Онлайн чтение книги Дьявол всегда здесь The Devil All the Time
4

Когда Эрвину было четыре, Уиллард решил, что его сын не будет расти в Миде, среди дегенератов. С самой свадьбы они жили в старой квартире Шарлотты над химчисткой. Ему казалось, в Миде поселились все извращенцы южного Огайо. В последнее время в газетах только и печатали что об их диких похождениях. Всего два дня назад в «Сирсе и Рой-баке» арестовали некоего Кельвина Клейтора с палкой польской колбасы, приклеенной к бедру. Если верить «Мид газетт», подозреваемый в одном только рваном комбинезоне терся о пожилых женщин – по выражению репортера, в «похотливой и агрессивной манере». Если спросить Уилларда, этот сукин сын Клейтор даже хуже, чем отставной депутат, которого на шоссе у окраины города шериф застал с петухом, насаженным на гениталии, – род-айлендским красным, купленным за пятьдесят центов на ближайшей ферме. Пришлось везти депутата в больницу, чтобы срезать петуха. Люди говорили, по дороге к скорой помощи – из уважения к другим пациентам или, возможно, к жертве – помощник шерифа накрыл петуха форменной курткой.

– А ведь этот козел лез к чьей-то матери, – сказал Уиллард Шарлотте.

– Кто из них? – спросила та. Она стояла у плиты и помешивала в кастрюле спагетти.

– Господи, Шарлотта, который с колбасой. В глотку бы ему эту колбасу засунуть.

– Не знаю, – сказала жена. – По-моему, это не так плохо, как шалить с животными.

Уиллард взглянул на Эрвина – он сидел на полу и возился с игрушечным грузовиком. По всем признакам страна катилась в ад. Два месяца назад мать написала, что тело Хелен Лаферти – ну, или то, что от него осталось, – наконец нашли в могиле в лесу в нескольких милях от Коул-Крика. Он читал это письмо каждый вечер всю неделю. Шарлотта заметила, что после этого Уиллард все больше расстраивается из-за новостей в газете. Хотя Рой и Теодор были главными подозреваемыми, почти три года их никто не видел, так что шериф не мог исключить возможность, что их тоже убили и где-то спрятали. «Мы не знаем, может, это тот же, который тогда зарезал людей в Миллерсберге, – сказал шериф, когда пришел к Эмме с новостями о том, что пара искателей женьшеня вышла на могилу Хелен. – Может, он убил девушку, а потом парней разрубил на кусочки и разбросал. Тот, в коляске, легкая добыча, да и про второго все знают, что ему не хватало соображения и мочу из башмака вылить».

Несмотря на то что говорили законники, Эмма была убеждена: эти двое живы и виновны, и она не успокоится, пока они не окажутся за решеткой или на том свете. Она писала Уилларду, что растит девочку как может. Он послал сто долларов на приличные похороны. Глядя на сына, Уиллард вдруг испытал неистовое желание помолиться. Хотя он не общался с Богом много лет – ни единой просьбы или хвалы с тех пор, как во время войны нашел распятого морпеха, – все же чувствовал, как теперь в нем нарастает позыв примириться с Творцом, пока с семьей не случилось ничего плохого. Но оглядывая тесную квартирку, он понимал, что достучаться до Бога здесь не легче, чем в церкви. Чтобы молиться по-своему, ему нужен лес.

– Надо убираться отсюда, – сказал он Шарлотте, положив газету на кофейный столик.

За тридцать долларов в месяц они сняли ферму на вершине Митчелл-Флэтса у Генри Делано Данлэпа – пухлого женственного юриста с безупречно отполированными ногтями, который жил рядом с мидским загородным клубом и занимался недвижимостью в качестве хобби. Хотя сперва Шарлотта протестовала, скоро она влюбилась в ветхий дом с протекающей крышей. Она даже была не против качать воду из колодца. Спустя пару недель после переезда она уже говорила о том, чтобы когда-нибудь его купить. Ее отец умер от туберкулеза, когда ей было всего пять, а мать скончалась от кровяной инфекции сразу после того, как Шарлотта перешла в девятый класс. Всю жизнь она жила в мрачных квартирах с тараканами, с еженедельной или ежемесячной платой. Единственной ее живой родственницей была сестра, Филлис, но Шарлотта давно уже потеряла ее из поля зрения. Однажды, шесть лет назад, Филлис явилась в «Деревянную ложку» и вручила Шарлотте ключ от трехкомнатной квартиры над химчисткой на Уолнат-стрит, где они жили вместе. «Ну, сестренка, – сказала она, – тебя я вырастила, а теперь моя очередь», – и скрылась за дверью. Собственная ферма значила наконец хоть какую-то стабильность в жизни – то, о чем Шарлотта мечтала больше всего, особенно теперь, когда стала матерью. «Эрвину нужно место, которое он всегда сможет назвать домом, – говорила она Уилларду. – У меня такого не было». Каждый месяц они пытались наскрести на взнос очередные тридцать долларов. «Ты только погоди, – твердила она. – Когда-нибудь это место станет нашим».

Однако они обнаружили, что договориться с их землевладельцем не так просто. Уиллард часто слышал, что большинство юристов – злобные и коварные проходимцы, но оказалось, Генри Данлэпу в этом просто нет равных. Как только он узнал, что Расселы заинтересованы в покупке дома, начал играть на их нервах: задирать цены в один месяц, опускать в другой, потом вообще намекать, что передумал продавать. К тому же каждый раз, когда Уиллард приносил в контору взнос – деньги, за которые горбатился на бойне, – юрист любил дотошно расписывать, на что их потратит. По какой-то причине богачу нужно было дать понять бедняку, что эти мятые зеленые бумажки ничего для него не значат. Он ухмылялся Уилларду своими губами цвета печени и хвастался, что этого едва хватит на пару славных стейков для воскресного ужина или на мороженое для приятелей его сына по теннисному клубу. Шли годы, но Генри не надоедало измываться над жильцом; что ни месяц – новое оскорбление, новая причина для Уилларда надрать жирдяю задницу. Единственное, что его сдерживало, – мысль о Шарлотте, о том, как она сидит за кухонным столом с чашкой кофе и в тревоге ждет, когда он вернется без уведомления о выселении. Она напоминала из раза в раз: на самом деле не важно, что болтает это трепло. Богачи всегда думают, что тебе нужно то, что есть у них, но это неправда – по крайней мере, не в случае Уилларда. Пока Уиллард сидел напротив юриста за большим дубовым столом и слушал, как толстяк чешет языком, думал он о молельном бревне, которое устроил в лесу, о мире и покое, которое оно принесет, стоит вернуться домой, поужинать и направиться к нему. Иногда он даже репетировал в уме молитву, какую всегда произносил у бревна после ежемесячного визита в контору: «Спасибо, Господи, что дал мне сил удержать руки от жирной шеи гребаного Генри Данлэпа. И дай сукиному сыну все, что он пожелает в жизни, хотя, должен сознаться, Боже, я бы не прочь увидеть, как он однажды этим подавится».

Чего Уиллард не знал, так это что Генри Данлэп прятал за громкими словами тот факт, что в его жизни царит неразбериха из стыда и страха. В 1943 году, сразу после юридического колледжа, он женился на женщине, которой, как он узнал вскоре после брачной ночи, всегда мало других мужчин. Много лет Эдит трахалась со всеми подряд: с газетчиками, автомеханиками, продавцами, молочниками, друзьями, клиентами, его бывшим партнером – список длился без конца. Он терпел, даже научился мириться, но недавно нанял для ухода за газоном цветного – вместо белого подростка, с которым она спала, – потому что верил, что так низко Эдит не падет. Но не прошло и недели, как он вернулся домой днем без предупреждения и застал ее в гостиной на диване раком, а высокий тощий садовник долбил ее сзади что есть мочи. Она издавала такие звуки, каких Генри Данлэп в жизни не слыхивал. Посмотрев пару минут, он тихо выскользнул и вернулся в контору, где допил бутылку скотча и снова и снова пересматривал эту сцену в голове. Достал из стола «Дерринджер» с серебряной рукояткой и долго созерцал, потом вернул в ящик. Решил, лучше попробовать другие способы разобраться с проблемой. Какой толк вышибать себе мозги, если можно и без этого обойтись. За пятнадцать лет адвокатской практики в Миде он познакомился с людьми в южном Огайо, которые наверняка знали тех, кто поможет избавиться от Эдит за какие-то несколько сотен долларов, вот только он не мог никому из них доверять. «Незачем торопиться, Генри, – говорил он себе. – Поспешишь – обязательно наебешься».

Пару дней спустя он нанял черного на полную ставку – даже дал прибавку к почасовой оплате на четверть. Он как раз объяснял ему план работ, когда на дорожке остановилась Эдит в своем новом «кадиллаке». Они оба стояли во дворе и смотрели, как она выходит из машины с сумками и идет в дом. На ней были узкие черные слаксы и розовый свитер, выставляющий напоказ большие обвислые сиськи.

Садовник взглянул на юриста, и рябое плоское лицо расплылось в лукавой улыбке. Спустя миг Генри улыбнулся в ответ.

– Тупые как козлы, – говорил Генри своим приятелям по гольфу. Дик Тейлор снова спрашивал о жильцах в Нокемстиффе. Кроме того, чтобы слушать, как Генри хвастается и выставляет себя дураком, другим богачам в Миде от него толку не было. Он стал главным посмешищем загородного клуба. Здесь каждый когда-то трахнул его жену. Эдит уже в бассейне не могла поплавать, чтобы какая-нибудь женщина не попыталась выцарапать ей глаза. Ходили слухи, что теперь она перешла на черное мясо. Не пройдет и года, шутили они, как Данлэпы переедут в Белый Рай – цветной район в западной части города.

– Клянусь, – продолжал Генри, – по-моему, этот чертов пентюх женился на собственной сестре, так они друг друга обхаживают. Но вы бы ее видели, боже. Ее помыть – и цены не будет. Стоит им недоплатить за аренду – прямо так и предложу.

– И что бы ты с ней сделал? – спросил Эллиот Смит, подмигивая Дику Тейлору.

– Бля, я бы нагнул эту милашку и…

– Ха! – рассмеялся Берни Хилл. – Старый кобель, да ты наверняка уже до нее добрался!

Генри выбрал клюшку из сумки. Вздохнул и мечтательно взглянул на фервей [3]Центральная аллея поля для гольфа., прижимая руку к сердцу.

– Ребята, я обещал ей никому не рассказывать.

Позже, когда они вернулись в клубный дом, в баре к толстому вспотевшему юристу подошел человек по имени Картер Оксли и сказал:

– Ты бы следил за тем, что говоришь об этой женщине.

Генри обернулся и нахмурился. Оксли был новичком в мидском загородном клубе – инженером, который своим трудом поднялся и стал вторым человеком на бумажной фабрике. Берни Хилл взял его в их четверку. За всю игру он и полслова не проронил.

– О какой женщине? – спросил Генри.

– Ты там говорил о Уилларде Расселе, да?

– Да, его зовут Рассел. А что?

– Приятель, дело не мое, но прошлой осенью он чуть не забил человека насмерть голыми руками за то, что тот распускал язык о его жене. У того до сих пор голова не в порядке – сидит с кофейной банкой на шее, чтобы собирать слюни. Так что тебе стоит задуматься.

– Уверен, что мы говорим об одном и том же мужике? Тот, кого я знаю, и слова поперек не скажет.

Оксли пожал плечами.

– Может, он просто из тихих. За такими надо приглядывать больше всего.

– Откуда ты все это знаешь?

– Ты не единственный, кто владеет землей в Нокемстиффе.

Генри достал из кармана золотой портсигар и предложил новенькому сигарету.

– Что еще ты о нем знаешь? – спросил он. Этим утром Эдит сказала, что садовнику надо купить пикап. Она стояла у кухонного окна и ела пышку.

Генри не мог не заметить, что пышка сверху облита шоколадной глазурью. Ей подстать, ебаной шлюхе, думал он. Но зато радовался, что она толстеет. Скоро ее задница в кресло не вломится. Вот пусть тогда садовник ее и долбит. «Необязательно новый, – говорила она. – Просто чтобы ездить. У Уилли слишком большие ноги, чтобы все время ходить на работу пешком. – Она залезла в пачку за новой пышкой. – Боже, Генри, они в два раза больше, чем у тебя».