Онлайн чтение книги Ева и Адам
Глава 5

Время летело незаметно, но в какой-то момент Еве захотелось передохнуть. Атмосфера была, конечно, неповторимой, более того девушка смело могла заявить, что так весело ей никогда не было, и она была уверена, что уже точно не будет, если она вернется к своей прежней жизни. Удивительно, когда тебе почти тридцать, и ты готовишься вступить во взрослую семейную жизнь, оставляя позади безрассудную молодость, как вдруг в твое размеренное существование врывается такой вихрь эмоций, что ты неожиданно понимаешь, что до этого и не жила вовсе. Все было пресно, шаблонно, порой даже приходилось радоваться некоторым вещам только потому, что так полагалось. Добрая половина красавиц холдинга, в котором работали Ева и ее жених, мечтала заполучить себе Стаса, и Ева ценила, что он именно с ней и при этом ни разу даже не взглянул на сторону. Так, периодически напоминая себе как ей повезло, Ева как будто бы чувствовала себя счастливой.

Сейчас же ей не нужно было ни в чем себя убеждать, ощущение безмятежного счастья переполняло ее. Она понятия не имела, кто из собравшихся гостей мог бы претендовать на внимание Адама; на первый взгляд таких вовсе не было, поскольку почти все были либо парами, либо большими компаниями и семьями. Все казались настолько самодостаточными и довольными, что не возникало и мысли, что кто-то из них может положить глаз на чужое. То ли дело томящиеся сотрудницы холдинга во время корпоративов, соревнующиеся в номинациях на самое глубокое декольте, самый роковой макияж, самая короткая юбка или самая креативная укладка, залитая толстым слоем лака. Еву даже передернуло от воспоминаний, и она тут же порадовалась тому, что волей случая именно сейчас она выглядела натурально и естественно как никогда.

Чтобы немного осмыслить происходящее и насладиться поглотившим ее счастьем, Ева спустилась с веранды и направилась в сторону беседки, из которой открывался замечательный вид на реку и противоположный берег. На ее счастье, теперь, когда стемнело, беседка, наконец, опустела от занимавших ее раньше гуляющих и ей представилась возможность полюбоваться прекрасным видом в одиночестве. Ева облокотилась на перила и подставила свое лицо навстречу теплому вечернему ветерку, который заодно подхватил и начал нежно растрепывать ее распущенные, слегка завитые после дневного купания волосы.

– Тебе не холодно? – раздался позади голос, от которого по телу Евы мгновенно рассыпались мурашки.

Она закрыла глаза от удовольствия. Сейчас он подойдет ближе, и она уже примерно представляла, что будет дальше. Скорее всего, обнимет, прижмет к себе. Наконец-то. Не просто в танце, а по-настоящему. Только она сомневалась, что он сможет быть настолько близко, насколько она того желала на тот момент. Ей хотелось стать воздухом, в котором растворяется его голос, она представила, что тела их превращаются в некую невесомую субстанцию и сливаются в одно. Как же сильно желание раствориться в этом человеке. Сделай скорее что-нибудь, Адам.

– Нет, в танце разогрелась, – улыбнулась Ева, обернувшись.

Он подошел ближе, провел тыльной стороной ладони по ее плечу.

– А почему мурашки?

Если бы Ева ответила, что холод тут ни при чем, но, пожалуй, это выглядело бы слишком вызывающе, поэтому она просто прикусила губу, не отрывая игривого взгляда от Адама.

Он расценил ее молчание по-своему и, подойдя вплотную со спины, обвил своими крепкими руками ее хрупкие плечи. Ева с трудом устояла на ногах, на нее как будто гора навалилась, но тяжесть эта была такой приятной, что она не стала противиться, только немного поежилась, чтобы колючий от легкой небритости подбородок Адама поудобнее устроился на ее плече.

– Тут очень красиво, – вымолвила она, наконец.

Теперь низкий грудной голос раздался прямо у нее под ухом:

– Тут же темно, ничего не видно, – добродушный смешок. – Я покажу тебе такие красоты, о существовании которых ты не подозревала. Ты бывала на Северном Кавказе?

– Нет, а что там?

– Моя Родина, – Ева почувствовала щекой, что Адам улыбается, но от удивления немного отстранилась, чтобы заглянуть ему в глаза.

Он громко рассмеялся:

– Ты пытаешься разглядеть во мне уроженца Кавказа?

– Возможно, – подыграла Ева и в недоумении улыбнулась.

Естественно ничего нового она не увидела. Русые слегка вьющиеся волосы, зеленые точь-в-точь как у нее самой глаза, широкие скулы, волевой подбородок… Хотя… Мужественность… Мужественность, так присущая кавказской нации, низкий, немного рычащий тембр голоса…

– Не мучайся, милая, я русский, – продолжал веселиться Адам, тем временем снова притягивая Еву к себе.

– Это не имеет значения, я не националистка, – попыталась сгладить свое удивление Ева.

Коснувшись губами ее виска, он продолжил, теперь уже более серьезно.

– Когда мне было два года, моего отца отправили по службе в Чечню. Моя семья поселилась на военном гарнизоне в Грозном. Так получилось, что я задержался там на последующие двадцать пять лет.

Ева снова попыталась отстраниться, демонстрируя свое удивление. Адам продолжал, предупреждая ее вопросы:

– Известно, что после распада СССР Москва вывела из Чечни все свои военные гарнизоны. Хотя она имела полное право этого не делать, и в этом случае Чечня никогда не смогла бы стать очагом военной опасности для России. Так вот, моих родителей не стало немного раньше.

Теперь Адам сам высвободил Еву из своих крепких объятий. Она, наконец, вдохнула полной грудью. Затем забралась на бортик беседки и облокотилась на один из столбов, удерживающих конструкцию по кругу. Взгляд ее был устремлен в темноту реки и противоположного берега. Она приготовилась слушать дальше.

Адам облокотился спиной о борт беседки и с минуту наблюдал за тем, как гости расходятся с веранды. Музыка затихла, и он продолжил:

– В конце восьмидесятых – начале девяностых годов, когда СССР стремительно двигался к распаду, у центральной власти просто не было времени и ресурсов следить за соблюдением порядка на окраинах. Это, конечно, никак не оправдывает ее и не снимает ответственности за то, что происходило на Чеченской земле до распада Союза, а в особенности после. Ситуацией незамедлительно воспользовались криминальные формирования, которые впоследствии и послужили истоками современному терроризму. На том этапе не шло речи о каких-либо политических требованиях, поэтому изначально это можно было отнести к обыкновенному бандитизму. Хотя нет, скорее жестокому и изощренному бандитизму.

Несложно догадаться, что военные гарнизоны, которые еще не были расформированы, попали под удар первыми. Предвкушая распад СССР, агрессивно настроенные сепаратисты поставили своей задачей по максимуму освободить гарнизоны от советских военных с целью завладеть оставленным оружием, техникой, снаряжением, боеприпасами, которые в дальнейшем и послужат предпосылками для формирования чеченской армии.

Мои родители находились на службе, когда одно из административных зданий подожгли, предварительно заколотив все окна и двери. Тогда никто не выжил. Мне было всего семь лет. Я даже толком не понял, что произошло.

За мной тогда присматривала молодая чеченка. Старшая дочь в многодетной семье. У нее было трое младших братьев. Она частенько приводила меня в свой дом, чтобы я поиграл с мальчишками. Таким образом я был вхож в их семью лет с четырех, а с того дня, когда погорел гарнизон моих родителей, я больше не покидал их дома. Родители Зары, так звали мою молодую няню, усыновили меня. Стыдно признаться, но я даже не осознал в полной мере, какая утрата меня постигла, и в этом большая заслуга моей новой семьи. Хотя так я ее никогда не называл и не называю. Так получилось, что это моя единственная семья, другой нет и не будет. Они окружили меня настоящей заботой и любовью. Детвора не давала мне ни малейшей возможности захандрить. У меня трое братьев и сестра – все они чеченцы, и за каждого из них я не раздумывая отдам жизнь.

– Так Руслан один из них?

– Да, ты, наверное, заметила, что мы не очень похожи.

– Пожалуй, – согласилась Ева, но при этом задумалась: действительно не похожи, но она ни на секунду не усомнилась, что они братья.

Адам продолжил:

– Конечно, фрагменты из детства всплывали в памяти, не давая мне до конца забыть кто я и откуда: нежные прикосновения маминых рук, мягкие губы, которыми она зацеловывала меня, что кстати совсем не принято в моей кавказской семье, мелодичный голос, колыбельные на ночь, строгие и справедливые наставления отца. Но их лица стерлись из моей памяти, и не было ничего мучительнее, чем бесконечные попытки вспомнить их. Только во снах я отчетливо видел их лица, но стоило мне открыть глаза – их образы рассеивались безвозвратно. Это не давало мне покоя всю жизнь. И только приехав в Москву несколько лет назад, я нашел дальних родственников, у которых оказались фотографии моих родителей.

Теперь Ева внимательно разглядывала профиль Адама, повествующего о самом сокровенном. Он по-прежнему смотрел прямо перед собой. Она подалась вперед и накрыла ладонью его запястье. Он моментально отреагировал: подвинулся поближе к ней, сел на бортик и положил ее голые ноги себе на колени.

– Я не утомляю тебя? – встрепенулся он.

– Нет, но к чему ты клонишь?

– Я бы долго мог говорить загадками, но мне хочется, чтобы ты понимала кто я. Всего тебе знать не обязательно, но этого будет достаточно для начала.

– Хорошо, как считаешь нужным, – покорно отозвалась Ева и положила голову на его плечо.

– Мне было двенадцать, когда официально было объявлено о начале военных действий на территории Чечни. Хотя, как я уже сказал, для моей семьи, то есть для моих родных родителей, она началась намного раньше. В общем, я впитал все ужасы той войны, насмотрелся такого, что если бы природа не наградила меня стальной психикой, то я бы давно тронулся умом.

Не скрою, не просто быть русским мальчиком в большой чеченской семье в период ожесточенных военных действий. На ум приходит сказка про гадкого утенка, который очень выделялся на птичьем дворе. Но я влился в компанию братьев довольно органично и называл себя чеченцем, хотя всегда имел сугубо свое мнение по всем вопросам, в том числе и политическим. Благо и семья моя не была настроена фанатично и не навязывала какой-то единой позиции. Хотя и мои братья и я участвовали в военных действиях в той или иной мере.

Так вот, даже будучи русским мальчиком, невозможно было принять бесчинства российских военных на кавказской земле. Понятно, что изнутри действия чеченской стороны выглядят привлекательнее: она оборонялась, а российская – нападала; масштабы разрушений и гибели людей от российских войск я наблюдал своими глазами. Но никто не вправе оправдывать эту войну и с чеченской стороны, особенно если вспомнить, с какого варварства по отношению к тем же советским гарнизонам она начиналась.

Долгие годы, параллельно с военными действиями, я искал себя, искал истину, пытался определить свою позицию, при этом, не забывая, что сделали чеченские бандиты с моими родителями, но и одновременно наблюдая, как русские солдаты убивают невинных обывателей, кавказских женщин и детей. Постепенно в моей голове вырисовывался вывод: откровенно правых и виноватых быть не может, боевики лишь пешки, которых дергают за ниточки манипуляторы с верхов. В силу молодого возраста я не сразу смог добраться до них, но война была долгой и, в конце концов, я добрался. Но я никогда не воевал в прямом смысле этого слова. Просто волей-неволей варился в этой каше, и иногда до меня доходила некоторая важная информация, с которой необходимо было что-то сделать. Хотя справедливости ради надо заметить, что родители умудрились дать нам с братьями достойное образование и продолжали заниматься нашим развитием даже в самые тяжелые времена. Конечно, всякое бывало, несколько раз я импульсивно порывался покинуть свою чеченскую семью, но рано или поздно возвращался. Им со мной пришлось тяжелее всего, ведь любили они меня как родного, но им периодически приходилось это доказывать, чтобы я не чувствовал себя обузой на их шее.

– Но гадкий утенок все же расправил лебединые крылья и покинул родовое гнездо? – заметила Ева.

– Мне тридцать три года, вполне естественно, что я больше не живу с родителями. Хотя как раз сейчас у меня нет никаких метаний: только там я чувствую, что я дома. Много времени провожу со своей семьей, когда бываю в Грозном, хотя там у меня есть и своя квартира. Обожаю своих племянников. У Зары двое детей подрастают, и у Аслана, старшего из братьев, недавно родился сын. В общем – большая веселая семья. Когда-нибудь я познакомлю тебя с ними, и ты будешь в восторге.

Еву немного покоробило это смелое обещание на столь раннем этапе общения. Но виду она не подала.

– А что в Москве?

– Живу здесь последние шесть лет. Много дел по бизнесу именно в Столице. Хотя часто летаю на Кавказ и в другие города, у меня, например, еще в Волгограде квартира.

– Ничего себе! Гостиницы не любишь? – пошутила Ева. И добавила, – Доходный бизнес, судя по всему.

– И то и другое, – усмехнулся Адам. – Когда-то я пообещал себе, что сделаю все, чтобы я и моя семья ни в чем никогда не нуждались. Может быть, прогуляемся вдоль реки? – предложил он.

– Конечно, – Ева вложила руку в ладонь Адама, слезла с бортика и отряхнула платье. Вместе они вышли из беседки и направились по узкой дорожке, тянущейся вдоль реки и виляющей меж деревьев и кустарников.

– Впервые я оказался в Москве, когда мне было шестнадцать, – продолжил свое неспешное повествование Адам, – Я тогда занимался спортивной борьбой и приехал на соревнования со своей командой и братьями. Так получилось, что я отстал от группы в суете Московского метро по дороге от вокзала до гостиницы. Естественно, шансов найтись не было никаких. Ни названия гостиницы, ни места проведения соревнований я не знал. Несколько тщетных попыток что-то выяснить не увенчались успехом. Но смутная надежда, что меня каким-то невероятным образом найдут, почему-то не покидала меня. С этой надеждой я переночевал на вокзале, а наутро обнаружил в кармане вместо паспорта, обратного билета и денег – огромную дыру. Еще день я голодный и замерзший пошатался по городу, пытался обратиться к стражам закона, но они только небрежно отмахивались от меня, сулив лишь одну перспективу – оказаться в каком-нибудь обезьяннике. Тогда я удивлялся и недоумевал, но потом понял, что для середины девяностых это было в порядке вещей. Третий же день пребывания в Москве я не забуду никогда. Меньше суток мне понадобилось, чтобы собрать деньги на обратный билет, ходя по вагонам метро и из раза в раз повторяя свою невеселую правдивую историю. Добрые люди находились, и немало. Но с того дня я поклялся себе, что никогда больше не будет такого, чтобы мои карманы оказались так безнадежно пусты. И пока мне удается сдерживать это обещание, данное тому шестнадцатилетнему пацану.

Адам остановился и посмотрел на Еву, нежным жестом поправил ее растрепавшиеся волосы. Она перехватила его руку, и прижалась к ней губами на несколько секунд, затем отпустила и посмотрела на него снизу вверх обеспокоенным и немного тревожным взглядом.

– Ты не прост, Адам.

– Наверное… Я хотел, чтобы ты знала, прежде чем…

– Ты убивал?

Лицо его переменилось, он весь напрягся, губы сжались, как будто он сдерживает боль.

– Только с целью спасти жизни других – более слабых и беззащитных. Я никогда никому не подчинялся и не исполнял военные приказы. В то время как все вокруг устраивали беспорядочную резню, я многое решал путем переговоров. И эти договоренности спасали сотни жизней. Но да, я убивал… Поверь, их сложно было назвать людьми…

Ева ожидала такого ответа. Если бы он был другим, то она посчитала бы, что Адам врет. Она понимала, что перед ней личность вне закона, возможно бандит, но одновременно человек добрый и справедливый, в этом она не сомневалась. Далеко не каждый законопослушный гражданин мог похвастаться таким набором положительных качеств, которые она успела разглядеть в Адаме. Человек может платить налоги, соблюдать правила дорожного движения, гасить кредиты, но при этом быть насквозь гнилым, трусливым и подлым. Но тем не менее, сколько бы оправданий она ему не нашла… он убивал. А это серьезно… И это конец всему.

– Теперь ты знаешь достаточно, чтобы решить оставаться ли со мной здесь сегодня.

– А у меня есть выбор? – удивилась Ева.

– Могу отвезти тебя в город.

– Но ты же выпил, – Ева сказала и осеклась. Закон о трезвом вождении у Адама точно не на первом месте.

– Совсем немного. И времени уже достаточно прошло.

Ева начала судорожно соображать. Необходимо принять разумное предложение Адама и распрощаться с этим человеком навсегда. И когда она уже готова была согласиться, вдруг вспомнила, в чем состояло главное но:

– Но я не смогу сегодня сесть за руль. Мы же оставили мою машину у магазина, а я выпила несколько коктейлей.

Ева не могла поверить в происходящее. Такое впечатление, что она спала и видела прекрасный сон, и вдруг ее разбудили самым бесцеремонным образом. Кто? Кто посмел так поступить? Полчаса назад она готова была поверить, что встретила свою судьбу, а сейчас они обсуждают, как им уехать из этого прекрасного места, чтобы расстаться навсегда. Это здравый смысл. Он восторжествовал и не позволит чудному сну стать явью.

– Пойдем. Снимем еще один номер. Ты выспишься, еще немного отдохнешь, и в обед мы уедем.

– Хорошо.

Он больше не взял ее руки. И даже ни разу не взглянул на нее по дороге до гостиницы. Сама Ева впала в ступор, не веря, что все кончено, что она сама добровольно только что отказалась от человека, который наконец-то заставил ее сердце радостно биться. Понимая, что происходит нечто ужасное, она не могла вымолвить ни слова, хотя внутри у нее уже все кричало: «Что ты наделала, Ева? Еще не поздно все исправить. Останови его. Возьми за руку. Это ведь такая редкость. Ты уже и не думала, что вообще способна на подобные чувства». Но она продолжала идти, теперь уже чуть позади Адама, вглядываясь в темноту у себя под ногами.

Незаметно они оказались у входа в гостиницу, и когда Адам коснулся ручки двери, Ева заговорила. Получилось нервно и отрывисто:

– Зачем ты мне это рассказал? Что мне с этим делать? Чего мне опасаться?

– В смысле? – Адам остановился и повернулся к ней. – Я просто сказал правду. Опасаться тебе абсолютно нечего. Я опасался, что ты меня не примешь таким. И как выяснилось не зря.

Он дернул дверную ручку и зашел в гостиницу. Ева последовала за ним. Девушка на ресепшн приветливо улыбнулась припозднившейся парочке и не смогла скрыть удивления, когда Адам попросил еще один номер на его имя.

– Остался только двухместный люкс.

– Давайте.

Девушка быстро оформила номер и протянула Адаму ключ. Он посторонился и указал на Еву. Та покорно приняла его.

– Доброй ночи, Ева.

– Доброй, Адам.

Девушка на ресепшене едва заметно прыснула, наверное, со стороны такое прощание походило на ролевые игры.

Еве же было совсем не до смеха, она смотрела на решительно удаляющуюся спину Адама и не могла пошевелиться. Это сон. Это все страшный сон. Он уходит. Она теряет его, еще не успев обрести. Сейчас она проснется. Но где? Может быть на том моменте, когда неделю назад решила заехать в придорожный супермаркет за сигаретами? Тогда она просто проедет мимо. Или проще вернуться на двадцать минут назад и не позволить себе обидеть Адама своим испугом и сомнением?

– А ваш номер в той стороне, – обратилась девушка с ресепшена к задумавшейся Еве.

– Да, конечно. Спасибо!

Ева лениво поплелась в сторону своей комнаты. Как будто все силы единовременно покинули ее. Ни прежнего запала, ни бодрости, ни легкости движений – как будто таща на себе непосильную ношу, невидимые кандалы – она открыла номер, медленно закрыла за собой дверь и облокотилась на нее спиной. Правой рукой нащупала выключатель, но передумала. Свет ей не нужен. Очертания большой двуспальной кровати видны и так. Она подошла к ней и опустилась на покрывало, посидела с минуту, затем скинула босоножки и залезла под одеяло. Вроде бы спряталась. Но не от себя.

Ева попыталась уснуть, убеждая себя, что утро вечера мудренее, что завтра она проснется и даже не поймет, из-за чего ей было так плохо. Ей плохо! Невыносимо плохо, потому что все пошло не так. Ну откуда в ней этот снобизм? Да, она не привыкла общаться с такими как Адам, он наверняка связан с каким-то криминалом, а о его прошлом и говорить нечего. Но почему-то именно с ним она сбежала от правильного и надежного Стаса, коренного москвича, родившегося в семье учителей, закончившего МГУ и защитившего диссертацию. Но разве ей не казалось все это слишком приторным, разве ее не тянуло порой на что-то неправильное и порочное?

Может быть, зря она так уверенно и быстро поддержала идею уехать отсюда? Покинуть раньше времени место, где была безусловно счастлива, чтобы навсегда расстаться с человеком, который первый за долгое время пробудил в ней настоящие эмоции?

И вдруг на смену сожалению пришла злость. Как он посмел так быстро сдаться? Он – бандит и убийца, а она должна безоговорочно принять его таким, какой есть. Она даже не оттолкнула его толком, а он уже сделал выводы и отказался от нее. Она просто засомневалась, а он решительно лишил их шанса продолжить отношения. Что ж… Так тому и быть!

Ева ворочалась в кровати, пока заглянувший сквозь деревянные ставни рассвет не начал придавать предметам в ее номере все более внятные очертания. Тогда она покончила с попытками уснуть, села, облокотившись на спинку кровати, и с широко раскрытыми глазами принялась разглядывать место своего неудавшегося ночлега. Простую незамысловатую люстру, картину на стене, настольную лампу с симпатичным абажуром. Затем перевела взгляд на окно, оно выходило на сосновую рощу. Прислушиваясь к утреннему пению птиц, Ева задумалась – простит ли она когда-нибудь себе, что провела эту ночь и встретила это чудесное утро в одиночестве?

Номер Адама в другом крыле, и из него, наверное, открывается потрясающий вид на реку. Номер Адама. Сегодня она была там, принимала душ и даже мимолетом успела подумать о том, что скоро вернется туда. И пока еще не поздно это сделать! С этой мыслью Ева, наконец, скинула с себя ненавистное одеяло. Других мыслей в голове уже не оставалось, она их все передумала во время этой нескончаемой ночи. Поэтому сейчас просто встала с кровати и, даже позабыв обуться, поспешила покинуть номер.