Онлайн чтение книги Дрожь Shiver
Глава 2

Я не знаю, что ожидать на вершине. Музыки? Свечей? Официантов с подносами, на которых стоят бокалы шампанского?

Ничего такого нет. Причальная платформа тускло освещена и пустынна, будка оператора подъемника пуста. Мы вытаскиваем наши сумки из кабинки. Когда движение подъемника останавливается, воет сирена. Вероятно, им сейчас управляют только снизу, экономят расходы на персонал. У нас над головами висит камера видеонаблюдения. Вероятно, сотрудники увидели, что мы успешно прибыли на причальную платформу. Но после странной истории с приглашением мне как-то не по себе. Судя по тому, как Хизер нахмурила лоб, ей тоже.

На меня смотрит Брент.

– Пока оставим вещи здесь?

– Меня не спрашивай, – отвечаю я.

Он ставит свои сумки на платформу. Я сомневаюсь, но потом бросаю и свои. Маловероятно, что их тут кто-то украдет.

Ступени металлические, фактически это металлическая решетка, они предназначены для покрытой снегом обуви. Я тяжело дышу к тому времени, как добираюсь до верха. Воздух здесь разреженный. Я толкаю открывающуюся в обе стороны дверь, которая ведет в «Панораму», и вдыхаю затхлый запах дыма, такой, какой бывает после того, как топили дровами. Но топили здесь давно. На мгновение я закрываю глаза. Этим запахом я дышала все зимы, и он больше всего ассоциируется у меня с тем периодом моей жизни.

Кертис нажимает на выключатель, и в обшитом деревянными панелями коридоре включается свет. Обычно тут идет нескончаемый поток лыжников и сноубордистов. Они проходят мимо шкафчиков, а потом выходят на ледник. Но сегодня вечером здесь неестественно тихо.

Кертис прикладывает ко рту сложенные рупором руки и кричит:

– Есть тут кто-нибудь?

Брент снова смотрит на меня; Дейл тоже смотрит. Я опять думаю про приглашения. Мог ли это организовать один из них? Нет, навряд ли. Как Брент правильно заметил, сейчас не сезон, курорт закрыт. В это время года провести выходные здесь может стоить несколько тысяч евро. Я слежу за Кертисом в соцсетях и знаю, что дела у него идут хорошо. Это должен был организовать он. Но зачем такая таинственность? А другие в курсе, или он каким-то образом заставил их поверить, будто это я их пригласила?

– Здесь должен кто-то быть, – говорит Кертис. – Давайте осмотримся.

Мы все бросаемся в разные стороны, словно дети, оказавшиеся к тематическом парке. Этот дом напоминает лабиринт. Это единственное здание на много миль вокруг. Оно представляет собой большое многофункциональное строение, в котором находится горноспасательная служба, диспетчерская и все остальное, что только может потребоваться посетителям и персоналу. Я знаю, где находятся ресторан и туалеты, вот, пожалуй, и все. Ах да, я еще один раз здесь ночевала – здесь есть крошечные комнатки для желающих. Самый высоко расположенный молодежный хостел во Франции!

Я бегу по коридорам и по пути везде включаю свет. Кругом масса закрытых дверей. Некоторые заперты, другие нет. Вот эта открывается. Боже, похоже, что именно в этой комнатке я и ночевала в тот единственный раз. Пахнет влагой и плесенью, и от этого запаха накатывают воспоминания. Брент подо мной на матрасе, его большие руки держат мои бедра. Я смотрю на единственную узкую кровать. Затем я выхожу и плотно закрываю дверь за собой.

За следующей дверью находится бельевая – грубые белые полотенца и видавшие виды простыни сложены стопками на полках из сосны и пахнут дешевым моющим средством. Я чувствую, что откуда-то доносится запах еды, и нахожу кухню. На огромной плите стоят две кастрюли. Я поднимаю крышки. В одной из них жаркое, в другой картофельное пюре. Все еще теплые. Это наш ужин? Но где тогда обслуживающий персонал?

Я вижу туалет, осторожно толкаю дверь, но там пусто и темно. Сразу за кухней находится погруженный во тьму ресторан, там запах древесного дыма настолько силен, что я кашляю, несмотря на то что камин не горит. В прошлом я провела здесь много часов, согревая пальцы о чашки кофе и пережидая снежные бури. Но сейчас все столы пусты, и я поворачиваю в еще один коридор. Остальные, вероятно, поднялись на этаж выше, потому что я больше их не слышу.

Еще какие-то складские помещения, еще запертые двери. Все лампочки с таймерами, и время от времени свет выключается раньше, чем я успеваю нажать на следующий выключатель. Тогда я остаюсь в полной темноте, и мне приходится пробираться вперед на ощупь. Я шарю по стене в поисках выключателя. От тишины становится не по себе. Если бы кто-то выскочил из-за какой-нибудь двери у меня за спиной, то у меня вполне мог бы случиться сердечный приступ.

Наконец что-то знакомое: главный выход на ледник. Я спешу к нему. Там никого не может быть в такое позднее время, и дверь, вероятно, заперта, но если все-таки не заперта, я хочу вдохнуть ледяной воздух. Как давно я его не вдыхала!

Дверь не заперта. Я чуть-чуть приоткрываю ее, и тут в здание с воем врывается ветер. Это высокий и неослабевающий звук. Он как-то странно похож на вой, какой мог бы издать человек. Я захлопываю дверь и стою около, тяжело дыша. Я знала, что столкнусь с этой проблемой, если вернусь сюда. Слишком много дверей, которые для меня было бы лучше не открывать.

«Возьми себя в руки, Милла!»

Хорошо. Я смогу. Мне надо выпить, пара стаканчиков – и со мной все будет в порядке.

Наверху есть банкетный зал, там проходят свадьбы и другие мероприятия. Такому маленькому курорту, как этот, полезно иметь такое помещение, оно приносит ему хороший доход, в особенности вне сезона. Я видела этот банкетный зал только на фотографиях, но, вероятно, сейчас все собрались в нем, потому что все остальные места внизу я проверила.

Вот лестница. Наверху находится тяжелая дверь, запасной выход на случай пожара. Воздух с другой стороны этой двери кажется еще холоднее. Легкий запах. Знакомый. Что это? Может, духи Хизер.

Голоса доносятся из-за двери справа.

«Стоп! – читаю я на плакате. – Игра началась. Телефоны следует оставить в корзине».

Я выдыхаю. Игра. Может, какая-то викторина? Нам будут задавать вопросы о сноубординге или о том, что мы помним друг о друге. Чтобы мы начали говорить о прошлом. А это как раз в стиле Кертиса – таким образом сказать нам, что делать, и чтобы ничего не отвлекало нас от того, что он задумал. Я опускаю телефон в корзину. Только…

Плакат снова привлекает мое внимание. «Игра началась». Один раз я сказала эту фразу ей… Нет, это распространенное выражение. Это ничего не значит. Я кладу телефон поверх других четырех, которые уже лежат в корзине, и захожу.

Банкетный зал словно нависает над горой. Пол покрыт белым ковром с густым ворсом, так похожий на снег снаружи, мебель в белых и серебристых тонах, несомненно, нерационально дорогая. Мягкие кресла обиты сатином, стеклянные столы на хромированных ножках. Эти роскошь и богатство резко контрастируют с грубой мебелью внизу. Здесь даже пахнет по-другому. Запах дыма исчез, вместо него пахнет свежей краской.

Вся задняя стена представляет собой одно огромное окно, белые бархатные занавески отдернуты в стороны и перевязаны шнуром. В дневное время отсюда, вероятно, открывается потрясающий вид, но сейчас за окном кромешная тьма. Ни одного огонька нигде. Как-то это жутко и внушает суеверный страх при нынешнем положении вещей, но если не думать обо всем этом, то банкетный зал – красивое место для празднования свадьбы.

Если вы можете забыть про то, сколько жизней забрал этот ледник.

И сколько тел он еще не отдал.

«Не думай об этом!»

Здесь так холодно, что у меня изо рта идет пар. И влажно. Вероятно, этим помещением не пользовались много месяцев. Все остальные уже что-то пьют. На серебряном подносе одиноко стоит одна бутылочка Kronenbourg 1664. Стекло кажется ледяным, когда я беру ее в руку. Раньше я любила эти маленькие бутылочки французского пива, сладковатого и пенистого. Но я не пила его с тех пор, как в последний раз была здесь.

Нас все еще пятеро. Персонал, наверное, где-то в коридоре. Кертис то и дело посматривает на дверь. Что он задумал?

Хизер сжимает рукой мое предплечье. На ногтях – французский маникюр.

– И как тебе эта игра?

– Какая игра?

Она ведет меня по ковру к высокому деревянному ящику, который стоит на низком столике. Рядом лежат ручки, конверты кремового цвета из хорошей бумаги и карточки. И еще ламинированный лист бумаги, на котором написан текст. Предлагаемая нам игра называется «Ледокол». Таким шрифтом обычно пишут чинопоследование[4]Чинопоследование – порядок молитв, песнопений и действий, совокупность которых составляет определенное богослужение. В англиканской церкви такие листки, о которых говорится в тексте, могут раздавать прощающимся, которые пришли на поминальную службу, а также гостям на свадьбе. – Прим. пер . на похоронах.

«И на свадьбах», – быстро напоминаю я себе. И вообще нам, наверное, таким образом хотят помочь снять напряжение и расслабиться. Хотя бы расколоть лед, если не растопить.

«Напишите какой-нибудь секрет о себе, о котором не знает никто другой. Положите карточку в конверт и опустите в ящик. Потом достаньте конверты, один за другим, и догадайтесь, кто что написал».

Я снова бросаю взгляд на Кертиса. Мне кажется забавным то, что он приложил такие усилия, ведь мы были бы счастливы просто напиться. Он широкими шагами идет к окну мимо меня. Стекло запотело, он вытирает его рукой и выглядывает наружу. Плавность его движений всегда напоминала мне движения мужчин-гимнастов, и она не изменилась до сих пор. Он и сейчас двигается с той же потрясающей грациозностью.

Мне нужно побольше выпить, чтобы осмелиться подойти к нему, поэтому я иду к Бренту. Я удивлена, увидев у него в руке бутылку пива. Он никогда раньше не пил.

– Ты все еще катаешься на сноуборде? – спрашиваю я.

– Раз в год, – говорит он. – Больше не могу себе позволить. Хотя до сих пор много катаюсь на скейтборде.

– Я это вижу по твоим ботинкам.

Его ботинки от DС так сильно поношены, что в одном месте у носка проглядывает палец. Раньше DС Shoes[5]DС Shoes – американская компания, специализирующаяся на производстве обуви для спорта, в частности сноубординга и скейтбординга. – Прим. пер . была одним из его спонсоров, но предполагаю, что эту пару ему пришлось покупать самому. Мне кажется трогательной его верность бренду, но это типично для Брента.

В ту зиму ему было двадцать один, он был очень худым, и энергия била из него фонтаном, как из подростка. Теперь он немного поправился. Из-за мешковатой одежды трудно точно определить, в какой он форме, но мне кажется, что в очень хорошей. И все еще носит спущенные до середины задницы джинсы.

Он смуглый благодаря отцу-индусу, и его внешность позволила ему начать успешную модельную карьеру – до того, как он увлекся сноубордингом. Я слежу за его успехами в Интернете, но из его Instagram мало что можно узнать. Мне хочется спросить, встречается ли он с кем-то, даже хочется спросить, есть ли у него дети, но он может не то подумать. А я просто хочу знать, счастлив ли он.

– Значит, на самом деле ты не приглашала меня сюда? – спрашивает Брент.

– Нет, – качаю головой я. – Я же уже говорила.

Кертис встречается со мной взглядом. Он все еще стоит у противоположной стены и выглядит… обеспокоенным? Вероятно, размышляет, где же обслуживающий персонал.

– Ты все еще катаешься? – спрашивает Брент, явно прилагая усилие, чтобы сменить тему на более безопасную.

– Нет, не катаюсь с тех пор, как уехала отсюда, – говорю я ему.

– Серьезно? Ни разу не каталась?

– Я много работаю.

Я вижу, как он удивлен. Тогда, десять лет назад, я могла думать только о сноубординге, и считала, что буду заниматься им до старости.

По правде говоря, катание приводит меня в ужас. Я боюсь того, в кого я превращаюсь, и боюсь, что могу разрушить жизни других людей. Как только я застегиваю крепления на сноуборде, ничто больше не играет роли.

Брент не знает, что я сделала. То есть он знает не все. Никто из них не знает.

И я намерена сделать так, чтобы они и дальше не знали.