Онлайн чтение книги Дети Богов и Воинов The Children of Gods and Fighting Men
Остров Феннит, 992 год

Фоула

Я сидела на подоконнике в своих покоях, прислонившись спиной к каменному проему и глядя наружу из крепости Потомков. Вид настолько захватывал дух, что не беспокоил даже холод. Волны разбивались о скалы и внешние стены крепости, наполняя воздух белой пеной и брызгами. Я бы охотно провела так целый день. Есть что-то невероятно притягательное в том, как постепенно исчезает под водой во время прилива песчаная полоска суши, связывающая остров Феннит с Ирландией. Очень скоро поднимающаяся вода затопит ее, и единственный сухопутный путь с нашего острова исчезнет на три часа.

Когда отмель скрывалась под волнами, Томас казался счастливее всего. Он утверждал, что так он чувствует себя в безопасности: никаких людей, никакой угрозы вторжения. Той ночью я понимала его лучше, чем за все восемьдесят лет, проведенных с ним вместе. «Чего же ты боишься?» – гадала я раньше. Чтобы отвадить смертных, друиды зачаровали нашу крепость, и непосвященные видели на ее месте крохотный полуразрушенный монастырь. Даже в маловероятном случае нападения нашим друидам и ведьмам хватило бы сил одолеть захватчиков. И тем не менее из головы никак не шли образы мертвых монахинь у подножия алтаря.

Хватит, Фоула. Довольно мрачных дум.

Соскочив с подоконника, я прислушалась к звукам, доносящимся из коридора: приглушенные разговоры и добродушный смех. До принятия Нового соглашения все было совсем иначе: в каждом зале и коридоре гремели веселые крики и возгласы. В те годы Потомки обитали во всех уголках Ирландии и даже за ее пределами, поэтому ежегодное собрание превращалось в большой праздник – встречу старых друзей, вернувшихся домой, чтобы поделиться новыми историями. Ныне же мы покидали крепость лишь для того, чтобы следить за смертными из монастырей, и даже на эти задания Томас посылал очень немногих.

Я гадала, заметил ли кто-то из моих сородичей живот Роунат, когда мы утром прибыли в крепость. Ее беременности суждено стать первым испытанием Нового соглашения. Моя сестра первая нарушила новые законы. Возможно, остальные Потомки сейчас обсуждали Роунат и гадали, что она скажет на завтрашнем собрании. Всем известно, что в такие моменты важно иметь друзей, но сколько их у моей сестры? Этого я не знала наверняка. До принятия Нового соглашения Потомки нередко оказывались на разных сторонах в войнах смертных. Пусть это и казалось делом давно минувших дней, многие по-прежнему таили обиды.

Решив, что настало время показаться на глаза остальным, я выскользнула из спальни, стараясь не потревожить спящую сестру. Роунат так утомило трехдневное путешествие, не говоря уже про растущего внутри нее ребенка, что она закрыла глаза, едва ее голова коснулась подушки. А вот я никак не могла позволить усталости взять верх. Слишком много всего предстояло успеть перед завтрашним собранием Совета.

Как я и ожидала, в тронном зале яблоку было негде упасть. В углу стояли бочки с вином, помеченные гербом Ивара из Уотерфорда. Вероятно, алкоголь помогал Потомкам выслушивать давно знакомые истории по сотому кругу: в наших жизнях не происходило ничего нового.

– Добрый вечер, Фоула.

С улыбкой помахав рукой, ко мне подошла Гобнет, разодетая в зеленые шелка. Она протянула мне серебряный кубок, мгновенно наполнившийся красным вином.

– И тебе. – Улыбнувшись в ответ, я потрясла кубок. Красная жидкость в сосуде переливалась, словно кровь. – Лег снова зачаровала бокалы?

– Верно, – рассмеялась Гобнет. – С одной стороны, верховной виночерпице не пристало растрачивать свой дар попусту, а с другой – до чего же забавно, правда?

Я снова взглянула на вино. Когда Потомки еще участвовали в войнах смертных, Лег использовала дар, чтобы осушать реки на пути наступающего противника. Однажды я наткнулась на войско, пострадавшее от ее чар. Заблудившиеся в лесной чаще солдаты бессильно рыдали и дрожали в траве, умирая от жажды.

Гобнет сделала глоток и облизнулась.

– Кажется, Ивар говорил, что это миланское вино. Если оно покажется тебе слишком сладким, можешь попробовать эль.

– Нет, меня устраивает.

Пока я пробовала напиток, Гобнет подошла ближе. Этим вечером она выглядела неотразимо. Шелковое платье плотно облегало бедра и грудь, и на нее украдкой заглядывались остальные гости. Интересно, они догадывались, что груди Гобнет казались полнее благодаря иллюзии? Чары были столь искусными, что их, возможно, никто и не замечал. А возможно, никто и не хотел замечать.

Какой же странной стала наша жизнь с тех пор, как мы приняли Новое соглашение и отдалились от смертных. Когда-то Лег использовала дар, чтобы осушать и наполнять реки и озера, а теперь лишь забавлялась с винными кубками. Когда-то Гобнет применяла колдовские таланты, чтобы изменять внешность и обманывать врагов, а сейчас просто тешила свое самолюбие.

Отпив еще вина, я поняла, что молчание затянулось, и Гобнет ждет, когда я заговорю.

– Не случилось ли чего, пока меня не было?

– Отнюдь. – Она повернулась ко мне. – Пока вы с Роунат не прибыли в крепость сегодня утром, у нас не происходило ровным счетом ничего необычного. Похоже, ей… нездоровилось.

– Да, утром, – сказала я, пригубив вино. – Но сейчас ей куда лучше.

Гобнет наклонила голову, улыбка исчезла с ее губ.

– Знаешь, как верховная ведьма, я имею право знать правду о здоровье моей сестры по дару, но понимаю, что ты хочешь сначала обсудить это с Томасом. – Она указала на окно в дальней стене зала, через которое виднелся далекий мрачный силуэт высокой постройки. – Он все еще у себя в башне. Сделай одолжение: когда расскажешь про Роунат, убеди его спуститься и повеселиться с нами. Он торчит там уже несколько дней. Ему будет полезно развеяться.

Я согласилась и направилась к выходу, останавливаясь, лишь чтобы поприветствовать знакомых. Многие Потомки, как и сама Гобнет, явно догадывались, куда я пошла. О неожиданном возвращении Роунат наверняка уже знала вся крепость.

Холодный вечерний воздух щипал меня за пальцы, но после душного зала его прикосновения оказались приятны. Я побежала по тропинке к высокой круглой башне в дальней части крепости.

Томас работал в маленькой библиотеке на самом верху башни в сто футов высотой. Добраться до нее можно было лишь по длинной навесной лестнице на последнем этаже. Путь наверх крайне утомлял, но в такой предосторожности был толк – по крайней мере, несколько сотен лет назад, когда фоморы еще не умерли и желали навсегда уничтожить нас и присвоить наши знания. Теперь, когда последний враг исчез с лица земли, мы могли бы перенести книги и свитки обратно в крепость, но Томас отказался. На самом деле ему просто нравилось жить на самом верху башни, вдали от остальных Потомков. Библиотека стала его убежищем.

Я преодолела последнюю ступеньку и выбралась на каменный пол, под тени деревянных полок. В комнате невыносимо пахло пылью. Ворон Томаса, Шенна, нахохлившись, сидел на одной из полок. К счастью, он дремал, прикрыв желтые глаза-бусины.

– Почему ты опоздала?

Я поднялась на ноги и расправила платье, стараясь не обращать внимания на то, как сжались мои внутренности. Томас, сидевший за письменным столом неподалеку от люка, окинул меня усталым взглядом.

– Я ждал тебя еще два дня назад. А когда ты наконец явилась, то привезла с собой Роунат, которая не получала разрешения покинуть монастырь.

– Я успела на собрание, – ответила я, стараясь сохранять спокойствие. – Разве этого недостаточно?

Томас резко захлопнул книгу:

– Сейчас не время для остроумия. Ты ма… была матерью моего единственного ребенка. И сама прекрасно знаешь, что небезразлична мне. Когда ты опоздала, я волновался.

Он ни разу не говорил со мной об Ифе с тех пор, как она умерла в прошлом году, и я поморщилась, внезапно услышав ее имя. Мне вдруг стало стыдно за столь дерзкие слова, и я ответила Томасу уже не так резко:

– Я знаю, что небезразлична тебе. Ты мне тоже. Прости. Дальняя дорога меня утомила.

Устало глядя в ответ, Томас слабо улыбнулся и прижал указательный палец к переносице.

– Ты слишком долго читал при свечах. – Подойдя к письменному столу, я зажгла еще две свечи, чтобы разогнать тьму. – Пора отдохнуть. Гобнет говорит, что ты слишком много работаешь.

– Это так.

Томас нежно коснулся моей руки, словно говоря: «Я все прощаю». Я присела на свободный стул, стоящий поблизости.

– Я опоздала, потому что искала Роунат.

Улыбка мгновенно исчезла с его лица.

– И как она? Твоя сестра редко мне писала.

Он справлялся о здоровье Роунат, а в голосе сквозило презрение, и причина неприязни заключалась не в количестве полученных писем.

– На монастырь напали. Когда я добралась до Ласка, воины уже перебили всех монахинь. Я чудом успела спасти сестру.

– Что? – побледнел Томас. – Где она?

– Спит в моих покоях.

Он кивнул и почесал густую щетину на шее. В его темно-зеленых глазах отражались свечи, и черты лица казались резче. Томас был столь же красив, что и раньше: словно ангелы, которых монахи изображали в священных книгах. Я отвела взгляд и уставилась на свои руки, но смотреть на них оказалось не легче. Ногти потрескались, на коже чернели сажа и грязь. Я поспешно натянула рукава платья до самых кончиков пальцев.

– Знает ли Роунат, кто именно напал на монастырь? – спросил Томас.

– Сестра утверждает, что дублинские викинги. Набег возглавлял Ситрик Шелкобородый, сводный брат короля Глуниарна.

Томас подобрал со стола обрывок пергамента:

– Сегодня утром Шенна принес мне вести от Эхны.

– В каком он сейчас монастыре? В Доунах Мор?

Томас кивнул:

– Эхна проведал, что Глуниарн – уже не король Дублина. Якобы две ночи назад он погиб в пьяной потасовке. В убийстве обвиняют его племянника-бастарда Эгиля.

Я взглянула на свиток. Эгиль? Это же отец ребенка Роунат. Ну и дела. Читать послание Эхны было непросто: он подробно описывал перерезанные глотки, обгоревшие лица, клинки и кишки, разбросанные по полу королевских чертогов. Удивительно, но я до сих пор не привыкла к такому.

– Значит, Роунат права, и нападение на монастырь – часть заговора по свержению короля.

– А Роунат теперь куда лучше строит умозаключения, – проворчал Томас, забирая пергамент. – Вот и славно. Я-то боялся, что из нее никудышный соглядатай. – Он постучал пальцами по обложке книги. – Она утверждает, что это сделал Ситрик Шелкобородый?

– Да.

– Но почему она так в этом уверена? Не припомню, чтобы он раньше посещал Ласк – хотя я уже упоминал, что Роунат писала мне слишком редко.

Я задержала дыхание и вновь опустила взгляд. Существовал лишь один способ объяснить, откуда Роунат знала дублинских викингов, – рассказать правду. К тому же мы с сестрой договорились, что Томасу о ее положении сообщу я.

– Она беременна от смертного дублинца. Вот почему она узнала Ситрика.

Повисшее молчание причиняло мне боль, но я позволила Томасу обдумать услышанное, прежде чем снова подняла взгляд. Оказалось, он уже уселся поудобнее и читал книгу, словно ничего не произошло. Я глазам своим не поверила. Я-то готовилась к негодующим воплям.

– Ты не злишься?

– Мне не на что злиться. Завтра Роунат предстанет на собрании Совета, и мы решим, как с ней поступить.

– Пожалуйста, не будь с ней слишком строг.

Томас вскинул бровь:

– Я стану судить ее не мягче и не строже, чем любого другого Потомка. Теперь Совет обязан действовать только так. Никакого кумовства, никаких поблажек для приятелей. Утверждая Новое соглашение, мы договорились соблюдать эти принципы.

– Я знаю. – Я подсела поближе. – Но Роунат не желала обрести могущество и не занимала ничью сторону. Она просто нашла смертного любовника. Разве это так плохо?

Томас пристально глядел на меня, и в прищуренных изумрудных глазах читалось не то недоумение, не то разочарование. Он протянул было пальцы, чтобы погладить мою шею, – прямо как раньше. Когда-то давно я страстно любила его, теряя разум. Мы не разлучались, и он дал мне все, что я могла пожелать, в том числе и величайшее из сокровищ – нашу дочь. Но Томас всегда недолюбливал Роунат, особенно после одного происшествия с ней и Ифой. Воспоминание о дочери омрачило мои мысли, пронзив их острым кинжалом.

– Наши предки, Туата Де Дананн, любили смертных, – произнес Томас. – Когда их корабли пристали к ирландским берегам, они встретили смертных и стали делить с ними ложе. Мы обязаны этим союзам жизнью, ведь мы – их плоды. Но наши предки быстро осознали, что смертные уступают нам во всех отношениях. Мы тоже обязаны это понять.

– Я знаю историю не хуже тебя, Томас. И еще я знаю, что браки между Туата Де Дананн и смертными продолжались долгие тысячелетия.

– Теперь они в прошлом. – Томас нахмурился и отстранился. Мое возражение явно его задело. – Шестьдесят лет назад мы единогласно приняли новые законы и договорились, что их нарушителей будут ждать серьезные последствия.

Я почувствовала во рту омерзительный привкус. Да, мы договорились о том, что последствия будут, но никто так и не решил, какое же наказание ждет нарушителей. Вдруг они посмеют изгнать Роунат? Я не смогу с этим смириться. Надо убедить Томаса, что законы запрещают оказывать влияние на смертных и сражаться в их войнах, а моя сестра не совершила ни того, ни другого.

– Томас, послушай же. Ифа не унаследовала наших даров. Уж не знаю почему, но по ее венам не текла волшебная кровь, а это значит, что… она родилась смертной. Полностью отгородившись от них, мы словно скажем себе: «Наша дочь была недостаточно хороша». Но ведь это не так.

Едва заметно кивнув, Томас погладил большим пальцем закругленный край стола.

– Некоторые считают, что мужчины чувствуют меньше, чем женщины, но они ошибаются. Я любил Ифу. Отчаяние поглощало меня с каждой новой морщиной на ее лице, с каждым седым волосом. Дети не должны стареть и увядать быстрее родителей.

В его глазах стояли слезы – и в моих тоже. Я обмотала рукав платья вокруг пальцев и теребила ткань, пока не заболела кожа.

– Ифа могла умереть, даже если бы она унаследовала дар. Она могла бы погибнуть в междоусобице или пасть от клинка смертного. И даже защити мы ее от всех бед, нам даровано долголетие, а не бессмертие.

Томас презрительно фыркнул, а его щеки побагровели.

– Живи она здесь, со мной, она была бы в безопасности.

– Нельзя вечно держать все, что любишь, за закрытой дверью.

Томас промолчал – только горько и шумно вздохнул. Затем он встал, схватил с полки другую книгу и раскрыл ее на столе, да с такой силой, что разбудил Шенну. Черный ворон распахнул глаза и тотчас прищурился, завидев меня.

– Взгляни, – тихо попросил Томас.

Я посмотрела на белый лист пергамента, который наши предки украсили цветными чернилами. Томас поочередно указал на каждую иллюстрацию:

– Ведьма Бирог, пророчица Морриган, друид Мананнан, целитель Дианкехт, воитель Огма, арфист Аван, виночерпица Дану… и Луг. – Назвав последнее имя, он немного помолчал. – Величайший из наших предков. Единственный из рода Туата Де Дананн, кому посчастливилось владеть всеми дарами сразу.

Я терпеливо слушала Томаса, но понимала: если его не остановить, это продлится вечно.

– Я прекрасно знаю наших предков, Томас.

– Но что еще здесь изображено?

Я вгляделась в рисунок и заметила четыре предмета, спрятанные художником среди изящных завитков на полях. Серый камень, железный котел, меч и копье.

– Четыре сокровища Туата Де Дананн.

Томас кивнул.

– Пятьсот лет назад их разделили. Нам противостояли потомки фоморов, и мой дед решил, что артефакты не стоит хранить в одном месте. Мы не могли допустить, чтобы ими завладели враги. Дед боялся даже представить, какую силу они обретут, заполучив бьющее без промаха копье или камень, дарующий бессмертие.

– Думаю, он не ошибался.

– Да, но теперь фоморам пришел конец. Я собственными глазами наблюдал, как Рауль Нормандский испустил дух. Этот трус предпочел проглотить яд, лишь бы не сражаться со мной. – Томас погладил пальцами пергамент. – Возможно, сейчас пришла пора воссоединить наши реликвии.

– Зачем?

– Разве ты не понимаешь? – Внезапно его глаза загорелись, а на щеках проступил румянец. – С тех пор как мы разделили сокровища, наши дары становятся все слабее. Уже долгие столетия в союзах между Потомками и смертными рождаются только смертные дети. У двух Потомков прежде рождались только Потомки, но теперь все изменилось. Если мы соберем артефакты в одном месте, этому придет конец. – Томас глубоко вздохнул. – Если бы Ифа унаследовала дар, она все еще оставалась бы с нами.

Я отвернулась, не в силах и дальше смотреть ему в глаза: они слишком напоминали глаза нашей дочери. Можно сколько угодно мечтать, чтобы все сложилось иначе, но прошлое по-прежнему лежало на наших сердцах тяжелым грузом. Стиснув зубы, я откинулась на спинку стула.

– Я любила Ифу такой, какой она родилась.

Томас закрыл книгу и подсел ближе.

– Помоги мне воссоединить дары. Хватит прятаться. Мы еще молоды. Если захотим, у нас родятся другие дети – дети, которые продолжат наш род.

Его длинные пальцы обвили мои, и я почувствовала их силу и жар. Когда он дотрагивался до моей кожи, я понимала, что его любовь ко мне не исчезла. Но куда же делась моя? Она накатывала волнами, словно морской прилив. Иногда захватывала меня с головой, а иногда от нее хотелось бежать. Горе – убийца чувства. В этот момент мне было нечего дать Томасу.

– Мне нравится жить среди гор, – еле слышно прошептала я. – Я еще не готова вернуться в крепость.

Томас обхватил мою ладонь еще крепче:

– Нельзя вечно оставаться отшельницей. К тому же это опасно.

– Волки защищают меня от смертных.

– Твой дом здесь, Фоула. – Он сжал мою ладонь с такой силой, что мне пришлось посмотреть в его глаза. – Отец привел тебя к нам, когда тебе исполнилось двадцать, а теперь тебе сто пять лет. Я не единственный, кто тебя ценит. Однажды ты можешь даже стать верховной целительницей. Ты должна постараться оставить горе в прошлом.

Мне было нечего ему предложить, кроме молчания. Оно тянулось, пока Томас не отпустил мою руку и не похлопал меня по плечу.

– Я устал. Думаю, тебе пора.

Меня придавило невыносимой тяжестью – незримой, неподъемной. Со мной нередко случалось такое, но, как правило, в моменты одиночества. Ощущение зародилось в груди и распространилось по всему телу: не резкий разрыв или порез, а неспешное отслоение легких от ребер, которое становилось все более болезненным с каждым новым вдохом. Тело невероятно потяжелело, даже язык. Мне нужно уйти отсюда.

– Доброй ночи, Томас. – Я устремилась к лестнице.

– Я сделаю для Роунат все, что смогу.

– Спасибо.

Я свесила ноги в люк и начала спускаться, больше не глядя на Томаса. Я не хотела, чтобы он заметил слезы, струящиеся по моим щекам.

Когда я вернулась в крепость, из окон доносились громкие голоса. Собрание было в самом разгаре, но с меня было довольно разговоров на сегодня. Я скользнула внутрь через боковую дверь и сумела добраться до своих покоев, не попавшись никому на глаза.

Раздевшись и надев ночную рубашку, я легла в постель рядом с Роунат. Сестра развернулась и обвила меня руками, прижимаясь ко мне тяжелым животом.

– Не грусти, Фоула, – прошептала она.

– Если бы я могла, – прошептала я в ответ. – Скорбь пожирает меня изнутри. Я не знаю, как ее побороть.

– Это нормально. Ты тоскуешь по Ифе, как и мы все.

– И ты тоже? – всхлипнула я. – Тогда зачем ты так с собой поступила? Как могла взять в любовники смертного и зачать от него ребенка, который однажды разобьет твое сердце? Тебе придется смотреть, как он умирает: так же, как я смотрела на Ифу. Под конец она даже не узнавала меня.

Роунат стиснула меня сильнее, и я прижалась щекой к ее плечу. Мы обе молчали. Не существовало ни слов, способных передать глубину моего отчаяния, ни слов, способных принести утешение. Я лишь надеялась, что меня скоро сморит сон.

Вскоре дыхание Роунат выровнялось, став спокойным и медленным. Я почувствовала, как живот сестры упирается в мою ногу, и осторожно погладила пупок. Новая жизнь шевелилась у нее под кожей: сначала локоток, потом коленочка. Я закрыла глаза и применила дар. Ребенок самозабвенно и счастливо перекатывался в утробе. Точь-в-точь как Ифа, когда я ее вынашивала. Я так часто прикасалась к дочери с помощью дара, что Томасу приходилось напоминать мне о еде.

Вздохнув, я убрала руку с живота сестры.

Я поняла, что не засну с таким беспорядком в голове. На цыпочках прокравшись к сумке, я вынула снотворное, которое Томас сварил для меня в прошлом году, и одним глотком осушила сосуд с синей жидкостью. Комната поплыла перед глазами, а рой мыслей в голове утих. Я воспринимала уже не чувства, а лишь звуки.

Дыхание двух женщин, биение трех сердец и ветер.