Онлайн чтение книги Дочь Петра Великого
9. Незаменимый

В то время как в своем маленьком дворце, этом втором гроте Дидоны[35]Дидона Элисса – в античных сказаниях дочь тирского царя Бела, основательница Карфагена. Чтобы избежать настойчивых домогательств сватов царя Ярба, приняла смерть на костре., Елизавета, казалось, жила только любовью, раскол внутри нового правительства становился день ото дня все глубже.

Миних, самооценка которого намного превосходила его пусть и значительные заслуги, ежедневно давал понять соправительнице, что исключительно ему она обязана своей властью, и он сейчас является ее единственной опорой; с ее супругом, герцогом Брауншвейгским, он обходился просто-таки с презрением. Анна Леопольдовна состояла в интимных отношениях с графом Линаром[36]Мориц Карл граф Линар первоначально был саксонским посланником при петербургском дворе. Императрица Анна Ивановна, проведав о его пылкой связи со своей племянницей, Анной Брауншвейгской, выдворила его из России. Позднее он снова вернулся в Петербург, снова сошелся с Анной Леопольдовной и был назначен ею обер-камергером. Вопреки утверждению автора Линар во время переворота 25 ноября (5 декабря) 1741 г. находился за рубежом, где и оставался до конца жизни (1768 г)., и вследствие этого царственные супруги относились друг к другу более чем резко, что ежедневно порождало при дворе трения и конфликты, которые только поддерживали Миниха в характере его обращения с герцогом.

Несмотря на то, что последний являлся главнокомандующим всеми вооруженными силами России, распоряжения самого Миниха, которые тоже непосредственно касались армии, очень редко доводились до его сведения, что не один раз выводило из себя вспыльчивого герцога; еще тяжелее, однако, отсутствие лада между власть имущими сказывалось на внешней политике. Миних принадлежал к горячим почитателям прусского короля Фридриха Великого[37]Фридрих II Великий (1712–1786) – прусский король с 1740 г., выдающийся государственный деятель и полководец своей эпохи, незаурядный музыкант и остроумный литератор, друживший с Вольтером., тогда как соправительница столь же резко была настроена против него.

И таким образом выходило, что Россия никак не могла окончательно решить для себя, как же ей все-таки действовать. Анна Леопольдовна отказывалась поддержать прусские планы, в то время как Миних всякий раз, когда она предпринимала попытку стать на сторону Австрии, с полдороги разворачивал ее обратно, ибо личное влияние этого безусловно гениального и энергичного человека на соправительницу было настолько сильным, что в конце концов он все-таки склонил ее к подписанию, – правда, скорее формального, – союза с Пруссией.

Это, как оказалось, стало его последним успехом. Вскоре после этого он заболел и на долгое время вынужден был отойти от всех государственных дел. Вместо того, чтобы сожалеть о потере этого преданного и способного человека, Анна Леопольдовна почувствовала себя свободной и поспешила до основания разрушить все выстроенное Минихом здание. В этом ее поддержал Остерман, который не хотел упускать соблазнительную возможность целиком перехватить в свои руки кормило государственной власти. Головкин[38]Головкин Михаил Гаврилович (1705–1775) – граф, русский государственный деятель. Выступил еще в поддержку Анны Ивановны против Верховного тайного совета, в 1740–1741 гг. вице-канцлер по внутренним делам. После описываемых событий был сослан в Якутию, в Среднеколымск, куда за ним последовала и жена его, Головкина-Ромодановская. и Лёвенвольде объединились с ним для свержения Миниха.

Соправительница вместе с ними принадлежала к гарантам Прагматической санкции[39]Прагматическая санкция 1713 г. – закон о престолонаследии в австрийской монархии Габсбургов, изданный Карлом VI (1685– 1740). Устанавливал нераздельность габсбургских земель, разрешал их наследование дочерьми монарха при отсутствии у него сыновей..

Не спрашивая Миниха, даже очевидно вопреки его воле и намерению, она заключила альянс с дворами Вены и Дрездена[40]Саксония выступала союзницей Австрии в противоборстве с Пруссией., направленный именно против Фридриха Великого, в тот момент вторгшегося в Силезию.

Когда Миних узнал об этом акте соправительницы, он в резкой форме потребовал своей отставки.

– Вот увидите, – с высокомерным смехом сказал он своему секретарю, закончив диктовать тому упомянутый документ, – это сигнал предупреждения, что они сами и все их махинации будут повержены. Да и что бы они вообще без меня делали.

Он считал себя незаменимым, хотя должен был бы по собственному опыту знать, что незаменимых людей нет.

Его просьба уйти в отставку не только не вызвала ожидаемого эффекта, но, напротив, была поспешно принята Анной Леопольдовной. Миних был уничтожен, хотя его поразил не сам удар, сколько тот факт, что люди, которые нанесли его, позабыв всякую благодарность к человеку, приведшему их на вершину власти, оказались вдобавок не способными понять, к чему это может их привести.

Уже в тот же вечер, как стало известно об отставке Миниха, записка маркиза де ля Шетарди вызвала лекаря Лестока в гостиницу французской миссии.

– Мой дорогой друг, – начал маркиз, закрывшись в своем кабинете с лейб-медиком принцессы Елизаветы, – хотя вы по профессии не дипломат и даже не политик, я, тем не менее, полагаю, что в вас скрываются все те качества, которые позволяют вам стать проводником политической интриги.

– Весьма лестно слышать, ваше превосходительство, – улыбаясь, ответил Лесток, – но прошу не забывать, что это те самые качества, которые делают человека кандидатом в Сибирь, и даже, возможно, на эшафот.

– Разумеется, мой дорогой Лесток, – продолжал де ля Шетарди, – предприятие, которое сулит его участникам исключительные выгоды, могущество, чины и богатство, не может быть безопасным. Однако все как раз и зависит от того, чтобы добиваться цели разумным и осмотрительным способом – когда шансы на успех намного превышают шансы на неудачу и когда возможность плохого результата сводится к минимуму.

– Понимаю.

– Я откровенен с вами, Лесток, – продолжал маркиз, – не только потому, что вы кажетесь мне столь же верным, как и умным, но преимущественно потому, что считаю вас хорошим французом.

– И не без основания, ваше превосходительство, – с присущим его нации воодушевлением воскликнул Лесток, – я лучше потерял бы голову, чем предал Францию!

– Итак, слушайте, – сказал маркиз, – существуют такие интересы нашего отечества, которыми в данный момент мы только и должны руководствоваться. Вы знаете, что Миних отстранен от дел, поскольку победу при дворе одержала австрийская партия. Заключается союз с Марией-Терезией[41]Мария-Терезия (1717–1780) – австрийская королева (с 1740 г.) династии Габсбургов, императрица. Утвердила свои права на владения Австрийского дома вопреки противодействию других европейских держав, однако потеряла при этом Силезию и Парма-Пьяченцу. Провела ряд административных и других реформ., и супруг соправительницы, жаждущий ратных лавров, настаивает на его незамедлительном воплощении в жизнь. Не сомневаюсь, что уже скоро против Пруссии будет выставлена армия. Военный успех, если Россия начнет энергично действовать на фланге прусского короля, наверняка склонится на сторону наших противников. Предотвратить эту унижающую нас катастрофу – вот моя и ваша, мой друг, задача.

– В какой мере моя? – удивленно спросил Лесток. – Что я, ничтожный лекарь, в состоянии сделать?

– Поразмыслите-ка, Лесток, над тем, нет ли какого средства разом расстроить интриги наших врагов, у вас толковая голова, вот и пораскиньте мозгами.

Лесток уселся на стул, упер локти в колени и подпер ладонями голову.

– Есть одно-единственное средство, – произнес он наконец, пристально посмотрев на маркиза.

– И какое же?

– Мы должны свергнуть нынешнее правительство, – продолжал маленький лекарь, – и императрицей России сделать великую княжну Елизавету.

– Угадали, Лесток, – воскликнул французский посланник, – теперь-то вы, надеюсь, понимаете, какое задание вам предстоит выполнить?

Лесток кивнул в знак согласия.

– Первым делом вам необходимо заинтересовать нашими планами царевну, а затем организовать сам заговор. Народ сыт по горло господством инородцев, симпатии солдат уже давным-давно принадлежат дочери Петра Великого. Стоит одному полку встать под ее знамена, как все остальные тут же последуют его примеру. Необходимые для этого деньги я дам.

– Все это очень красиво, господин маркиз, – пробормотал Лесток, – но вот моя голова, моя бедная голова-то как?

– Вы оказались бы первым французом, которому не хватило отваги, когда речь зашла о чести его страны, а для него самого о славе и выгоде, – быстро проговорил де ля Шетарди.

– Не считайте меня, пожалуйста, трусом, но эта задача представляется мне чересчур неподъемной для моих хилых плеч.

– Именно вы являетесь таким человеком, какой нам нужен, – возразил маркиз. – Если вы позволите перехватить инициативу какому-нибудь генералу или государственному деятелю, дадите им советоваться с друзьями и толковать с солдатами, то это тотчас же вызовет подозрение, и заговор будет раскрыт еще прежде, чем они успеют его, собственно говоря, начать. А вот то обстоятельство, что центральной фигурой тронного переворота являетесь вы, никому просто и в голову не придет, именно в вашей кажущейся ничтожности, на мой взгляд, и заключается самый верный залог успеха. К тому же Миних был единственным человеком, кто неусыпно караулил великую княжну и от кого даже при малейшем поводе можно было бы ожидать решительных шагов против нее. Никогда еще стечение обстоятельств не складывалось для Елизаветы настолько благоприятно. Остается только смело воспользоваться подвернувшимся моментом, и мы победители.

Лесток все еще молчал.

– Итак, у вас действительно недостает храбрости? – с презрительной улыбкой спросил маркиз.

– Я поговорю с великой княжной, – прервав затянувшуюся паузу, промолвил Лесток.

– Ну, наконец-то! – воскликнул маркиз. – Я буду с нетерпением ожидать результатов этой беседы, используйте все средства, Лесток, чтобы убедить принцессу и поскорее, как можно скорее, возвращайтесь ко мне.

Пожав друг другу руки, они расстались. Этим людям предстояло оказать заметное влияние на судьбу России, даже Европы: высокородному маркизу, послу Людовика Пятнадцатого, и незаметному лекарю, в одно мгновение ставшему политическим авантюристом.

Лесток застал великую княжну с Шуваловым и придворной дамой уже за ужином.

– Что это значит? – завидев его, гневно воскликнула Елизавета. – Почему вы так поздно? За это вас следует наказать. Итак, кто придумает достойную кару для этого безрассудного государственного преступника?

– Он должен быть приговорен к изучению немецкого языка, – воскликнул Шувалов.

– Боже упаси, – взмолился Лесток, который, как все французы, испытывал благоговейный ужас перед непреодолимыми трудностями немецкой грамматики.

– Пусть он весь вечер не пьет ничего, кроме воды, – предложила придворная дама.

– Нет, это было бы слишком жестоко, – засмеялась Елизавета, – лучше я лично проведу экзекуцию. – Она скатала салфетку в увесистый батожок и поманила к себе Лестока, который, изобразив на лице раскаяние, покорно опустился перед ней на колени. Получив несколько крепких ударов нежной рукой принцессы, он был амнистирован и пожалован бутылкой сотерна[42]Сотерн – сорт белого вина..

Когда по окончании трапезы господа вместе, как каждый вечер, покидали дворец, Лесток взял графа под руку и посвятил его в свой план. Шувалов радостно одобрил его и в знак готовности на все протянул руку. Для начала следовало организовать встречу с глазу на глаз маленького лекаря с великой княжной, не привлекая при этом к себе излишнего внимания, ибо у Миниха еще оставались шпионы среди прислуги. Для этого коварный Шувалов изобрел верный способ. Когда в назначенный час Елизавета, облачившись в пленительное неглиже, нажала скрытую в драпировках кнопку, она была крайне озадачена, что вместо ожидаемого любовника в ее опочивальню проник Лесток.

– Что все это значит? – спросила она.

– Это, сударыня, значит, что вы со всех сторон окружены соглядатаями, – ответил французик, – поэтому мне пришлось воспользоваться шляпой, накидкой и ключом Шувалова, чтобы неузнанным пробраться к вам, ибо я должен сообщить вам нечто очень важное и безотлагательное.

– Отставка Миниха, – приступил он к изложению, – означает для вас первый шаг к трону...

– Вы же, Лесток, знаете, – перебила его живо Елизавета, – что я ничего не желаю слышать о политике.

– В данный момент это было бы крайне аполитично, – быстро нашелся Лесток. – Вы – красивая женщина, дочь Петра Великого, любимица солдат – имеете все шансы взойти на российский престол и утвердиться на нем. С горностаевой мантией на плечах вы сможете превратить свою волю в закон огромного государства, исполнить любое свое желание и благодаря своей несравненной красоте наслаждаться высшими радостями любви, все, что только может мечтать женщина получить от жизни, будет для вас исполнено как для монархини. Вы обретете счастье и величие. Ваше сердце открыто народу. Вы пойдете по стопам своего гениального отца и поведете Россию к новым победам, новым успехам на поприще прогресса, к более высокой ступени культуры и положите конец застою, уже несколько лет царящему во всех отношениях. Ваше имя будет золотыми буквами начертано на скрижалях истории. Неужели все это вас не воодушевляет, неужели все мы, кто от вас и только от вас ожидает лучшего будущего, в вас обманулись?

– Не стану лукавить, Лесток, – вздохнула Елизавета, – что охотно стала бы царствовать, но государственный переворот противен самому моему существу. Прежде всего, я никогда не хотела бы проливать кровь, и потом – каким опасностям я подвергаю себя, становясь во главе заговора?

– Да об этом и речи не может быть! – воскликнул Лесток. – Вы предоставите нам только свое имя. Все остальное мы за вас сделаем. Если наше предприятие удастся, то вы взойдете на трон, а в случае провала вы отречетесь от нас, пожертвуете нами, чтобы сохранить себя для своего народа.

– Нет, Лесток, я на такое пойти не могу, – ответила прекрасная княжна, – я смогла принести в жертву Бирона, но я не в состоянии видеть, как мои друзья расплачиваются за меня кровью.

– Но как быть, если другого выхода из создавшегося положения у вас нет? – буравя ее взглядом, молвил Лесток.

– Я вас не понимаю...

– Миних, благороднейший ваш противник, устранен, теперь поле боя свободно, – продолжал Лесток, – за нами никто не следит, никто не ожидает от нас какого-нибудь отважного предприятия. Сейчас нам успех обеспечен. Однако кто может поручиться за то, что такое счастливое стечение обстоятельств продлится достаточно долго? Навсегда ли соправительница в вас уверена?.. Нет! Почему вас хотели выдать замуж за персидского шаха? Чтобы удалить из России! Я знаю из достоверных источников, что совсем недавно Миних снова носился с мыслью упечь вас в какой-нибудь монастырь...

– Какая мерзость, – воскликнула Елизавета, – меня в монастырь!

– Да, и к тому же вдобавок не в мужской, – продолжал гнуть свою линию Лесток. – Падение Миниха на некоторое время расстроило этот замысел, но кто вам сказал, что им не воспользуется и, рано или поздно, все-таки не осуществит, скажем, Остерман, когда недовольство вокруг неуклонно нарастает, и ваше имя все снова и снова произносится как имя избавительницы?

– Пожалуй вы правы, Лесток, – пробормотала великая княжна, – я нахожусь под постоянной угрозой и многое отдала бы за то, чтобы освободиться от теперешнего двусмысленного положения.

– Для этого мы и протягиваем вам руку... – поспешил вставить французик.

– Кто конкретно?

– Я, Шувалов, Преображенская гвардия и Франция в лице своего посланника, маркиза де ля Шетарди, разве этих союзников недостаточно?

– В самом деле, – согласилась великая княжна, – однако при всем том главную ответственность я беру на себя. До сих пор моя совесть была чиста.

– Она такой и останется, мадам, – заверил Лесток, – предоставьте нам обо всем позаботиться.

– Невозможно, чтобы такой переворот обошелся без человеческих жертв, – воскликнула Елизавета.

– А я гарантирую вам, – молвил в ответ Лесток, – что революция, которая возведет вас на престол, будет такой же бескровной, как и та, которая свергла Бирона.

– Хорошо, при таких условиях я даю согласие, – сказала великая княжна.

– Наконец! Наконец-то! – крикнул Лесток, стремительно рухнул к ее ногам и принялся целовать ей руки. – Я знал, что быть такого не может, чтобы ваше великое сердце позволило заглушить себя мимолетным радостям; эту страну, которую вы любите, этот добрый народ, который с воодушевлением взирает на вас, который много ждет от вас, вы не можете оставить в нынешнем безотрадном состоянии, в руках корыстолюбивых чужаков с низкими помыслами. Благослови вас Господь за это возвышенное решение!

Уже той же ночью Лесток доложил французскому посланнику о желанном успехе.