Ко мне в директорский кабинет ворвалась десятиклассница Тося Лубкова. С силой отбросила дверь, лицо красное, распухшее от слез.
- Подлость! Все одинаковы!.. Все!!
При каждом слове с ног до головы содрогается, сквозь слезы глядят круглые, злые глаза, волосы растрепаны, плечами, грудью подалась на меня - и это Тося Лубкова, неприметная из неприметных, самая робкая, самая тихая из учениц.
- Ни одного доброго человека во всей школе! Ненавижу!
- Сядь! Расскажи толком.
- Что рассказывать!.. Без меня расскажут... Донесут...
Голос сорвался, стиснутыми кулаками сжала виски, разметав волосы, рывком повернулась к дверям. Но в это время двери раскрылись, и Тося, передернувшись (по спине почувствовал почти животное отвращение), отскочила, свалилась на диван, уткнулась мокрым лицом в руки, плечи затряслись от рыданий.
За порог переступил Саша Коротков. Долговязый, узкоплечий, с тонкой шеей, словно жиденький дубок, выросший в тени. Сейчас он весь как струна, тронь - зазвенит. Лицо же суровое, в глазах плещет гнев.
- Что случилось?
- Вот. - Саша протянул мне толстую тетрадь.
- Что это?
- Дневник.
- Какой дневник? Чей?
- Ее.
С дивана, где лежала Тося, донесся стон. Я недоуменно вертел в руках тетрадь.
- Как он к тебе попал?
- Под партой нашел.
- И что же?
- Я открыл...
- Чужой дневник!
- Так я не знал, что это ее дневник. Вообще не знал, что это такое...
- Ну?
- Тут, Анатолий Матвеевич, такое написано!.. Я сразу собрал ребят - комсомольцев и...
- И прочитал им чужой дневник?
- Анатолий Матвеевич! - Шея Саши Короткова вытянулась еще сильней, в глазах сухой блеск, в голосе обида на меня. - Вы прочитайте - поймете: мимо пройти нельзя!..
- Я не привык читать чужие дневники.
Тося вскочила с дивана, запустив пальцы в волосы, закричала:
- Читайте! Все читайте!.. Все равно мне!.. Не стыжусь!..
Она рванулась к двери, хлопнула. На моем столе чернильница прозвенела металлической крышкой.
Впервые за много лет я почувствовал растерянность перед своими учениками.
Знаю всех учеников, тем более десятиклассников - школьных ветеранов. Знал, казалось, и Тосю Лубкову. Не далее как вчера присутствовал на уроке в десятом классе, слышал ее ответ у доски. Невысокая, с легкой склонностью к полноте, черты лица неопределенные, размытые, движения связанные, словно в стареньком платьице ей тесно, во всем теле - вяловатая девичья истома. Вдруг - какая там вялость! - бунт: "Подлость! Ненавижу!" И это брошено мне в лицо, мне, директору!
Саша Коротков глядит требовательно, возмущен, не сомневается в своей правоте.
- Разберусь. Иди. Поговорим потом.
Саша переступил с ноги на ногу, хотел, видно, возразить, но раздумал. Когда он открывал дверь, я увидел, что за ней тесно толпятся ребята, должно быть, те, кому Саша прочитал дневник. При виде Саши раздались приглушенные возгласы:
- Ну что?
- Как?
- Что сказал?
Дверь захлопнулась, я остался один.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления