Онлайн чтение книги Черная гора
Глава восьмая

Дома в Риеке сложены из нетесаного камня: обломки скальной породы скатили вниз, в долину, уложили друг на друга впритирку, а сверху прямоугольник стен увенчали соломенной кровлей, вот и все. И было это примерно в то же время, когда Колумб поплыл через Атлантический океан искать короткого пути в Индию.

Единственная улица утопала в грязи глубиной в целый фут, не просохшей после апрельских дождей. Правда, с одной стороны улицу замостили камнем. Когда мы шли по ней друг за другом, у меня сложилось впечатление, что местные жители нам не особенно рады. Впереди маячили какие-то фигуры, несколько детей носились по низкой каменной стене, вдалеке шла женщина с метлой, но все они исчезали при нашем приближении. Даже в окна никто не выглядывал.

– Мы что, чумные? – спросил я Вульфа.

Он остановился и обернулся:

– Нет. Это они чумные. У них высосали все жизненные силы. Пф.

И он зашагал вперед. Пройдя центр деревни, он сошел с мостовой и повернул направо через пролом в каменной стене. За ней находился дом, побольше и повыше остальных. Арочный вход украшала по бокам красивая резьба. Вульф поднял руку, чтобы постучать, но дверь неожиданно распахнулась, и на пороге появился человек.

– Вы Джордж Билич? – спросил Вульф.

– Да, это я, – изрек густой бас. – А вы кто?

– Это не столь уж важно, но вам я могу сказать. Меня зовут Тоне Стара, а это мой сын Алекс. Вы сдаете напрокат машину, а нам нужно добраться до Подгорицы. Мы заплатим, сколько надо.

Глаза Билича сузились:

– Я не знаю такого места – Подгорица.

– Вы тут называете его Титоград. Не могу сказать, что доволен этим переименованием. Мы с сыном хотим выразить властям наше сочувствие и предоставить в их распоряжение некоторые средства. От вас требуется услуга, за которую мы хорошо заплатим. Из уважения к вам я согласен назвать город Титоградом.

– Откуда вы и как сюда попали?

– Это наше дело. Вам достаточно знать, что мы заплатим две тысячи динаров – или шесть долларов, если вас это больше устроит, – за пробег в двадцать три километра.

Узкие глаза Билича сузились еще сильнее.

– Мне не нравятся американские доллары и не нравится ваше предложение. Откуда вы узнали, что я сдаю машину напрокат?

– Это известно всем. Вы это отрицаете?

– Нет, но она не в порядке. Что-то мотор барахлит.

– Мой сын может ее починить. Он хорошо разбирается в машинах.

Билич покачал головой:

– Я не могу на это согласиться. Вдруг он ее окончательно доломает?

– Я вас понимаю. – Вульф был предельно доброжелателен. – Вы нас не знаете. Но у вас есть телефон. Пригласите нас в дом и позвоните в Белград. Звонок мы оплатим. Позвоните в Министерство внутренних дел и попросите соединить вас с комнатой девятнадцать. А когда соединят, спросите, стоит ли сотрудничать с человеком, который называет себя Тоне Стара. И опишите мои приметы. Только не мешкайте. Мне надоело стоять под дверью.

Это был блеф, но не такой уж бессмысленный, как может показаться. Телезио заверил Вульфа, что Билич не станет рисковать, оскорбляя незнакомца, который, возможно, связан с тайной полицией, или привлекать к себе внимание белградского начальства глупым звонком. И блеф не просто сработал – он произвел эффект, на мой взгляд совершенно несоразмерный словам Вульфа. Билич неожиданно побледнел, будто разом потерял половину крови. Одновременно он пытался улыбаться, и все вместе выглядело весьма неприятно.

– Прошу прощения, господин, – сказал он совсем другим тоном, отступая назад и кланяясь. – Я уверен, вы понимаете, что осторожность необходима. Входите, садитесь и давайте выпьем вина.

– У нас нет времени. – Вульф говорил отрывисто. – Вы должны сразу позвонить.

– Это будет смешно. – Билич изо всех сил старался улыбнуться. – В конце концов, вы же просто хотите, чтобы вас отвезли в Титоград. Что тут такого? Вы не желаете войти?

– Нет. Мы спешим.

– Очень хорошо. Уверяю вас, я знаю, что такое спешка. – Он обернулся и крикнул: – Жубе!

С таким же успехом он мог произнести имя шепотом, поскольку Жубе, очевидно, прятался не далее чем в десяти футах. Он вышел из-за занавески, закрывавшей арку, – высокий и костлявый юнец, лет восемнадцати, в голубой рубашке с открытым воротом и линялых джинсах.

– У моего сына каникулы, – пояснил Билич. – Завтра он возвращается в университет, чтобы и дальше изучать, как может участвовать в совершенствовании Социалистического союза трудового народа Югославии под руководством нашего великого и любимого президента. Жубе, это господин Тоне Стара и его сын Алекс. Они хотят, чтобы их отвезли в Титоград, и ты…

– Я слышал, о чем вы говорили. Мне кажется, ты должен позвонить в Белград, в министерство.

Жубе мне сразу не понравился. Даже не понимая языка, я уловил злобный тон и разобрал слова «министерство» и «Белград», а потому догадался, о чем речь. Вся надежда была на отцовский авторитет. К счастью, папаша не допустил ослушания:

– Возможно, настанет день, сын мой, когда ты будешь поступать по-своему. А пока я думаю, что следует отвезти этих господ в Титоград. И поскольку я занят, это сделаешь ты. Если у тебя есть другие соображения, мы обсудим их позже, а пока я поручаю тебе отвести в Титоград господина Стара и его сына. Согласен ли ты выполнить мое поручение?

Их взгляды скрестились, как клинки, и отец победил. Жубе потупился и пробормотал:

– Да.

– Так не разговаривают с отцом.

– Да, отец.

– Хорошо. Пойди и заведи машину.

Парень вышел. Я вынул югославскую валюту. Билич объяснил, что выехать из деревни можно только по дороге, которая проходит позади его дома. По улице не проедешь из-за непролазной грязи.

Он провел нас через дом к задней двери. Если у него имелись другие члены семьи, кроме Жубе, они остались вне нашего поля зрения. За домом был разбит красивый газон с цветочными клумбами. Узкая дорожка привела нас к каменному строению. Из ворот выехал автомобиль, за рулем которого сидел Жубе.

Я застыл в изумлении. Это был «форд»-седан выпуска 1953 года. Потом я вспомнил, чт́о рассказывал мне Вульф про Югославию: США выделили ей через Всемирный банк заем в размере около пятидесяти восьми миллионов зеленых. Как американского налогоплательщика, меня заинтересовало, каким образом Биличу удалось заиметь такое авто, но я решил отложить этот вопрос на потом.

Когда мы сели в машину, Вульф попросил Билича сообщить сыну, что за поездку будет заплачено две тысячи динаров.

Дорога на Титоград, которая шла через долину и вверх по течению реки Морача, была ровной почти на всем протяжении. Однако у нас ушло больше часа, чтобы покрыть двадцать три километра, то есть четырнадцать миль. Главным образом – из-за грязи.

Сначала я уселся с Вульфом на заднее сиденье, но после того как машина ухнула в парочку вымоин, передвинулся вперед к Жубе.

На ровных участках пути Вульф рассказывал о Титограде, но, учитывая, что Жубе мог изучать английский в университете, патрону приходилось изображать Тоне Стара, который беседует с сыном, родившимся в Америке.

Когда-то Подгорица являлась торговой столицей Черногории. В тысяча девятьсот пятидесятом году город переименовали в Титоград. Население его насчитывало около двенадцати тысяч человек. Через Морачу был перекинут прекрасный турецкий мост. Приток ее отделял старую, турецкую, часть города, которую тридцать лет назад заселили албанцы, возможно живущие там и ныне, от новой, черногорской, возведенной во второй половине девятнадцатого века.

Глядя на профиль Жубе, я силился понять, знает ли он английский лучше, чем я сербохорватский, но не мог прийти ни к какому выводу.

Торговая столица Черногории явно пребывала в упадке. Я не ожидал, что городок с двенадцатитысячным населением представляет собой одно из чудес света, да и Вульф предупреждал меня, что при коммунистах Черногория захирела. Но с другой стороны, они же сами переименовали Подгорицу в Титоград, а разве Тито не был первым лицом государства?

Поэтому я чувствовал себя обманутым, когда нас болтало из стороны в сторону и подбрасывало на ухабах между двумя рядами старых двухэтажных домов, чью серость не разбавляли даже соломенные крыши. Я решил, что если когда-нибудь стану диктатором, то, прежде чем назвать какой-нибудь населенный пункт Гудвинградом, сначала велю привести его в порядок, расширить улицы и покрасить дома.

И только я принял это похвальное решение, как машина подкатила к тротуару и остановилась у каменного здания, на вид побольше и почище тех, мимо которых мы проезжали.

Вульф что-то сказал сквозь зубы. Жубе повернулся к нему и произнес небольшую речь. Хотя слова воспринимались мной как шум, тон и выражение лиц мне не понравились. Я сунул руку в куртку, нащупывая спусковой крючок «марли».

– Не волнуйся, Алекс, – успокоил меня Вульф. – Я просил его подвезти нас к северной части площади, но он рассудил иначе. Он утверждает, что все приезжающие должны предъявить бумаги для проверки, поэтому он привез нас сюда – в местное управление национальной полиции. Возьмешь рюкзаки?

Он открыл дверь и вылез. Поскольку единственными бумагами, которые у нас имелись, были доллары и динары, у меня возникло подозрение, что состояние ног отразилось на его центральной нервной системе и парализовало мозги.

Но я был бессилен. Я даже не мог остановить прохожего и спросить дорогу до ближайшей психбольницы. Никогда в жизни не чувствовал себя таким глупым и никчемным, как сейчас, когда с рюкзаком на каждом плече двигался за Жубе и Вульфом к входу в каменное здание.

Войдя внутрь, Жубе повел нас по грязному и темному коридору. Мы поднялись на следующий этаж и вошли в комнату, где два человека сидели на стульях за конторкой. Они приветствовали его, назвав по имени, но без особой радости.

– Вот двое приезжих, – объявил Жубе, – которые хотят предъявить документы. Я только что привез их из Риеки. Не знаю, как они туда попали. Толстяк говорит, что его зовут Тоне Стара, а другой – его сын Алекс.

– В некотором смысле, – возразил Вульф, – это заявление не соответствует действительности. Мы не хотим предъявить документы, и на то имеется причина. У нас их нет.

– Ага! – обрадовался Жубе.

– Самые обычные документы, ничего особенного. Вы же не можете жить без документов, – рассудительно заметил один из мужчин.

– У нас их нет.

– Не верю. Тогда где они?

– Это дело не для мелких служащих, – заявил Жубе. – Доложите Госпо Стритару. Я отведу их к нему.

То ли им не понравилось, что Жубе обозвал их мелкими служащими, то ли не по годам наглый юнец им вообще не нравился, а может, свою роль сыграло и то и другое. Только они злобно на него посмотрели, что-то проворчали, и один из них исчез за внутренней дверью, прикрыв ее за собой. Вскоре он вынырнул снова и придержал открытую дверь. У меня не создалось впечатления, что Жубе тоже приглашали, но он все-таки вошел вслед за нами.

Эта комната была больше, но выглядела такой же мрачной и грязной. Создавалось впечатление, что высокое узкое окно не мыли с тех пор, как четыре года назад Подгорица стала Титоградом. Один из двух больших столов пустовал, за другим сидел широкоплечий нестриженый детина с впалыми щеками. Он о чем-то совещался с личностью, устроившейся на стуле у края стола, – помоложе и пострашней, с плоским носом и лбом, скошенным прямо над бровями под острым углом. Бросив быстрый взгляд на меня и Вульфа, детина уставился на Жубе без малейших признаков сердечности.

– Где ты их взял? – спросил он.

– Они появились в доме моего отца неизвестно откуда и попросили, чтобы их отвезли в Подгорицу. Толстяк так и сказал – Подгорица. И добавил, что заплатит две тысячи динаров или шесть американских долларов. Он знал, что у нас есть машина и телефон. Когда ему отказали, он предложил отцу позвонить в Министерство внутренних дел, в девятнадцатую комнату, и спросить, должен ли он сотрудничать с человеком по имени Тоне Стара. Отец решил, что звонить не обязательно, и приказал мне отвезти их в Титоград. По дороге они разговаривали на иностранном языке, которого я не знаю, думаю на английском. Толстяк просил отвезти их к северному концу площади, но я привез их сюда и теперь вижу, что был прав. Они утверждают, что у них нет документов. Интересно будет послушать их объяснения.

Жубе подвинул стул и сел. Детина посмотрел на него:

– Я что, предлагал тебе сесть?

– Нет, не предлагали.

– Ну так вставай. Вставай, я сказал. Вот так-то лучше, мой мальчик. Ты учишься в Загребском университете и даже был три дня в Белграде, но я что-то не слышал, чтобы тебе присвоили звание народного героя. Ты правильно поступил, приведя сюда этих людей, и я поздравляю тебя от имени нашей Народной Республики, но если ты будешь вести себя не так, как положено человеку твоего возраста и положения, тебе перережут глотку. А теперь возвращайся домой и подумай хорошенько над своим поведением. Да не забудь передать от меня привет твоему уважаемому отцу.

– Вы несправедливы, Госпо Стритар. Лучше я останусь и послушаю.

– Убирайся!

С минуту я думал, что мальчик заупрямится. Он, похоже, и сам так думал, но в конце концов сдался, повернулся и вышел. Когда дверь за ним закрылась, субъект, сидевший у края стола, поднялся, явно собираясь уйти, но Стритар что-то ему сказал, и он подошел к другому стулу и сел. Вульф уселся у конца стола, а я занял стул, который освободил Жубе.

Стритар посмотрел на Вульфа, потом перевел взгляд на меня и снова уставился на моего патрона.

– Что это за разговоры про отсутствие документов? – спросил он.

– Это не разговоры, – сказал Вульф. – Это факт. У нас их нет.

– Где же они? Что за дела? Кто украл их?

– Никто. У нас нет документов. Я думаю, наша история покажется вам необычной.

– Она уже кажется мне необычной. Лучше вам все рассказать.

– Я так и собираюсь сделать, господин Стритар. Меня зовут Тоне Стара. Я родился в Галичнике и с шестнадцати лет, следуя обычаю, начал уезжать в разные места на заработки. Семь лет я возвращался в Галичник в июле, но на восьмой год не вернулся, потому что женился в чужой стране. Жена родила мне сына и умерла, но я все равно не возвратился. Я бросил отцовское ремесло, занялся другими делами и преуспел. Мой сын Алекс вырос, начал мне помогать, и мы преуспели еще больше. Я думал, что порвал все связи с родиной, все забыл, но когда шесть лет назад Югославию исключили из Коминформа[18] Коминформ (Информационное бюро коммунистических и рабочих партий) – международная коммунистическая организация, существовавшая с 1947 по 1956 год. Она включала компартии СССР, Болгарии, Венгрии, Польши, Румынии, Чехословакии, Югославии, Франции, Италии и Албанскую партию труда. После разрыва отношений между Тито и Сталиным югославскую компартию исключили оттуда, а штаб-квартиру организации перенесли из Белграда в Бухарест. – Ред ., у меня вновь появился к ней интерес. И у моего сына тоже. И мы всё пристальней следили за развитием событий. В прошлом июле, после того как Югославия порвала отношения с Советским Союзом и маршал Тито сделал свое знаменитое заявление, мое любопытство достигло предела. Я пытался спорить, не столько с другими, сколько с собой. Я старался собрать побольше информации, чтобы понять, кто прав, кто виноват и каковы истинные интересы и благосостояние моего народа. – Он кивнул на меня. – Мой сын, как и я, очень этим заинтересовался. И в конце концов мы решили, что нельзя судить на таком большом расстоянии. Мы не располагали достаточными сведениями и не могли проверить, соответствуют ли они действительности. Я решил приехать, чтобы разобраться во всем на месте. Сначала я думал ехать один, потому что мой сын не знает языка, но он настаивал на том, чтобы сопровождать меня, и я согласился. Естественно, возникли трудности. Мы не могли получить визы для въезда в Албанию или Югославию, поэтому нам пришлось плыть на корабле до Неаполя, а потом лететь в Бари. Оставив багаж, а с ним и документы в Бари, мы договорились через агента, которого мне рекомендовали, чтобы нас переправили на албанский берег. Причалив ночью в окрестностях Дрина, мы прошли пешком через албанскую территорию в Галичник, но уже через несколько часов поняли, что там ничего не узнаешь, и вернулись назад в Албанию.

– В каком месте вы перешли границу? – спросил Стритар.

Вульф покачал головой:

– Я не хочу причинять неприятности людям, которые нам помогли. Я склонялся к мысли, что русское руководство – это лучшая надежда для моего народа. Но теперь, после нескольких дней, проведенных в Албании, я в этом не уверен. Люди не хотели говорить с иностранцами, но я видел достаточно, чтобы у меня возникло убеждение: лучшей доли народ может добиться только под руководством товарища Тито. Правда, до меня дошли слухи, что кое-кто связывает свои надежды не с русскими и не с маршалом Тито, а с неким выступающим против них подпольным движением. В итоге я вконец запутался и стал понимать еще меньше, чем когда уезжал с моей новой родины на поиски правды. Все это время, как вы понимаете, мы с сыном были на нелегальном положении, потому что у нас нет документов. Естественно, я намеревался посетить Югославию и теперь хочу узнать как можно больше о движении, которое, как мне сказали, называет себя Духом Черной горы. Я полагаю, вы слышали о нем?

Стритар ухмыльнулся:

– О да, я о нем слышал.

– Я знаю, что нередко его именуют просто Духом. Никто не хотел назвать мне имена руководителей, но по некоторым намекам я понял, что один из них находится в окрестностях Черной горы, что довольно логично. Поэтому мы двинулись с севера через горы, перешли югославскую границу и, следуя по течению реки, добрались до Риеки, но там поняли, что нет смысла идти в Цетине, пока у нас не будет дополнительной информации. В детстве я был однажды в Подгорице – навещал товарища по имени Грудо Балар. – Вульф резко повернулся и посмотрел на человека с плоским носом и скошенным лбом, сидевшего у стены. – Когда мы вошли, я обратил внимание, что вы на него похожи, и подумал, что, может быть, вы его сын. Скажите, пожалуйста, ваша фамилия не Балар?

– Нет, – ответил плосконосый низким еле слышным голосом. – Меня зовут Петер Зов, если это вас интересует.

– Вовсе нет, раз вы не Балар. – Вульф обернулся к Стритару: – Так вот, мы решили добраться до Подгорицы – я, наверное, научусь называть ее Титоградом, если мы останемся в этой стране, – во-первых, чтобы попробовать отыскать моего старого друга, а во-вторых, посмотреть, как здесь идут дела. Мне сказали, что у Джорджа Билича из Риеки есть машина и телефон, а мы порядком сбили ноги, поэтому обратились к нему и предложили две тысячи динаров за то, чтобы он довез нас до города. Вы спросите, почему, когда Билич отказал нам, я предложил ему позвонить в Министерство внутренних дел в Белграде? Это всего лишь ход, признаюсь не очень тонкий, который я использовал раз или два в Албании, чтобы оценить обстановку. Если бы Билич позвонил, это бы значительно расширило мои познания в данной области.

– Если бы он позвонил, – сказал Стритар, – вы бы сейчас сидели в тюрьме и кто-нибудь из Белграда ехал сюда, чтобы разобраться с вами.

– Все к лучшему. Это говорит мне о многом.

– Может быть, и больше, чем вы хотите знать. Вы посоветовали Биличу обратиться в девятнадцатую комнату. Почему?

– Чтобы произвести впечатление.

– Если вы только что приехали в Югославию, как можете знать про нее?

– Ее несколько раз упоминали, когда мы были в Албании.

– В каком качестве?

– Как логово зверей, возглавляющих тайную полицию, а следовательно, средоточие власти. – Вульф поднял руку. – Разрешите мне закончить. Я попросил Жубе Билича отвезти нас к северной части площади, но когда он привез нас сюда, я подумал, что так будет даже удачнее. Вы бы все равно о нас узнали, от него или от кого-нибудь другого, поэтому лучше было увидеть вас и рассказать все самим.

– Еще лучше было бы сказать мне правду.

– Я сказал вам правду.

– Так-так. Почему вы предлагали Биличу американские доллары?

– Потому что они у нас есть.

– Сколько?

– Больше тысячи.

– Где вы их взяли?

– В Соединенных Штатах. Это удивительная страна, где можно делать деньги. И мы с сыном воспользовались этим сполна. Но там не знают, на кого ставить, и слишком много слов говорится впустую. Поэтому мы приехали, чтобы разобраться во всем на месте. В чьих руках лучше сосредоточить власть в Югославии: русских, Тито или Духа Черной горы?

Стритар вздернул подбородок и сощурился:

– Все это очень интересно и чрезвычайно глупо. Мне сейчас пришло в голову, что из тех миллионов, которые были выделены Югославии Соединенными Штатами через Всемирный банк, до Черногории дошел только один, предназначенный для постройки плотины и электростанции в трех километрах от Титограда. Если Всемирный банк заинтересовало, истрачены ли деньги по назначению, разве не мог он прислать вас, чтобы это проверить?

– Мог, – согласился Вульф. – Но только не меня. Мы с сыном не обладаем нужной квалификацией.

– Вы не можете рассчитывать, – заявил Стритар, – что я поверю в вашу невероятную историю. Признаться, я вообще не понимаю, на что вы рассчитываете. Вам должно быть известно, что человек без документов подлежит аресту и тщательной проверке, которая вам явно не понравится. Вы можете быть агентами русских. Или, как я уже сказал, эмиссарами Всемирного банка. Или иностранными шпионами бог знает откуда. Или американскими друзьями Духа Черной горы. А может, вы присланы деятелями из пресловутой девятнадцатой комнаты, чтобы проверить лояльность и бдительность черногорцев. Но я задаю себе вопрос: почему вы, кем бы ни были, не запаслись документами? Это просто смешно.

– Совершенно верно. – Вульф утвердительно кивнул. – Какое удовольствие встретить умного человека, мистер Стритар! Вы можете объяснить отсутствие у нас документов, только приняв на веру мой рассказ. Что касается нашего ареста, не буду убеждать вас в том, что был бы рад провести год или два в тюрьме, но арест явился бы ответом на ряд вопросов, которые нас интересуют. Вы спрашиваете, на что мы рассчитывали? Почему бы не предоставить нам возможность получить информацию, которая нас интересует, в течение разумного времени, например месяца? Я бы не стал делать такого предложения в Белграде. Но ведь я в Черногории, устои которой турки безуспешно пытались свалить веками. Маловероятно, что это удастся нам с сыном. Чтобы доказать, что я с вами полностью откровенен, скажу, что у нас значительно больше тысячи американских долларов, но с собой мы взяли лишь небольшую часть. Львиную долю денег мы спрятали в горах, и заметьте, не в Албании, а в Черногории. Это свидетельствует о том, что мы склоняемся в сторону Тито, а не русских. Вы что-то сказали, мистер Зов?