Онлайн чтение книги Лабиринт Мечтающих Книг Das Labyrinth der Träumenden Bücher
«Кровавая книга»

На рассвете следующего дня я тайком, как вор, покинул Драконгор. Никого не встретить, никому ничего не объяснять, не провоцировать сцены прощания – это среди обитателей Драконгора было не актом трусости, а проявлением вежливости. Если я утверждаю, что чрезвычайно ценю сентиментальные сцены в литературе, но категорически не приемлю этого в жизни, то это же самое касается и моих собратьев. Вероятно, это связано с тем, что мы, драконгорцы, большей частью можем выражать свои чувства в литературном творчестве. В обществе и в личном общении друг с другом мы необычайно сдержанны, холодны, вежливы да почти официальны. Прощание, тем более на длительное время, относится к самым неприятным процедурам, какие только может себе представить обитатель Драконгора. Поэтому я уверен, что мои друзья и родственники были мне впоследствии благодарны, что я избавил их от мучительной сцены прощания.

Я беспрепятственно спустился вниз по пустынной центральной улице, которая извивалась спиралью от вершины горы до ее подножья, прошел по влажной от росы мостовой мимо закрытых ставней, за которыми мирно храпели ничего не подозревающие жители Драконгора. Я бросил в водосточный желоб короткое письмо с написанными шестистопным размером прощальными стихами, которые сочинил ночью, адресовав их таким образом всей общине. Тем самым я следовал древнему обычаю прощания с Драконгором столь поэтическим образом. Хотя не исключался и риск того, что ветер понесет мои строки над крышами родных мест, или ливень размоет чернила, и стихи так и не будут прочитаны моими соплеменниками. Возможно, мы и относимся к излишне эмоциональной породе, но мы знаем толк в драматизме.

Уже рассвело, хотя солнце еще не взошло. Когда я, собственно говоря, в последний раз наблюдал восход солнца? Понятия не имею! Сколько времени я уже не видел настоящей жизни! Я чувствовал себя почти так же, как и тогда, когда впервые отправился в Книгород: тучным, бледным от бессонной ночи, пресыщенным, в самом плохом душевном и физическом состоянии, но в то же время испытывающим почти детскую радость от ожидающих меня событий и приключений. Разве это не подходящее определение для начала нового путешествия?

Покинув Драконгор, я побрел по необитаемой каменистой пустыне, которая раскинулась во всех направлениях. Я рассекал плотные серые клубы тумана, напоминавшие дождевые облака, упавшие с неба. Солнце уже взошло, но еще не грело. То и дело мне приходилось бороться с малодушным желанием развернуться и отправиться назад на родную надежную скалу, которая из-за своего вулканического подслоя даже зимой источала приятное тепло и притягивала динозавров, как теплая печка кошку.

Что, черт возьми, нужно мне было, собственно говоря, в этом Книгороде? Этот город уже однажды едва не убил меня. Мне ведь прекрасно жилось и в крепости Драконгора. Немного лишнего веса я сбросил бы с помощью диеты. Я не был уже, как тогда, молодым драконом в возрасте семидесяти семи лет, который все истинные страхи мог заменить юношеским оптимизмом. Я стал, правда, значительно разумнее в своем отношении к приключениям. Или, может быть, правильнее сказать – значительно старше ? Между моими двумя путешествиями в Книгород минуло две сотни лет. Два века! Эта мысль вызвала у меня еще больший озноб.

Существует ли вообще понятие для такой формы раздвоенности, когда ты намереваешься совершить долгое путешествие, но в то же время хочешь остаться? Твой разум, кажется, распадается на две половины: на отважное и юношеское полушарие мозга, стремящееся вырваться из привычных условий, мужественное, любопытствующее и жаждущее приключений, и на второе полушарие – отвергающее риск, стремящееся к удобству и ясности, всему боязливо предпочитающее привычную среду. Но вскоре после того, как я решил назвать это внезапно вызвавшее сомнение желание путешествия раздвоенностью , оно рассеилось на свежем воздухе, как легкая головная боль. Пересек ли я, наконец, границу области юрисдикции Драконгора?

И вообще: были ли при мне мои беруши, без которых я не мог спать? Тем более в совершенно чуждой мне среде, полной незнакомых звуков? А мои таблетки от повышенной кислотности желудка, которая меня одолевала, когда я пил слишком много кофе? Достаточно ли денег? Взял ли я с собой блокнот для записей? Географическую карту, термометр для измерения температуры, книжку с адресами, пастилки от боли в горле? Монокль для чтения, карандаши, складной нож, компас, цамонийский загранпаспорт? Справочник турбаз, носовой платок, зубную щетку, глазные капли, розовое масло, мазь от ожогов, зубную нить, ароматизированный мел для гигиены полости рта? Когда я обследовал многочисленные карманы моего дорожного плаща и рюкзак, я обнаружил еще спички, три свечи, курительную трубку и мешочек с табаком, порошок от мигрени, иголку и нитки, баночку крема с добавлением масла, пищевую соду и активированный уголь. А, вот: беруши! И кроме этого, «Миниатюрный лексикон древнецамонийской литературы» Рингдудлера, сухие чернила, ножницы для когтей, сургуч, два ластика, почтовые марки, капли от кашля, валериановые капли, мозольный пластырь и марлевый бинт, пинцет… Боже мой, для чего же мне нужен пинцет в поездке в Книгород? Ах, да: в последнюю минуту меня одолели фантазии о крошечных занозах и пчелиных укусах, которые возможны во время путешествия, и справиться с ними можно лишь с помощью точного инструмента, не дожидаясь, пока они вызовут смертельное заражение крови. В суете мне попала в руки скомканная бумага – письмо, которое побудило меня к этой поездке.

Наконец я остановился и попытался успокоить свои нервы. Верно, для этого путешествия была причина. Это письмо, страницы которого я аккуратно разгладил, прежде чем опять его сложить. Пришло ли оно из лабиринтов Книгорода? Было ли оно действительно написано в Кожаном гроте – на родине книжнецов? И я действительно хотел это выяснить? Вздор! Ни за что на свете нога бы моя не ступила больше в этот ад. Были десятки важных причин для моей поездки! Тоска, страсть к путешествиям, скука, боязнь высоты, излишний вес, и, кроме удобства, не было больше ни одного аргумента для возвращения в Драконгор. Это был не безрассудный побег юноши в неизвестность, как в былые времена. Помимо Орма я был все-таки Хильдегунстом Мифорезом! Признанным писателем с солидной карьерой, и я уже однажды тщательно исследовал предмет моего путешествия. Что же может случиться? В тот раз при значительно более неблагоприятных условиях я серьезно переоценил свои возможности. В данном случае это всего лишь прогулка, биографический эпизод, исследовательское путешествие, небольшая поисковая экспедиция, смена обстановки, удовольствие. Но на сей раз на смену юношескому задору пришел опыт и зрелость. Теперь уже я ни в коем случае не попаду наивно в расставленные ловушки, как зеленый юнец двести лет тому назад. И что за ловушки это должны быть? Никто не знал о моем прибытии. И пока не будет опущен капюшон плаща, даже самый популярный писатель Цамонии может сколько ему угодно, инкогнито и беспрепятственно, бродить по Городу Мечтающих Книг.

Эти размышления заметно успокоили меня. Я убрал письмо в плащ, привел в порядок содержимое других карманов, которые так тщательно обшарил, и у меня неожиданно оказалась в руках «Кровавая книга». Конечно, ее я тоже взял с собой, повинуясь внезапному импульсу. Зачем, собственно говоря? Ну, во-первых, я хотел вернуть ее назад в город, которому она вообще-то принадлежала. Страшный фолиант находился, правда, у меня уже два века, но я никогда не чувствовал, что книга принадлежит действительно мне. Я вырвал ее тогда из пламени и спас тем самым от верной гибели. Но этот поступок не сделал «Кровавую книгу» моей собственностью. Я имел на нее не больше прав, чем мародер, который во время катастрофы грабит чужой дом. С тех пор я ни разу не читал ее! Для меня это было просто невозможно. Всякий раз, когда я решался полистать книгу, я мог прочитать максимум одно-единственное предложение – всего их было ровно три – и тут же в ужасе захлопывал ее и потом годами не открывал.

Я хотел наконец вновь избавиться от заколдованной вещи! Но, разумеется, я не мог просто выбросить ее. Она была невероятно дорогой и стояла в числе первых в «Золотом списке» – перечне самых ценных антикварных книг Книгорода. Да, это была одна из самых востребованных антикварных книг вообще. Это создавало определенную ответственность. Может быть, мне удастся найти покупателя в Городе Мечтающих Книг. А если нет, то я пожертвую ее Городской библиотеке Книгорода. Точно, я так и сделаю. К причинам моего путешествия я добавил еще один благородный поступок. Внезапно я почувствовал облегчение и убрал страшный фолиант.

Следы тумана растопило полуденное солнце, лучи которого наконец-то согрели мое лицо, и я зашагал более уверенно. Путешествие мало чем отличается от сочинительства. Главное – начать, а когда преодолеешь первые препятствия, в основном дальше все идет гладко. Кто не путешествует, тот остается дома! После того как Драконгор через некоторое время исчез из поля зрения, на меня нахлынули идеи коротких историй, стихов, целых романов. Так прошел славный долгий день. Мне то и дело приходилось останавливаться, чтобы записывать самое важное в блокнот. Казалось, будто художественные идеи подкарауливали на краю дороги между Драконгором и Книгородом, чтобы внезапно озарить и вдохновить уставших писателей. Вскоре я громко декламировал строки, сочиненные экспромтом. Бедная цамонийская природа, которая вынуждена была это слушать и на которую я, должно быть, произвел впечатление сбежавшего постояльца сумасшедшего дома! Но мне было все равно. Я принял правильное решение, у меня начался совершенно новый этап жизни. Хильдегунст Мифорез вновь обрел себя!

C меня даже стала сходить чешуя! В самом начале этого путешествия началась одна из периодических фаз линьки: мой, до сих пор зеленый, чешуйчатый покров исчез, уступив место новому, красноватого оттенка. После желтоватой кожи в детстве, зеленоватой в юности и в первые годы взрослой жизни, нынешняя окраска соответствовала достигнутой мною зрелости – величественный красный цвет. Новая благородная чешуя сияла на солнце. Когда линька завершалась, то в течение продолжительного времени мне даже не требовался крем с добавлением масла, потому что новая кожа блестела, как полированное снаряжение. Старая чешуя осыпалась с моего тела, пока это были отдельные чешуйки, но вскоре они посыплются, как град. Это я знал по собственному опыту. Не всегда приятно лицезреть динозавра в период линьки, но для него самого – это чрезвычайно комфортный период. Ощущается небольшой зуд, но он даже приятен. Такое чувство, будто на всем теле сошли струпья зажившей раны. Я счел это хорошим знаком, чем-то наподобие заявления о согласии моего тела на путешествие.

«Линяющий динозавр – это здоровый динозавр!» Так всегда говорил мой крестный Данцелот Слоготокарь. Я оставлю след на будущее, как бродячая осыпающаяся елка[2]Чешуйчатые динозавры – вид, к которому относится Хильдегунст фон Мифорез, – линяют до семи раз в течение жизни, при этом их чешуйчатый покров каждый раз имеет разный цвет. Существует особая отрасль цамонийской литературной науки (Дерматологическая этимология динозавра), которая подразделяет литературные работы этих обитателей Драконгора по различным цветам кожи в соответствующие периоды. Если следовать этой – не бесспорной – градации, то здесь начинается Пурпурный период Мифореза (см. Экзегидиор Фламмштрудель «Пурпурное путешествие. Третья линька Мифореза и ее влияние на его биографические труды »)..

В прохладной березовой роще я устроился на ночлег. Мне с некоторым трудом удалось разжечь небольшой костер, что раньше для меня, бывалого путешественника, всегда было одним из самых легких дел. Это была единственная мера, к которой я прибег для отпугивания диких зверей. Я взял с собой все возможное, но не подумал о средстве для защиты. Самое опасное оружие, которое я носил при себе, был маленький складной нож. Если сейчас из темноты появится какая-нибудь бестия, то я, по крайней мере, смогу попытаться припугнуть ее с помощью пинцета или предложить ей немного сиропа от кашля.

Почему я, собственно говоря, не испытываю страха? Вероятно, я просто слишком устал, чтобы сейчас чего-то бояться. Я уже целую вечность не совершал столько полезных для здоровья движений в течение одного дня. Я положил голову на рюкзак и стал рассматривать танцующие тени между стволами берез. Моя «подушка» была немного жесткой из-за находящейся внутри «Кровавой книги», но я не решился вынуть ее.

«Ведьмы всегда стоят среди берез».

Это была одна из трех загадочных фраз из этого злосчастного фолианта, которые постоянно приходили мне на ум в самый неподходящий момент.

«Тень, которую ты бросаешь, не является твоей тенью».

Это была вторая фраза.

«Если ты закроешь глаза, придут Другие».

Так звучала третья фраза.

Всего три раза я открывал «Кровавую книгу», и каждая из этих трех фраз навсегда въелась в мою память. Но странным образом именно здесь, в этой совершенно чужой, незащищенной и наверняка небезопасной среде они впервые не пробудили во мне настоящего страха. Моя вынужденная связь с «Кровавой книгой» всегда вызывала у меня ощущение, будто я живу рядом со свирепым и опасным животным, которое в любой момент может напасть на меня и разорвать на куски.

Но в известной степени я вновь вернул его в дикую природу, чтобы дать ему свободу. Поэтому я больше не испытывал страха. Я достал из своего багажа печенье из муки грубого помола и с благоговением съел его. Я намеревался впредь следить за своим питанием и потреблять столько пищи, сколько в действительности требовалось моему организму. Случай с рогаликом из слоеного теста глубоко врезался в мою память.

Свежий легкий ветерок прошелестел по березовой роще, вызвав многоголосый шепот опавшей листвы и еще больше раздувая мой костер. Беспокойно затрепетали кроны деревьев, будто ребенок листал толстую книгу без картинок. Я вспомнил о шелестящем смехе Призрачного Короля и о его светящихся детской радостью глазах, когда он умирал охваченный пламенем. В самом деле, с того самого времени не проходило и дня, чтобы я хоть раз не подумал о нем. А когда я писал, меня нередко охватывало чувство, что он водит моей рукой.

P.S. Призрачный Король вернулся.

«Не может быть, – подумал я сонно. – Как может вернуться тот, кто никогда не уходил?»

Потом я заснул.

Среди ночи я проснулся. Огонь почти погас, и его слабый свет отбрасывал небольшое зарево, светящееся надо мной. Я прислушался. Что меня разбудило?

Вновь зашелестели листья. Но это показалось мне странным, так как было совершенно безветренно. Обеспокоенный происходящим, я сел. Нет, это не был шелест листвы. Это был чей-то голос! Это был шепот живого существа. И я сразу окончательно проснулся.

Я стал всматриваться в темноту, пытаясь что-то увидеть в скудном свете. Постепенно мои глаза привыкли к сумеркам, и я сумел различить тонкие стволы берез, между ними сухие ветви и контуры листьев и потом то, от чего у меня по всему телу выступил холодный пот. Между двумя березами я увидел чей-то силуэт.

«Ведьмы всегда стоят среди берез», – вспомнил я.

Нет, это было не дерево! Это было живое, дышащее существо. Оно было длинное и тощее, едва заметно раскачивалось взад и вперед, как поднявшееся тело гигантской змеи, и что-то тихо и неразборчиво шептало.

Должен ли я дать о себе знать? Громким и самоуверенным голосом? Или затаиться, чтобы не привлекать внимание? Был ли это дикий зверь или разумное существо? А, может быть, такой же странник, как я? Лиственный волк? Или что-то совсем иное? Был ли он агрессивным или еще более трусливым, чем я? Прежде чем я смог должным образом ответить хотя бы на один из этих вопросов, я неожиданно разобрал слово в слово все, что шептал слабый голос:

Я знал эти стихи, я знал даже место, о котором шла речь, потому что был там наяву. У меня на глазах выступили слезы, я хотел вскочить и убежать, но не мог пошевельнуть ни единым пальцем. Страх парализовал все мои члены. Через пелену слез я смутно видел, как фигура отделилась от деревьев и медленно и бесшумно заскользила мне навстречу, как будто ей не нужны были ноги, чтобы передвигаться.

Шепот уже был возле самого моего уха, жуткая тень занимала все поле моего зрения, и перед глазами была только чернота. В этой ужасной темноте до меня доносился запах, который одновременно был хорошо знакомым и давно забытым. Внезапно повеяло старыми книгами… будто распахнули дверь в гигантский букинистический магазин, будто поднялся самум книжной пыли, и прямо в лицо пахнуло затхлостью миллионов истлевающих фолиантов.

Так в моей прежней жизни пахли только две вещи. Это был очевидный аромат Города Мечтающих Книг, вечный запах Книгорода. И это было порождающее страх дыхание Призрачного Короля.

P.S. Призрачный Король вернулся.

Возможно, я не закричал только потому, что ничего бы не изменилось. Влажный и клейкий язык тронул мое лицо, ощупал мои ноздри и губы – и я проснулся.

Уже светало, огонь погас. Надо мной на тонких ногах стояла белоснежная косуля и слизывала с моего лица крошки печенья. Когда я выпрямился, она отпрянула назад, посмотрела на меня своими большими, полными упрека глазами и, сделав пару грациозных зигзагообразных прыжков, исчезла между березами. Кряхтя, я поднялся с постели и отряхнул капли росы с плаща. Такие сны – заслуженная расплата за то, что спишь, лежа головой на «Кровавой книге», о мои любимые друзья!