Онлайн чтение книги Дорога к звёздному престолу
Глава 8

3588 год, 20 декабря, Оилтон, училище

Нельзя сказать, что в жизни четверых друзей не было за минувшие полгода ни единого светлого пятна. Скорей наоборот, даже в экстренных и тяжелейших ситуациях они умудрялись не только друг друга подбадривать, но и остальных товарищей по оружию не забывать. Большинство курсантов по этой причине непроизвольно тянулись к дружной компании, а частенько и сознательно старались держаться поблизости ради ценной подсказки или своевременного совета. Не меньшее значение имело и умение четверки друзей пошутить. Причем каждый из них умудрялся хохмить в особой, присущей только ему манере.

Роман Бровер под четыреста первым номером делал это в виде стенаний, проклятий на свою несчастную долю и высмеивания собственных недостатков. Но стенания у него получались уморительно оптимистическими. Например: «Сегодня опять при отжиманиях наелся песка, потому что грудь от земли оторвать так и не смог…» Или: «Из-за страха опоздать в столовую пришлось все задачки решить быстрей всех…» А вот умение подмечать все мельчайшие детали в одежде и выражениях лиц превращало его реплики про нелюбимых командиров в едкую сатиру: «Смотрите, у нашего капрала не застегнута одна пуговка! Видимо, после утреннего нагоняя у майора ему еще и пинком вслед наподдали…»

Гарольд, помимо всемерного признания мускульной силы, у всех сослуживцев быстро получил славу прекрасного рассказчика. Мог в момент небольшого отдыха или привала выдать для окружающих его товарищей довольно интересную и почти всегда веселую историю. Благо, личных воспоминаний из богатой приключениями юности у него хватало с избытком. Да и чужие рассказы он никогда не забывал, подавая их слушателям в своей литературной огранке и чаще всего с интерпретированным по-своему окончанием.

Тантоитан тоже слыл большим выдумщиком и фантазером. Особенно при переиначивании всем хорошо известных пословиц, поговорок и банальных сентенций. Именно после его недовольного бормотания: «Курица не птица, капрал – не человек!», – за самым главным командиром по строевой и общевойсковой подготовке закрепилось прозвище Птица. Прозвище приклеилось намертво еще и по той причине, что невзлюбивший четверку с самого первого дня капрал обожал использовать в своем лексиконе такие обращения, как «орлы», «глухарь», «дятел», «коршун», «сова» и «тупоголовка». Так что обобщающая кличка любителю и поборнику орнитологии подошла как нельзя кстати. Понятно, что недовольный вояка со временем узнал, кто ему так «удружил», и от этого его антипатия и желание хоть как-то насолить дружной компашке только усилились.

Ну а Клеопатра, которая свое имя так и не поменяла, со своим номером в три тройки служила в маленьком коллективе одновременно и камнем преткновения, и яблоком раздора, и символом единения. Многие курсанты твердо верили, что девушка приходится родной сестрой если не всем троим ребятам, то уж двоим или одному точно – настолько ее защищали, и настолько она по-хозяйски пыталась порой помыкать не только Романом Бровером, но и Гарольдом. А в некоторых случаях и самим Тантоитаном Парадорским. Но если первый принимал это с радостью и выражением рабской покорности, то второй постоянно возражал и перебрасывался с девушкой беззлобными ругательствами. Хотя тоже не отказывался помочь. А третий – так вообще сразу вступал в веселую пикировку и в итоге добивался того, что попытки его как-то использовать оборачивались для самой Клеопатры излишними треволнениями. В крайнем случае, выдуманное девушкой задание или просьба помочь исполнялась другими «желающими». Танти делал всегда только то, что сам считал нужным или что требовалось для выполнения заданий командиров. И ругался он со своей соученицей по интернату скорей лишь для собственного и обоюдного удовольствия и желания повеселить товарищей.

Постепенно преобразовывались и внутренние отношения между курсантами двадцать восемь и триста тридцать три. Они незаметно углублялись в чувствах, хотя ни он, ни она ни за что бы ни признались в этом кому-то из посторонних. Да что там говорить о посторонних, если они для самих себя придумывали просто глупые отговорки, когда вдруг начинали переживать, волноваться или скучать друг о дружке. Типа: «Мы ведь друзья и в любую минуту должны знать, кто и где находится, чтобы помочь в случае необходимости». Порой занятия или другие обстоятельства их разводили в разные стороны на сутки, а то и на более продолжительное время, и они начинали нервничать, становились раздражительными и нетерпеливыми и подспудно стремились друг к другу. А отыскав, сразу обменивались фразами в привычно ироничном стиле:

– Тебе еще не надоело бегать по полигону с автоматом? – хмыкая, вопрошал Танти, внимательно осматривая ладную фигурку девушки и облегченно вздыхая, если не замечал новых синяков и царапин.

– Ха! Зато я теперь могу полрожка всадить в десятку! – хвасталась Клеопатра и с каким-то странным сопереживанием всматривалась в свежую ссадину на щеке парня: – А тебя все побить пытаются или уже побили?

– Пусть только кто-нибудь попробует!

Порой и нескольких слов им хватало, чтобы успокоиться. Да и на большее сопереживание порой ни сил, ни времени не оставалось. Хорошо если после этого отправлялись выспаться несколько часов в своих комнатах, а то частенько приходилось вновь разбегаться на занятия или тренировки. Но, видя после таких встреч Тантоитана с довольной, несколько отстраненной улыбкой на губах, Роман завистливо вздыхал, а Гарольд саркастически хмыкал. Друзья в таком случае и без лишнего вопроса знали: с Клеопатрой все в порядке.

Зато когда проходили совместные отработки, занятия или учения, все четверо друзей находились рядом и старались прикрывать друг друга от любых неприятностей или нападок недоброжелателей. В боевом строю Тантоитан всегда старался держать Клеопатру за левым плечом, хотя она с присущей ей наглостью и самоуверенностью всегда стремилась вырваться вперед. Еще чуть левее, на одном уровне с девушкой, располагался Гарольд, ну а за правым плечом лидера старался не отставать от него несколько окрепший и набравший мускульной массы Роман Бровер. По крайней мере, так приятели выстраивались в первое полугодие.

За эти шесть месяцев Заяц, пожалуй, сделал самый огромный скачок в своем физическом совершенстве. Конечно, он, как и прежде, смотрелся рядом с Гарри натуральным задохликом, да и против такого бойца, как Танти, выглядел мелковато. Но зато теперь он мог не только шутить, решать теоретические задачки и тусоваться в виртуальном инете, а и бегать, отжиматься, подтягиваться и вполне сносно передвигаться в бронированном скафандре с соответствующим его весу и комплекции вооружением. Любой из командиров понимал, что настоящего боевого штурмовика из четыреста первого никак не получится, но вот за ум, уникальную память, наблюдательность и сообразительность Романа с каждым месяцем начинали уважать все больше и больше. И только лишь капрал Птица продолжал безапелляционно утверждать, что «подобным гадким утятам не место в космодесанте!».

Как бы там ни было, но, самое слабое звено в компании, Заяц постепенно привык к своему новому статусу и только на словах продолжал стонать и проклинать невероятные тяготы собственной службы среди «людей с грецким орехом в голове вместо мозга». Себя он также при этом не жаловал: «Мой мозг тоже ссыхается до нужного для каждого военного интеллекта. Боюсь, что процесс стал необратим…»

Правда друзья не ленились польстить ему и утверждали, что частые встряски и падения, наоборот, пошли Зайцу на пользу: «Теперь скорлупа твоего ореха лопнула, и твой мозг получил простор для развития. Молоток! Так держать!»

День двадцатого декабря в училище объявили свободным от занятий, учебных тревог и тренировок. Накануне курс удачно сдал воинские зачеты за полгода, а назавтра все три сотни курсантов первого года обучения собирались отправиться на Хаитан, довольно сложную и суровую во всех отношениях планету, где проходили первые две практики многочисленные поколения космодесантников. Но сегодня о практике никто не вспоминал: увольнительная для всех и на весь день дается лишь по значительным праздникам, ну и по таким случаям, как нынешний. И на такой день, как правило, у любого курсанта имелись самые грандиозные планы и задумки.

Друзья не стали исключением и уже без четверти десять утра влились в водоворот своих сослуживцев возле КПП училища. Парадная форма, предвкушающие улыбки и шумные разговоры – чем не преддверие для настоящего праздника. Лишь троица с некоторым раздражением нет, нет, да и обращала свои взгляды в сторону женской казармы. Никто из них не мог пожаловаться на непунктуальность Клеопатры, но ведь договаривались собраться возле ворот заблаговременно.

– Или для нее подобное обозначает одну минуту? – пожимал своими плечищами Гарольд. А Рома, как всегда, защищал единственную девушку из их компании:

– Чего ты ворчишь? Или забыл: прекрасные дамы тем и отличаются от нас, что имеют право опаздывать. А кавалеры обязаны их смиренно дожидаться.

– Так то кавалеры! – фыркнул Гарри. – И только в случае с «прекрасными». А тут… – сообразив, что не совсем деликатно высказался о своей приятельнице, он апеллировал к угрюмо смотрящему на него Тантоитану: – Верно говорю? Опаздывать военным людям никак нельзя!

– Пока никто не опоздал, – многозначительно проворчал друг детства. – И с чего это ты взял, что наша Клеопатра не подходит под категорию прекрасных дам?

Гарольд вместо ответа закатил глаза и демонстративно отвернулся в сторону. Но Роман Бровер молчать не стал:

– Разве напичканный лишь одними мускулами человек может посмотреть на девушку иначе, чем на боевую единицу? Да у него воображения не хватит отнестись к ней с восторгом, осознать ее красоту и божественность…

– Хватит заливать! – оборвал его резко Гарри. – Озабоченный ты наш…

– Нисколько я не озабоченный. Просто я умею воспринимать сердцем, а ты так никогда влечения к девушке и не испытаешь. Так и останешься бесчувственным чурбаном.

– Да-а, придется твою парадную форму помять. – Внушительный кулачище потянулся к хищно свисающему носу. Вот только его обладатель уже давно не боялся «добряка Гарри».

– Только попробуй начать неуставные отношения! Сразу крикну, потом напишу рапорт, а потом тебя из космодесанта переведут в уборщики космических свалок. Ха-ха-ха!

– Жаль… Как ты там, Танти, говаривал? «Мог бы еще жить, если бы рот только для дыхания открывал!»

Амбал попытался сграбастать бросившегося в сторону Зайца, затеялась веселая возня, которую прервал строгим голосом Тантоитан:

– Да уймитесь вы, наконец! Уже идет, и не одна.

Друзья сразу замерли, присматриваясь:

– О! Кто такая? И чего ей от нас надо? – насупился Гарольд.

– Да ведь эта красотка со второго курса! – стал сглатывать обильные слюнки все помнящий Роман. – Жаль, что имени не знаю. Вот бы ее с нами в город пригласить.

– Вот и пригласи.

– Я бы с радостью, но разве она согласится?

Роман при всей своей мечтательности и романтичности прекрасно понимал, что такие, как он, не считаются покорителями женских сердец. Тогда как Гарольда, например, уже неоднократно пытались познакомить с курсантами женского пола, в том числе и Клеопатра. Скорей всего и сейчас она ведет эту девушку для знакомства с самым импозантным и внушительным парнем из их компании.

Девушки при ближайшем рассмотрении оказались просто обворожительны. Парадная форма смотрелась на их точеных фигурках, словно специально сшитая у лучших модельеров. Но самые большие преобразования произошли на личиках. Возможно, курсантки впервые воспользовались косметикой, но сделали это настолько эффектно, что теперь на них оборачивалось большинство сослуживцев. Тогда как Клеопатра самым пристальным образом следила только за реакцией Тантоитана. И осталась полностью удовлетворена произведенным впечатлением: на какое-то короткое время лидер их компании потерял показное величественное хладнокровие, расчетливую невозмутимость и просто поплыл от удовольствия созерцания.

– Привет, ребята, – пряча самодовольную улыбку, воскликнула она. – Думала, мы самые первые придем, а вы здесь уже топчетесь.

Гарольд ткнул большим пальцем себе за спину, на большие часы над КПП:

– Чуть не опоздала, только четыре минуты осталось. Могла бы и раньше заявиться.

– Вот, хочу вам представить мою новую подругу, – не обращая ни малейшего внимания на слова Амбала, продолжила Клеопатра. – Ее зовут Магдалена, и это та самая девушка, с которой мы уже целую неделю живем в одной комнате.

Казармы в училище лишь назывались таким древним словом. На самом деле они состояли из отдельных, полностью автономных апартаментов на двух, трех или четырех человек. Никакого насильственного расселения не существовало, и курсанты сами выбирали, с кем им жить. Хотя девушки жили лишь по двое и могли выбирать соседку независимо от года обучения. За эти полгода Клеопатра поменяла несколько раз и комнату и соседок, что приятелей довольно сильно удивляло: ведь на виду у всех девушка вела себя ровно и приветливо со всеми без исключения. А вот в быту у нее, видимо, не все складывалось благоприятно. Хотелось верить, что новая соседка окажется более уживчивой.

Выглядела Магдалена довольно строгой, даже несколько надменной. Несколько более плотного, чем Клеопатра, телосложения, с короткими черными волосами и пронзительным, все замечающим взглядом. Гарольд таких никогда не привечал и сразу скорчил скучающую физиономию пресыщенного ласками ловеласа. И когда их познакомили, лишь небрежно кивнул головой. Зато неожиданно быстро вышел из своего всегдашнего ступора Роман Бровер. Преобразившись, словно ему вот-вот вручат награду в императорском дворце, он сделал короткий шаг навстречу, обозначил полупоклон и с отчаянной решимостью проговорил:

– Магдалена! Вы самая прекрасная девушка не только в нашем училище, но и во всей Оилтонской империи. И я безмерно счастлив, что наконец-то нас представили друг другу. Ну и сразу хочу вам предложить вместе с нашей компанией провести этот увольнительный день. У нас намечена замечательная развлекательная программа, и вы нисколько не пожалеете.

– Ну, если не пожалею… – Магдалена скользнула разочарованным взглядом по Гарольду, оценивающим по Тантоитану и вопросительно-нерешительным по Клеопатре и только потом продолжила: – …то можно и развлечься.

– Тогда прошу следовать со мной! – несмотря на свою отличительную нескладность, Роман ловко втиснулся между двух девушек, подхватил их под локотки и галантно повел в сторону ворот. – Между прочим, вот и Клеопатра не даст соврать, почти все пункты сегодняшней развлекательной программы составлены лично мною. Так что если есть какие-нибудь вопросы или дополнения, готов выслушать немедленно.

Магдалена с ходу включалась в обмен мнениями и вопросами, Клеопатра и Роман ей со смехом отвечали, и вся компания двинулась в сторону ворот, которые как раз стали открываться. Гарольд подтолкнул о чем-то задумавшегося товарища:

– Нет, ты только глянь: наш Заяц решил заделаться отчаянным бабником. Причем нет чтобы одну только под локоток хватать, так сразу всех заграбастать пытается.

Сдвинувшийся с места Тантоитан поймал молниеносный взгляд Клеопатры, загадочно улыбнулся и возразил:

– Ну, две красавицы сразу – такое даже для нашего донжуана Бровера не прокатит. Пусть хоть с одной справится. Тем более что вторая уже давно занята.

– Да ты что?! – с вытаращенными глазами стал дурачиться Гарри. – Неужели нашей старой приятельницей хоть кто-то заинтересовался?! Вот уж никогда бы не подумал.

– Получишь в дыню – сразу думать начнешь! – пообещал Танти. – Мне кажется, сегодня что-то должно решиться…

– Ха! Ему только кажется то, что уже давно даже всем слепым известно, – зафыркал его старый друг. – Сам-то хоть иногда думалку включаешь?

Очередная колкость так и не долетела до его ушей, потому что приятели влились в гомонящую толпу остальных курсантов.

Этот день – двадцатое декабря – стал знаменательным для четверых людей по двум причинам: Тантоитан Парадорский впервые поцеловался со своей любимой девушкой, а Роман Бровер познакомился со своей будущей женой Магдаленой. Ну а Гарольд, хоть и пытался впоследствии в сотнях вариантах живописать этот день в своих рассказах, каждый раз у него все получалось по-разному. Неизменным оставалось только одно: искренняя радость за самых близких друзей, масса веселых развлекательных моментов и легкая философская зависть.