Онлайн чтение книги Дом на Локте Сатаны
Глава 16

Дожидаться ночи?

Но уже было довольно поздно.

Обед, на который остались доктор Фелл и Эллиот, подали в восемь. Дейдри, Фей, Ник и Гэррет ели с трудом. Им прислуживали Филлис и Феба, хорошенькая флегматичная брюнетка, похожая на Филлис, как сестра-близнец, хотя в действительности была ее кузиной. Доктор Фортескью остался в блэкфилдской больнице, откуда поступали не слишком утешительные сообщения. У Эстелл было сотрясение мозга, помимо перелома левого предплечья и множества ушибов. Не будь она достаточно крепкой, прогноз мог бы оказаться куда хуже. После обеда все разбрелись по разным местам.

По возвращении в Грингроув Гэррет был представлен крепкому усатому мужчине весьма внушительной внешности – старшему детективу-суперинтенденту Хэролду Уику, который произнес не более шести слов. В конце обеда суперинтендент Уик появился снова, но потом опять исчез.

Дождь сменился безоблачным вечером. Гэррет и Фей пошли прогуляться на пляж. На Фей было то же бело-голубое платье, что и вчера. Ее настроение быстро переходило от радости к унынию. После десяти при свете луны они вернулись домой, а когда часы били одиннадцать, они находились у пинбольной машины в бильярдной. Это была вторая машина, стоящая у западной стены, автомобильные гонки на ней сопровождались звоном и разноцветными огоньками.

– Черт! – воскликнула Фей, глядя на табло. – Гэррет, у меня остался последний шарик, а я набрала всего шесть тысяч. Да и вообще это глупая игра. Если ты не хочешь обсуждать то, что здесь происходит…

– Я готов обсуждать что угодно. Но…

– Я уже говорила и тебе, и всем остальным, что это был несчастный случай! Эстелл была одна, когда упала. Ты мне не веришь?

– Конечно верю. Но странно, что это произошло в такое время.

– Дорогой, тут нет ничего странного! Ты ведь имел возможность понаблюдать за Эстелл. Я удивляюсь, что этого не случи лось раньше. Она хоть и сует всюду свой нос, но страшно неуклюжа. И я хотела поговорить не об этом. Ты пойдешь со мной?

– Куда?

– Увидишь.

Пройдя несколько шагов по коридору, Фей повернула выключатель за приоткрытой дверью и с торжествующим видом ввела Гэррета в музыкальную комнату.

Несомненно, в восемнадцатом столетии это место было в доме главным. Электрические свечи отбрасывали неяркий блеск на полированные панели розового дерева. На небесно-голубом оштукатуренном потолке, щедро декорированном георгианским художником, боги и богини резвились, радуя глаз почти не потускневшими красками. Под южными окнами стояло старинное фортепиано, а в углу – зачехленная арфа, к которой никто никогда не прикасался. Но викторианская эпоха и современность тоже оставили здесь свои следы. На западной стене находились два начинающихся от пола окна, точно таких же, как в библиотеке, через которые можно было выйти на лужайку. Проигрыватель стоял между окнами, контрастируя с обитыми парчой стульями и диваном.

– Видишь? – Фей кивнула в сторону проигрывателя. – Кто-то уже приготовил пластинку.

– Снова Гилберт и Салливан? Или одна из поп-пластинок Эстелл?

– Ни то ни другое. Это поп-музыка иного поколения – из оперетты «Принц-студент» [42]«Принц-студент» – оперетта американского композитора Зигмунда Ромберга (1887–1924). Давай послушаем?

Фей сняла колпачок с иглы и нажала кнопку. Она улыбалась, но в ее глазах застыл страх. Музыка началась с мечтательного соло скрипки, вслед за которым прозвучало несколько фрагментов мелодий оперетты, после чего стены задрожали от мощных звуков вступительного хора:

Ребята, веселиться нам пора.

Образование лишь скучная игра!..

– Вы не могли бы это выключить? – послышался резкий голос Эллиота.

Шум сразу же стих. Дейдри Баркли решительно шагнула в тускло освещенную настенными канделябрами музыкальную комнату. Эллиот последовал за ней с записной книжкой в руке.

– Мы вам мешаем? – осведомился Гэррет, а Фей быстро подошла к нему. – Вам нужна эта комната для допроса?

– Нет, я уже задал все необходимые вопросы. – На лице Эллиота было написано мрачное удовлетворение. – Но мне нужно ваше подтверждение.

– Мое?

– Да. Прошлой ночью вы выходили в сад, покуда доктор Фелл и я разговаривали с мисс Уордор. Когда вы вернулись в дом?

– Не помню – должно быть, около половины третьего. Вы и доктор Фелл уже ушли.

– Насколько я знаю, сегодня утром вы рассказали маэстро, что вам показалось, будто кто-то крадется в темноте, хотя вы не были в этом уверены. Это так?

– Да.

– Значит, там действительно кто-то был. А теперь, миссис Баркли, вы не возражаете повторить, что вы сегодня обнаружили?

Дейдри колебалась. Она сменила свитер и твидовую юбку на более официальное темное платье, подчеркивающее ее спортивную фигуру. Она посмотрела на Фей, словно ища поддержки, потом подняла глаза к потолку и быстро отвела взгляд.

– Право же, – неуверенно начала Дейдри. – Доктор Фелл…

– Доктор Фелл все еще с вашим мужем, миссис Баркли, – прервал ее Эллиот. – Но я уже послал за ним, и он скоро придет. А пока что, если вы начнете с предисловия…

Но тянуть время не было необходимости. Доктор Фелл, опираясь на палку, появился в дверях и подошел к ним.

– Ну, миссис Баркли? – сказал Эллиот.

– Это не слишком приятно! – Дейдри обратилась к доктору Феллу. – Я ведь услышала чисто случайно. У Филлис Латимер, одной из наших горничных, есть дружок по имени Харри. Об остальном я и понятия не имела до сегодняшнего дня, когда услышала перебранку между Филлис и Фебой. Они постоянно ссорятся, но на сей раз это выглядело особенно неприятно. Я вошла в кухню, когда Феба говорила…

– Да, миссис Баркли?

– Должна ли я это повторять?

– Мы расследуем попытку убийства вашего мужа. Пожалуйста, продолжайте.

– Я вошла в кухню, когда Феба говорила: «Ну, я, по крайней мере, не бегаю среди ночи тайком на пляж встречаться с мужчинами». Потом Энни Тиффин вставила какое-то замечание о том, как девушки вели себя в ее время…Дейдри выпрямилась. – Конечно, мы не можем обращаться со слугами так, как обращались пятьдесят лет назад. Я это понимаю и одобряю – надеюсь, у меня достаточно широкие взгляды. Но всему есть предел. Мне кажется…

– Одну минуту! – прервал ее Эллиот. Он заглянул в записную книжку и обернулся к доктору Феллу. – Теперь мы знаем, что Филлис прошлой ночью ходила на свидание к своему дружку. Она могла выйти через заднюю дверь, но тем не менее воспользовалась открытым окном в коридоре. Филлис вернулась около половины третьего и едва не столкнулась с Эндерсоном, но успела проскользнуть в бильярдную, прежде чем он включил фонарик.

– Ох уж эта бильярдная! – воскликнула Фей Уордор. – Все грешницы ее посещают, не так ли, Дей?

– Ради бога, Фей, что с тобой происходит? Никто не говорил…

– Вы хотели что-то мне сообщить? – спросил Эллиота доктор Фелл.

– Да. Если все успокоятся – вы слышите меня, мисс Уордор? – я постараюсь в этом разобраться. Не имеет никакого значения, когда именно Филлис вернулась домой. Важно то, когда она вышла из дому и что видела, уходя. Вы просветите нас на этот счет, миссис Баркли?

Дейдри с трудом сдерживалась:

– Не понимаю, почему вы решили расспрашивать об этом меня. Почему бы вам не спросить саму Филлис?

– Я уже ее спрашивал. Как и всякая женщина, она не слишком полезный свидетель, когда речь заходит о ее любовных делах. Возможно, мне лучше рассказать самому. Это не имеет отношения к любовной жизни Филлис, зато непосредственно касается расследования. Филлис утверждает, что она выскользнула из дому без четверти двенадцать. Это было за пятнадцать минут до того, как доктор Фелл и я впервые посетили библиотеку. Припоминаю, миссис Баркли, что без четверти двенадцать мы расспрашивали вас в гостиной.

– Да, – согласилась Дейдри.

Фей собиралась заговорить, но Гэррет ее опередил:

– Могу я задать вопрос, Эллиот? Вы хотите сказать, что Филлис что-то видела, выходя из дому через окно в конце коридора?

– Точнее, секунд за двадцать-тридцать до того, как она вышла через окно.

– Ну и что же она видела?

– Мужчину в халате, выходящего через то же окно с пакетом под мышкой.

– Мужчину в халате? – Гэррет уставился на него. – Но это абсурд!

– Почему?

– Никто не носит халат без четверти двенадцать ночи. Вы что, действительно верите этой истории?

– Да. – Эллиот щелкнул пальцами, чтобы привлечь внимание слушателей. Имейте в виду, что то, о чем мы говорим, лишь ее впечатление. Это мог быть вовсе не халат, а под мышкой тот человек мог держать вовсе не пакет. Не забывайте также, что Филлис находилась на весьма солидном расстоянии. Она шла от черной лестницы и свернула в восточный коридор, а окно находилось позади центрального холла, в самом конце западного коридора. Свет горел, но лампы там тусклые. Человек стоял спиной к Филлис, так что она даже не может определить его рост.

– Ей кажется, что она видела призрака? – спросил доктор Фелл.

– По пути на свидание она не думала о призраках. Когда им удобно, они быстро забывают о таких вещах. Филлис видела только человека в чем-то, похожем на халат, державшего что-то, похожее на пакет. Но кто был этот человек? Куда он направлялся? Когда он вернулся? Вам не кажется, что это…Он сдержался и добавил, повернувшись к доктору Феллу: – Вам не кажется, что все в точности соответствует теории, которой мы с вами решили придерживаться?

– Кажется. Даже если отбросить элемент сверхъестественного, это жутковатая маленькая виньетка, которая требует обсуждения наедине.

– Согласен. Что вы вытянули из Пеннингтона Баркли?

– Все, что рассчитывал. Он был вполне готов к сотрудничеству. Мы приближаемся к развязке, Эллиот.

– Возможно, хотя это может и не сработать. Надеюсь, остальные нас извинят.

Эллиот вышел. Доктор Фелл последовал за ним и закрыл за собой дверь. Потрясенная Фей смотрела на потрясенную Дейдри, накал эмоций в комнате, кажется, подскочил сразу на несколько градусов.

– Выходит, скверная маленькая горничная тайком бегает по ночам на свидания! – воскликнула Фей. – Какой скандал! Другие люди так себя не ведут, верно?

– Верно, если они умеют себя контролировать, – отозвалась Дейдри. – Но я не хочу это обсуждать – предоставляю это вам с Гэрретом. Прошу меня извинить.

Дверь снова закрылась. Эмоциональная температура оставалась на том же уровне.

– Ну? – осведомился Гэррет. – Каков смысл вашего обмена колкостями? И что мы будем делать теперь?

– Снова поставим пластинку. – Взгляд Фей был напряженным и в то же время отсутствующим. Она подошла к проигрывателю. – Слушай.

Музыка вновь наполнила комнату звуками, подобно тому, как сосуд наполняется водой.

– Здесь чередуются несколько музыкальных тем, – сказала Фей. – Сначала фрагмент мелодии «В глубине моего сердца, дорогая». Потом идет знаменитая застольная. Прислушайся к словам – они весьма многозначительны.

Темп изменился. Послышалась барабанная дробь, которую сменило соло молодого человека, певшего о своей возлюбленной. Мелодия была волнующей, но слегка зловещей.

Выпьем за очи, что ярки, как звезды.

Выпьем за губы, что сладки, как фрукты.

Надеюсь, глаза ответят мне вскоре

Любовью и нежностью…

– Слышишь? – воскликнула Фей, а Гэррет решительно направился к проигрывателю. – Что ты делаешь, дорогой?

– Выключаю эту чертову штуку. – Он так и сделал, после чего в комнате внезапно воцарилась тишина. – Говоришь, слова весьма многозначительны? Что может быть многозначительного в оперетте сорокалетней давности? Дейдри права, Фей. С тобой что-то не так. Что все это значит?

– Я думала о деле.

– Об этом деле?

– Конечно. О попытке убийства. – Глубоко вдохнув, Фей посмотрела на потолок, где боги и богини – Марс и Венера, Аполлон и Дафна – застыли в игривых позах. – «Надеюсь, глаза ответят мне вскоре любовью и нежностью…» Ты не обманул ничьего доверия, Гэррет, сообщив мне, что сказал сегодня доктор Фелл? Он заявил, что мотивом преступления считает секс и деньги. Ну так кто же преступник? И какая женщина его вдохновила?

– Успокойся, девочка. Я не хочу, чтобы ты снова дошла до истерики.

– Снова?

– Вчера вечером в поезде ты начала развивать самые дикие теории. Среди них было предположение, что Ник Баркли, возможно, на самом деле не Ник Баркли, а самозванец. Это полная чушь. Мы знаем, что он Ник Баркли и что он не имел никакого отношения к этому преступлению. В то же время…

– Да? – Фей вся напряглась. – Мы знаем, что он не имел к этому никакого отношения, но в то же время… что?

– Я беспокоюсь.

– Из-за чего?

– Эллиот считает, что у Ника не было никаких причин убивать своего дядю. Но он не знает того, что знаем ты и я. Ник и Дейдри уже четыре года любят друга – они попали в безнадежную ситуацию, и их нервы в еще худшем состоянии, чем наши. А это мотив.

– Ты имеешь в виду…

– Нет, Фей, я ничего не имею в виду. – Гэррет мерил шагами комнату. Даже если бы я сомневался в невиновности Ника, – а я не сомневаюсь, хорошо его зная, – он единственный из всех, кого мы никак не можем подозревать. Во время выстрела Ник был с Эллиотом и доктором Феллом, так что его алиби может подтвердить полиция.

– Но кто же стрелял? И кто эта женщина, которая, намеренно или нет, вдохновила этого человека на убийство? Знаешь, Гэррет, кто, согласно этой теории, эта женщина?

– Ну?

– Это должна быть я.

– Ты спятила?

– Надеюсь, что нет, хотя не уверена. Пожалуйста, не сердись и не набрасывайся на меня. – Фей стиснула кулаки. – Я подозрительная личность неизвестная величина. Разве не естественно, если именно я окажусь хладнокровной злодейкой, стоящей за всеми этими тайнами? Как ты считаешь?

– Не очень убедительно. Если только не предположить, что убийца я, а ты обеспечила мне алиби на то время, пока я отсутствовал в бильярдной, чтобы выполнить грязную работу, но ведь это просто неправдоподобно. Соучастницей какого другого мужчины ты могла быть?

– В том-то и дело, что никакого! Я уже говорила тебе, и это чистая правда. Конечно, я по-своему нравлюсь мистеру Баркли и, наверно, доктору Фортескью, но не так, как ты имеешь в виду. С тех пор как я встретила тебя, Гэррет, никаких других мужчин не было!

– Значит, все это всего лишь твои бредни? Так я и думал. Ты, как обычно, мучаешь себя из-за каких-то ночных кошмаров.

– Ты не понимаешь, Гэррет. Тебе не приходилось переживать настоящего кошмара, когда тебя подозревают в убийстве, а мне приходилось. Возможно, это действительно воображение, но в нем может оказаться больше правды, чем ты или я думаем. Прошлой ночью, когда они сказали мне, что я свободна от подозрений, я была готова летать по воздуху. Но это продолжалось недолго. Может быть, ты доверяешь полиции, но я – нет. Кто знает, не солгали ли они или даже доктор Фелл? Что, если речь идет не о некоей женщине, вдохновившей несостоявшегося убийцу, а просто о самом убийце, которому они расставляют ловушку? Любой может догадаться, кто этот убийца. «Мы знаем, что это вы, Фей Уордор, Саттон или как вы предпочитаете себя называть. Почему бы вам не быть благоразумной и не признаться?»

– Слушайте, – прогремел чей-то голос, – пора это прекратить.

Дверь в музыкальную комнату распахнулась, и в проеме возникла монументальная фигура доктора Гидеона Фелла, переложившего палку в левую руку.

– Простите, что я вмешиваюсь, – продолжал он более сдержанным тоном, – но пришло время кому-то вмешаться. Если вы будете продолжать в том же духе, мисс Уордор, то скоро нам придется отправлять в больницу еще одного пациента. Настала пора кому-нибудь сыграть роль Эдипа – только не Эдипа из распространенной выдумки, который якобы родился в венской психиатрической клинике, а Эдипа, разгадавшего загадку [43]Доктор Фелл имеет в виду Эдипов комплекс, теорию которого разработал австрийский психоаналитик Зигмунд Фрейд, и Эдипа из греческой мифологии, разгадавшего загадку Сфинкса. С вашего позволения я хотел бы разгадать несколько загадок и сорвать несколько масок. Вы даете мне разрешение, мисс Уордор?

В отчаянии Фей подбежала к Гэррету и тут же отпрянула от него:

– Конечно, даю, хотя мое согласие не имеет никакого значения. Только если…

– Только если я не буду лгать и расставлять ловушки? Будьте спокойны, моя прекрасная леди, для вас не предназначено никакой лжи и никаких ловушек – вы уже получили их более чем достаточно. Я всего лишь прошу, чтобы вы и Эндерсон, как глубоко заинтересованное лицо во всем, что касается вас, сопровождали меня в библиотеку, fons et origo [44]Источник и происхождение (лат.) стольких треволнений. Умоляю вас ничего не опасаться!

Обняв за талию Фей, прислонившуюся к его плечу, Гэррет постарался успокоить ее. Они последовали за доктором Феллом по тускло освещенному коридору к двери библиотеки и столкнулись на пороге с вышедшим из комнаты Эллиотом.

– В доме царит великое молчание, – заметил доктор Фелл. – Куда все подевались?

– В конце концов… – Эллиот взглянул на часы, – уже скоро полночь. Все пошли спать или, по крайней мере, сказали, что идут спать. За исключением Фортескью, который еще в больнице. Но двери никогда не запирают, так что он может вернуться в любое время.

– Пока что никаких признаков?

– Никаких. – И Эллиот зашагал по коридору.

Великое молчание, как, впрочем, и великое напряжение, царило и в библиотеке. Горел только торшер у письменного стола. Комната выглядела значительно опрятнее. Разбитое окно отремонтировали, бумаги положили на стол, с ковра почти полностью отмыли пятна крови. Двери в гардеробную и в книгохранилище были плотно закрыты. Доктор Фелл обвел взглядом книжные полки, обитые гобеленовой тканью стулья, выцветшие ковер и портьеры.

– Вполне естественно, – продолжал он, вынув из кармана туго набитый табачный кисет и большую пенковую трубку, – что объяснения будут происходить здесь. Ведь это не только место преступления, но и «логово» Пеннингтона Баркли. Весьма любопытный персонаж! Вы видели его самого и слышали, как описывают его те, кому он нравится, и те, кому он не по душе. Некоторый инфантилизм, присущий всем Баркли – от старого Кловиса с его любовью к пинбольным машинам до Эстелл с ее не слишком остроумными шутками, – в нем наиболее заметен. Но должны ли мы это порицать, имея столько детского и в нашей собственной натуре? Возможно, с ним не всегда легко ужиться. Но можем ли мы осуждать его, вспоминая свои собственные недостатки? Каковы основные характерные черты Пеннингтона Баркли, помимо страсти к прошлому? Чувствительность в сочетании с цинизмом; добродушие, сменяемое иногда вспышками раздражения и гнева; любовь ко всему таинственному – от страшных историй о призраках до замысловатых детективных головоломок. Пеннингтон Баркли – романтик, озлобленный неудачами, в своем роде интеллектуальный Питер Пэн. Позвольте повторить, что библиотека – его логово. Здесь он читал. Здесь он размышлял. Здесь он диктовал письма. Здесь он…

– Обдумывал пьесу, которую собирался написать? – предположила Фей.

– Мисс Уордор, – резко осведомился доктор Фелл, – он когда-нибудь говорил вам, что пишет пьесу?

– Конечно! Он говорил…

Доктор Фелл, жонглируя трубкой и кисетом, опустился в огромное кресло спиной к двери в гостиную. Фей села в меньшее кресло напротив, а Гэррет поместился на его подлокотнике.

– Он когда-нибудь говорил это, – настаивал доктор Фелл, – если ему задавали прямой вопрос? Многие свидетели, слышавшие Пеннингтона Баркли в этой комнате прошлой ночью, цитируют его слова о том, что он уже некоторое время «готовит драму».

– «Готовлю драму, – в свою очередь процитировал Гэррет, – которая исследует поведение человека в состоянии стресса». Пеннингтон казался поглощенным этим. В половине третьего ночи я заглянул в его спальню, и он повторил мне «готовлю драму», находясь в полусознании под действием успокоительного.

– Ну и в чем тут разница? – спросила Фей. – Ведь это одно и то же, не так ли?

– В данном случае, – ответил доктор Фелл, – это совершенно разные вещи. Он набил трубку и зажег ее, чиркнув спичкой о бок кресла. – Пожалуйста, не забудьте, что до сегодняшнего дня, когда я сумел основательно побеседовать с мистером Баркли, я не встречал этого человека, хотя чувствовал, что в какой-то степени знаю его. Мы интенсивно переписывались.

– И он вызвал вас, верно? Отправил вам записку?

– Нет, мисс Уордор, он не вызывал меня.

– Но…

– Хотя у меня не было явных подозрений по поводу упомянутой записки, якобы пришедшей от него, я тем не менее почувствовал, что она содержит несколько нехарактерных для этого человека фраз. Мы пришли к выводу, что записку подделала Эстелл Баркли, которая надеялась, что я совершу чудо такова моя репутация, и с пренебрежением отвергла меня, когда я чудес не продемонстрировал. Пеннингтон заявил, что не писал этого послания и что отнюдь не желал моего присутствия здесь.

– Почему? – спросил Гэррет.

– Потому что он боялся меня, – ответил доктор Фелл. – Ведь старый вертопрах тоже весьма инфантилен.

– Боялся вас?

– С самого начала, сэр, я ощущал в этом деле присутствие двух характеров: черты Питера Пэна – детские, но довольно отталкивающие, хотя и не преступные, – и черты капитана Крюка – тоже детские, но более зрелые, злобные и хитрые, – противодействующие друг другу. Мне казалось, что вы, Эллиот и Ник Баркли делаете очень серьезную ошибку в ваших рассуждениях. Вы считали, что одна и та же персона притворялась призраком и совершила преступление.

– А разве это не так?

– Не так. Именно это и явилось причиной нашего замешательства! – Доктор Фелл выпустил облако дыма. – Чтобы подтолкнуть вас к правильному ответу, я сегодня подчеркнул, что призрак вроде бы являлся в трех случаях и трем людям: Кловису Баркли много лет назад, Эстелл Баркли и миссис Тиффин в течение одной недели в прошлом апреле. Разбирая проблему мнимого призрака, я задумался, что общего имеют друг с другом эти трое.

– Но я все еще этого не понимаю! – запротестовал Гэррет. – Если вы намерены объяснить нам загадки и сорвать маски, то сейчас самое время это сделать. Что общего у этих трех человек?

– Каждый из них в разное время и по разным причинам был на ножах с Пеннингтоном Баркли.

Фей съежилась в кресле. Гэррет вскочил на ноги:

– Доктор Фелл, прошлой ночью Пеннингтон сумел сказать мне кое-что, борясь с действием успокоительного. «Не оставайтесь слишком долго среди людей, живущих в этом доме. Они погрязли во лжи и глупости, а я, mea culpa, худший и глупейший из всех».

– Да-да, – кивнул доктор Фелл. – Он продолжал в том же духе добрую половину ночи. Пеннингтон Баркли погружен в бездну раскаяния, он кричит, как от боли, вспоминая о содеянном.

– В бездну раскаяния? – переспросил Гэррет. – Боже мой, сэр, неужели вы утверждаете, что Пеннингтон – преступник, повинный в этих грязных делах?

Доктор Фелл постучал палкой по полу:

– Нет, Пеннингтон Баркли не совершал преступления. Но это он и только он изображал в этом доме призрака.