно, даже если ей приходилось изымать их из денег на еду. Оставшиеся деньги – что-то около четырех шиллингов – уходили на оплату врача, сапожную ваксу, сухари, леденцы для горла, спички, иголки и нитки, воротнички, мыло, травяную настойку, марки и мазь для рук. После всех расходов в семейной копилке оставалось лишь несколько пенсов.
Их нынешний уровень жизни был результатом усердного, самоотверженного труда Пэдди и Кейт. Пэдди имел постоянную работу и, таким образом, занимал привилегированное место среди грузчиков. А когда они только поженились, он перебивался случайными заработками. Каждый день поднимался затемно и шел на берег в расчете, что где-то понадобятся рабочие руки. Распорядитель отбирал самых сильных, платя по три пенса в час. Когда подросшие Фиона и Чарли тоже начали работать, их деньги заметно облегчили положение семьи. Семья Финнеган относилась к числу бедных, но они были уважаемыми бедняками, имеющими работу, а это значило очень много. Кейт не закладывала вещи, чтобы купить еды. Ее дети ходили опрятными, в чистой одежде и в целой обуви.
Постоянная борьба за сведение концов с концами иногда выматывала Кейт. Однако судьба не оставляла им выбора: или так, или… полная нищета. Для Кейт это было немыслимо. Жизнь превращалась в кошмар. Нечем платить за жилье? Домовладелец вышвырнет твою семью на улицу вместе с пожитками. А дальше – убогая комнатенка в меблирашке, где вся семья быстро подцепит вшей. Прозябание, когда одежда превращается в лохмотья, когда твой муж целыми днями пропадает в пабах, потому что ему невыносимо смотреть на тощих, оголодавших детей. На своей улице Кейт видела такое не раз, когда глава семьи терял работу или заболевал. У тех семей, как и у ее собственной, не было сбережений, кроме нескольких монет в жестяной коробке. Бедность всегда виделась ей пропастью, в которую гораздо легче скатиться, чем выкарабкаться из нее. Кейт старалась, чтобы их семья находилась как можно дальше от пропасти. Забастовка угрожала толкнуть их к самому краю.
– А я знаю, как мы поступим, миссис Финнеган, – захихикала Лилли. – Я в газетах читала: за поимку Уайтчепельского Убийцы объявлена награда. Сто фунтов. Это же куча денег! Вот мы с вами его и поймаем.
Кейт тоже засмеялась:
– Еще бы, Лилли! А какая парочка получится из нас! Темной ночью пойдем в самый глухой переулок. Я возьму метлу, ты – молочную бутылку. И не знаешь, у кого сильнее поджилки трясутся.
Они поговорили еще немного, потом Кейт допила чай, поблагодарила подругу и сказала, что ей пора. Лилли открыла кухонную дверь. Чтобы выбраться на улицу, Кейт требовалось завернуть за угол, выйти через боковые ворота в узкий проход, тянувшийся вдоль дома. Она вечно задевала костяшками пальцев за кирпичную стену. Проще было бы выйти через парадную дверь. Но вдруг кто из соседей увидит и скажет миссис Бранстон? Улица считалась приличной; в здешних домах жили люди среднего класса, и прислуга не смела входить и выходить через парадную дверь.
– Пока, миссис Финнеган.
– Пока, Лилли. Дверь запереть не забудь.
Громадная корзина с бельем заглушала голос Кейт и делала ее похожей на диковинное существо.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления