Онлайн чтение книги Живым или Мертвым Dead or Alive
Глава 1

В системе военно-учетных специальностей вооруженных сил США легкая пехота так и называется: одиннадцать-Б, легкая пехота. Считается, что солдаты легкой пехоты должны выделяться своим идеальным внешним видом, щеголять в отглаженном и вычищенном обмундировании и сиять свежевыбритыми лицами. Первый сержант Сэм Дрисколл уже некоторое время не принадлежал к числу этих идеальных солдат. Борода Дрисколла отросла на добрых четыре дюйма, и в ней поблескивало немало седины. За это подчиненные дали ему прозвище Санта. Это не может не раздражать человека, которому только-только перевалило за тридцать шесть, но если все остальные на десять лет, а то и больше, моложе тебя, то могло быть и хуже. Например, Папаша, а то и вовсе – Дедуля.

Длинные волосы раздражали его куда сильнее. Густая, всклокоченная сальная шевелюра, колючая борода здесь были полезны – борода и усы прятали лицо, и от местных жителей, для которых стрижка волос – очень редкое удовольствие, он отличался не так уж сильно. Одет он, как вся группа, был в местном стиле.

Их было пятнадцать человек. Командира подразделения, капитана, вывезли, после того как он сломал ногу, оступившись. Это обстоятельство задержало группу. Пришлось сидеть на холме и ждать, пока «Чинук» заберет раненого и одного из двух отрядных медиков. Ему предстояло сопровождать капитана и следить, чтобы у больного не развился болевой шок. Таким образом, руководство операцией перешло к Дрисколлу. Он не переживал из-за возложенной на него ответственности. Опыт полевых операций у него был больше, чем у капитана Уилсона. Правда, у капитана имелся диплом колледжа, а у Дрисколла его пока что не было. Всему свое время. Сейчас нужно было выполнить задание и остаться живым, а потом можно будет вернуться в аудитории Университета Джорджии. Забавно, думал он, что получать удовольствие от учения он начал лишь на четвертом десятке лет. Но, пожалуй, лучше поздно, чем никогда.

Он устал той усталостью, от которой путаются мысли и ноют все кости – усталостью, хорошо, даже слишком хорошо знакомой опытным рейнджерам. Дрисколл умел спать, словно бродячая собака, на голом граните, подложив под голову, вместо подушки, приклад винтовки, умел настороженно бодрствовать, когда и мозг, и тело, чуть не криком кричат, что необходимо лечь хоть немного вздремнуть. Беда была в том, что сейчас, когда ему было ближе к сорока годам, он ощущал всякие боли и недомогания поострее, чем в двадцать лет. По утрам ему требовалось вдвое больше времени, чтобы заставить тело работать по-настоящему. Постепенно боли отступали, вытесненные мудростью и опытом. За свою жизнь он усвоил, что победа разума над плотью – это не просто фигура речи, но и самый что ни на есть очевидный факт. Он научился почти совсем не замечать боль. Это чрезвычайно полезное умение, когда возглавляешь толпу молодых парней, которым их рюкзаки кажутся гораздо легче и куда меньше режут плечи, чем ему, Дрисколлу. «Жизнь, – решил он, – построена на компромиссах».

Они находились в горах уже два дня и почти все время двигались. Спали дважды – оба раза меньше трех часов. Дрисколл входил в состав специальной оперативной группы 75-го диверсионно-разведывательного полка, базирующегося в Форт-Беннинге, Джорджия. Там был отличный клуб для сержантского состава с изумительным разливным пивом. Закрыв глаза, вероятно, удалось бы даже ощутить во рту вкус этого самого пива. Но он отогнал от себя соблазн. Нельзя было отвлекаться ни на секунду, нужно было целиком и полностью сосредоточиться на том, что происходило здесь и сейчас. Они находись на высоте в пятнадцать тысяч футов, в горах Гиндукуша, на странной территории, которая вроде бы принадлежит то ли Афганистану, то ли Пакистану, а на самом деле не принадлежит никому – по мнению местных жителей. Дрисколл отлично знал, что нанесенные на карту линии вовсе не обозначают настоящих границ, по крайней мере, в этих азиатских странах. Он время от времени сверялся с GPS-приемником, чтобы знать, где находится, но на самом деле широта и долгота мало что значили для этой операции. Значение имело то, насколько точно они направлялись к своей цели, независимо от того, как это место было обозначено на карте.

Местное население толком не знало, где проходит граница, да и не интересовалось этим. Для них имело значение, какого ты племени, к какому роду принадлежишь и какое течение ислама исповедуешь. Воспоминания здесь простирались в прошлое на века, а история – и того глубже. Аборигены до сих пор гордились тем, что их предки прогнали прочь Александра Великого, а кое-кто мог даже назвать имена героев, совладавших с македонскими копьеносцами, которые до того покоряли все страны, где бы ни объявлялись. Но, естественно, куда больше местные говорили о русских и о том, скольких они поубивали – по большей части, из засады, но некоторых и ножами в рукопашной. Эти истории, или уже легенды, переходящие от отца к сыну, они рассказывали с громким смехом. Дрисколл очень сомневался, что те русские солдаты, которым удалось выбраться из Афганистана, так же веселились, вспоминая о том, что и как тут происходило. Нет, сэр, здесь обитают не слишком милые люди, это уж точно. Привыкшие к опасностям, закаленные непогодой, войнами, голодом и, по большей части, занятые решением одной проблемы – как выжить в этом краю, который, похоже, постоянно ищет способы разделаться со своими обитателями. Дрисколл умом понимал, что должен испытывать к ним определенное сочувствие. Просто бог обделил их своим вниманием. Возможно, их вины в этом нет, но и вины Дрисколла тут тоже нет, да и незачем ему обо всем этом думать. Они – враги страны Дрисколла. Власти предержащие указали на них, приказали: «Вперед!», и отряд оказался здесь. В этом заключалась главная истина происходящего и причина, по которой они оказались в этих проклятых богом горах.

Очередной хребет был второй главной истиной. По крайней мере здесь в этом не было сомнений. От того места, где их выгрузили из вертолета «Чинук CH-47», они протопали по этому хребту уже пятнадцать километров, почти все время вверх по острым камням и осыпям. Вариант «дельта»; другого способа, которым можно было бы воспользоваться на такой высоте, в их распоряжении не имелось. А вот… вот и гребень. В пятидесяти метрах.

Дрисколл замедлил шаг. Он шел первым, вел отряд, как старший из имевшихся в нем сержантов. Его подчиненные шли следом, цепочкой, растянувшейся на сотню метров, все настороже, непрерывно осматривая местность справа и слева, вверху и внизу, держа карабины «М-4» на изготовку и контролируя заранее обговоренный для каждого сектор обстрела. Предполагалось, что на перевале будут дозорные. Пусть местные жители необразованны, в традиционном смысле этого слова, но недооценивать их ни в коем случае не следовало. Именно поэтому рейнджеры рассчитали так, чтобы операция началась глубокой ночью, в ноль один сорок четыре – иными словами, без четверти два утра – по его электронным часам. Ночь была безлунной, да и облака оказались достаточно плотными, чтобы не пропустить слабенький свет звезд.

«Отличная ночь для охоты», – подумал он.

Он пробежался взглядом вниз, потом вверх. Меньше всего на свете ему хотелось устроить шум. Один паршивый камешек, выскользнув из-под подошвы и покатившись вниз по склону, запросто может выдать их всех. Этого нельзя допустить. Нельзя допустить, чтобы даром пропали три потраченных дня, пятнадцатимильный переход, в результате которого они подобрались вплотную к нужному месту.

Двадцать метров до гребня. Шестьдесят футов.

Он вновь повел взглядом, высматривая какое-нибудь движение на разделе между горой и небом. Поблизости – ничего. Еще несколько шагов, взгляд направо и налево, карабин с глушителем висит на груди с досланным патроном, указательный палец прикасается к спусковому крючку, совсем легонько, так, чтобы только ощущать его.

Вряд ли он смог бы объяснить парням, насколько трудно, насколько изматывающе тяжело (куда тяжелее, чем пятнадцатимильный переход по лесам) знать, что за этой едва различимой чертой может скрываться кто-то с «АК-47» на ремне, с пальцем на спусковом крючке, с переводчиком огня, установленным в положение «автоматическая стрельба», готовый в любую секунду покоцать твою задницу очередью. Понятно, что парни тут же разделаются с ним, но самому-то Дрисколлу от этого будет ничуть не легче. «Уймись, – одернул он себя, – если такое случится, ты, по всей вероятности, и понять ничего не успеешь». Ему самому довелось упокоить немало врагов, и он отлично знал, как это бывает: вот ты идешь, зыркаешь по сторонам, ушки топориком, прислушиваешься, не грозит ли откуда что… а дальше ничего. Смерть.

Дрисколл знал, какое правило действует здесь, на этих пустошах, в смертоносной ночи: торопись медленно. Двигайся не спеша, ступай не спеша, осторожно ставь ногу на землю. Этим правилом он руководствовался много лет. Вполне успешно.

Всего шесть месяцев назад он занял третье место в соревнованиях лучших рейнджеров, своего рода Суперкубке для сил специальных операций. Вернее, Дрисколл и капитан Уилсон действовали там как 21-я группа. Капитан, наверно, бесится из-за перелома. «Он отличный рейнджер, – думал Дрисколл, – но раздробленная голень есть раздробленная голень. Со сломанной костью ты ни к черту не годишься. Если порвешь мышцу, бывает так больно, что света не видишь, но после этого довольно быстро восстанавливаешься. Ну, а сломанную кость нужно выправлять и сращивать, а это значит, что придется несколько недель валяться на спине в армейском госпитале, пока доктора не разрешат встать и снова понемногу начать наступать на ногу. Потом придется заново учиться бегать, но перед этим еще необходимо заново научиться просто ходить. Да уж, геморрой так геморрой, по-другому и не назовешь». Ему пока что везло – никаких травм хуже вывихнутой лодыжки, сломанного мизинца да здоровенного ушиба бедра. Ни разу не пришлось выйти из строя больше чем на неделю. Ни пули, ни осколка шрапнели. Бог рейнджеров, похоже, относился к нему вполне благосклонно.

Еще пять шагов…

Ага, вот оно! Как он и ожидал, часовой тут имелся, как раз там, где и должен был находиться. На двадцать пять метров правее того места, где стоял Дрисколл. Позиция для дозора просто идеальная, вот только этот дозорный не умел или не хотел нести службу, как положено. Он сидел на земле и смотрел не вперед, а назад; наверно, ему было смертельно скучно, спать очень хотелось, и он считал минуты до смены. Что ж, его скука через минуту станет смертельной в самом буквальном смысле слова, хотя он этого не успеет понять. «Если только я не промахнусь», – напомнил себе Дрисколл, отлично зная, что не промахнется.

Он обернулся еще раз и окинул окрестности взглядом сквозь очки ночного видения «PVS-17». Никого. Отлично. Он опустился на одно колено, приложил карабин к плечу, прицелился точно в правое ухо парня, задержал дыхание…

Справа, там, куда уходила узенькая тропка, скрипнул камень под кожаной подошвой.

Дрисколл замер.

Прежде всего он мгновенно оценил ситуацию, прикинув в уме местонахождение всех своих солдат. Может ли кто-нибудь оказаться с той стороны? Нет. Отряд растянулся сзади и правее. Дрисколл очень медленно повернул голову в ту сторону, откуда донесся звук. Очки не показали ничего нового. Он опустил карабин – оружие повисло на ремне поперек груди – и посмотрел налево. В десяти футах от него скрючился за камнем Коллинз. Звук слева, возьми двоих, показал жестами Дрисколл. Коллинз кивнул, задом, словно краб, отполз за камень и скрылся из виду. Дрисколл поступил точно так же и, растянувшись плашмя, притаился между двух чахлых кустиков.

Со стороны тропинки донесся другой звук – журчание струйки, падающей на камень. Дрисколл ухмыльнулся. Против природы не попрешь. Между тем журчание мочи стало тише и совсем прекратилось. Снова зазвучали шаги. Футов двадцать и за поворотом, прикинул Дрисколл.

Почти сразу же на тропе появился человек. Он шел не спеша, почти лениво. В очки ночного видения Дрисколл ясно разглядел «АК-47», висевший у него через плечо дулом вниз. Дозорный приближался. Дрисколл застыл. Пятнадцать футов… десять…

Из тени за спиной дозорного возникла другая фигура. Над его плечом мелькнула рука, над другим плечом тускло сверкнуло лезвие. Коллинз отработанным движением пригнул противника направо и вниз, и оба силуэта слились воедино. Через десять секунд Коллинз приподнялся и отполз с тропинки, беззвучно утащив труп с видного места.

«Снятие часового точно по учебнику», – подумал Дрисколл. Что бы там ни показывали в кино, ножи в их профессии стали настоящим анахронизмом. Но это явно не помешало Коллинзу сохранить навык.

Через несколько секунд Коллинз снова появился на своем месте справа от Дрисколла.

А Дрисколл вновь сосредоточился на часовом, сидевшем на гребне. На прежнем месте. Даже не пошевелился. Дрисколл поднял «М-4», прицелился в середину затылка и слегка напряг указательный палец. Легонько, легонько… так…

Щелк. Особого шума не было. Вряд ли этот звук можно услышать дальше, чем за полсотни метров. А вот пуля – самая настоящая. Она пробила голову жертвы, взметнув на вылете кровавый фонтанчик, и парень отправился на встречу с аллахом или каким-нибудь другим богом. Двадцати с чем-то лет от роду, рос, ел, чему-то учился, вероятно, сражался, и нашел мгновенную и совершенно неожиданную кончину.

Убитый покачнулся, повалился набок и исчез из виду.

«Да, придурок, не повезло тебе, – подумал Дрисколл. – Но мы нынче охотимся за дичью покрупнее, чем ты».

– Охрана снята, – чуть слышно сказал Дрисколл в рацию. – На гребне чисто. Продолжаем движение. Будьте внимательны. – Вообще-то, последняя фраза была лишней. Его людям можно было не напоминать об осторожности.

Оглянувшись, он увидел, что отряд прибавил шагу. Парни волновались, но крепко держали себя в руках и были готовы взяться за дело. Он видел это по осанке, по экономным движениям, позволяющим безошибочно отличить настоящих бойцов от претендентов на это звание и случайных людей, ожидающих, когда же им можно будет вернуться к гражданской жизни.

До настоящей цели оставалось, вероятно, не больше сотни метров. За минувшие три месяца они немало потрудились, чтобы наверняка накрыть этих подонков. Прогулки по горам никому не доставляют удовольствия, не считая разве что тех чокнутых, которые по доброй воле лазают на Эверест и К-2[1]К-2 (Чогори) – вторая по высоте, после Эвереста (8848 м), горная вершина. Ее высота составляет 8611 м над уровнем моря. (Здесь и далее – прим. переводчика.) . Но, нравится не нравится, это входит в их работу, больше того, это неотъемлемая часть нынешнего задания, так что ничего не остается, кроме как молчать в тряпочку и топать дальше.

Пятнадцать человек разделились на три огневые группы по пять рейнджеров в каждой. Одна останется здесь с тяжелым оружием – они тащили с собой два ручных пулемета «M-249» на тот случай, если их обнаружат и дело дойдет до настоящей стрельбы. Никто ведь не знает, сколько плохих парней может ошиваться в этих местах, а пулемет неплохо уравнивает шансы. Спутники могут лишь снабдить минимумом разведданных, а уж с непредвиденными трудностями нужно справляться по мере их возникновения. Все солдаты внимательно следили за окружавшими их скалами, высматривая малейший намек на движение. Любое движение. Пусть это будет всего лишь кто-то из плохих парней, вышедший облегчиться. Девять из десяти человек, которые могут попасться в этом горном лесу, наверняка окажутся плохими парнями. «Это изрядно облегчает дело», – думал Дрисколл.

Теперь он крался вперед еще медленнее, ежесекундно поглядывая себе то под ноги, чтобы не наступить на ненадежно лежащий камень или сухую ветку, то снова вперед и по сторонам. Вот и еще одно преимущество мудрости, приходящей с опытом – умение сдерживать возбуждение, возникающее, когда ты выходишь с мячом к самым воротам. Тут-то новички (потенциальные мертвецы) частенько допускают серьезные ошибки, уверив себя, будто все трудности остались позади, и до цели рукой подать. И тогда – Дрисколл знал это точно, – откуда-то из-за твоей спины высовывается старина Мерфи, тот самый Мерфи, который придумал знаменитые законы, вежливенько хлопает тебя по плечу и преподносит какой-нибудь немыслимо гнусный сюрприз. Предвкушение и возбуждение – это две одинаково смертоносные стороны одной и той же монеты. Любое из этих явлений, пусть даже проявившееся в совершенно безопасной дозе, но в неподходящий момент, вполне может погубить.

«Но не сейчас, когда я настороже. И не с такой отличной командой».

Футах в десяти перед Дрисколлом вырисовался гребень горы. Он пригнулся, стараясь держаться так, чтобы голова не высовывалась над каменным острием и не превращалась в привлекательную мишень для какого-нибудь придурка с той стороны. Последние несколько шагов он преодолел ползком, по-пластунски, потом оперся левой рукой о камень, приподнялся и выглянул.

Там оказалась… пещера.