Онлайн чтение книги Единственная Джун June First
Глава седьмая. «Первым бросить камень»

Брант, 12 лет

– Закрой уши.

Последние слова моего отца эхом отдаются в сознании, и я прислоняюсь спиной к кирпичной обшивке, прижимая ладони к ушам, как будто я все еще пытаюсь оградиться от них.

Бум!

Выстрел.

Кровь, страх, звенящая тишина.

Отвратительный фиолетовый галстук, обмотанный вокруг горла мамы.

А потом…

Крик.

Сначала я думаю, что это мой крик. Мой разум играет со мной злые шутки, воспроизводя ту ужасную ночь. Образы, лежащие на поверхности, пытаются утянуть меня на дно. Я вспоминаю техники, которым доктор Шелби обучала меня эти годы, чтобы держать сводящие с ума мысли под контролем, и я пытаюсь направить свое «сильное “я”» на «травмированное “я”». Я зажмуриваю глаза.

Будь храбрым, Брант. Будь сильным.

Но потом кровь стынет в жилах.

Нет, это не мое воображение. Это что-то другое. Это…

Крик Джун?..

Ужас охватывает меня, когда реальность разбивает мои ужасные, жалкие мысли. Я только отбежал в сторону дома, чтобы перевести дыхание, глотнуть воздуха, чтобы убраться от Моники Портер и ее отвратительных слов, и мне нужно было всего пару минут. Я уже возвращался обратно.

Я собирался вернуться обратно.

Я бросаюсь вперед и заворачиваю за угол, а затем несусь по двору на пределе своих сил. Мистер и миссис Бейли уже выбежали из дома, а Тео и девочки бегут с другой стороны, загораживая мне обзор.

– Боже мой, Джун! – ревет мистер Бейли в отчаянии.

Нет, нет, нет.

Сердце сжалось от ужаса, легкие словно горят от страха.

– Джунбаг! – Ничего не видя, я проталкиваюсь сквозь Венди и Монику, а затем проношусь мимо Тео, пока не оказываюсь над скрюченным телом Джун, лежащим в мокрых листьях. Нет! Я начинаю рыдать, падая на колени рядом с ней. – Джун… Джунбаг, очнись!

– Не трогай ее, Брант, – командует мистер Бейли, затем поворачивается к миссис Бейли и произносит так, словно ему не хватает воздуха: – Саманта, вызывай «Скорую».

Она с трудом дышит и бросается обратно в дом.

Слезы катятся по моему лицу быстрее дождя, что льет на нас как из ведра. Я раскачиваюсь назад-вперед в траве рядом с Джун, наблюдая, как мистер Бейли прижимает два пальца к ее шее.

Дышит ли она? Она мертва, как мои родители?

Этого не может быть. Я не переживу этого.

– Она дышит, – говорит он, выдыхая с облегчением. Он пробегает по всем нам взглядом. Его темные мокрые волосы прилипли ко лбу. Щеки ярко-красные, глаза широко распахнуты, в них читается горе и тревога. – Вы все, не приближайтесь.

Я так хочу дотронуться до нее. Я хочу прижать ее к груди и прошептать ей на ухо, что мне жаль… мне жаль, что я не справился. Я не смог защитить ее, как обещал.

Как я мог быть таким беспечным?

Шмыгая носом, я вглядываюсь в ее милое личико, усеянное легкой россыпью веснушек. Треснутая корона принцессы лежит рядом с ней в мокрой траве, а волосы укрыты золотисто-коричневой листвой. Глаза закрыты, она лежит, не шелохнувшись. Неподвижно.

Совсем как мама и папа.

Ярость, которую я никогда раньше не испытывал, охватывает меня, и я вскакиваю на ноги, поворачиваясь лицом к Тео. Он подавлен и молчалив. Его глаза широко раскрыты, руки сцеплены за шеей. Все, что он делает, – это качает головой. Мистер Бейли замер, склонившись над Джун. Когда вдалеке завыли сирены, я тут же срываюсь.

Я даю волю своему гневу.

Затуманенный взгляд Тео фокусируется на мне, а Венди с Моникой отступают назад, когда ловят выражение моего лица. Наверное, я выгляжу диким и безумным.

Издавая яростный крик, я набрасываюсь на Тео, толкая его так сильно, что он отлетает назад и падает, шлепнувшись задницей о землю.

– Где ты был? Как ты мог оставить ее там одну?

– Я… я не… я не…

– Если она умрет, то ты будешь в этом виноват! Я никогда тебя не прощу. – Мои зубы оскалены, и я почти рычу, как животное. Я чувствую себя животным.

– Хватит, вы оба! – ревет мистер Бейли, потом снова поворачивается обратно к Джун. – Этот чертов дом на дереве – гиблое место. Я должен был догадаться.

Мы все вздрагиваем, потом замираем.

Тео выпрямляется и прячет лицо в ладони. Он весь дрожит и трясется, сожаление выплескивается из него. И тут на меня накатывает вина. Я чувствую, как гнев перерождается во что-то другое – что-то еще более ужасное.

Может быть, я ошибаюсь. Может быть, это я виноват.

Я никогда не прощу себя.

Сдерживая приступ рыданий, я опускаюсь на траву рядом с Тео и притягиваю его к себе. Я крепко обнимаю его, извиняясь снова и снова.

– Прости меня, Тео. Это моя вина. Я ушел первым, – повторяю я одно и то же; мы оба утопаем в слезах, а чувство вины разрывает нас изнутри. Он обнимает меня в ответ. – Это моя вина.

Красно-синие огни освещают задний двор, и когда я поднимаю голову, мистер Бейли уже разговаривает с медиком, а миссис Бейли сидит со своей дочерью, поглаживая ее мягкие рыжеватые волосы. Моника и Венди переместились на патио[15]Патио – выложенная плиткой площадка, где можно загорать, обедать в хорошую погоду или просто сидеть и любоваться садом, своего рода аналог внутреннего дворика.. Они прижались друг к другу под зонтом, пытаясь спастись от гнетущего холода, просочившегося на задний двор семьи Бейли.

Венди ловит мой взгляд и беззвучно шевелит губами, смотря на меня глазами, полными скорби:

– Мне жаль. Прости.

Я отворачиваюсь.

Я сижу на траве рядом с Тео со своим разбитым сердцем и нарушенным обещанием в ожидании хороших новостей. Спустя мгновение Джун перекладывают на носилки и уносят.

Все, что я могу делать, – это ждать.

* * *

Тео тихо расположился рядом со мной на больничном стуле. Мы оба сидим, ссутулившись, в промокших костюмах Марио и Луиджи, ожидая, пока врачи дадут нам разрешение навестить Джун.

Что бы ни было такое сотрясением мозга, у Джун именно это. И еще сломанная рука.

Ей, наверное, очень страшно.

Между мной и моим лучшим другом повисла тишина. Вина пожирает нас обоих. Я чувствую себя виноватым за то, что оставил Джун в домике на дереве, и виню себя за то, что обвинял в этом Тео. Никто из нас не должен был покидать тот домик на дереве – все мы виноваты. И я знаю, что у нас обоих будут большие проблемы, когда мы вернемся домой. Я вижу это в глазах мистера Бейли. Он не сказал нам ни слова с тех пор, как мы приехали в больницу, а чем тише он, когда разозлится, тем сильнее будет наказание. Глаза у него покраснели и опухли, а левая бровь все время дергается, когда он постукивает ногами в такт. Миссис Бейли сидит рядом с ним, опустив голову на его плечо, а сама смотрит в пол.

– Ты ненавидишь меня, Брант?

Тео наконец нарушает гнетущую тишину, и я переключаю внимание на него. Прикусив нижнюю губу, я качаю головой:

– Нет. Я не ненавижу тебя.

– Но ты ненавидел, – говорит он. – Я видел это в твоих глазах, когда ты толкнул меня.

Я съеживаюсь на стуле, как будто могу спрятаться от того, что сделал. Гнев, ярость. Это было ужасное чувство, почти как яд, текущий по моим венам, и я задаюсь вопросом, не то же ли чувство испытывал мой отец, когда убил мою маму.

От этой мысли у меня перехватывает дыхание. Желудок скручивается.

Что, если я стану таким же, как он?

Нет!

Я больше никогда не буду так выходить из себя. Я никогда не буду отвечать жестокостью.

Я даю себе молчаливую клятву, пытаясь сдержать слезы.

– Я ненавидел себя, а выместил это на тебе. Этого больше никогда не повторится, Тео.

Он судорожно сглатывает, глядя прямо перед собой.

– Ты был прав, ты знаешь. Это была моя вина. Я был последним, кто выходил из домика на дереве, и я даже не подумал о Джун. – Эмоции охватывают его, и он шмыгает носом, прижимая ладонь к газам. – Я думал о Монике Портер. Эта безмозглая девчонка была жестока с тобой, а я ничего не сделал, чтобы остановить это. Я подвел тебя, и я подвел Джун.

Я не знаю, что сказать, поэтому молчу.

– Я стану лучше, Брант. Обещаю. Лучшим братом, лучшим другом. – Он смотрит на меня, его каре-зеленые глаза сверкают решимостью в искусственном свете. – Я больше никогда не подведу вас, ребята.

На моем лице появляется улыбка, и я киваю. Затем протягиваю ему руку.

– Хорошо, Марио.

Тео выдыхает с облегчением и пожимает мне руку. Другой рукой он придерживает свою красную шляпу:

– Спасибо, Луиджи.

Напряжение рассеивается из окружающего пространства, и в этот момент врач подходит к Бейли, которые сидят напротив нас на жестких, уродливых стульях. Он произносит пять слов, которые заставляют мое сердце радостно забиться.

– С ней все будет хорошо.

С ней все будет хорошо.

Это самые прекрасные слова, которые я когда-либо слышал.

Я люблю их так сильно, что прячу их в свое бешено стучащее сердце, зная, что они останутся там навечно.

Кажется, что прошла целая вечность, прежде чем я смог навестить Джун. Когда нас наконец вызывают в ее палату, я хватаю Агги с пустого стола рядом со мной и иду вниз по коридору.

– Брант!

Когда я вхожу в палату, мои глаза расширяются. Она подключена к шнурам и мониторам, и от этого вида у меня щемит в груди. Джун еще слишком мала, а уже выглядит такой сломленной. Громоздкий белый гипс украшает ее правую руку, но это не в силах отнять ее лучезарную улыбку. Я тут же улыбаюсь ей в ответ:

– Джунбаг.

Я подбегаю к кровати, ее голубые глазки блестят от слез. Она даже не замечает своих родителей, следующих за Тео. Кроме меня, она никого не замечает.

– Я не хотела упасть. Извини меня.

– Не извиняйся, Джун. Это был несчастный случай. – Я вытаскиваю Агги из-за спины, наблюдая, как ее глаза увлажняются еще больше. Когда я узнал, что у Джун будет гипс, я побежал в ванную и обернул маленькую ручку слоненка туалетной бумагой для сходства. – Агги захотел гипс, как у тебя.

– О, вау! – восклицает она, потянувшись к любимой игрушке здоровой рукой. – Спасибо!

Бейли подбегают к ней, осыпая ее нежными объятиями и поцелуями. Тео тихо плачет в подушку, улегшись рядом с ней, и извиняется за то, что оставил ее совсем одну. Так много слез, так много шепотом произнесенных слов, столько мыслей, полных благодарности. Я наблюдаю за всем из угла комнаты, благодарный за то, что стал частью этой семьи.

Где бы я был, если бы не они?

Когда эмоции отступают, Джун снова тянется ко мне. Я сворачиваюсь калачиком рядом с ней на маленькой койке, вдыхая аромат сирени на ее волосах.

– Спасибо, что привез мне Агги, – бормочет она, прижимаясь ко мне. – Мне было страшно без него.

Я грустно улыбаюсь:

– Я знаю, что тебе было страшно, Джунбаг. У меня был игрушечный слоник, когда я был в твоем возрасте, и он всегда успокаивал меня, когда мне становилось страшно.

– Правда?

– Да, правда.

Она обдумывает услышанное и моргает, глядя в потолок.

– Что с ним случилось?

Я знал, что прозвучит этот вопрос, но сейчас не время открывать ей страшную правду. Не время рассказывать ей о судьбе Бабблза и о том, что он был запятнан кровью моего отца, убившего мать, и в результате выброшен, как мусор.

Может быть, этой истории никогда не будет время.

– Однажды я его потерял, – вместо этого говорю я, мой голос слегка дрожит.

– Ты потерял его навсегда? Не просто на какое-то время?

Я сглатываю ком в горле.

– Я потерял его навсегда.

Закрыв глаза, я стараюсь не думать о своем старом плюшевом «утешении» из детства. Вместо этого я впитываю присутствие Джун: ее теплое дыхание, быстро бьющееся сердце.

– Когда-нибудь я найду его для тебя, Брант, – говорит она, сжимая мне руку. – Я обещаю.

Я понимаю, что это обещание она не в силах выполнить, но все равно улыбаюсь.

– А теперь ты можешь спеть мне песенку про радугу?

Миссис Бейли придвигает свой стул поближе к Джу и проводит ладонью по моей руке.

– Может, мы оба споем ее?

Джун с энтузиазмом кивает:

– Да, пожалуйста. Она моя любимая.

Это и моя любимая, Джунбаг.

Раньше она была моей любимой потому, что напоминала мне о маме.

Теперь она напоминает мне о Джун.

Миссис Бейли переплетает свои пальцы с моими, убирает со лба Джун выбившуюся прядь волос и делает глубокий вдох. Мои веки опускаются.

Мы поем.

* * *

В ту ночь все мы дали обещания.

Я пообещал, что больше никогда не буду отвечать жестокостью, и, ну… я чертовски хорошо хранил это обещание. Я сбился с пути только один раз, много лет спустя, и мне хочется верить, что у меня на то были веские причины. (Уайетт Нипперсинк может со мной не согласиться.)

Но так оно и было.

Страх сорваться, поддаться слепой ярости, как это сделал Лукас Эллиотт, был в высшей степени эффективной мотивацией на протяжении многих лет.

А потом было обещание Тео.

Тео больше никогда не оставлял Джун после инцидента в домике на дереве. Он опекал ее сверх меры, горячо преданный, и, в отличие от меня, не боялся наброситься на любого, кто подвергал Джун опасности.

Даже если этим человеком был его лучший друг.

Даже если этим человеком был я.

И наконец, Эндрю Бейли.

Эндрю дал свое обещание той ночью: он поклялся, что это был последний раз, когда мы ступили в этот богом забытый домик на дереве.

С восходом солнца от него осталась лишь куча дров.