Онлайн чтение книги Сказки, расcказанные детям. Новые сказки Eventyr: Portalte for b0rn me eventyr ; Nye eventyr
Л. Ю. Брауде. Ханс Кристиан Андерсен в России

Андерсен был одним из первых датских писателей XIX в., которых узнала Россия. В статье декабриста А. Бестужева, дающей общее представление о датской литературе, имя семнадцатилетнего Андерсена, естественно, не упоминается.269 Не упоминается оно и в тех немногих работах о скандинавской романтической литературе, которые появляются в нашей стране в 30-х годах XIX в. Скандинавия и ее словесность в то время оставались еще terra incognita для русского и даже европейского читателя. В 1834 г. в небольшой критической заметке, посвященной книге французского ученого и путешественника Ж. Ампера «Очерки Севера», В. Г. Белинский писал: «Ампер бегло, но верно и занимательно обозревает Данию, Норвегию и Швецию, страны, совершенно неизвестные нам».270 А еще раньше, в 1830 г. В. Н. Олин констатировал: «Ученая Европа едва подозревает существование поэзии и литературы совершенно особенных, уединившихся во льдах Севера».271

30-е годы были начальным периодом ознакомления России с литературой Скандинавии XIX в. Русские писатели, критики и читатели сетовали тогда, что «знакомство со скандинавской литературой для нас, русских, чрезвычайно затруднительно, несмотря на наше близкое соседство со Скандинавским полуостровом»,272 и сожалели, что «наши поэты и романисты оставляют нетронутым это богатое поле оригинальной поэзии и занимательных рассказов».273 И все-таки имя Андерсена впервые прозвучало в России именно в 30-х годах. На основе неустановленных источников 20 сентября 1837 г. сам сказочник сообщает датской писательнице Хенриетте Ханк: «В одном русском журнале обо мне хорошо отзываются».274 Первым известным сочинением об Андерсене в России был появившийся в 1838 г. русский перевод статьи французского критика Ксавье Мармье. В ней дается детальное описание встречи Мармье с Андерсеном в Копенгагене и впервые же в русской печати публикуется биография датского сказочника, сообщенная им критику. Этот факт сам по себе имеет большое значение, так как рассказ Андерсена о его жизни является одной из самых первых кратких редакций его мемуаров, увидевших впоследствии свет под названием «Сказка моей жизни» (Первый том вышел в 1855 г., его продолжение в 1869 г.). Мармье ни единым словом не упоминает о сказках Андерсена и лишь мельком касается национальных корней его романа «Импровизатор». Заканчивается статья грустно: «Кажется, что муза Андерсена не умеет смеяться и что маска, в которую он хотел ее нарядить, ей не по сердцу».275

Подлинное же знакомство России с Андерсеном началось позднее, в 40-е годы, тесно связанные для нашей отечественной скандинавистики с деятельностью академика Я. К. Грота, одного из крупнейших популяризаторов литературы Скандинавии и Финляндии в России. Грот был профессором Гельсингфорското университета в 1842–1851 гг., и у него были тесные литературные контакты со скандинавскими странами. В 1843 г. он подарил своей сестре Р. К. Грот сочинения любимого им писателя на шведском языке, и она занялась их переводами. Вскоре П. А. Плетнев опубликовал переведенные Р. К. Грот сочинения Андерсена в журнале «Современник» (1845). Это были — «Бронзовый вепрь» («Бронзовый кабан»), глава из книги «Базар порта» («Лист») и роман «Импровизатор».276 Первые два произведения не были замечены критикой. Однако сохранились высказывания о них Грота. По поводу отрывка из путевого очерка «Базар поэта» академик писал П. А. Плетневу 28 ноября 1844 г.: «Прочел статейку, рассказец, переведенный сестрой из Андерсена. Прелестная вещь». «Какую славную повесть Андерсена я просмотрел сегодня! — восклицает Грот 10 декабря 1844 г. — Это «Бронзовый вепрь», напоминает Пушкинова «Всадника», но в другом роде». (Ученый имел в виду то, что скульптура Бронзового кабана, украшающая фонтан во Флоренции, срывается с места, и подобно Медному Всаднику у Пушкина, мчится по городу).277

Роман «Импровизатор»278 вызвал к жизни несколько рецензий, позволяющих судить о том, что на русских читателей и критиков того времени, уже переживших увлечение романтизмом, он не произвел большого впечатления. О. И. Сенковский говорил о романе: «Чувствительные читательницы, конечно, найдут его интересным… Для менее чувствительных он, мы боимся, покажется утомительным и скучным».279 Белинский рекомендовал роман для чтения юношеству «в свободное от классных занятий время».280

Но сказки Андерсена постепенно завоевывали страницы русской прессы. Через Грота писательница А. И. Ишимова получила для своего журнала «Звездочка» (1848, № 10) сказку «Цветы маленькой Иды». А альманах для юношества «Новая библиотека для воспитания» (1847, кн. 5, 7, 8), выходивший под редакцией П. Г. Редкина, ставившего своей задачей публиковать высокохудожественные произведения для детей, напечатал переводы сказок «Гадкий утенок», «Бронзовый кабан» и «Соловей».

В 50-е годы XIX в. Андерсен и его творчество привлекли к себе внимание русских революционных демократов. Так, в 1853 г. Н. Г. Чернышевский поставил имя Андерсена в ряд имен лучших писателей Дании и посоветовал подумать о том, какое место он занимает в истории скандинавской литературы.281 Ответил же на этот вопрос в первой русской рецензии на сказки Андерсена Н. А. Добролюбов. Ознакомившись со сказками датского писателя во французском переводе, русский критик высоко оценил их в отзыве, напечатанном в 1858 г. в «Журнале для воспитания». Добролюбов отметил характерную специфику сказок Андерсена — то, что «реальные представления чрезвычайно поэтически принимают в них фантастический характер». Он верно указал и на умение датского писателя оживлять неодушевленные предметы. Лучшими сказками Добролюбов считал сказки сатирические — «Огниво», «Принцесса на горошине», «Новый наряд короля». Величайшее достоинство этих и других сказок критик усмотрел в полном отсутствии малейшего резонерства. «В этом-то и видно искусство и талант рассказчика, — писал он, — его рассказы не нуждаются в нравоучительном хвостике…» В заключение Добролюбов горячо рекомендовал произведения Андерсена для детского чтения, полагая, что «они гораздо более могут занять детей и принести им пользы, нежели всевозможные нравоучительные побасенки».282

Таким образом, уже в 50-е годы была заложена основа оценки сказок Андерсена в России.

К этому же периоду относится и первое известное нам запрещение сказок Андерсена русской цензурой. 28 октября 1859 г. в Санкт-Петербургский Духовно-цензурный комитет поступила книга «Повести Андерсена» в переводе Ю. фон Икскуль с немецкого. Предполагалось повторное издание книги, и Санкт-Петербургский Цензурный комитет, выражая предварительное согласие, запросил Духовно-цензурный комитет. Архимандрит Сергий Зиккен одобрил книгу, за исключением историй: «Роза прекраснейшая в мире» (1852) и «Есть же разница» (1855), которые «не могут быть одобрены к напечатанию, — первая по неприличному для священных предметов наименованию и по неверности мыслей «о святом древе Крестном», вторая — по неестественности вымышленного рассказа, по неправильности в рассмотрении жизни природы, например, растений, людей и др., а также по недостатку ясности в изложении предмета».283 В дальнейшем сказки Андерсена, в том числе из сборника «Сказки, рассказанные детям» и особенно «Новый наряд короля», из-за своей социальной остроты неоднократно запрещались царской, а также педагогической цензурой (1893, 1907).284

60-е годы XIX в., когда сказки Андерсена довольно широко начинают публиковаться в России в переводах не с языка оригинала, отмечены пристальным вниманием прогрессивной интеллигенции к сказкам и личности Андерсена.

В 1863 г. в Петербурге вышел в свет в переводе с немецкого первый крупный сборник сказок датского писателя, включавший 14 произведений. Книга открывалась небольшой вступительной статьей, знакомившей читателей с биографией и творчеством Андерсена. Она заканчивалась словами: «Можно смело сказать, что ни в одной литературе нет лучшего в этом роде по чрезвычайной силе воображения, свежести образов, прелести рассказа». Издание было осуществлено «Обществом переводчиц», во главе которого стояли М. В. Трубникова (дочь декабриста В. П. Ивашева) и Н. В. Стасова (сестра знаменитого искусствоведа и критика В. В. Стасова). Цель этого общества состояла в том, чтобы дать полезное чтение юному поколению и предоставить труд и заработок русским интеллигентным женщинам. Трубникова и Стасова — передовые русские женщины, посвятившие свою жизнь общественному служению, прочитав по совету видного писателя-демократа В. А. Слепцова сказки Андерсена на немецком языке, были, по словам В. В. Стасова, восхищены «новостью, своеобразностью, талантом неизвестного им до тех пор автора».285 Перевод был осуществлен Н. А. Белозерской, А. Г. Маркеловой, А. И. Энгельгардт, А. Н. Шульговской. Заботу об издании книги взяли на себя Трубникова и Стасова.

Сказки имели у читателей большой успех и вызвали отклики в критике. Содержательную рецензию опубликовал журнал «Современник», напечатавший и сказку «Стойкий оловянный солдатик». Рецензент одобрил выбор сказок и радовался тому, что «русская публика впервые настоящим образом познакомится с произведениями замечательного, можно сказать, единственного в своем роде сказочника, познакомится с этой оригинальной литературной формой, еще невиданной в русской литературе, да и самые сказки доставят читателям, незнакомым с Андерсеном, большое удовольствие, — они очень свежи и поэтичны. Мы не говорим о детях: дети всякого возраста будут иметь забавное и разнообразное чтение, из которого ни в коем случае не наберутся разных глупых и притупляющих вещей».286

В рецензии на сборник сказок Андерсена, помещенной в журнале «Русское слово», отмечалось разнообразие их содержания, остроумие автора, его неподражаемый юмор и богатство фантазии. Рецензент приходит к выводу, что «если кто непременно желает давать детям сказки, тому нельзя требовать лучшего, как сказки Гриммов и Андерсена».287

Рецензии в передовых журналах, в свою очередь, вызвали отклик читателей. Стасову понравился отзыв об Андерсене, помещенный в журнале «Русское слово», но его не удовлетворила рецензия журнала «Современник», Спустя много лет критик писал, что в ней недоставало глубокого понимания произведений датского сказочника: «Главных столпов и опор «Современника», Чернышевского и Добролюбова, тогда уже не было в журнале, а их наследники и продолжатели не были, по-видимому, способны оценить всего значения Андерсена; они чувствовали только его поэтичность и художественность и успели заметить, что только «почти всегда» серьезная мысль царит у него в этих его сказках. Они не знали, что, напротив, «мысль» всегда и во всем стояла здесь у Андерсена на самом первом месте». Стасов приводил в пример лучшие сказки, такие как «Ель», «Свинопас», «Гадкий утенок», «Новый наряд короля», «Калоши счастья», «Девочка со спичками», «Соловей» и др., ставил произведения Андерсена в один ряд с теми, которые высоко ценил Чернышевский. «Это ли еще не поэтические создания, соответствующие живым требованиям современного человека! — писал критик. — Это ли еще не художественные образы, затрагивающие самую глубину мысли и чувства, и произносящие «суд над жизнью», как того требовал Чернышевский от настоящего художественного произведения». Однако Стасов не закрывал глаза на некоторые слабые стороны творчества Андерсена и подверг критике «лютерански-ханжескую пасторскую сторону» отдельных его сказок. Но он все же считал, что такие произведения, как «Красные башмаки» и «Райский сад», редко встречаются у датского писателя и что «каждый читатель легко отличает эти печальные плевелы от здоровой, свежей, доброй мысли и чувства, царствующих в остальной книге Андерсена».288

Успех сказок Андерсена вызвал потребность в новых изданиях. «Общество переводчиц» в 1867 г. предприняло повторное и значительно расширенное издание прежнего сборника. Однако цензор Скуратов поместил в журнале Санкт-Петербургского Цензурного комитета свой доклад по поводу нового издания сказок Андерсена, в котором отметил недопустимость напечатания таких произведений, как «Маленький Клаус и Большой Клаус», а также «Райский сад»: «Сказки покупаются обычно для детского чтения, — писал цензор. — С этой точки зрения не все сказки в сей книге могут быть дозволены, например, на стр. 75 и 77 — ловкий плут спекулирует и добывает деньги за счет мертвого тела своей бабушки. Повесть «Райский сад» — есть аллегория, основанная на библейском рассказе об изгнании Адама и Евы из земного рая».289 После доклада цензора 11 ноября 1867 г. сказки были пересланы в Духовно-цензурный комитет с запросом, нет ли препятствий к напечатанию сказки «Райский сад», так как доводы Скуратова о плутовстве Маленького Клауса, видимо, были признаны несостоятельными. 20 ноября 1867 г. член Духовно-цензурного комитета архимандрит Фотий написал, что сказка «Райский сад» не может быть допущена к печати по следующим причинам: «1. Взгляд автора на произведение и направление ветров в этой сказке противен учению христианскому, взгляд языческий и еретический; 2. Самый рай представлен во многом не согласно с понятиями о нем христианами, — в него внесено много фантастического и отчасти магометанского».290

Стасов сообщает любопытные подробности об этом издании сказок Андерсена: «Я уже не говорю о том, что были запрещены некоторые сказки, как, например, «Райский сад» и «Ангел», — это еще куда ни шло. Но ведь дело состояло в том, что цензор вдруг признал невозможным в картинках все крылья за спиной у «гениев», все «короны» на голове у королей. Он велел везде их срезать». Критик огорченно пишет: «Все короны были срезаны с голов андерсеновских комичных королей, и они остались только в халатах, туфлях и ночных колпаках, с державой под мышкой».291

Однако действия цензуры не помешали успеху издания, и в 1868 г. «Общество переводчиц» уже осуществило новую работу. На русский язык была переведена вышедшая в Германии книга Андерсена «Новые сказки». Сказки вызвали интерес у русских читателей к личности датского писателя. В августе 1862 г. путешественницы из России, сестры Мандерштерн познакомились в пансионате швейцарского города Монтре с Андерсеном и подружились с ним. Старшая из сестер — Елизавета Карловна — обещала прислать датскому писателю для его коллекции рукописей автограф Пушкина, но смогла выполнить это обещание лишь три года спустя. Она послала в Копенгаген первый лист тетради Пушкина, на котором рукой поэта написаны были стихотворения «Пробуждение» и начало элегии «Друзьям». Отрывок из ее письма Андерсену от 13 (25) мая 1865 г. свидетельствует о глубоком уважении, которое питала к сказочнику интеллигенция России: «Этот автограф уже в течение нескольких месяцев является моей собственностью, — писала она. — Теперь я посылаю его и дарю его Вам, как свидетельство моей преданности и глубокого к Вам уважения. С большим трудом достала я для Вас это сокровище. Эгоизм, глубоко укоренившийся в сердце, был близок к тому, чтобы унизить меня и заставить сохранить эту драгоценность для моего собрания автографов. Но мысль о Вас, дорогой Андерсен, победила, и я с особенной радостью посылаю Вам приложенный к этому письму пожелтевший листок, который передает мысли великого гения». В ответном письме от 26 июня 1865 г. Андерсен сказал: «Всемирно знаменитая рукопись Пушкина для меня — сокровище».292

В мае 1868 г. Трубникова и Стасова обратились к Андерсену с письмом, показывающим, как оценивали в то время творчество датского сказочника прогрессивные люди России. Мы приводим его полностью:

«Господин профессор и рыцарь!293 Санкт-Петербургское Общество переводчиц, занимающихся переводом литературных произведений иностранных писателей, предприняло в 1863 г. первое издание Ваших «Рассказов» в переводе на русский язык. Уже в 1867 г. стал необходимым новый выпуск этого издания.

Ваш проникновенный поэтический талант, глубокоуважаемый господин профессор, быстро завоевал популярность сборнику в России. Русская публика любит эти «Сказки и рассказы», автор которых по праву причисляется к величайшим писателям современности.

В 1868 г. была издана вторая часть Ваших «Рассказов» под названием «Новые сказки» Андерсена. Русский художник, академик, господин барон фон Клодт выполнил к ним рисунки, которые затем были выгравированы русскими художниками. Кроме того, женскими руками были сделаны все работы, связанные с этим новым изданием Ваших великолепных произведений: как-то — перевод, типографский набор, переплет и издание книг.

Это Общество переводчиц почтительнейше просит Вас, глубокоуважаемый господин профессор, благосклонно принять приложенный к письму экземпляр Ваших сказок в русском переводе. Это — знак нашего искреннего восхищения Вашим редким талантом и, одновременно, нашей благодарности за то поэтическое наслаждение, которым обязано Вам подрастающее поколение и зрелые люди России. Глубокоуважаемый господин профессор, примите уверения в нашем истинном уважении. Остаемся Ваши почтительнейшие слуги.

Надежда Стасова, Мария Трубникова».294

Ценные сведения об отношении русских людей к Андерсену содержат воспоминания А. Лаврентьева «Сутки в Копенгагене», где живо нарисован портрет писателя: «Передо мною стояла предлинная худощавая фигура в старинном черном сюртуке, — рассказывает автор. — Но у длинной фигуры над ее длинным орлиным носом была пара глаз и таких глаз, что подобных едва ли сыщешь где-нибудь на земле. Глаза были голубые, но уж такие глубокие, такие ласковые и добрые, притом такие детски наивные… В них было столько доброты и ласки, столько воображения и поэзии… которой так и дышат все произведения Андерсена, в особенности его прелестные детские сказки». Лаврентьев рассказывает, как он благодарил писателя за «бесчисленные минуты радости и удовольствия», которые приносят его творения, и радуется, что сказки Андерсена переводят на русский язык. «Я слышал, что какое-то женское общество, — пишет Лаврентьев, — взялось переводить на русский язык и издавать у нас эти сказки. Спасибо им за это; видно, женщины скорее поняли, какого рода чтение нужно для детей».295

Интересны свидетельства Вл. Майкова о его встрече с Андерсеном в Копенгагене. Он живо рассказывает об участии сказочника в детских играх, о том, как Андерсен на детском празднике читал юным слушателям сказку «Стойкий оловянный солдатик»: «Все смолкло: слышно было, как шумят крылышками стрекозы в воздухе, детвора вся превратилась в слух».296

В конце 70-х годов, 8-10-летним мальчиком, предположительно, читал или слышал сказки Андерсена В. И. Ленин.297

Огромное значение в овладении наследием Андерсена и в укреплении его популярности в России имело первое и единственное в нашей стране собрание его сочинений в 4-х томах, осуществленное замечательными литераторами и переводчиками А. В. и П. Г. Ганзен. Роль этой супружеской четы в развитии русско-скандинавских культурных связей трудно переоценить. Выходец из Дании Петер Эммануэль Хансен (1846–1930), ставший в нашей стране Петром Готфридовичем Ганзеном, и его жена Анна Васильевна Ганзен (1869–1942) подарили России в переводах с подлинника, а не с языка-посредника, как это было до них, целую библиотеку скандинавской литературы и прежде всего — Ибсена и Бьёрнсона, Андерсена и Гамсуна.298 В свою очередь, П. Г. Ганзен знакомил датских читателей с русской классической литературой, переводя на датский язык с 1877 г. произведения И. А. Гончарова, а с 1885 г. — Л. Н. Толстого.299

В начале 90-х годов супруги Ганзен начали поистине титаническую работу по переводу на русский язык произведений Андерсена. Вот что писала по этому поводу в своих, начатых по нашей просьбе и, к сожалению, неоконченных воспоминаниях М. П. Ганзен-Кожевникова (1889–1974): «…Сказки Андерсена, написанные по-датски, стали достоянием сперва немцев и англичан, а затем и других национальностей, как европейских, так и азиатских, и африканских, и многих других народов мира. Мы — русские — познакомились с ними сначала по переводам с немецкого и английского. Но даже при хорошем переводе с подлинника вещь теряет частицу присущего ей очарования, а при получении ее уже из третьих рук потеря делается еще более ощутимой, не говоря уже о прямых искажениях текста. Отец мой, Петр Готфридович Ганзен в сотрудничестве с моей матерью Анной Васильевной Ганзен, урожденной Васильевой, и решили взять на себя труд перевести полное собрание сочинений Андерсена с датского на русский язык, чтобы познакомить русского читателя не только с его наиболее известными сказками, но и с его романами, пьесами и стихотворными произведениями. И при этом, по возможности, сохранить языковые и стилистические особенности подлинника».300

В 1894 г. А. В. и П. Г. Ганзен закончили свой труд, вложив в него всю любовь к творчеству великого сказочника.301 И не случайно их перевод вызвал восторг у одного из его первых читателей — издателя И. И. Горбунова, который писал П. П. Ганзену:

«Дорогой Петр Готфридович!

Познакомившись с Андерсеном в Вашем переводе, я и товарищи мои по редакции нашли переводы Ваши превосходными, не оставляющими желать ничего лучшего. Благоухающая поэзия Андерсена впервые предстала читателям во всей своей чарующей прелести. Если бы лучшие писатели мира нашли себе таких переводчиков, то это подняло бы вкус к ним общества».302

А. В. ГАНЗЕН

Фото. 90-е годы XIX в.

Первый том собрания сочинений Андерсена начал путь к читателям.303

«Цель настоящего издания, — указывали переводчики, — содействовать установлению среди русской публики более правильного взгляда как на сказки и рассказы Андерсена, в частности, так и на всю его литературную деятельность вообще». В сборник сочинений вошли сказки и истории (154), роман «Импровизатор», книга «Картинки-невидимки», некоторые пьесы, стихотворения, отрывки из путевых очерков Андерсена. Кроме того, Ганзены включили туда автобиографию и переписку датского писателя, а также воспоминания о нем современников. Все это должно было развеять представление об Андерсене как только писателе для детей. Это неоднократно подчеркивали и переводчики, изложившие в обращении к читателям свою точку зрения на творчество Андерсена: «Считать сказки и рассказы исключительно детским чтением — крайне ошибочно. Они тем именно и замечательны, что дают пищу уму, сердцу и воображению читателей всех возрастов. Дети, конечно, главным образом увлекутся самой фабулой, взрослые же поймут и оценят глубину содержания, так как большинство с виду незатейливых сказок и рассказов Андерсена, изложенных то игриво-остроумным, то детски наивным тоном и всегда чрезвычайно образным и в то же время необыкновенно простым, близким к разговорной речи языком, — являются гениальными сатирами, в которых Андерсен четко и остроумно осмеивает разные человеческие слабости».304

П. Г. ГАНЗЕН

Фото. 90-е годы XIX в.

Собрание сочинений Андерсена вызвало к себе большой интерес. Об этом свидетельствуют многочисленные журнальные рецензии и внимание к нему передовых русских людей.

Рецензент журнала «Мир божий» находил ценность издания в том, что перевод произведений Андерсена впервые осуществлен непосредственно с датского языка, а не с немецкого, как это делали раньше, и главное место отведено сказкам, тому жанру, в котором у автора не было «ни предшественников, ни преемников».305

Журнал «Русская мысль» находил издание «прекрасным». Его рецензент писал: «Переводчики со своей далеко не легкой задачей справились как нельзя лучше и не просто перевели Андерсена на русский язык, а воспроизвели его для русских читателей, сохранив характерные особенности его гения».306 А. П. Чехов послал в Таганрогскую библиотеку все 4 тома этого издания 24 ноября 1896 г.307 Для Чехова сказки Андерсена стали эталоном высокого искусства, доступного детям, и позволили ему сформулировать один из главных критериев детской литературы. Он причислял сказки датского художника к произведениям подлинно художественной литературы. «Детям надо давать только то, что годится и для взрослых… Андерсен, «Фрегат Паллада», Гоголь охотно читаются детьми, взрослыми тоже».308

Творчество Андерсена высоко ценили многие ученые, деятели русской культуры и особенно писатели, постоянно обращавшиеся к поэтическим образам сказочника. Из письма Андерсена от 12 ноября 1870 г. явствует, что творчество его любил известный общественный деятель, географ П. Н. Батюшков.309 А музыкальный критик и собиратель автографов П. Л. Ваксель сделал в конце XIX в. следующую надпись на принадлежавшем ему автографе, записке Андерсена: «Ханс Кристиан Андерсен, знаменитый датский поэт и рассказчик, сын сапожника. Родился в Оденсе 2 апреля 1805 г., учился в Копенгагене и провел большую часть своей жизни в путешествиях по Европе и Востоку, в путешествиях, которые, наряду с литературными источниками, подсказали ему чудесные сюжеты его произведений.

Но именно в сказках этого писателя его талант проявился во всей своей полноте и оригинальности, которая заключается в полном тонкой, скрытой иронии уме, в чувстве, исполненном скандинавской живости и поистине восточном богатстве воображения».310

Композитор А. Н. Лядов писал: «Талантливей, душевней и поэтичней этих сказок в детской литературе — нет. Я над некоторыми и сейчас готов проливать слезы».311

Писатель В. М. Гаршин использовал художественные образы Андерсена в своей переписке и творчестве. В письме к С. Я. Надсону от 9 ноября 1883 г. он спрашивает: «Зачем Вы делаете из себя андерсеновского «Гадкого утенка»?.. Право, Семен Яковлевич, к Вам он вовсе не идет; позвольте уверить Вас, милостивый государь, что Вы лебедь, самый подлинный лебедь».312 Мотивы андерсеновских сказок встречаются в сказках Гаршина «Сказка о жабе и розе» и «Attalea princeps». Он даже собирался издать свои сказки с надписью: «Великому учителю моему — Гансу Кристиану Андерсену». Влияние Андерсена ощущается и в книге Д. Н. Мамина-Сибиряка «Аленушкины сказки».

Любовь к Андерсену через всю жизнь пронес Л. Н. Толстой. Уже в 50-х годах в его дневнике довольно часто встречается имя Андерсена. 9 июля 1857 г. он отмечает, что читал роман «Импровизатор».313 В 1858 г. записывает: «Андерсен — прелесть»314 и обещает другу и родственнице А. А. Толстой прислать его произведения.315 Тогда же вспоминает сказку «Пятеро из одного стручка», о которой в 1904 г. написал: «Прекрасная сказка Андерсена о горошинах, которые видели весь мир зеленым, пока стручок был зеленым, а потом мир стал желтым…»316 Особое внимание Толстого привлекла также сказка «Новый наряд короля», которую он впервые перевел в 1857 г.: «Перевел сказочку Андерсена, — писал Толстой 1 января 1857 г. — За обедом у Боткина прочел ее, она не понравилась».317 16 (28) февраля он снова возвращается к этому произведению: «Андерсена сказочка о платье. Дело литературы и слова втолковать всем так, чтоб ребенку поверили».318 В 1872 г. писатель переработал «Новый наряд короля» и включил сказку в свою «Азбуку». Между 9 апреля и 8 июля 1907 г., занимаясь «Детским кругом чтения», он вновь обратился к ней.319 А в 1904 г., оценивая современные ему политические события, Толстой вспоминает крылатую фразу из этого произведения: «Люди придумывают себе признаки величия: цари, полководцы, поэты. Но это все ложь. Всякий видит насквозь, что ничего нет и царь — голый».320 Особенно остро прозвучали в этой связи слова великого писателя в 1910 г.: «Революция сделала в нашем русском народе то, что он вдруг увидал несправедливость своего положения. Это — сказка о царе в новом платье. Ребенком, который сказал то, что есть, что царь голый, была революция».321

Современники Толстого вспоминают, что в беседах с ними он часто упоминал имя Андерсена. Несколько раз беседовал он об Андерсене и с Горьким, которому заметил, что в сказках, по его мнению, сильно ощущается одиночество Андерсена: «Он был одинок. Именно поэтому он обращался к детям». Большой интерес представляет другой разговор Толстого с Горьким. Призывая молодого писателя к простоте и правдивости в литературе, он вспоминал слова Андерсена из сказки «Старый дом»: «Да, позолота-то сотрется, свиная кожа остается!»… «Вы все хотите закрасить все пазы и трещины своей краской, — сказал Толстой, когда Горький прочитал ему сцены из пьесы «На дне». — Помните у Андерсена сказано: «Позолота-то сотрется, свиная кожа останется», а у нас мужики говорят: «Все минется, одна правда останется». Лучше не замазывать, а то после вам же худо будет».322

Горький с детства любил произведения Андерсена и никогда не забывал первого знакомства с чудесной сказкой «Соловей», которая, по его словам, сразу взяла всех за сердце. «…В Китае все жители — китайцы, и сам император — китаец» — помню, как приятно удивила меня эта фраза своей простотой, весело улыбающейся музыкой и еще чем-то удивительно хорошим», — писал Горький. Когда мать отняла и спрятала книги Андерсена, то это было для Алеши «горше побоев».323 Любовь к творениям датского сказочника осталась у писателя навсегда. Среди имен великих художников слова всех стран и эпох, отдавших дань сказке, он назвал и Андерсена.324 Говоря о том, какие книги следует давать читать детям младшего возраста, он после сказки Пушкина о рыбаке и рыбке указал: «Андерсена — избранные сказки».325

Сказками Андерсена зачитывался и А. А. Блок, в семье которого существовала давняя традиция почитания великого датского писателя. Сестра матери Блока — М. А. Бекетова — была автором первой в России книжки об Андерсене326 и очень поэтично и сочувственно описала жизнь и литературную деятельность датского сказочника. 21 декабря 1906 г. Блок процитировал отрывок из сказки датского писателя «Калоши счастья». А 20 ноября 1907 г. написал об Андерсене: «Я давно уже не читаю ничего, кроме него».327 И позднее поэт вспоминал великого датского сказочника. «Снежную королеву» и «Ледяную деву» «…Блок воспринимал как-то «лично», биографически. И он не очень верил в счастливый конец первой сказки — победа любви Герды над соблазном гибели в ледяном царстве, которому поддался Кай, вызвала в нем меньшее доверие, чем гибель в ледяном потоке, настигшая Руди, — героя второй сказки, — сильного, красивого, удачливого, только раз в трудную минуту заглядевшегося в глаза Ледяницы, но почти с рождения отмеченного знаком ее власти над ним».328

В последней четверти XIX и начале XX в. популярность Андерсена в России неуклонно росла. Об этом свидетельствовали многочисленные издания его произведений и постоянное внимание критики. «Сказки Андерсена настолько знамениты, что рекомендовать их нет никакой надобности»,329 — утверждал один журнал. «Говорить о несравненной прелести сказок Андерсена не приходится: они слишком хорошо знакомы и старому и малому»,330 — вторил ему другой.

Деятель культуры Финляндии Вернер Хумбль, много лет живший в России, отметил, что сказки Андерсена «так же любимы, как и басни Крылова, и встречаются во всевозможных изданиях, как в гостиной аристократа, так и на книжной полке ученика народной школы».331

На рубеже XIX и XX вв., особенно к столетию со дня рождения писателя (1905 г.), в России было написано несколько критико-биографических очерков, изданных отдельными книжками,332 и довольно значительное количество журнальных статей и заметок.333 Интересна книжка А. Алтаева (псевдоним известной детской писательницы М. А. Ямщиковой). Это — содержательный, интересный и поэтический рассказ о жизни датского сказочника, созданный на основе его книги «Сказки моей жизни». Рассказ этот не давал полного представления о творчестве Андерсена, но очень живо воссоздавал его образ. В книге Я. А. Александрова ощущалось глубокое уважение к Андерсену и верное определение его места в истории мировой литературы. «Андерсен прославился сказками, — писал автор, — подобно тому, как Шекспир — трагедиями, Крылов — баснями, Кольцов и Бернс — песнями. Сказки его переведены чуть ли не на все европейские языки и читаются людьми всех званий и возрастов». Александров справедливо считал, что писатель «придал сказке такую совершенную форму, выше которой, кажется, и подняться нельзя».334

* * *

В Советском Союзе сказки Андерсена чрезвычайно популярны и широко издаются для детей и взрослых.335 С большим успехом шли на сцене пьесы Е. Л. Шварца по мотивам сказок Андерсена «Голый король» (1934), «Снежная королева» (1938) и «Тень» (1940). Избрав сказки Андерсена основой нескольких своих пьес, и сохранив гуманистический настрой сказок датского писателя, этот умный, тонкий художник создал свой собственный мир, глубоко современные произведения. В одном из писем 40-х годов к режиссеру Н. П. Акимову Е. Л. Шварц справедливо говорил о том, что в создаваемом художником мире возникают и действуют собственные законы и правомерности.336 Блистательно раскрыл смысл этого Н. П. Акимов, анализируя содержание сказки Шварца «Тень»: «…сто лет, отделяющие Шварца от Андерсена, повлияли на развязку этой истории. Если торжество тени логично и неизбежно для Андерсена, то Шварц может согласиться только на временное ее торжество. Вдумавшись в условные сказочные законы, на которых основано самостоятельное существование тени, он делает совершенно точный оптимистический вывод: тень может существовать внешне самостоятельно,… но… обойтись без ученого тень не может. Самое ее существование обусловлено существованием ученого. В сцене казни ученого у тени сама собой валится с плеч голова: ведь она только тень. И для того, чтобы воскресить удобную для министров тень, им приходится… воскресить и отпустить ученого». И Акимов верит, что теперь уже ученый «найдет путь к тому, как помочь всем людям стать счастливыми».337

Новшество театральной трактовки сказок Андерсена в СССР поняли и датчане. Оценивая спектакль «Сказки Андерсена» (в драматургической обработке В. Смирновой), поставленный в 1937 г. в Копенгагене, и отмечая новизну понимания творчества Андерсена в СССР, датская газета «Morgenposten» писала: «Русские облекли его сказки в сценическую форму, целиком сохранив очарование и поэзию старого писателя… Произведения сказочника на сцене сохранили ту же глубину и значительность, как и в книге. Это вполне современное повествование о предрассудках, чванстве и гордости. Другими словами — это совсем не та трактовка королей и принцесс, к которой мы привыкли в детских спектаклях».338

Советские писатели и поэты используют образы Андерсена в своих произведениях. Они вдохновляли советских композиторов (С. Прокофьева, В. Салманова) и художников (В. Конашевича, В. Пивоварова, Г. А. В. Трауготов).

Основы оценки творчества Андерсена, заложенные в трудах прогрессивной русской критики и крупных писателей, получили дальнейшее развитие в трудах советских исследователей.339 Следует, однако, оговорить, что до 1955 г. — года юбилея Андерсена — статьи о нем представляли довольно редкое явление.

В юбилейном, 1955 г., когда 150-летие со дня рождения Андерсена, по образному выражению С. Я. Маршака, отмечалось в Советском Союзе как «праздник сказки»,340 большинство литературно-художественных и критических журналов посвятили Андерсену статьи и публикации. Многие научно-исследовательские учреждения и учебные заведения провели заседания, где читались доклады о жизни и деятельности великого датского писателя. Советские писатели, критики и литературоведы широко ставили вопрос об изучении жизни и творчества Андерсена. Появился ряд статей, позволяющих советскому читателю судить о нем как о писателе-реалисте, сатирике и демократе.

Так, К. Г. Паустовский стал автором прелестной новеллы об Андерсене «Ночной дилижанс» и беллетризованной биографии сказочника. Паустовский семилетним мальчиком познакомился со сказками Андерсена и, читая их, забывал обо всем на свете. Разумеется, он не видел тогда глубокого подтекста этих произведений и только, когда стал взрослым, понял, что на пороге XX в. встретился с писателем, который научил его «светлой вере в победу солнца над мраком и доброго человеческого сердца над злом».341 Сказки Андерсена отмечены необычным своеобразием, делающим их доступными для взрослых и для детей. «Все персонажи, даже неодушевленные предметы, — пишет В. М. Инбер, — полны жизни. Они живут, действуют, беседуют между собой, выносят суждения. Все это происходит в полном соответствии со свойствами данного предмета».342 Важную теоретическую проблему «антигероя» ставит в связи со сказкой «Тень» В. Я. Каверин, который говорит: «Печальная сказка Андерсена кончается победой «теневой стороны вещей».343

Множество ценных замечаний и биографических сведений содержится в статьях советских критиков, отмечающих свободолюбие Андерсена, его борьбу с мещанством, обличение им общественных пороков, его гуманизм и т. д.

Интересна книга И. И. Муравьевой, написанная в жанре беллетризованной биографии и представляющая собой результат многолетнего изучения жизни и творчества Андерсена на основе современных ей русских и зарубежных материалов.344 Важным достоинством книги Муравьевой является изображение биографии Андерсена на фоне исторических событий Дании первой половины XIX в. Литературная и театральная жизнь того времени также находят свое отражение в книге. Колоритно даны образы людей, оказавших большое влияние на Андерсена — Эленшлегера, Эрстеда и др. Но в центре книги — образ самого сказочника. К числу наиболее удачных следует отнести главы, посвященные детству будущего писателя. И. И. Муравьева справедливо считает народность причиной того, что сказки Андерсена не подвластны времени.

В работах некоторых советских исследователей жизнь и творчество датского сказочника становятся предметом серьезного научного изучения. В статьях В. П. Неустроева биография Андерсена тесно связана с жизнью современной ему Дании и Европы.345 Заслуживает внимания первая в Советском Союзе диссертация А. С. Погодина об Андерсене «Ханс Кристиан Андерсен-новеллист».346

В 1975 г. в связи со 100-летием со дня смерти Андерсена, в СССР появились новые, написанные в теоретическом плане, работы о великом сказочнике, основоположнике скандинавской традиции литературной сказки, на основе творчества которого можно обосновать закономерности развития жанра.347

Хотя тема «Ханс Кристиан Андерсен и Россия» имеет большое самостоятельное значение, в настоящей статье мы смогли только бегло коснуться истории освоения творчества великого сказочника в нашей стране.