Онлайн чтение книги Эксперимент "Исола" The Dying Game
Стокгольм, протекторат Швеции, май 2037 года

Заниматься всем этим предстояло им двоим. Он будет вести допрос, она – сидеть рядом. Сначала. Потом займет его место. Эту тактику они применяли уже много раз, и обычно она работала – короткое замешательство играло им на руку. Большинство людей по привычке полагали, что рулит он, а она – на пассажирском сиденье; он специалист, а она – подчиненная, какая-нибудь ассистентка, секретарша. Разумеется, ни ассистенткой, ни секретаршей она не была. На самом деле бояться следовало ее. Они были отличной командой, он и она. С годами сработались. Один – жесткий и официальный, другой – приветливый и теплый. Иногда они менялись ролями – внезапно, прямо посреди допроса, чтобы сбить допрашиваемого с толку и потому что могли. Но дожимала “клиента” почти всегда именно она.

Она улыбнулась себе – потому, что ей нравилось сознавать, как хорошо она делает свое дело, и потому, что увидела свободное место на парковке прямо у въезда номер триста два. Она резко повернула, едва не задев соседнюю машину и поставила свою чуть наискось. Сдала назад и въехала так, чтобы запарковаться безупречно, строго в центре прямоугольника. Потом взяла с пассажирского сиденья сумочку, вылезла из машины и на высоких каблуках зашагала к лифту. Там она поднесла к глазку камеры удостоверение личности. Ее задевало, что даже она, из тех, кто облечен особым доверием, вынуждена проходить подобный контроль. Но ей объяснили: правила одни для всех. Даже Председатель вынужден наклоняться и подносить к камере документы, дабы подтвердить, что это действительно он. Во всяком случае, так он сам говорил ей. Ему важно было продемонстрировать – он один из членов команды, хотя все знали, что это далеко не так. Откровенно говоря, размышляла она, слушая, как лифт с шумом идет вниз, этаж за этажом, неизвестно даже, кто именно входит в эту “команду”. Она знала своего ближайшего коллегу, это главное. И доверяла Председателю. Доверять человеку – не то же, что знать его, но Председателю она доверяла. Ну и достаточно. Двери лифта разъехались, она шагнула в кабину, и двери с тихим шипением закрылись за ней. Лифт пошел вверх. В кабине царило какое-то удивительное чувство невесомости, она едва ощущала собственные движения, но снова двери открылись уже на верхнем этаже. За окнами раскинулся город, вдали угадывалась гавань, еще дальше – острова, а потом море, которое протянулось далеко-далеко. Как успокоительно и в то же время неприятно думать, что горизонт – всего лишь оптический трюк, что на самом деле он не граница, а просто глаз дальше не видит. Там, вдали, многое может происходить. Но рано или поздно все вынесет на берег, все выяснится. Как содержимое папки у нее в руках. Те же плавни. Волны выбрасывают куски дерева на берег, и они лежат там и гниют. Убирать их – ее работа. Ее и его. Они делали это много раз, и все же при мысли о том, что ждет дальше, она почувствовала холод под ложечкой.

Когда она вошла в раздевалку, он был уже там, застегивал последние пуговицы на форме.

– Ого! Я вижу, счастливые туфли.

Он криво улыбнулся. Она вышагнула из черных лодочек с красными подошвами и поставила их в шкаф. Дорогие импортные туфли, сестра прислала из-за границы. Глупо, но ей почему-то втемяшилось, что красный приносит удачу. Обычно не суеверная, она, если предстояло что-то важное, всегда надевала хоть что-нибудь красное и теперь не решилась отказаться от этой привычки. Дразнить фортуну казалось ей лишним. Для такого вообще не существовало правильного дня.

– Вот и хорошо, – продолжал он. – Удача нам сегодня понадобится. Даже если не получится поговорить с главным персонажем.

Она взглянула на него. Тревога снова заворочалась где-то в животе, на этот раз ощутимее.

– С Анной Франсис? Она все еще… нетранспортабельна? Или как там это называется?

– Не знаю. – Он пожал плечами. – Я не знаю, как нам положено это называть. Да черт с ним, мы так или иначе едем. Жду тебя в коридоре.

Он щелкнул каблуками, по-шутовски отдав честь, что позволял себе лишь когда они были вдвоем, и вышел. Она сняла жакет и юбку, достала из шкафчика форму. Да, глупо было наряжаться в привезенные тайком фирменные тряпки и туфли, чтобы сесть в машину, приехать на работу и тут же переодеться, но это позволяло ей чувствовать себя личностью. Совершенно нежелательный настрой, конечно, но при ее должности она могла позволить себе заграничные наряды, не нужно только болтать о них слишком много. Во всяком случае, ей так казалось. Никто не осуждал ее привычку к дорогой одежде, а она и не спрашивала. Надевая темно-синюю форму, она становилась винтиком в аппарате, ни начала, ни конца которого не видела. Но она знала: аппарат работает. И во многом – благодаря ей и ее коллеге. Они – антивирусная программа в компьютере. Именно они исправляют и удаляют все, что мешает работе. Она застегнула последние пуговицы форменного жакета, подошла к зеркалу, скорчила недовольную гримасу. Ее младший сын все еще упорно заползал к ней в кровать по ночам, а лежать спокойно отказывался. Спать рядом с ним было все равно что спать рядом с цыпленком на вертеле, которого поворачивают ночь напролет. Сегодняшняя ночь не стала исключением; уже в предрассветных сумерках она встала и перебралась в детскую кроватку, из которой у нее свисали ноги. Там она проспала несколько беспокойных часов, пока не зазвонил будильник и не пришла пора вставать. Она провела рукой по щекам, крепко, словно чтобы стереть усталость, достала резинку и привычными движениями стянула темно-русые волосы в тугой хвост. Открыла кран, смочила руки и пригладила пару выбившихся седых волосков. Весна в этом году необычайно поздняя, после последнего солнечного дня прошло уже несколько недель. Она подумала про три недели летнего отпуска. Получится ли съездить на дачу, которую они обычно снимали у местной администрации, и созреет ли к тому времени черника или она и этим летом ее упустит. На лето рассчитывать нельзя. И на отпуск тоже. В прошлом году ей досталось всего четыре дня отпуска. Пришлось решать кое-какие “внутренние проблемы”. Случиться может что угодно. Должность такая, подумала она, взяла портфель и вышла из раздевалки.

Коллега ждал снаружи; вместе они прошли по коридору к решетчатой двери. Явился охранник, но когда он пожелал заглянуть в портфель, она прикрыла замочек ладонью.

– Открывать нельзя. Проверьте список.

Охранник ушел в свою будку, поднес к уху черную рацию. Она видела, как он шевелит губами за звуконепроницаемым стеклом. Потом качнул головой – видимо, получив ответ, – вышел из будки и кивнул на портфель.

– Проходите, пожалуйста.

Двери перед ними разъехались, потом закрылись у них за спиной. Через несколько секунд свет в углу с красного сменился на зеленый, открылся следующий шлюз. Каждый раз она с новой силой ненавидела этот момент – когда они оказывались заперты между первой и второй дверями. Она чувствовала себя арестанткой. Словно никакой разницы между ней и теми, кто за дверью, не было.

В коридоре за дверью царил полумрак. Люминесцентные лампы на потолке были слишком далеко друг от друга, люди выходили из тени и входили в бледный свет, лившийся сверху и делавший их похожими на мертвецов. Звуки были приглушенными; шаги едва слышались. Коллега шел первым, широкая спина маячила у нее перед глазами. Подойдя к окошечку в стене, он постучал костяшками пальцев, и когда за окошком возник суровый старик, подсунул под стекло документы. Старик вышел с большой связкой ключей в руках и молча зашагал по коридору. Они двинулись следом. Старик отпер тяжелую стальную дверь по правую руку и впустил их в еще один коридор. Здесь было еще темнее. Слева тянулись окна, за стеклом она видела людей, сидевших в комнатушках, похожих на приемные. Одни читали, другие тревожно поглядывали на стекло. Она знала: увидеть, что делается вне комнаты, невозможно; видно только то, что внутри. Они ее не видят, а она их видит. Надзиратель остановился. Они были у цели. Надзиратель отпер последнюю дверь и впустил их в скудно обставленную комнату. Посредине стол; с одной стороны один стул, с другой – два. Графин с водой, пара пластмассовых стаканчиков. Посреди стола – большой магнитофон.

– Дайте нам пару минут, и потом можете вводить первого, – сказал коллега надзирателю.

Тот кивнул и вышел, закрыв за собой дверь. Она положила портфель на стол, достала большую папку с фотографиями, картами и другими документами. На папке стояла большая красная печать со словами “Совершенно секретно”, а под ней значилось:

Она взглянула на коллегу; тот, наморщив лоб, рылся в портфеле. Она вдруг поняла, что он выглядит испуганным. Не похоже на него. Она много раз видела его злым, раздраженным, смертельно уставшим, отчаявшимся, разочарованным, но испуганным – никогда. Ей стало интересно, много ли он знает, если знает больше нее, и если да, то что именно. Она изучающе поглядела на напарника. Обнаружив, что за ним наблюдают, он придал лицу прежнее выражение, закрыл папку и с легким стуком положил ее перед собой.

– От души надеюсь, что красные подошвы сработают. Нам сейчас чертовски нужна удача, – сказал он наполовину ей, наполовину себе самому и сел на стул.

– Анны Франсис не будет? Ты уверен?

Она помнила, что уже задавала этот вопрос, и все же спросила еще раз. Коллега взглянул на нее.

– Не будет. Во всяком случае, мне так сказали. Ты слышала что-то другое?

Она покачала головой. Ничего хорошего. Она хотела что-нибудь сказать, но лишь взяла со стола папку и бережно убрала ее в портфель, а портфель поставила возле ног. Только она собралась спросить, знает ли он, где сейчас Анна Франсис и все ли с ней в порядке, как дверь открылась.