Легкий ветер с моря нес с собой шепот эльфов и фей и прохладу, ласкавшую щеки Блаженного Трегессера. Он наблюдал, как волны одна за другой накатываются на берег и разбиваются о подножие скалы в сотне метров под ним. Темнота наползала на поверхность воды. Солнце садилось у него за спиной. Как только это произошло, вечеринка началась.
Блаженный вертел свой калейдоскоп и размышлял о том, что замысел деда может оказаться всего лишь еще одной волной, разбившейся о Сторожевой флот. Когда-нибудь волны могут разрушить скалу, но не за один год или десять тысяч лет. Возможно, благоразумнее было бы смириться с реальностью и действовать в рамках ее ограничений. Многие Дома так поступают и живут припеваючи.
А в генах других идея мятежа кипит на медленном адском огне, поглощая поколение за поколением. И в отношении Дома Трегессеров это справедливо в высшей степени. Он не мог стряхнуть с себя это наследие. Но не собирался и преклоняться перед недальновидностью предков.
Где-то за его спиной засмеялась Валерена. Блаженному ее смех показался натянутым, фальшивым и несколько опережающим события. Но она была здесь гостьей Линаса Масеранга и прилагала все силы, чтобы очаровать его.
Масеранг демонстрировал признаки нарастающего разочарования.
– Блаженный, сынок, не хочешь составить нам компанию? А то ты сидишь там и смотришь на тоскливое темное море Линаса с таким видом, что у меня мороз по коже.
Блаженный оглянулся на голос и увидел обманчивую улыбку и безжизненные голубые глаза Мифа Воргемута. Позади него Кейбл Шайк пожал плечами, словно спрашивая: «Как я мог остановить его?» Еще дальше слуги зажигали бумажные фонарики.
– Миф, – сказал Блаженный, – я еще молод настолько, что мне простительно все. А вы слишком стары, чтобы вам можно было хоть что-то простить.
В глубине безжизненных глаз мелькнула какая-то тень.
– Что ты хочешь этим сказать, сынок?
– Что вам достаточно лет, чтобы понять это. Нет никаких причин что-то прощать вам.
Улыбка Воргемута застыла.
– Боюсь, я не улавливаю, что ты пытаешься мне сказать.
– Сомневаюсь в этом, Миф. Но все-таки объясню подробней. Когда-то давно вы помогли моему прадеду завладеть Домом. Потом вы предали его и помогли захватить власть моему деду. А теперь вы сговорились с моей матерью, чтобы устранить и его.
Улыбка исчезла с лица Воргемута.
– Я не глупец, Миф. И понимаю, что вы делаете. Я догадался даже о том, что вы собираетесь обвинить во всем бедного старикана Коммодо Хвара, если заговор вдруг раскроют.
Воргемут откровенно помрачнел.
– А теперь, не успев еще продвинуть на пост мою мать, вы начинаете заискивать передо мной. Возможно, вы видите во мне ребенка, которого легко контролировать. Думаете, моя мать настолько глупа и наивна, что не заметила этого? Не ставьте на кон собственную жизнь. Она тоже из Трегессеров.
Губы Воргемута сжались в потерявшую цвет сушеную сливу.
– Но стоит ли переживать из-за этого? Праздник в разгаре. Подходят интересные люди, опаздывая согласно моде.
Блаженный направился навстречу Тине Бофоку и ее брату Нио. Воргемут остался на месте, как будто заступил в караул, чтобы нести вахту на берегу моря.
– Какие-то проблемы со старожилами? – спросила Тина. Она пребывала в игривом настроении.
– Только у него. Твоя мать вон там. Увидимся позже?
– Обязательно.
Она скорчила гримасу Нио.
Блаженный углубился в толпу. Но не смешался с ней. Даже в самом центре веранды он оставался наблюдателем и смотрел на происходящее со стороны. Сколько здесь людей Воргемута? Немного. Возможно, они ни в чем не замешаны или, в худшем случае, потенциальные рядовые исполнители.
Сначала казалось, что гости изображают море, набегая небольшими волнами туда, где его мать собрала свою свиту, и откатываясь прочь. Затем Валерена вернулась в дом Масеранга. Толпа разбилась на приблизительно равные звездные системы, с блуждающими между ними кометами.
Иногда кто-то заговаривал с Блаженным. Он отвечал вежливо, но холодно, поддерживая образ отстраненности, которая, немного смягчаясь и теплея в беседе с глазу на глаз, могла у некоторых создать впечатление, будто им удалось прокрасться в доверие к Блаженному. Такие люди потом пригодятся.
Беседуя с одной из женщин-управленцев, которая, вероятно, полагала, что сможет таким образом повысить его образование и свое положение в Доме, Блаженный уловил обрывок разговора. И замер. Он не запомнил слов. Слова не имели значения. Важен был только голос. В нем слышалось что-то пугающе знакомое. Отчего волосы на затылке вставали дыбом. Но Блаженный так и не опознал его.
– Кто это такой? – спросил он свою собеседницу и показал на одного из гостей.
– Никла Огдехван. Он и его жена занимаются чем-то загадочным в интересах Дома. Возможно, чем-то жутким. Они то появляются, то исчезают, и никто не знает, где и когда встретится с ними снова.
Едва заметный акцент на слове «жена». С чего бы вдруг? Брак был странным и экстравагантным обычаем, но не осуждаемым в обществе.
– Спасибо. Прошу прощения, мне нужно уйти.
Женщина поджала губы, но не стала возражать.
Преследование заняло несколько минут. Однажды определив цель, он тщательно прислушивался – не к словам, а к тембру и ритму. Мужчина говорил редко, но, когда это случалось, все его слушали. Под мягкостью его обхождения скрывались острые углы. Никто не знал, чем он занимался. Никто не желал это знать.
Спустя полчаса, когда он получил вызов от матери, Блаженный уже точно знал, что делает Никла Огдехван в интересах Дома.
Валерена дожидалась его в компании Линаса Масеранга, Мифа Воргемута и еще одного мужчины.
– Миф сказал мне, что ты уже все понял, – начала Валерена. – С таким умом ты можешь мне пригодиться.
Это был сарказм?
– Надо полагать, произошло нечто из ряда вон выходящее, раз ты решила собрать столько свидетелей.
Валерена нахмурилась:
– Я получила сообщение, что странник моего отца прибыл сегодня днем. Эти тупицы наверху, – раздраженно добавила она, – обнаружили его только несколько минут назад. Они бы так ничего и не заметили, если бы проклятый сторожевик не послал ему запрос.
– Можно я посмотрю информацию, мама?
– На здоровье, – ответил Масеранг с откровенным сарказмом и показал на свой инфоцентр.
– Просто прокрутите сообщение со станции.
Масеранг так и сделал, не скрывая раздражения.
– Четыре часа двадцать три минуты с момента прорыва, – прочитал Блаженный. – Времени не хватит, чтобы пристыковать корабль и спуститься.
– Разумеется, нет! – взорвалась Валерена. – Он наверху, на малой высоте. Там прямо так и сказано.
– То, что, по нашему мнению, делает дедушка, и то, что он делает на самом деле, – это разные вещи, мама. Я полагаю, он хотел, чтобы его заметили.
– Чепуха, – сказал Масеранг. – Зачем ему это?
– Затем, что это дедушкин Другой. Их уже поменяли, а теперь Другого привезли для обратной замены.
– Твое воображение заносит тебя слишком далеко. Это невозможно было проделать так, чтобы наши агенты ничего не заметили.
– Ни вы сами, ни ваши агенты не заметили на веранде, среди приглашенных гостей, Лупо Провика, скрывающегося под именем Никла Огдехван. И он на Приме уже не первую неделю.
Воцарилась мертвая тишина. Потрясенная тишина. Словно сама смерть протянула когти в эту комнату.
Внезапно зажужжал инфоцентр Масеранга.
– Я же говорил, что не хочу, чтобы меня беспокоили, – раздраженно проворчал он.
Молчание сменилось недоверием.
– Разыгрывай кого-нибудь другого, Блаженный, – сказала Валерена. – Я больше не желаю терпеть твои шутки.
– Будет лучше, если ты поверишь в это, Вал, – посоветовал Масеранг.
Она отошла в сторону и что-то рявкнула в коммуникатор. Но в тот же момент включила звуковой экран, так что Блаженный не понял, почему она так рычит.
Когда Валерена вернулась, она выглядела убийственно спокойной.
– Это ручной артефакт моего отца.
– Пойду раздражать кого-нибудь другого, мама, – сказал Блаженный и направился к двери.
Она бросила ему вслед что-то оскорбительное, но Блаженный не расслышал. Он решил проверить, как дела у Лупо Провика.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления