Онлайн чтение книги Мельница Değirmen
XXVI. И ЗАВЕРТЕЛОСЬ ВСЕ КРУГОМ…

Приближалась первая мировая война. К землетрясению в Сарыпынаре интерес еще не угас, но в газетах, на второй и третьей страницах, все чаще стали появляться тревожные заголовки: «Черные тучи на политическом горизонте», «Император Германии произнес угрожающую речь», «Слухи о всеобщей мобилизации в России».

Иностранные посольства в Стамбуле проявляли усиленную политическую активность — ведь до сих пор еще

было не совсем ясно, на чьей стороне будет развеваться священное знамя пророка. По морю и по суше ежедневно в столицу прибывали толпы гостей и туристов и селились в посольствах и самых больших отелях. На берегу Мраморного моря, в роскошных посольских особняках дачного местечка Тарабья каждый день устраивались приемы и балы. В коридорах министерств и в редакциях газет толклись по-спортивному одетые люди в очках с тяжелой оправой, в ботинках на толстой подошве.

И вот однажды утром на первой странице газеты «Глас истины» появилось сообщение о том, что несколько богатых яванских купцов-мусульман, живущих в Стамбуле, сделали крупные пожертвования в пользу «своих несчастных братьев, жителей Сарыпынара, дабы облегчить их многострадальную участь».

На следующий день послы Германии и Австрии посетили султанский дворец Долмабахче и Высокую Порту и сделали заявления, что они уполномочены передать соболезнования императора Германии Вильгельма Второго и императора Австрии и короля Венгрии Франца-Иосифа «по поводу катастрофических бедствий, обрушившихся на мусульман, проживающих в городе Сарыпынаре», и что их величества молят всевышнего, чтобы он «ниспослал мир и благоденствие великому Османскому государству и оградил бы его народ от подобных бедствий в будущем». В довершение всего послы просили принять скромный вклад в фонд помощи, «дабы сии средства были истрачены на восстановление и ремонт разрушенных домов и главным образом мечетей и минаретов».

Общее количество пожертвований, собранных по всей стране в течение только одной недели с помощью речей, статей, молитв, призывов и криков на всех перекрестках, составило, по самым приблизительным подсчетам, баешь словную сумму. Однако эта сумма была просто ничем по сравнению с тем «скромным вкладом» (или, точнее, задатком), который внесли могущественные державы, рассчитывавшие купить священное знамя пророка, а заодно и целое государство с его двумя весьма важными проливами и армией…

Не прошло и дня, как вдогонку прибыли из Лондона и Парижа столь же щедрые пожертвования и послания, так же обильно смоченные слезами соболезнования.

В свою очередь, предпринятые вышеозначенными европейскими государствами действия вызвали новый взрыв энтузиазма у нашей интеллигенции, привыкшей смеяться и плакать только вместе с Европой. Посему интеллигенция снова бросилась в атаку, и в результате пролился еще более обильный дождь щедрот. На газетных полосах уже не хватало места, чтобы печатать сообщения о новых пожертвованиях.

* * *

— Послушай, что же нам делать? — обратился министр внутренних дел к советнику. — Как мы выпутаемся из этой истории?

— Как прикажете, ваше превосходительство. Губернатор доложил, что сообщение о землетрясении, к сожалению, преувеличено.

— Что значит, к сожалению?

— Надо думать, он сожалеет о том, что сообщения оказались неточными… А вообще следует радоваться, что город остался невредим!..

— Ну, хорошо, сообщения — неточные, а почему он не прислал точные?

— Всю вину губернатор сваливает на мутасаррифа. Он и нас пытается поддеть — в завуалированной форме, конечно. Не берусь повторить слово в слово, но если прикажете, я тотчас разыщу текст депеши для вас. Смысл ее таков: мутасарриф — это неповоротливый бюрократ и канцелярист, который к тому же вечно болеет. Далее губернатор пишет, что, видимо, совершил ошибку, полагая, будто мутасарриф может разобраться в этом совсем несложном происшествии, которое случилось у него под носом. И добавляет, что неоднократно рекомендовал убрать мутасаррифа, однако с рекомендацией его никто не считается… Вот и все. Возможно, и не в таких словах…

— Не удивляюсь, если и в таких. Он и похлестче может… — Министр усмехнулся.

— Короче говоря, губернатор во всем винит мутасар- рифа, а заодно и нас: дескать, это мы подсунули такого ленивого, неповоротливого и нерадивого чиновника, или, как он его величает, — детище Высокой Порты…

— Это на губернатора похоже… Прессе мы никаких заявлений не делали?

— Четыре дня назад я подготовил коммюнике, но вы изволили сказать, что надо повременить.

— И разве не был я прав? Представляешь: наше коммюнике, где было бы сказано, что вся эта история выеденного яйца не стоит, могло появиться в тот день, когда газеты сообщили о соболезновании императоров султану и правительству, — это же скандал на весь мир! Господь уберег… Вот что, составь немедленно новую шифровку (губернатору: пусть сейчас же выезжает в Сарыпынар. Ему самому следовало бы догадаться об этом… Ситуацию здесь он знает; известно ему также все, что делается там. Вот пусть и найдет золотую середину, сбалансирует действительное с желаемым. Послушай, дорогой мой, неужели я должен думать обо всех мелочах, когда у меня и без того уйма дел? Ну, ладно, действуй! И не забудь показать мне, что губернатор там написал. Сейчас я ухожу, а ты соединись с ним по телефону. Если не застанешь дома — разыщешь!.. А что не я с ним буду говорить — не велика беда… Как-нибудь перенесет…

Министр внутренних дел стал доставать из ящика письменного стола бумаги, пачки сигарет и вдруг замер:

— Постой, постой! Мы ведь забыли самое главное. А деньги? Пожертвованные деньги так и лежат?!

— Я как раз хотел вам об этом доложить.

— Хотел доложить, да забыл!.. Это же колоссальные суммы! Будь еще это неизрасходованные благотворительные фонды, мы провели бы их по другой статье… А тут!.. Вот проблема!..

— Действительно, проблема, ваше превосходительство.

— Ну ладно! Всех дел за один день не переделаешь… Пусть губернатор немедленно отправляется в Сарыпынар… Или мы тут что-нибудь придумаем, или он… А пока заседание объявляется закрытым…