Онлайн чтение книги Этот дождь решает всё
Глава 3

С детства мне нравилась сказка «Алые паруса» – немного жестокая, капельку нелогичная, как и все остальные сказки, но такая притягательная. Правда, когда мне было лет пять и дочь соседки, так называемая старшая подруга, читала эту историю вслух, сказка вовсе не казалась жестокой. Малышка Ангелина влюбилась в прекрасного Грея, который ради Ассоль приплыл на корабле с алыми парусами. Я даже решила, что и сама дождусь принца… Но в Сибири корабля не найти.

Я все равно верила в сказки и мечтала найти своего Грея, чтобы он увез меня далеко-далеко, а после мы жили долго и счастливо. Маленькая девочка рисовала тайком под одеялом корабли, отчего потом все простыни были заляпаны красным маркером. Но постепенно детские мечты подзабылись. Взрослая Энжи просто вздыхает и любуется на море, смотрит вдаль, наслаждается неистовством волн… и в такие моменты этот город кажется лучшим местом на свете. Что бы ни случилось, желание попасть в сказку не отпускает меня, хоть и борется с пониманием: чудес не бывает.

Я почти никому не рассказывала об этих мечтах, кроме Катюши.

– Нравится хоть что-нибудь из набросков? – уныло протянула я, пялясь на центральный фонтан, который еще не выключили, хотя курортный сезон закончился.

Сегодня у меня не было настроения мечтать, и мы пошли на площадь, а не на набережную. А все почему? Где-то в глубине души я все равно ждала Грея… а этот болван Стас отбросил тень на такую прекрасную сказку! Даже здесь «лапочка» подложил мне свинью.

– Из героинь вот эта получилась очень милой. – Подруга ткнула пальцем в последний, тот самый штрихованный набросок, что я мучила в присутствии Стаса. – А если о сценах… По-моему, третий вариант бардака на первой локации выглядит симпатичней.

– Тьфу ты, да там же в принципе расположение и прорисовка разная, – я покачала головой. – И действия в итоге будут другими.

– Я и говорю, здесь она симпатичней. – Катюша рассмеялась, кидая на меня быстрый взгляд. – Так… Энжи, милая, ты какая-то слишком грустная.

– Все-то ты видишь. Не то чтобы грустная, просто… тупость такая на работе происходит. – Я закрыла лицо руками. – Меня из колеи выбивает.

Катя молчала, ожидая, когда я продолжу. Она знала, что словоизлияние обязательно будет, нужно только дать время. Из нас двоих я единственная, кто всегда любил изливать душу.

Еще тогда, в начале лета, после разговора с «парнем с зонтом», в голове четко уложилось одно: Катюша – тот самый маяк, солнышко, ради которого я решилась все-таки переехать и не цеплялась руками и ногами за дверные косяки заложенной квартиры. Сколько лет мы с Катей общались в сети? Десять? Двенадцать? Всю жизнь? Казалось, очень долго, но на самом деле в этом году будет шесть. Не мало, но и не бесконечность. Мы прикипели, привязались. Шесть лет почти без встреч, лишь в редкие поездки к дедушке с бабушкой нам удавалось пересечься. Я всегда хотела, чтобы подруга была рядом, а получилось это только после огромной жизненной неурядицы. Зато теперь моя красотка-Катюша сидела рядом на лавке и разглядывала наброски.

Подруга на несколько лет меня старше, она давно закончила институт и теперь работает экономистом в небольшой фирме. И несмотря на разные профессии, мы очень похожи внутренне. Мы словно сестры – прекрасно понимаем друг друга. Кровь, конечно, не водица, но в нашем случае и вода может объединить на века. Когда расстояние стало меньше, мы успокоились, я перестала иногда расстраиваться, что не нужна ей. Как не нужна? Вот ведь, сидит! Специально находим друг для друга время по вечерам, хотя дел невпроворот. Потому что иначе – никак, потому что дружба тоже требует сил и вложений.

Тонкая рука ободряюще легла на плечо. Я улыбнулась, принимая этот спокойный жест.

– Ничего серьезного, правда, – продолжила я наконец. – Просто среди программистов есть один «прекрасный» молодой человек, с которым мы сразу не поладили…

– Это тот, что «дылда»?

– Он самый, – кивнула я. – Когда мы познакомились, он смог меня выбесить всего за пять минут. А сегодня с утра вновь объявился, расфуфыренный такой, самый крутой типа.

– Опять что-то ляпнул? – Это прозвучало сочувственно, хотя непонятно, кому Катюша больше соболезновала, мне или Соломинцеву.

– Если бы… – я досадливо поморщилась. – Ляпнул он все то же. Дискриминация по росту и специальности, ничего нового. Зато он сказку испортил, буквально мечту сломал…

Подруга многозначительно молчала, я же делала паузу для трагизма – где-то в душе явно умирала актриса, испуская последний ультразвуковой писк.

– Он – Грей! – ляпнула я и только потом поняла, как преподнесла информацию.

Катя смотрела ошеломленно, по-совиному хлопая большими карими глазами. Я мгновенно замахала руками, зачастив:

– Нет-нет-нет, не в том смысле! Не так выразилась!

– А что ты тогда имела в виду? – сурово и даже как-то излишне серьезно поинтересовалась Катюша. Она действительно решила, будто в Соломинцеве я нашла своего принца? Ну уж нет!

– Эй, – рассмеялась я, – ни о каких кораблях не может быть и речи. Стас гад, и это уже не исправишь. К тому же, кроме тебя, никто не знает о моей маленькой старинной мечте.

– Так уж и никто, – протянула подруга, задумчиво возведя глазки к небу. – А помнишь, у тебя где-то на Дайри было упоминание?

– Ага, конечно. На сайте, где я не появлялась уже года два, в открытом только для избранных посте? – Я поджала губы. – Это тайна, и ее я не разглашаю!

Увы, такие глупости в принципе разглашать не положено. Если на работе узнают, что я до сих пор втайне верю в сказки, засмеют. У нас девочки хоть и мечтательные, но живут всецело в реальном мире.

– А может, он и есть избранный? – усмехнулась Катюша.

– Размечталась… – фыркнула я, представив, что Стас вдруг затесался среди моих постоянных читателей на сайте. Фу, какая нелепость.

– Так почему тогда Грей? – после непродолжительного молчания вернулась к теме разговора подруга.

– Потому что… потому что… – Я не могла подобрать слов. – Он сказку испортил!

Катя уныло взирала на меня, ожидая продолжения. Понимаю, она пока не увидела никакой трагедии, а лишь терпеливо принимала мое помешательство.

– Все зовут его Грей, – добавила я, разъясняя, наконец, причину страданий. – Никаких параллелей со сказкой, просто глаза у него серые и волосы…

Я перевела взгляд на Катюшу, которая едва держалась, чтоб не захохотать, и раздраженно махнула рукой, разрешая не мучиться. По безлюдной улице сразу разнеся звонкий смех, а мне… мне почему-то было обидно.

– Здравствуй, «больной ублюдок»? – Катя мгновенно поняла ассоциации моих коллег. – Да ладно тебе, Энж, что такого плохого сделал этот «сексуальный самец», заслуживший звание главного киноизвращенца мира? – поинтересовалась она, отсмеявшись. – Он же не виноват, что лично для тебя имя Грей ассоциируется со сказкой, а не с… ну…

Я еще сильнее оскорбилась, поджимая губы, и возмущенно выдала:

– Ты просто не представляешь, какой он монстр!

– Если прикинуть, сколько ты в прошлый раз распалялась, называя его местным монстром… представляю. Уже составила примерный портрет.

– Не-не, я тебе его нарисую, – пообещала я, предвкушая скорое развлечение.

Однако на самом деле приступить к запланированному получилось не так уж и быстро: ближе к ночи, вернувшись домой, я заперлась в комнате и вновь занялась набросками, а все утро проторчала в кабинете деда вместе с автором истории, новой творческой звездой легких игр компании – Ниной Афанасьевой. Она действительно была гением захватывающих историй. Скромная хрупкая брюнетка лет тридцати с пронизывающим взглядом синих глаз, казалось, видит тебя насквозь и во время разговора успевает разложить на составляющие для будущего персонажа, – если, конечно, ты окажешься достаточно интересным. Иначе взята будет только часть составляющих, остальное отправится в утиль. Не самая приятная перспектива.

Так что чистый лист для «великого портрета» Соломинцева я достала лишь в обеденный перерыв. Разложила перед собой запасенные в тумбочке цветные карандаши, а потом, подумав, добавила маркеры и пару простых карандашей – а то как же, сразу в цвете, без наброска? А вдруг обделю Стаса, обидится еще.

Что ж, начнем!

Первым делом я нарисовала большое вытянутое лицо, добавила два идеально круглых выпученных глаза, над ними расположила брови и торчащие волосы. Прикрыла глаза, вспоминая, чем же примечательно лицо Соломинцева, представляя перед внутренним взором не уже наполовину готовую карикатуру, а оригинал. Волосы есть, глаза получились большеваты… Точно! Идеально прямой нос Стаса на рисунке вышел слишком длинным и острым, но все равно узнаваемым, а передние зубы слегка выступали. Ладно, не страшно, я ведь не на конкурс это отправлять собираюсь, для души рисую. Закончив с наброском, я взялась за маркеры – добавила серого в глаза и волосы, потом немного коричневого, чтобы любой точно смог узнать в «красавце» с портрета Стаса…

В итоге Соломинцев у меня получился одновременно смешным и пугающим. Катя, которой я послала отсканированное изображение, сразу же перезвонила и почти полчаса довольно хихикала, комментируя особо привлекательные черты нарисованного Стасика и утверждая, что таким его и представляла. А я, чем дольше смотрела на рисунок, тем отчетливей понимала: даже на карикатуре Соломинцев симпатичный. Что за дела?

Когда Катюша отключилась, я, немного подумав, на чистом участке бумаги подписала: «Разыскивается! Мужчина в возрасте 20-25 лет. Высокого роста. Волосы: серо-каштановые. Глаза: темно-серые. Кожа: смуглая. Характер: мерзкий. Увидевшим просьба сообщить художникам, 2-й этаж, последняя дверь налево».

Любовно разглаженный лист был водружен на самое почетное место доски объявлений – в центре. Как раз под ним висела сложенная в несколько раз, чисто отстиранная половая тряпка с дурацкой надписью на ней желтым маркером: «ТряПочкА =)». Лесенкой, чтоб ее. Кто до сих пор помнит, как и зачем писать лесенкой ? Судя по рассказам девочек, настолько застрял в прошлом именно Соломинцев. Тряпка долго валялась где-то за столами, пока парень случайно ее не нашел, не отстирал и не пристроил вот таким образом.

Я немного постояла перед творением рук своих, наслаждаясь прекрасным видом, потом кое-как смогла отлепиться от стенда и направилась к своему месту. Но не тут-то было… девочки ожили почти мгновенно, стоило им завидеть рисунок.

– Энжи, кого это ты там изобразила? – приторно сладко протянула Светка.

Я мысленно прикинула, убьют ли обожающие Стасика коллеги за честный ответ или оставят жить, и все же решила сдаться с поличным.

– Соломинцева, – выдохнула я. – Но он сам напросился.

Ответ встретили задумчивой тишиной и подозрительными взглядами на художество. Светка подскочила к доске, чтобы поближе изучить рисунок; Лена ахнула, прикрывая рот ладошками, и покачала головой. А потом…

– Блин, а похож ведь, – захихикала Света.

– Похож, не то слово похож! – поддакнул кто-то из старшего поколения. – Ха-ха, вот же…

Даже Лена встала с места, помялась немного у стенда и вздохнула, соглашаясь.

– Не отрицаю, Стасик… как есть.

В итоге смеялись все. Хотя для наших девочек Стасик непоколебимо оставался «лапочкой Соломинцевым», такой легкий стеб над ним восприняли на ура. Карикатуру, тихонько посмеиваясь, обсуждали почти весь день, а мужская часть коллектива даже знакомых из других отделов приводила, чтобы продемонстрировать творческий полет моей фантазии. От такого внимания даже работалось как-то легче и воодушевленней, так что к вечеру мне удалось добиться от Нины согласия окончательно выбрать нескольких локаций.

Рисунок спокойно провисел на стенде пару-тройку дней, радуя своим видом и новоприбывших, и постоянных жильцов. А потом на пороге нашего отдела появился Стасик Соломинцев собственной персоной с Ромой на прицепе…

Мальчики охотно согласились попить чая со сладким – то ли с конфетами, то ли с шоколадкой, то ли со всем сразу, я не слышала, что там им предложили, – болтали без умолку, развлекая наших дам и нервируя мужчин. В общем, наслаждались посещением отдела художников. Я старалась уйти в рисование с головой, не обращая внимания на Стаса с дружком и на активные попытки Соломинцева «привлечь внимание Пигалицы», но все же то и дело проверяла, что они там делают. Как оказалось, не зря. В один прекрасный момент Марков принялся бродить по помещению, разглядывая украшающие стены рисунки – думаю, в любых дизайнерских или художественных конторах такая практика не редкость, многие развешивают наброски, чтобы получше их оценить и заметить ошибки. Только у нас обычные арты висят на стенах, а самое важное всегда попадает на доску объявлений. К ней-то медленно, но верно и приближался Роман.

– О, а это что за красавец? – ехидно протянул он, внимательно изучив карикатуру.

По выражению лица ясно было, что Марков сообразил, кто же этот «красавец», и пожелал привлечь внимание друга. Статик купился почти мгновенно, подошел, подозрительно посмотрел на рисунок. Интересно, а он себя узнал или настолько слеп и невнимателен, насколько я предполагаю?

– А это у нас Стаса нарисовали, – довольно отозвался кто-то из мужского коллектива, и все девочки сразу же испуганно повернули к нему головы.

Соломинцев не повел и бровью. Не повернулся, не попытался что-то возразить. Он продолжал молча сверлить взглядом лист бумаги. На несколько секунд в помещении воцарилась тишина, но ее разрушил звонкий хохот Ромки:

– Блин, Соломинцев, а ведь ты! А ведь похож! Ах-хах, краса-авец…

– Ну, чем-то похож, – согласился он. – А кто автор? – Это уже было обращение ко всем.

Стас казался невозмутимым, но я-то видела вокруг него черную ауру! Она протягивала щупальца, окутывала нас, проверяла, ища жертву, чтобы задушить в своих мрачных объятиях… я зажмурилась в ожидании худшего. Девочки, милые, не говорите ему, не говорите! Шкуру же живьем спустит…

– Прохорова вроде бы, – все же послышалось робкое восклицание одной из самых юных и явно надеющихся на взаимность поклонниц лапочки Соломинцева.

– Да, она, – добавили с другой стороны более уверенно.

Та-ак, спасибо, дорогие! Оставалось надеяться, что Стасик не знает, как зовут директора фирмы и то, что я его внучка. Мало ли, разные бывают в жизни совпадения, а пальцем-то на меня, надеюсь, не покажут.

– Ага, это точно Энжи… – виновато прозвучало совсем рядом.

Я приоткрыла глаза, кидая недовольный взгляд на Светку. Сдала, зараза, и ведь на самом деле пальцем показала! Ну, Светка, от тебя не ожидала. Что за люди у нас водятся, я же с благими намерениями рисовала, посмешить хотела… Ладно, не с благими, а мстя Соломинцеву, но ведь рисунок в этом не виноват, он всем понравился, да и сходство налицо.

Света смотрела в ответ взглядом несчастного котика и разводила руками, словно говоря: «Прости, но это ведь лапочка Соломинцев. Как я могла промолчать?»

– Ааа, так это ты, Пигалица! – прозвучало как-то удивительно довольно и даже оживленно, я отвлеклась от Светки и шокированно воззрилась на Стаса. – А чего молчишь? Как неродная, честное слово. И нарисовала так, будто вообще меня не знаешь.

А я и не знаю тебя, Стасик. Знаю лишь то, что за две – уже три – встречи ты выбесил меня до зубовного скрежета и зачем-то продолжаешь это делать. Не все обязаны тебя любить, понимаешь? Так оставь в покое человека и не трогай лишний раз его… и его карикатуру на тебя.

Но Соломинцев широченно улыбнулся и стащил с соседнего стола тонкий серый фломастер.

– С кулоном я никогда не расстаюсь.

И прямо на моей прекрасной карикатуре он подрисовал цепочку с небольшой подвеской в виде кобры, задумчиво присмотрелся к результату и, взяв теперь зеленую гелевую ручку с другого стола, добавил змеюке глазки.

– Вот теперь прекрасно!

Я сидела молча, не зная, что сказать. Эмоций не было никаких: ни удивления, ни клокочущей ярости. Лишь пустота и ярко-зеленые глаза змеи, нарисованные на листе ручкой с блестками, заглядывающие куда-то в душу. Стоило ли возмутиться или лучше не бесить Соломинцева, раз он так прекрасно принял мою работу? Но вместо меня, разряжая обстановку, голос подал Марков.

– Слушай, лапуся Соломинцев, а это чье творение? – Ромка ткнул пальцем в тряпку.

– Мое, – признался Стас. – Она тут валялась-валялась, а я подобрал, выстирал, подписал любовно… Видишь, даже повесили.

– Ну это они хорошо повесили. Ровненько, близко, – усмехнулся Марков. – Прям про тебя.

За этими словами последовал взрыв безудержного хохота. Сначала Стас просто хлопал глазами, смотря на друга, потом на лице начало проступать понимание: его только что оскорбили.

– Чего? – Теперь голос Соломинцева звучал хмуро. – Я – тряпка?

– Ну не зна-аю… Поспоришь?

Марков веселился, но был в его взгляде вроде бы… вызов? Я окончательно перестала что-либо понимать. Что случилось? Почему низенький Рома выглядит сейчас большим боссом, а на лице Стаса читается досада и даже обида…

– Давай-ка поговорим? – пробормотал он. Я не слышала слов, но словно прочитала их по губам.

Соломинцев не злился, не пытался схватить друга за кофту, как в прошлый раз делал сам Рома, – он лишь легко взял Маркова за запястье, утягивая в коридор. У меня почему-то кольнуло сердце, сразу захотелось написать Катюше. Стас вел себя так мягко, относился так бережно, как делает только настоящий друг, который, даже когда ты виноват, не кинется бить морду.

Я улыбнулась, отворачиваясь, а парень, стащивший имя у моего любимого персонажа, внезапно стал казаться чуточку привлекательней. Интересно, кто в их с Ромой компании больше дорожит дружбой?