Онлайн чтение книги Его высочество господин целитель
Глава 2

Вместо справки секретарь выдала мне небольшой кожаный мешочек, внутри которого оказался овальный золотой жетон на серебряной цепочке. На одной стороне жетона были выгравированы корона и надпись «Королевство Элмория», на другой – эмблема лекаря и номер – в моем случае «тридцать два». – Прошу вас в моем присутствии активировать амулет – знак целителя, назваться полным именем и расписаться в получении.

С интересом рассмотрев узор, я увидел в нем блок хранения основных признаков личности и единственный активатор – целительский. Причем после активации перенастроить амулет на кого-нибудь другого будет невозможно – данные встраивались в материал жетона намертво. Даже целителю пришлось бы, используя трансмутацию, фактически изготавливать амулет заново. Только зачем и кому это может понадобиться? Глупо было бы маскировать шпиона под целителя, зная, что агент рискует спалиться при самой элементарной проверке. Если я правильно понимаю, жетоны находятся на строжайшем учете и изготавливаются кем-то из очень опытных мастеров целительского дела.

Я вытряхнул жетон из мешочка на руку, активировал и четко произнес свое имя. Параметры моего тела и особенности магической структуры впечатались в золото амулета, а над ним самим проявилось объемное изображение короны с цифрами «три» и «два». Ниже переливалась золотом надпись: «Филлиниан деи Брасеро – целитель». Продержавшись полминуты, изображение погасло, будто растворилось в воздухе. Теперь оно может проявиться только по моей команде и только если жетон у меня в руках.

В указанной секретарем строчке гроссбуха я поставил свою закорючку и с любопытством спросил:

– А у лекарей какие жетоны, если не секрет?

– Секрета нет. Подобными жетонами будут постепенно снабжаться все граждане страны, имеющие хотя бы минимальные магические способности. На каждом жетоне обязательно присутствует эмблема и название профессии, имя владельца и его гражданство. В халифатах подобные жетоны внедряются уже примерно с полгода. А впервые их начали использовать в империи Сун. Там их называют пей-цзе. Так что лекари получат такие же жетоны, только серебряные, знахари – бронзовые, а травники – медные. Материал обозначает приблизительный ранг носителя.

– Но я ведь еще не целитель. Всего лишь ученик.

– Поэтому у вас цепочка серебряная и венцы короны без алмазов. Когда станете полноправным целителем, вашу цепочку заменят на золотую, а корону инкрустируют камнями. Таким образом, не придется изготавливать новый жетон, – с гордостью пояснила секретарь, словно именно она придумала, как сэкономить денежки короля.

– Стало быть, амулет заменит любые справки?

– Вы правильно поняли. Поскольку ваш случай особый, господин Кламириан распорядился выдать вам жетон вне очереди. Пока их слишком мало, чтобы обеспечить всех. Наше ведомство рекомендует носить его на груди под одеждой.

Поблагодарив девушку (или даму – суровый неприступный вид затруднял точное определение возраста), я надел жетон на шею согласно рекомендации и направился в академию на растерзание канцелярскому крысу. Сидя в карете, продумывал варианты разговора с ним, заранее накачивая себя мрачной решимостью высказать ему в лицо все, что накипело. За всех бюрократов и бюрократию как нашего королевства, так и лоперского!

В знакомой по прошлому году приемной та же самая девушка-делопроизводитель, выслушав меня и недоуменно глянув на активированный жетон целителя, привычно шмыгнула в двери к начальству, пробормотав извинения типа: «Сами мы не можем. Ситуация непонятная. Решать не нам…» – и прочее в том же духе. Дверь она оставила приоткрытой, вероятно не сомневаясь в том, что вскоре придется пригласить меня на аудиенцию к грозному командиру армии стрелков гусиным перьями, испачканными ядом чернил.

Я нахмурился и набычился, готовый во всеоружии сарказма встретить нагоняй за то, что снова посмел остаться в живых вопреки отчетности и устоявшемуся порядку его величества Учета.

Однако речь канцелярского крыса пошла несколько вразрез с моими ожиданиями.

– Липериана, мне больше делать нечего, кроме как разбираться с такими пустяками? Освежи в памяти правительственный циркуляр номер семь тысяч восемьсот тридцать девять. Напоминаю: примечание номер один содержит толкование, символику и краткое описание профессий королевства. В случае если предъявлен золотой жетон с эмблемой лекаря, это означает, что перед тобой целитель и мы обязаны оказывать ему всяческое содействие. А то, что господин Филлиниан остался жив… Надо радоваться этому факту, а не мучиться вопросами, как оформить молодого человека. Бумажные вопросы не должны его касаться. Он на четвертом курсе, если не ошибаюсь? Выпиши ему временное удостоверение, подтверждающее статус студента, и пусть идет получать в своем деканате необходимое.

Вся накопленная за время поездки негативная энергия моментально рассеялась, и мне стало смешно. Так долго готовился, обвешивал себя щитами и шипами, а меня никто и не подумал атаковать. Это все равно что заковать себя в сталь с ног до головы, с лязгом и боевым кличем впрыгнуть в помещение, размахивая двуручным мечом, готовясь косить толпы кошмарных тварей, и… оказаться посреди развеселого детского праздника.

Секретарь с улыбкой (обалдеть!) выдала мне бумагу и, мило щебеча, настойчиво предложила проводить до деканата, дабы молодой и красивый (хм!) парень не заблудился в запутанных лабиринтах академии. То, что этот парень уже три года здесь отучился, не имело для нее ни малейшего значения. М-да. Учить и учить достопочтенному начальнику свою помощницу. Нет бы в мое личное дело заглянуть – там наверняка указано семейное положение. Любую претендентку на свежеиспеченного целителя должно как минимум насторожить, что жена столь лакомого кусочка обучалась на факультете боевой магии. Разумеется, я прекрасно понимал, что, даже немного похудев, красавчиком и героем девичьих грез отнюдь не стал – внимание девушки привлек мой статус, а не я сам.

Хотелось послать ее подальше, все время лесом, потом полем, но хамить особых причин не было. Я вежливо распрощался, улыбнулся, поблагодарил за заботу, туманно намекнул о необходимости заглянуть на боевой факультет, чтобы узнать, закончилась ли тренировка у жены, и, помахав ручкой, пошел к родному деканату, предвкушая встречу с дедушкой Лилом. Ссылка на жену оказалась правильной. Секретарь, до этого решительно настроенная проводить-таки меня самым длинным путем, увяла, вздохнула и вернулась на свое рабочее место.

Уважаемого наставника на месте не оказалось. Как раз в это время он читал лекцию студентам четвертого курса. То есть моей группе. Об этом сообщила другая секретарша, уже из приемной декана, та самая кобра, у которой не забалуешь. Облив меня, злостного прогульщика, лишь по недоразумению не выгнанного с факультета, концентрированным ядом презрения, она тем не менее соизволила сообщить номер аудитории. Не задерживаясь ни секунды, я скорым шагом пошел в указанном направлении. Судя по острому взгляду, каким меня подталкивали в спину, направление мне хотели задать прямиком на выход из академии, да чтобы гарантированно без возврата.

Поскольку все, кого интересовало мое воскрешение, собрались вместе, то смысла дожидаться перерыва в занятиях я не видел, поэтому нахально постучал в дверь и тут же заглянул внутрь. Декан недовольно покосился и хотел было рявкнуть, но… Очень интересно наблюдать, как меняется выражение лица по мере того, как человек осознает происходящее: сначала проявляется недовольство, потом недоумение, затем мучительная работа мысли, проблеск узнавания, удивление – и, наконец, радость. Все это произошло довольно быстро, все-таки декан не тугодум. А тут и присутствующие студенты одновременно с шумом выдохнули, как после окончания смертельного трюка в цирке, за исполнением которого следят с замиранием сердца.

– Да это же ж Филин! – Рев Сена чуть не вынес меня обратно за дверь. – Живой же ж, демон его полюби! Я ж знал! Я точно ж знал, что он же ж… А-а, чего ж там!..

Он ринулся ко мне и сдавил в объятиях. Я не удержался на ногах и, пятясь, действительно вылетел за дверь… Акустика у нас хорошая, студенты сидят на занятиях – никто и ничто не мешало звуку свободно разливаться, заполняя коридоры факультета от первого этажа до последнего. Вот этот самый медвежий рев в исполнении Сена широко и разлился по всему пространству. Захлопали двери. Кто-то выглянул посмотреть, что происходит. Кто-то, наоборот, стал баррикадироваться в страшной спешке. Но равнодушных к вокальным данным Сена не нашлось.

Вся группа вывалила вслед за нами в коридор. Меня обнимали, целовали (только в щечку!), выбили всю пыль из моей одежды, радостно галдели и наперебой задавали вопросы, впрочем, одни и те же: где был, что делал, куда пропал. И так продолжалось минут пять, пока охрипший декан не навел порядок и не загнал нас обратно в аудиторию.

Пришлось в очередной раз рассказывать, как заблудился в горах, как оказался в Лопере, поработал поваром (отдельная благодарность Сену за науку) и травником (благодарность факультету в лице декана).

В ответ одногруппники поделились со мной новостями. В частности, информацией о грядущем рассекречивании целителей и снятии клятвы. Дескать, после обеда должны подъехать представители КСОРа с артефактом и провести эту процедуру со всеми студентами факультета. Зачем это нужно, никто не понимал, но все согласились, что в качестве повода для похода в кабак данное событие вполне сгодится. А уж отметить мое возвращение даже дедушка Лил не отказался и отменил последнее занятие. Я, в свою очередь, пригласил всех, в том числе и декана, в таверну «Веселый пират», занимавшую старинное трехэтажное здание на стыке кварталов богатеев и ремесленников. Это заведение – как раз то, что нужно для банды студентов.

Обговорив время встречи, я попрощался с товарищами и собрался в хранилище за новенькими мантиями и прочими причиндалами, необходимыми для учебы на четвертом курсе. Сен отозвал меня в сторонку и смущенно спросил, можно ли ему прийти с Весаной. Я, разумеется, не возражал, но что-то в его голосе мне не понравилось. Какая-то легкая тоска и меланхолическая грусть. Списав все на неурядицы в личной жизни Сена, но сделав в памяти пометку, я отправился по своим делам.

Хорошо, когда в твоем распоряжении есть карета. Помотаться по городу пришлось очень даже немало. Я завез домой вещи, полученные в хранилище, поиграл с дочкой и уложил ее спать, ибо без папы малышка не желала укладываться ни в какую. После этого отправился к Свенте, дождался перерыва в ее занятиях и сообщил о предстоящем мероприятии. В ответ мне пришлось выслушать массу полезных сведений о способах самосовершенствования некоторых недалеких целителей, так и не научившихся понимать, что женщине требуется время для подготовки к подобным событиям – неделька, а лучше две. Ведь надо пошить платье – не в тренировочном же костюме идти, а дома все сплошь старье немодное; подобрать украшения в тон к новому наряду; нанести боевую раскраску, то есть сделать макияж, причесаться, помыться (в какой последовательности, я так и не уловил) и вообще морально настроиться. Робкое замечание о том, что Свента и без краски чудо как хороша, вызвало две изумрудные молнии, вбившие мое самомнение ниже тротуарной плитки.

После беседы с женой я обрушился на сиденье кареты весь в мыле, хотя было не так уж жарко, вполне по-осеннему, и приказал везти меня в театр, отчаянно надеясь, что хотя бы у Вителлины проблем с платьем и макияжем не будет. Вторую лекцию о правилах подготовки женщин к пьянке я, боюсь, не выдержу.

Мутный бред кошмара потихоньку бледнел и уступал позиции реальности осеннего утра. Я осознал себя лежащим на мягких, хорошо взбитых пуховиках нашей со Свентой кровати в спальне герцогского дворца. Общее состояние здоровья оценивалось мною от «плохо» до «о-очень плохо». Мысль о вдруг потерянных способностях и куда-то девшейся самоочистке организма испуганной куропаткой вспорхнула в моей голове и, заполошенно хлопая крыльями, заметалась в звонкой пустоте, стукаясь то в левый, то в правый висок, то в темя, то в лоб. Спустя вечность я вспомнил о том, что сам же и блокировал самоочистку перед походом в таверну. Какой смысл пить дорогие напитки, когда алкоголь мгновенно вычищается и ты сидишь трезвый до синевы среди завидно пьяной компании? Я не пьяница, но почему бы изредка не позволить себе немного расслабиться.

Поспешно сняв блокировку, я ощутил волну благодатной свежести, пробежавшей от головы до пяток, повернулся на левый бок и приоткрыл глаза. Взгляд встретился с двумя факелами изумрудного пламени из-под грозовой тучи нахмуренного чела дражайшей половинки и, трусливо вильнув, скрылся в самой-самой глубокой ямке моей души. Разум лихорадочно пролистывал страницы вчерашнего праздника, которые сумел вспомнить, и ничего такого, что могло бы вызвать ярость жены, не находил.

– Свенточка, солнышко мое, – проворковал я, стараясь придать голосу бархатные интонации, и протянул руку, чтобы погладить обнаженное плечико женушки, но тут же получил чувствительный шлепок и зашипел от боли.

– Я тебе не солнышко, кобель! Тебя в Лопере научили таким способам любви?!

– К-каким способам? Что-то не припоминаю…

– Еще бы ты припомнил. Наклюкался, а потом всю ночь меня… имел.

– Тебе не понравилось? – по-настоящему испугался я, стараясь детально воспроизвести в памяти, чем же мы с женой занимались этой ночью.

Память фрагментами высвечивала довольно похотливые картинки и… сладострастные стоны Свенты. Значит, понравилось. Тогда в чем дело?

– Понравилось, – честно ответила жена. – Ты разговор в сторону не уводи! Кто тебя научил этим способам?

– Никто. Честно-честно! У нас специальный курс есть и даже зачет по нему: «Способы сексуального удовлетворения и их влияние на физиологические процессы в организме мужчины и женщины».

– Да-а-а? А зачет этот вы сдаете практически? Парами? А кого у вас больше в группе, мальчиков или девочек? А что вы делаете, если девочек на всех не хватает? А с кем в паре ты сдавал зачет? С Кламирой? Уверена, что вы получили высший балл…

Штормовая волна сарказма, шипя пенистым гребнем, грозилась накрыть меня с головой и утащить за собой в холодную и мокрую пучину скандала.

– Свента! – в отчаянии возопил я. – О чем ты говоришь?! Конечно же зачет мы сдаем исключительно теоретически! Что такого, что я захотел тебя порадовать и применил для этого свои профессиональные знания?!

– Вот как?! Меня порадовать? А тренироваться начал еще в таверне?! На Кламире и Вителлине?!

Яркой вспышкой высветилась одна из вчерашних сцен в таверне…

После третьего или четвертого бочонка гонмарского крепкого я сижу на лавочке за столом и всем приветливо улыбаюсь. С левого бока пристроилась Вителлина и, положив голову на мое плечо, рассказывает о том, что я славный парень и она хотела бы видеть меня своим мужем, но сердце мое занято и она поняла это еще в Сербано. А теперь ей нравится Сентаррино. Он большой, сильный и добрый. Однако рядом с этим парнем крутится какая-то курица, которая не дает познакомиться с ним поближе. А брачного браслета на нем нет и сердце его свободно – об этом ей говорит женская интуиция, которая, как известно, сильнее мужской логики, во всяком случае, в таких вопросах. Поэтому Вителлина готова отблагодарить своего друга Филлиниана, если он познакомит ее с однокурсником. Помнится, я громко сказал, что непременно познакомлю чудесную девушку Вителлину с прекрасным парнем и своим лучшим другом Сеном. Певица пообещала дать распоряжение пускать Сена в ее личную ложу. Одного. Без курицы. Только в компании меня и Свенты, а лучше без меня и без Свенты. Или можно со мной и Свентой – мы же не будем ходить за ним хвостом.

Вителлина, успокоенная, задремала, а Весана, злобно фыркнув, молнией метнулась к выходу, на ходу крикнув Сену, что если он еще хоть на секунду задержится в этом борделе, то между ними все кончено. Друг тяжело вздохнул и уныло поплелся вслед за своей пассией.

Моя жена куда-то отлучилась, и этим воспользовалась Кламира. Девушка шлепнулась на скамейку рядом со мной, приткнулась головой мне под мышку и слегка заплетающимся языком стала объяснять, что она… ш-ш-ш-ш… никому… Ни. Ко. Му. Про то, что некий Филлиниан – самый настоящий целитель. Вот так! Это ее секрет, и она никому и ни за что… Ее верное сердце никогда не предаст товарища. В доказательство она потребовала приложить руку к ее груди, чтобы я мог почувствовать, как стучит верное сердце, не знающее предательства. Она взяла меня за запястье и с размаху приложила ладонь почему-то сначала к правой стороне своей груди:

– С-стучит?!

– Не-а.

– К-как «не-а»? А, да. – Она переложила мою ладонь на правильную сторону и снова потребовала отчета: – С-стучит?

Я согласился. Стучит!

– В-вот. Теперь ты мне вришь… в-в-веришь?

Я снова согласно кивнул, улыбаясь, словно благостный идиот. Эту сцену и увидела Свента, вернувшись к столу. Будучи, как и все, навеселе, она просто освободила мою руку из плена, решительно сказав:

– Мое! Отдай! – отпихнула Кламиру, которая уже явно забыла, что тут делает, и, присев на ее место, положила голову мне на плечо, где моментально задремала. Со стороны это наверняка смотрелось очень симметрично: в центре улыбаюсь я, а на плечах эполетами лежат две женские головки.

Выходит, утром жена все вспомнила и в полном согласии с типично женской логикой накрутила себя по максимуму, толкуя любые сомнения против меня.

Не буду класть персты в кровоточащие раны, описывая подробности нашего примирения. Кому доводилось просыпаться утром после удавшейся вечеринки, на которой присутствовала жена… или не присутствовала, но нашла следы других женщин в виде волоса, следов помады или туши, тот меня хорошо понимает и, думаю, вспоминает утренние разбирательства не без содрогания. Хорошо, что после получаса уверений в своей любви, убеждений в верности, клятв, целования всего, до чего смог добраться, мне удалось затащить Свенту в постель и на деле доказать ее единственность и неповторимость.

На первую для меня лекцию в новом учебном году пришлось собираться впопыхах. Но я все равно не успел к началу и удостоился гневного взора наставника по практической магии. Высокий худощавый мужчина в мантии с эмблемой лекаря окинул меня тяжелым взглядом и ткнул пальцем в свободное место на первом ряду. Преподаватель был смуглым и немного горбоносым, как типичный житель юга страны, где селились рыбаки, моряки и пираты. Он носил короткую стрижку «ежиком», бородку клинышком и длинные, стрелками, усы. Волосы его были черного цвета и гармонировали с черными же пронзительными глазами. Виррано ано Кордьеро, так звали наставника, хоть и был произведен в дворяне, но дворянских детей, мягко говоря, недолюбливал, считая балластом, недоумками и лентяями, которым от академии ничего, кроме «корочки», совершенно не нужно – папочки и так пристроят на теплые местечки. Свое отношение он не считал нужным скрывать и сразу предупреждал, что на контрольных и лабораторных работах вымотает всю душу. Таким образом, наша с ним «любовь и приязнь» были предопределены заранее. А то, что я появился на занятиях месяц спустя после начала учебного года, только усугубило ситуацию. Наставник ясно дал понять, что следить за моими успехами он будет предельно внимательно.