Онлайн чтение книги Чужие грехи
Глава 7

Сбежав торопливо по узкому туннелю в большую пещеру внизу, я уже собирался выскочить на свет и заняться изучением найденного предмета, когда длинная мускулистая рука внезапно обхватила меня за плечи, с размаху прижала к мягкой, покрытой шерстью груди, а обвислые губы стали нежно тыкаться в мою щеку.

Я оттолкнул обезьянье лицо ладонями и вырвался из объятий. С удивлением я узнал Чиксу. Она вновь двинулась ко мне, расставив руки, но я жестом остановил ее.

– Не подходи, – предупредил я ее. – Что это еще за фамильярности?

– Но я же твоя жена, – ответила Чикса. – Ты убил Рорга, а другая самка сбежала. А перед появлением той съедобной женщины Рорг выбрал меня.

– Рорг выбирает себе жену, а я – себе, – огрызнулся я. – А что это ты сказала насчет той, что сбежала?

– Съедобный мужчина и она вместе бежали по туннелю. Я позволила им скрыться. Я не хочу, чтобы съедобная женщина занимала мое место.

– Но как они могли сбежать, когда все оцеплено?

– Съедобный мужчина знал о внутреннем туннеле, – ответила Чикса. – Я ему показала… Или я менее привлекательна, чем другие самки моего народа?

– Ты безусловно самая привлекательная, Чикса, но мне совершенно не нужна жена из обезьяньего народа. Ты говоришь, она добровольно сбежала с тем съедобным мужчиной?

– Да. Мне кажется, они станут мужем и женой.

– Чикса, – сказал я, подходя ко входу и рассматривая предмет, который я подобрал, – ты солгала мне.

– Солгала, – призналась Чикса, ни капельки не смущаясь. – А как ты узнал? Ты, должно быть, волшебник, как говорит Граак.

– Узнал я, глядя на эту маленькую стеклянную сломанную иголку, один конец которой окрашен кровью, – ответил я. – Можешь назвать это волшебством, если хочешь, но эта иголка поведала мне, что съедобный мужчина уволок ее.

– Все было так, как ты говоришь, – подтвердила Чикса. – Она потеряла сознание от магии съедобного мужчины, а из руки у нее текла кровь.

– Покажи-ка мне вход в этот внутренний туннель, – приказал я.

Чикса надулась и села в уголке.

– Покажи вход, – вновь сказал я, – или убью тебя с помощью магии и скормлю собравшейся толпе.

Смерть от магии, от неизвестности явно напугала ее гораздо больше, чем любая другая угроза умертвить обычным способом. Она встала, подошла к концу пещеры, отвалила в сторону огромный обломок скалы и открыла мне тем самым темное отверстие туннеля.

– Этим путем они и ушли, – сказала она. – Но тебе их ну за что не найти. Сейчас они уже так далеко, что лишь величайший из следопытов поймет, где они.

– А кто у вас лучший следопыт?

– Лучше Граака нет.

– Тогда отправляйся сейчас же, – приказал я, – и приведи сюда Граака. Да смотри не медли, ведь моя смертельная магия будет следовать за тобой.

– Иду, – испуганно сказала она и поспешила покинуть пещеру.

Я стал нетерпеливо расхаживать, пока она не вернулась с, Грааком, беспрекословно решившим повиноваться новому рого. Согнувшись, он полез в проход. Вытянув руки, чтобы не удариться о сводчатые стены, я полез в чернильную темноту. Таким манером мы одолели мили две, и впереди забрезжил тусклый свет и вскоре мы выбрались на открытый воздух, узкого выступа в скале, напротив которого качались ветви огромного папоротникового дерева. А вокруг и внизу этого могучего папоротника расстилался папоротниковый лес, подходя к самым подножиям гор, где обитали пещерные обезьяны.

Граак принюхивался к воздуху, затем прыгнул на ближайшую ветку, вцепившись в прогнувшийся под его тяжестью прут. Громадное его тело болталось на высоте добрых семидесяти футов над землей. Затем он вскарабкался на ветку и, балансируя раскинутыми руками, дошел по ней до самого ствола. Принюхиваясь, он стал спускаться к земле.

Я последовал его примеру, хоть и не с такой легкостью, и ему пришлось даже топать от нетерпения ногой, пока я очень медленно слезал на землю. Мне стало интересно, как же Талибоц спускался вниз со своей недвижной ношей. Но вскоре я заметил, как с одной из веток свисает веревка, нижний конец которой болтается футах в десяти над землей. Вероломный дворянин, должно быть, спустил Лорали на этой веревке, не опуская на землю, а потом перерезал ее и унес свою ношу.

Под нетерпеливое притопывание Граака я подпрыгнул и ухватился за веревку. Позвав его на помощь, я с его дополнительным весом сумел обломить ветвь, рухнувшую на землю. Кремневым ножом я быстро отрезал веревку от ветки, обвязал ее вокруг тела, и мы двинулись дальше. Предчувствуя, что нам предстоят различные приключения, я уже подумывал, как воспользоваться этой веревкой.

Мы прошли не более мили по папоротниковому лесу, когда обезьяна указала на маленький отпечаток ноги рядом со следами Талибоца.

– Здесь самка пошла сама, – сказал Граак.

Придя в себя после воздействия пули торка, она двинулась дальше со своим похитителем, добровольно или по принуждению.

Поначалу следы вели на запад, но постепенно стали поворачивать на юго-запад, к побережью.

Много часов шли мы по следу, без еды и питья. Затем Граак остановился возле разросшегося папоротникового кустарника, ветви которого снабдили нас чистой свежей водой. Сорвав несколько стручков, он разгрыз их зубами. Семена стручков по вкусу напоминали лесной орех.

Мы двинулись дальше, пока не наступила внезапная ночная тьма, которую мы решили переждать, забравшись в густую крону папоротникового дерева.

Граак уснул сразу же, а я не смог. Вскоре после наступления темноты ожили ночные хищники, наполняя лес воплями и криками. Ухали печальники, смеялись хохотуны, ревели мармелоты, предсмертные вопли испускали их жертвы.

Но все же плавное покачивание дерева и шелест бесчисленных листьев убаюкали меня. Во всяком случае, меня разбудила волосатая лапа Граака, отнимающая руку от моего лица, – обычно я спал так.

– Светает, – сказал он, – а Граак голоден. Давай отыщем пищу и пойдем дальше.

Спускаясь по грубой коре ствола, я поразился контрасту криков ночных и дневных. Теперь слышалось лишь жужжанье насекомых, серебряные ноты певчих птиц, случайное пофыркивание какого-то травоядного да странные вскрики причудливых птиц-рептилий, называемых орки.

Граак и я прошли совсем недалеко по следу, когда внезапно он принюхался и, глянув вверх, сказал:

– Добрая пища! Птанг!

Проследив направление его взгляда, я увидел большое, похожее на ленивца создание, безволосое, висящее головой вниз на ветке, прогибающейся под его тяжестью. Птанг беззаботно, даже не глядя в нашу сторону, жевал листья папоротникового дерева.

Обезьяна быстро подскочила к основанию дерева и быстро забралась по стволу, затем перебралась на ветку, где лакомилось глупое существо, не обращавшее никакого внимания на приближающуюся опасность.

Граак, повиснув на ноге и руке, нанес птангу удар дубинкой по голове. Тот перестал жевать, но не сделал попытки ни сбежать, ни вступить в бой, хотя его мощные ноги были вооружены длинными острыми когтями. Граак вновь стукнул. Существо безжизненно опустило голову, и по телу пробежали судороги.

Прицепив дубинку к поясу, обезьяна взялась за кремневый нож и принялась перерезать острые когти существа, вцепившиеся в ветку. Птанг с грохотом, ломая ветви и обрывая листву, рухнул на землю.

Наевшись до отвала, Граак и я отрезали мяса в дорогу и двинулись дальше.

Немного погодя Граак указал на то место, где предыдущим вечером Талибоц и принцесса устраивали привал. Чуть дальше обнаружили мы и высокое дерево, в листве которого беглецы провели ночь. Явно они опережали нас не более чем на час пути.

Чем дальше мы торопливо продвигались, тем сильнее и сильнее становился запах, и обезьяна выказывала все больше признаков волнения, как охотничья собака, идущая по следу.

Наконец он напряженно застыл, тревожно принюхиваясь и прислушиваясь.

– Ну что? – шепотом спросил я.

– За ними идет мармелот, – ответил Граак, указывая на отпечатки.

Посмотрев вниз, я увидел, как, перекрывая следы людей, глубоко, чуть не на фут, вминаются в почву когти хищника.

И тут же, совсем недалеко, послышался крик смертельно перепуганной женщины, затем треск кустарника и ужасающий рев, который я сразу же узнал.

Граак мгновенно метнулся к деревьям, я же сдернул дубинку и нож и рванулся вперед.

Я бежал изо всех сил, насколько это можно было по скользкой листве, среди нависающих веток и цепляющихся за ноги корней, и чуть ли не вылетел на поляну, где глазам моим представилось ужасающее зрелище.

По поляне катался, взревывая, рыча, скалясь и цепляясь за все когтями, огромный мармелот, очевидно, уже в смертных конвульсиях.

Не сделал я и трех шагов, как хищник дернулся и замер неподвижно.

Оглядываясь в поисках принцессы и ее похитителя, я вздрогнул от внезапного крика, раздавшегося откуда-то сверху:

– Зинло! Сзади!

Это был голос принцессы.

Резко развернувшись, я увидел Талибоца, стоящего за толстым стволом папоротникового дерева. В левой руке он держал предмет, похожий на обойму от торка. На ладони правой руки, опираясь длинным концом на вытянутые пальцы, лежала одна из стеклянных игл, готовая к полету. И она тут же полетела мне в лицо.

Я вовремя убрал голову. Слышно было, как пуля ударила в ствол позади меня. Я прыгнул вперед, но он быстро достал вторую пулю из обоймы, и я понял, что не успею сблизиться с ним настолько, чтобы воспользоваться моим оружием, и не смогу уклониться от стеклянного снаряда.

С торжествующей ухмылкой на лице он швырнул мне иглу прямо в грудь.

– Умри, юнец! – проговорил он сквозь сжатые зубы. Но произошло непредвиденное. Я не ощутил ожидаемого ожога от попадания иглы, а противник мой вдруг застыл и осел на землю. Я понял причину, склонившись над ним и оглядев его. Во время броска он укололся иглой. Перевернув его, я снял пояс с боеприпасами и нацепил на себя. Подобрав обойму, которую он выронил, я закрыл отражатель и сунул ее в кармашек на поясе.

Затем я глянул туда, откуда донесся предупреждающий окрик Лорали. С минуту я видел перед собой лишь прекрасное лицо, обращенное ко мне из переплетения ветвей и листьев. Но тут сверху спустилась волосатая лапа, обхватила Лорали за талию и утащила. Она закричала в смертельном испуге, но ветки уже сомкнулись, и она пропала из виду.

Я мельком увидел Граака, взбирающегося по длинной лиане; левой лапой он тащил обмякшее тело Лорали. И оба они исчезли в густой листве вверху.

– Остановись, Граак! – выкрикнул я. – Вернись или погибнешь от моей магии!

Ответа не последовало.

Я полез на ближайшее дерево, намереваясь пуститься в погоню, но внезапно, без всякого предупреждения, какой-то длинный гибкий предмет обвился вокруг меня. Перед лицом замаячила разинутая пасть с угрожающе выскакивающим раздвоенным языком, а в глаза мне гипнотически уставились черные бусинки гигантской свистящей змеи.

Быстро и безжалостно могучие кольца оплетали меня, а ужасная голова раскачивалась надо мною взад и вперед. Дубинку тут же накрепко зажало, но мне удалось ухватиться за кремневый нож, и я ударил острием в раздувающееся серебряно-белое горло. Но шкура оказалась крепче, чем я полагал, и я лишь срезал несколько чешуек.

Мышечные кольца, обвившие меня, стягивали тело все туже. В любой момент ребра мои могли не выдержать и треснуть. Я едва мог коротко, спазматически набирать воздух в легкие.

И тут я вспомнил о пулях торка. Я достал нож из-под кольца змеи. Быстро вытащив обойму, я открыл отражатель, нажал на кнопку, и показалось маленькое острое окончание пули. Я сунул его под край чешуйки и нажал. И тут же сжимавшие меня кольца начали ослаблять давление, раскачивающаяся голова безжизненно обвисла, и я начал с трудом выбираться из обхвативших меня колец.

Задыхаясь, я закрыл обойму и сунул ее в пояс. И увидел надпись на нем на патоа: «Пули торка – смертельно».

Когда я вновь обрел возможность дышать нормально, я взобрался на самое высокое из ближайших деревьев и из его кроны осмотрел вершины деревьев, надеясь установить местонахождение Граака и принцессы. Но нигде не увидел и следа.

Далеко на северо-востоке, сквозь дымку, стоящую над лесом, просматривалась горная цепь, обиталище пещерных обезьян. На юго-западе вставала другая горная цепь, с угрожающе высокими вершинами.

Поскольку Граак по природе своей являлся обитателем пещер, то рано или поздно его должно было потянуть туда, к горам. И вряд ли к родным. Отказавшись повиноваться королю пещерных обезьян, он вряд ли отважится вернуться в горы родного племени. И, логически рассуждая, я предположил, что он двинется к тем, другим горам. Тем более что, когда я видел его мельком последний раз, он действительно направлялся на юго-запад. Я решил идти в том же направлении, продвигаясь зигзагом в надежде наконец напасть на его след.

Приняв такое решение, я спустился с дерева и направился в сторону неизведанных гор.

На втором зигзаге в направлении на юг я наткнулся на след Граака. Рядом со следами обезьяны тянулись слабые отпечатки крошечных ног Лорали. Дважды, по мере продвижения по следу, видел я оставшиеся следы ее попыток сбежать. Каждый раз ее ловили.

Идти дальше становилось все труднее. Первое предупреждение о том, что местность изменилась, прозвучало в тот момент, когда я по бедра ухнул в трясину. И лишь прочная лиана, свисавшая над тропой, спасла меня от дальнейшего погружения в липкую грязь. Я выбрался-таки на твердую почву. Вокруг начали преобладать грибы и лишайники.

Папоротниковые постепенно вытеснялись гигантскими поганками различных размеров и расцветок и огромными сморчками, зачастую поднимавшими свои конические головы на высоту футов пятидесяти. Под ветром уныло шуршали переплетенные тростники. Лишайники облепляли трухлявые пни и поваленные отвалы. Опасные омуты застоялой воды настолько зарастали водорослями, что невозможно было отличить их от полянки. Идти становилось все труднее.

Меня успокаивало лишь то, что Грааку приходилось не легче, а даже труднее. Он-то должен был проверять почву каждый раз, прежде чем шагнуть, я же лишь двигался по его следам.

Внезапно впереди послышался разгневанный рев пещерной обезьяны, а за ним – испуганный женский крик.

Поначалу я решил, что Граак увидел меня, и поэтому бросился вперед, чтобы сразиться с ним дубинкой и ножом. Но не успел я сделать и дюжины шагов, как рев обезьяны сменился воплем боли, а затем мучительными завываниями, словно в агонии.

И в тот же момент я увидел Граака и принцессу. Обезьяна, теперь лишь слабо всхлипывающая, лежала спиной на земле, окруженная полудюжиной странных и еще не виданных мною ужасных существ.

Корчась, извиваясь, растягиваясь и сокращаясь, они, казалось, не имели какой-то определенной формы, то сжимаясь в яйцеобразную форму длиною фута три, то вытягиваясь футов на пятнадцать или принимая некие промежуточные формы и размеры. Они впивались в лежащую пещерную обезьяну странными треугольными ртами-присосками. У некоторых из углов рта текла кровь.

Я не успел еще до них добраться, когда Граак затих и перестал сопротивляться. Я понял, что ему уже не поможешь. Его убийцы, обнаружив, что жертва стихла, расположились вокруг, приняв форму неправильных шаров футов четырех в длину, и принялись высасывать остатки крови.

Принцесса, находясь во временной безопасности, с ужасом взирала на происходящее. Она оказалась на шляпке поганки высотою футов пятнадцать, очевидно заброшенная туда Грааком в момент нападения на него, поскольку без посторонней помощи она бы ни за что туда не забралась. К ней наверх ползли две эти отвратительные твари, оставляя на ножке гриба слизистый след.

Рванувшись вперед, я ударил дубинкой ближайшую тварь, ожидая, что кремневые куски дубинки рассекут ее напополам, но, к моему удивлению и тревоге, дубинка никак не подействовала, а отскочила, словно от очень упругой резины, чуть не вылетев у меня из рук.

Мерзкая башка с треугольным ртом-присоской мгновенно устремилась в мою сторону, и я вновь ударил – на этот раз сбоку. Хотя удар опять не пробил тугую шкуру твари, но она сорвалась с ножки гриба и, кувыркаясь, отлетела футов на двадцать.

Вторая тварь на ножке гриба также потянулась ко мне, но я нанес ей удар слева, и она, визжа и кувыркаясь, улетела в противоположном направлении.

Быстрый осмотр местности показал, что окружающие болота буквально кишат этой мерзостью. То ли от звуков стычки, то ли от запаха крови, но они все вытянули свои головы в нашем направлении, а затем поползли к нам, оставляя за собою слизистые следы.

Оставался лишь один способ спасти принцессу и себя – как-нибудь вскарабкаться на шляпку ее гриба. Но нас разделяли добрых пятнадцать футов, а на болотистой почве особенно не попрыгаешь.

Пока я оглядывался по сторонам, выискивая, что бы могло мне помочь, кольцо нападавших смыкалось. И тут меня осенило. Футах в двадцати от поганки, на которой находилась девушка, располагалась группа растений, похожих на тростники. Некоторые из этих тростников, достигая высоты футов в сорок, слегка пригибались над поганкой.

Мне удалось добраться до этих зарослей чуть впереди армии атакующих, и я полез вверх с проворством, которого никак от себя не ожидал. Одна из этих скользких тварей, жаждущих моей крови, тут же обхватила своим телом тростник и полезла вслед за мной, а за ней вторая, третья, и вскоре весь стебель подо мною покрылся извивающимися тварями.

Чем выше я забирался, тем сильнее наклонялся стебель над поганкой, так что когда я забрался на высоту футов тридцать, то оказался почти над шляпкой. Отпустив ноги, я немного повисел на руках, а затем отцепился. Когда я приземлился в центр шляпки, тростник распрямился, как стальная пружина, запустив скользких тварей над болотом, как из катапульты.

Но только я приземлился, раздался испуганный крик принцессы Лорали. Обернувшись, я увидел, как она сжалась под нависшей над нею треугольной пастью. Тварь, выгнув шею и приготовившись к нападению, раскрыла пасть, усеянную тысячью острейших зубов.

Я размахнулся дубинкой и сшиб тварь на землю, но тут же через край переползла еще одна, а за нею – сразу две. Вскоре над краем шляпки закишели головы, и я, не разгибаясь, принялся сшибать их одну за другой на землю.

– Дай мне твою дубинку, принц Зинло, – сказала Лорали, после того как я какое-то время потрудился, не покладая рук. – Я помогу тебе. Если мы будем работать по очереди, давая друг другу возможность отдыхать, то продержимся дольше. Эти обитатели болот настойчивы, и мы, похоже, обречены, но лучше биться, пока живы.

– Я не устал, – воспротивился я, едва дыша, но она подошла и схватилась за дубину, вынуждая меня или применять силу, или послушаться ее. Я подчинился и стал наблюдать, как она управится. Но, несмотря на свою внешнюю хрупкость, она оказалась удивительно сильной.

Но вскоре она устала, и я вновь взялся за дубинку. Битва была безнадежной; приближалась ночь, в темноте которой нас все равно должны были стащить вниз, где нас ждала судьба обескровленного Граака, теперь невидящим взглядом уставившегося в небо.