Онлайн чтение книги Вирус «Мона Лиза» Das Mona-Lisa-Virus
6. Бостон

В лицо ей дул теплый осенний ветерок. Она делала глубокие вдохи, буквально чувствуя, как рассасывается образовавшийся в животе комок. Вокруг нее в парке яркими красками пылали листья деревьев. Походя она отметила молодую парочку, ворковавшую на одной из скамеек. Бабье лето вдруг показало себя с самой лучшей стороны и окутало город атмосферой романтики.

Будучи ученой, Хелен разбиралась в феноменах природы. Из-за того, что ночи были холодными, а дни – по-прежнему теплыми, деревья в это время года вырабатывают вещество, блокирующее влагообмен между ветвями и листьями. Следствием этого становится резкое снижение содержания хлорофилла в листьях, а сахар окрашивает их в самые теплые цвета. Химический процесс, не более того. Впрочем, как и любовь. Хелен почти сумела убедить себя таким биологически-рациональным объяснением, однако ей вдруг стало тяжело на сердце. Как ни хотелось ей этого, как ни цеплялась она за идеалы науки, оставаться по-настоящему рассудительной и благоразумной не получалось. Так же, как и тогда, когда она обязала Бетти хранить молчание относительно результатов МРТ.

– Почему? В этом же нет ничего постыдного, – удивилась Бетти и тем самым преступила невидимую для всех, кроме Хелен, границу. Ее тело принадлежит ей, и именно она будет решать, с кем делиться медицинскими снимками ее мозга, а с кем – нет.

В конце концов она попросила Бетти, как коллега коллегу, сохранить все сказанное в тайне. Затем в комнату вошел Клод, и разговор резко оборвался. Заметив, что при его появлении воцарилась тишина, он даже немного обиделся.

– Вы что, поссорились, что ли? – спросил он, и обе улыбнулись его смущению.

Затем Хелен взяла отгул на оставшуюся часть дня, предварительно убедившись, что все записи об испытании с ее участием стерты.

И вот теперь она чувствовала себя подавленно. Голова болела, как часто бывало после громких звуков. Она помассировала переносицу большим и указательным пальцами. Потом нужно будет выпить таблетку, а лучше две.

– Мое тело принадлежит мне, – негромко повторила она слова, которые недавно сказала Бетти.

Так бывало не всегда. Может быть, поэтому ей нелегко позволить кому-то проникнуть в тайны ее тела? Может быть, поэтому она так резко отреагировала на любопытство Бетти? Опасалась, что снимок ее мозга пойдет по рукам? На миг она представила себе обложку журнала «Вог» с фотографией ее собственного мозга, затем зажмурилась, чтобы отогнать прочь нежелательный образ. Хелен вздохнула, подставила лицо солнечным лучам, почувствовала тепло на лбу и понадеялась на то, что ультрафиолетовые лучи сожгут ее мрачные мысли.

Хелен опустила руку в карман пальто и нащупала конверт. Вытащила его, вынула из него письмо, где на бланке красовалось изображение парижского Лувра. Под ним была напечатана фамилия директора музея, месье Луи Русселя. Хелен пробежала глазами строчки. Месье Руссель выражал свою радость по поводу того, что скоро сможет приветствовать такое светило науки, как она, в парижском Центре исследований и реставрации музеев Франции, сокращенно ЦИРМФ, и сообщал о том, что все готово для предстоящей работы. Кроме того, он еще раз напоминал о необходимости хранить все в строжайшем секрете. Из соображений безопасности. Даже ее ближайшие сотрудники, Бетти и Клод, не имели права знать о том, что именно является целью ее визита в Париж. Ей это казалось некоторым преувеличением, но придавало поездке особый шарм.

По лицу ее скользнула улыбка. Мысль о Париже навевала радостные воспоминания, похожие на воспоминания о минувшем лете. В Париже ей довелось пережить самые чудесные моменты своей жизни… и в то же время самые худшие.

Сложив конверт таким образом, чтобы он поместился в кармане пальто, она нащупала мобильный телефон. Медленно вытащила наушники, вставила один из них в ухо. С тех пор как Хелен прочла в специализированном журнале об исследовании шведских ученых воздействия излучений мобильного телефона на мозг, она перестала подносить аппарат непосредственно к уху.

Хелен набрала номер Мэйделин. Прошло некоторое время, прежде чем раздался звук вызова, породивший колющую боль, которая протянулась от внутреннего уха к виску. После пятого гудка включилась голосовая почта. Хелен обрадовалась, услышав звонкий голос дочери, просившей оставить сообщение после звукового сигнала. Однако она предпочла бы поговорить с ней самой прямо сейчас. Возможно, в данный момент у Мэйделин сеанс психотерапии. Лечебное заведение в Сан-Антонио имело четкий план для каждого пациента. Сколько времени она уже не видела дочь? Шесть долгих недель. Но этого хотели врачи, поскольку этого хотела Мэйделин. Хелен протяжно вздохнула. При мысли о дочери на сердце стало тяжелее.

Прямо на нее двигалась еще одна парочка, молодые люди держались за руки. Оба были одеты так, словно сошли со страниц осеннего каталога крупного модного бренда. Хелен усмехнулась и покачала головой. Неужели в этом городе днем больше никто не работает? И слабая улыбка, появившаяся в уголках ее губ, тут же померкла.

Счастье других расстроило ее. Она уже жалела о собственном решении потратить солнечный денек на прогулку.

С момента расставания с Гаем прошло три месяца. И с тех пор она, если не считать работы в институте, по-настоящему так и не вернулась к жизни. Она по-прежнему чувствовала себя чужой в новой квартире. Что поделаешь, она не привыкла жить в одиночестве. Спать в одиночестве. Ходить за покупками в одиночестве. Смотреть телевизор в одиночестве. Теперь она начинала понимать тех женщин, которые в таких случаях заводят кота. Или сразу нескольких.

Хелен остановилась перед роскошным красным кленом, запрокинула голову, чтобы охватить его взглядом до самой кроны. Какой контраст с летней зеленью! Короткая, мимолетная фаза внимания. Как часто за последние месяцы она проходила мимо этого дерева, не присматриваясь к нему? И теперь, когда оно оделось в ярко-красный наряд, мимо него так просто не проскочишь, обязательно нужно взглянуть. Она не могла пройти мимо, как не смог в свое время пройти мимо нее сотрудник модельного агентства, который заговорил с ней на одной из нью-йоркских улиц, когда ей было шестнадцать лет. Неприятная для нее фотосессия в бруклинском лофте, первый кастинг в крупном доме моды, и фактически наутро она превратилась в звезду модной индустрии. Она выступала на шоу в Нью-Йорке, Милане, Париже и Берлине, иногда ее в течение одной недели приглашали сразу в несколько городов. В первый год работы она преодолела на самолете больше миль, чем ее родители за всю свою жизнь. А какой она была яркой моделью! По спине пробежала дрожь. Воспоминания о той карьере были неразрывно связаны с воспоминаниями об отце Мэйделин.

Она до сих пор не знала, сумела бы без него понять, что вспышки камер, перед которыми она позировала каждый день, в первую очередь ослепляют ее: внезапно все покрылось пеленой темных тонов. Или, наоборот, с ее глаз спала пелена, затмевавшая для нее истину? Ответа на этот вопрос у нее не было. Но Хелен знала, что в какой-то момент блеск погас. Бесповоротно. То же самое произойдет и с этим красным кленом, который стоит перед ней. Через несколько недель здесь останется только голый ствол с ветвями, устремленными в небо, и дерево станет невидимым для всех.

После неожиданного финала своей карьеры она еще во время беременности начала учиться, и ей повезло. Не только потому, что во время учебы мама прикрывала ее тыл, помогая с Мэйделин, и она без проблем сумела сдать все экзамены, несмотря на свалившуюся на нее двойную ответственность молодой матери. Но и потому, что она рано сделала ставку на только начавшуюся развиваться дисциплину нейроэстетики и, еще будучи студенткой, стала известным исследователем в этой молодой области. После окончания учебы она не знала, куда деваться от предложений работы.

Заболела спина, и она отвернулась от клена, пытаясь сориентироваться. Выход из парка находился где-то к востоку от нее. Хелен снова двинулась вперед медленным шагом. От воспоминаний об отце Мэйделин отделаться было невозможно. Как невролог, она знала, что фраза «мысли свободны» лжива: на самом деле все мы пленники собственных мыслей, а по-настоящему свободны только те, кому удается подчинить их себе.

Оглядываясь назад, она испытывала один лишь стыд. Она узнала о том, что была не единственной, кто поверил в фальшивую влюбленность знаменитого фотографа. По слухам, он уложил в постель сотни девушек – прямо из-под объектива. Однако, насколько ей было известно, она оказалась единственной, кто от него забеременел. После того как была зачата Мэйделин, агентство бросило ее на произвол судьбы. Они обвинили ее – не его – в недостатке профессионализма и даже извинились перед ним за ее подведение.

Хелен соблазнила его, как заявил он ее агенту с наигранным смущением. Она, неиспорченная, невинная девушка, знавшая о сексе еще меньше, чем о мире моды, в который ее втолкнули! Все было ровным счетом наоборот, но она не осмелилась возразить со всей возможной резкостью. Как же наивна она была, как глупа! Ей следовало уйти самое позднее тогда, когда он вдруг начал раздеваться, фотографируя ее. Широко улыбаясь, он пояснил, что хочет помочь ей расслабиться перед съемкой в бикини. Его улыбка блистала обаянием. Снимки предназначались для одного очень знаменитого дизайнера, и она не рискнула прервать фотосессию. Теперь Хелен было стыдно. Она стыдилась мысли о том, что могла все предотвратить. Потому что, если бы она остановила этого человека, если бы не купилась на его флирт, сегодня Мэйделин не существовало бы. И если она хочет, чтобы этого никогда не было, значит, в то же самое время она хочет, чтобы Мэйделин не появлялась на свет. Потому что, несмотря на неприятные обстоятельства ее зачатия и сложные чувства к отцу Мэйделин, дочь оставалась самым дорогим, что было у нее в жизни. Своим появлением на этой планете Мэйделин спасла ее из мира зависти, лживости и эгоизма. Первый крик дочери в родильном зале словно разбудил Хелен и повернул ее жизнь в другое русло.

Она снова прошла мимо крепко обнимавших друг друга молодых людей. Это была та же парочка, которая недавно сидела на лавочке. На миг Хелен вспомнилось чувство влюбленности. Так же, как, вдыхая запах погасших свечей, она невольно вспоминала Рождество.

Под пальто вдруг что-то завибрировало. Ей потребовалось мгновение, чтобы понять: это ее мобильный телефон, который дрожит в кармане блейзера. «Наверное, Мэйделин решила перезвонить», – подумала Хелен и тут же ощутила, что ей стало немного легче. Она вытащила телефон из кармана. Скрытый номер. Значит, это Бетти. Вечно она звонит с неизвестного номера! Наверняка решила спросить, действительно ли с ней все в порядке. Хелен вздохнула. Ну вот, начинается.

Она опять достала из кармана наушники, размотала провод и вставила наушник в ухо. Правой рукой взяла маленький микрофон, прикрепленный к кабелю, и поднесла его ко рту.

– Со мной все в порядке, – заявила она и поняла, что ее собственный голос звучит более насмешливо, чем ей хотелось бы.

– Рад слышать, – отозвался мужской голос, совершенно ей не знакомый. – Я говорю с Хелен Морган?

Хелен осторожно подтвердила этот факт. Голос казался чужим, но приятным.

– Очень хорошо. Меня зовут Патрик Вейш. М-да, с чего же начать? Вы знаете, кто такой Павел Вейш?

Хелен остановилась, пытаясь сосредоточиться на разговоре. Похоже, это не обычный звонок. На миг женщина задумалась. Фамилия Вейш действительно была ей знакома, но она не смогла сразу вспомнить, что это за человек.

– Вы имеете в виду миллиардера, занимающегося продажей программного обеспечения? – наконец спросила она.

– Именно, – радостно согласился собеседник. – Вы встречались с ним лично?

– К сожалению, нет.

В телефоне послышался вздох досады.

– Я его сын.

– Не понимаю… – отозвалась она.

– Я тоже. По крайней мере, не до конца… – На миг Патрик Вейш умолк, и Хелен уже решила, что связь прервалась.

Может быть, это шутка? Может быть, это Клод решил развеселить ее таким образом по поручению Бетти?

– Дело в том, – продолжал звонивший, – что мой отец пропал несколько недель назад.

– Мне очень жаль, – ответила она, продолжая идти.

– Я нахожусь в его доме, в Варшаве. Это в Польше, в Европе.

Она знала, где находится Варшава, однажды она ездила туда на показ мод.

– В поисках того, что могло бы пролить свет на исчезновение моего отца, я наткнулся на ваше имя и этот телефонный номер. – Он снова замолчал. Видимо, мужчина на другом конце земного шара надеялся, что она ответит ему.

– Как я уже говорила, я не знакома с вашим отцом. Мне действительно очень жаль, и я надеюсь, что вы найдете его. – И тут она остановилась. – Как вы сказали, откуда у вас этот номер телефона?

Она не любила пользоваться мобильной связью и по какой-то непонятной ей самой причине старалась держать свой номер в тайне. Кроме нескольких друзей, членов семьи и некоторых коллег, этого номера никто не знал.

– Поэтому я вам и звоню. Перед тем как исчезнуть, последним, что написал мой отец в своем блокноте, который я нашел здесь, в его доме в Варшаве, было ваше имя и этот номер телефона. По крайней мере, так сказал мне один из его слуг.

– Странно… Я действительно не представляю, чем могу вам помочь.

К этому моменту Хелен уже почти добралась до выхода из парка и испытывала острое желание поскорее сбежать отсюда – так же, как и от этого весьма удивительного телефонного разговора.

– Рядом с вашим именем написано еще одно, – продолжал собеседник. Ей показалось, что она слышит шуршание бумаги. – Мэйделин. Вам оно о чем-нибудь говорит?

Хелен резко остановилась, почувствовав, как что-то кольнуло в сердце. Внезапно оно забилось быстрее. Какое отношение имеет Мэйделин к Павлу Вейшу? Ведь этот человек намного старше ее!

– Ну да, так зовут мою дочь, – осторожно сказала она, и в душу закралось нехорошее подозрение. Вспомнилась тщетная попытка дозвониться Мэйделин в клинику.

– Ваша дочь? – Собеседник очень удивился. – А она с вами?

– Нет, она… – Хелен запнулась. В конце концов, этому незнакомцу не обязательно знать, что Мэйделин сейчас находится в психиатрической клинике. – В данный момент она не со мной.

– Вы видели дочь в последнее время?

– Что вы имеете в виду?

– Сколько ей лет, если мне позволено будет спросить?

– Шестнадцать. А зачем вам все это знать? – Нет, ей совершенно не хотелось говорить о Мэйделин с незнакомцем, лучше положить трубку.

В наушнике послышалось негромкое неуверенное хмыканье.

– Что такое? – уже настойчивее поинтересовалась она, чувствуя, что ее охватывает страх.

– Хм, дело в том, что вокруг имени Мэйделин нарисовано сердечко.

– Сердечко? – Во рту у нее вдруг пересохло. – Это невозможно! Моя дочь еще подросток. Сколько лет вашему отцу?

– Шестьдесят шесть.

Хелен показалось, что ее сейчас стошнит. В наушнике снова на миг стало тихо.

– Алло! – крикнула она в микрофон. – Вы еще здесь?

– Тут есть еще кое-что, рядом с именем вашей дочери, – отозвался собеседник.

– Что? – Хелен заметила, что ее голос дрожит.

– Я не могу толком сказать, это написано по-польски…

– Говорите же! Прошу вас… – Она произнесла свою просьбу громче и требовательнее, чем собиралась. Краем глаза она заметила, что женщина с коляской испуганно обернулась и посмотрела на нее.

– Под именем вашей дочери стоят слова «Piêkna i Bestia» .

– И это значит…

– Я не очень хорошо владею польским, – снова увильнул от ответа ее собеседник. – Но, если я не ошибаюсь, то это можно перевести как «Красавица и чудовище».

– Красавица и чудовище? – недоверчиво переспросила Хелен и почувствовала, что ей становится дурно. – Что это, черт возьми, может означать?

Она услышала, как ее собеседник снова шумно вздохнул.

– Вы в прошлом году видели фотографию моего отца?

– Нет. – По крайней мере, ничего подобного она не помнила.

– Предлагаю вам сейчас же отправиться к дочери и спросить у нее, знает ли она моего отца. И если это так, то перезвоните мне. Я сейчас пришлю вам телефонный номер по эсэмэс. Согласны?

– Я… – Хелен запнулась, не зная, что ответить. – Я по-прежнему не понимаю… – И она замолчала.

– Спросите свою дочь, умоляю вас!

– Ладно, спрошу…

– Спасибо. Тогда, возможно, до скорого, – попрощался невидимый собеседник.

На подгибающихся ногах Хелен направилась к пустой скамье, села и уставилась на экран своего телефона. На миг задумалась, затем снова набрала номер Мэйделин. Несколько гудков – и опять заработала голосовая почта. Тревога Хелен нарастала. Нервно перебирая контакты в телефонной книге, она нашла номер клиники и нажала на зеленый символ.

Яркие красные и оранжевые пятна вокруг нее уже не выглядели романтично, внезапно они стали угрожающими.