Онлайн чтение книги Очень недолгая сенсация Four Days' Wonder
1 - 17

Полусонная Дженни повернулась на спину и смутно различила над собой скелет огромного животного.

Она уже видела его раньше… в музее естественной истории, куда ее часто водила третья гувернантка. Это был мега — и что-то дальше, но не мегафон, совсем другое. «Вот это, Дженни, одно из тех животных, о которых я тебе рассказывала, они жили за много-много лет до того, как на Земле появились маленькие девочки. Их называют доисторическими животными, потому что они жили раньше, чем были написаны исторические книги. Понимаешь, исторические книги не могли быть написаны, потому что не было никаких мужчин или женщин, которые могли бы написать их!» «И Адама и Евы?» — спросила Дженни, и третья гувернантка, не зная точно, как поступить, потому что это все очень сложно и не хочется разрушать невинную веру ребенка, решила, что пора идти домой. Но прежде чем уйти, они провели несколько минут у клетки с колибри, поскольку колибри совершенно безопасны и не могут заронить всяких мыслей в чью-либо головку…

Для Дженни скелетом больше или меньше в этой забавной мешанине в голове не имело значения. Она повернулась на левый бок, свернулась калачиком и снова уснула. Но ненадолго. Солнце медленно поднималось над деревьями на лугу и пробивалось сквозь шторы; за открытыми окнами скворцы неутомимо передразнивали друг друга и разных других птиц, в топке печи гуляла кочерга; животные медленно поднимались при звуках голосов, и раздавался непрерывный стук копыт по камням. Сон Дженни не мог бороться с напором нового дня. Она проснулась… и задумалась, где находится.

Даже при свете дня потолочный брус и поперечные балки походили на позвоночник огромной рыбы. Ей это снилось, и снились бродяги, которые оказывались полисменами, и снилось, что она расхаживала по людным местам совершенно обнаженной. Теперь она вспомнила все. Дерек Фентон… Бассетты… да, а как зовут ее саму? Наоми Фентон. Она в спальне, на ферме Бассеттов. Это все еще походило на сон.

Послышался стук в дверь и вопрос:

— Вы не спите, мисс Фентон?

— Войдите, — отозвалась Дженни, и миссис Бассетт вошла.

— Я принесла вам чаю, мисс. Сегодня чудесное утро. Раздернуть шторы?

— О, спасибо. Да, пожалуйста. Какой чудесный день.

— Похоже, будет жарко. Что вы собираетесь делать, мисс? Ваш брат всегда с утра купается в реке. Он сейчас как раз вернулся и просил передать, что, если вы тоже хотите выкупаться, он покажет вам самое лучшее место.

— Ой! — сказала Дженни. — У меня… у меня нет купальника.

— Бог с вами, мисс, это не имеет никакого значения, здесь никто вас не увидит в такое время. А я вскипячу воду к вашему возвращению.

— Спасибо.

— Тогда я скажу мистеру Фентону, что вы будете готовы, как только выпьете чай.

— Спасибо.

Миссис Бассетт поспешно удалилась.

Дженни нужно было подумать о стольких вещах, что она почти обрадовалась появлению новой проблемы, вытеснявшей из головы старые. Как пройти к реке, если нет халата или чего-нибудь в этом роде? И как вернуться? И мистер Фентон… Дерек… конечно, на самом деле он не… но…

Тут под окном раздался свист — свистел определенно не скворец — и затем зов: «На-о-ми!» Она соскочила с постели, взяла чашку, поставила ее на подоконник и выглянула.

— Привет! Доброе утро, сестричка.

— Доброе утро.

— Хорошо спали?

— Спасибо, очень.

— А вы спали в ночной рубашке или в пижаме?

— То есть, что сейчас на мне надето?

— К этому я и веду.

— Пижама.

— Прекрасно. Я думал, как вам добраться до реки. У меня есть для вас старые резиновые сапоги миссис Бассетт, и нет никакого сомнения, что они не идут к пижаме. Встретиться вам могут только две коровы и кролик, но следует продумать все. Вы более или менее готовы?

— Почти, — сказала Дженни и сделала глоток.

— Хорошо. Тогда я отведу вас к этому месту, покажу, где муравейники, и оставлю вас. Теперь подождите немного, я заброшу сапоги. Под окном ничего бьющегося нет?

— Нет.

— Тогда отойдите подальше, возьмите с собой чашку и ждите.

Бах!.. Бах!

— Отлично! — воскликнула Дженни, возвращаясь к окну.

— Заправьте брюки в сапоги, и вы станете похожи на корабельного юнгу, каким его представляет себе режиссер комедии. У вас два полотенца?

— Одно, — ответила Дженни, поглядев на вешалку для полотенец.

— Я приготовил для вас еще одно. Я всегда говорил и говорю миссис Бассетт, что наличие двух полотенец — основа комфорта. Не задерживайтесь.

Он пошел в дом, а Дженни допила чай. Все это становилось забавным. Она надела сапоги и посмотрелась в зеркало. Прежде она не видела пижамы Нэнси при дневном свете. Неплохо. Она не имела ничего против того, чтобы Дерек или кто другой увидели ее в таком виде.

Забрав полотенце, она спустилась вниз.

— Так я и думал, — сказал Дерек. — Корабельный юнга, собирающийся драить палубу. Держите. — И он протянул ей второе полотенце.

Когда они шли через поле, Дженни заметила:

— Мне кажется, я знаю это место.

— Правда?

— По-моему, я вчера проходила мимо него.

— Наверное, проходили, но определенно не купались.

— Откуда вы знаете? — спросила Дженни и вдруг подумала, что он видел ее вчера. Забавно, она опять совсем по-другому относится к нему, теперь ей было не важно, что он мог видеть ее. Забавно, первое, что он спросил: «Вы, случайно, не натурщица?» Словно он уже видел ее и счел красивой. — Откуда вы знаете? — повторила она вопрос.

— Интуитивное умозаключение. Мне довольно часто приходится прибегать к ним, особенно в виноторговле. Как только я делаю глоток бургундского, не важно, урожая какого года, я бросаю взгляд на бутылку и говорю себе «бургундское». То же самое может быть и с кларетом.

Когда они подошли к реке, Дженни показала на берег и спросила:

— Здесь?

— Да, здесь. Я оставляю вас, мисс Фентон. Одно слово на прощание, и я уйду. Вы умеете плавать?

— Да, — ответила Дженни. (На уроках плавания настояла четвертая гувернантка.)

— Понадобится каких-нибудь три взмаха, чтобы переплыть эту заводь, — добавил Дерек, — и каких-нибудь три взмаха, чтобы вернуться. Так что экономьте силы. До свидания. За завтраком увидимся…

Минут десять спустя, обмотав вокруг талии полотенце и набросив другое на плечи, Дженни сидела и сохла на солнышке. Если бы только она могла позволить себе быть совершенно, совершенно счастливой, как бы она была счастлива! «Истинное счастье, — говаривала одна из ее гувернанток, возможно, цитируя какого-то другого мыслителя, — только в воспоминаниях и предвкушениях». В случае Дженни именно воспоминания и предвкушения служили помехой ее теперешнему счастью.

Воспоминания: мистер Уоттерсон.

Предвкушения: миссис Бассетт.

Теперешнее счастье: Дерек.

Мистеру Уоттерсону восемьдесят лет, но даже в восемьдесят люди в состоянии беспокоиться. Кроме того, он ее законный опекун, и значит, отвечает за нее, и у него будут неприятности, если она исчезнет. Она должна дать ему знать, что с ней все в порядке.

Миссис Бассетт — сколько, пятьдесят? Но даже в пятьдесят людям нужны деньги за комнату. У Дженни осталось девять шиллингов и три пенса. В следующую среду миссис Бассетт захочет получить — сколько? Наверняка больше девяти шиллингов трех пенсов…

Дереку тридцать. Она ощущает себя в безопасности с ним, и он все понимает.

Здесь так чудесно. Если бы все это могло длиться вечно…

Ведь он не отпустит ее, правда? Даже если она ему все расскажет?

Она сбросила с плеч полотенце и встала. Ведь он не отпустит ее?..

И через поле к дому зашагал веселый юнга, распевая французскую колыбельную.

После завтрака Дерек объявил:

— Через полчаса я отправляюсь ловить рыбу.

— Здесь водится рыба? — поинтересовалась Дженни.

— Это я и попытаюсь выяснить.

— Кого вы ловите? Я хочу сказать, какую рыбу?

— С этим тоже никакой ясности. Может быть, попадется русалка, а может быть, угорь. Мне нравится сидеть на берегу и наблюдать, как ничего не происходит, а если вам тоже нравится такое занятие, мы уж точно ничего не пропустим.

Дженни это занятие тоже понравилось. Она лежала на берегу и наблюдала, как маленький поплавок весело кружится на воде, и говорила себе, что как только он остановится, она скажет: «Дерек»… Но он все никак не останавливался совсем… еще нет… еще нет… еще…

— Дерек.

— Наоми.

Она обратилась к нему по имени. Худшее было позади. Поборов робость, она спросила:

— Ты не будешь против, если тебе придется вляпаться в одну вещь?

Он понял, что на сегодня рыбалка окончена.

— Ты имеешь в виду варенье? Или осиное гнездо?

— Убийство, — храбро произнесла Дженни.

— Хочешь, чтобы я кого-нибудь убил? — сказал Дерек. — Полагаю, — продолжал он с сожалением, — вряд ли это Арчибальд.

Дженни покачала головой.

— Знаешь, — сказала она просто, — я Дженни Уинделл.

— А не Глория Наоми Харрис?

— Нет.

Дерек кивнул.

— Я был уверен, тут какая-то ошибка. Я знаком со всеми Харрисами — их сейчас осталось всего-то семнадцать тысяч, — а ты ни капли не похожа ни на одного из них.

— Знаешь, это был мой платок.

Дерек нахмурился.

— Твой платок, — повторил он.

— Дженни, — объяснила она.

— Дженни.

— Из-за замка Конуэй.

— Замок Конуэй, — кивнул Дерек. — Говори все, даже то, что кажется тебе несущественным. Когда у меня в руках окажутся все факты, я сумею сопоставить их.

— Ну, и конечно, меня там вовсе не должно было быть. Поэтому, понимаешь, я и спряталась.

— Поэтому ты спряталась. Теперь я должен перебить тебя, чтобы рассказать печальную историю о моем свойственнике. Много лет назад Арчибальд, тогда еще он не был знаменит, написал длинную поэму белым стихом. Или, во всяком случае, длинную поэму. Во всяком случае, — сказал Дерек, — нечто очень длинное. Но забыл пронумеровать страницы, и так случилось, что рукопись уронили два или три раза, прежде чем она попала к наборщику. Наборщик уронил ее еще раз, а сын наборщика, которому поручили подобрать страницы, утащил несколько страниц из разных мест, чтобы делать самолетики. Остаток был опубликован под названием «Ариадна в Сток-Ньюингтоне ^[21]» и, вынужден признаться, получил высокую оценку арчибальдовых коллег-критиков. Но, — сказал Дерек с нажимом, — все дело в том, что в итоге поэма Арчибальда стала не тем, чем была. Поэтому, Дженни Уинделл, не могли бы вы сложить страницы вашей истории с убийством в нужном порядке и начать, хотя это может показаться неоригинальным, с самого начала?

— Но разве ты не читал газет? — воскликнула Дженни.

— Ни одной. Мы не получаем ничего, кроме «Санди пейперз». Поэтому начни с того, кто такая Дженни Уинделл…

И Дженни рассказала ему.

Когда она закончила, Дерек воскликнул:

— Черт возьми!

Дженни сказала:

— Ужасно, правда?

— Ужасно? Да нет, конечно. Это потрясающе.

— Ты не возражаешь… — робко спросила Дженни.

— Возражаю? О Роберт Льюис Стивенсон, о Артур Конан Дойл, о Фримен, Харди и Уиллис ^[22], то есть, Фримен Уиллс Крофтс ^[23], благодарю тебя. То есть вас.

— Я поступила ужасно глупо?

— Ты поступила очаровательно мудро. Если есть что-то более очевидное, чем все остальное, в этом мире — а, разумеется, что-то всегда бывает более очевидным, — так это то, что некоторые вещи нельзя объяснить полисменам. Для того чтобы убедить одного за другим полисмена, инспектора, коронера, адвоката и барристера в том, что вы с Гусаром были так поглощены беседой друг с другом, что ты, не посмотрев, вошла не в тот дом, понадобится около девятнадцати лет, и ты все равно останешься на том же месте. Нет, жизнь изгнанника гораздо лучше.

— Да, я думаю, это было бы сложно.

— Просто невозможно. Еще одна история в семействе Фентонов приключилась со мной. Когда я был маленьким, у меня был абердинский терьер. Однажды я упустил его, и отец попросил местного полисмена сказать, если вдруг кто-нибудь найдет пса. На следующий день полисмен пришел к нам, отсалютовал и сказал: «Сэр, я должен сказать, что животное, о котором идет речь, в последний раз видели следовавшим в направлении Чорлтона-кам-Харди». Представь только, насколько нужно ничего не понимать в абердинских терьерах, чтобы сказать такую вещь, ты поймешь, как прозаична наша полиция.

Но Дженни представляла себе не абердинского терьера, следовавшего в направлении Чорлтона-кам-Харди, она пыталась вообразить Дерека маленьким мальчиком, грустившим по пропавшему другу…

— А теперь, — произнес Дерек, — к делу.

— К делу? — переспросила Дженни, вдруг очнувшись.

— Да. Что мы собираемся делать?

— Не знаю. Я думала, может быть, ты знаешь.

— Тогда дай мне подумать.

Дженни дала ему подумать. Ей тоже хотелось подумать. О том, как чудесно, когда кто-то думает за тебя…

— Первым делом, — сказал Дерек, — надо непременно выяснить, что происходит в Лондоне. Поэтому сегодня ближе к вечеру можно будет увидеть, как я следую в направлении Мейдстоуна, где закуплю все утренние газеты.

— Ой! — вдруг воскликнула Дженни.

— Что «ой!»?

— Я только что вспомнила! Я же просила Нэнси написать мне на почту в Танбридж-Уэллсе.

— Ой! Прекрасно, в таком случае я проследую в направлении Танбридж-Уэллса и закуплю все утренние газеты там.

— И получишь мое письмо?

— И получу твое письмо.

— А тебе его отдадут?

— Надеюсь.

— Я могу с тобой поехать?

— Лучше не надо. Детективы могли проследить тебя до Танбридж-Уэллса.

— Я выгляжу совсем по-другому. Правда. Я хочу сказать, прическа… совсем другой вид.

Дерек посмотрел на нее.

— Я узнаю тебя где угодно, будь ты Дженни Уинделл, Глория Харрис, Наоми Фентон, дриадой, наядой или ореадой. Несмотря на то что ты сделала со своими волосами.

— Ну, ты, — протянула Дженни, словно это было совершенно естественно.

— Да, я. Ты должна дать мне записку, в которой бы говорилось, что твой брат Уилбрахам Харрис из «Уилбрахам Харрис и компания», импорт консервированных фруктов, должен взять для тебя письмо. Я принесу письмо и газеты и мы проведем за ними весь вечер. Согласна?

— Да, — ответила Дженни.

— Прекрасно. Ну, а что с Уоттерсонами? Какие бы они ни были старики, они не могли не заметить, что ты покинула Сент-Джонс-Вуд.

— Да, я понимаю. Они беспокоятся.

— Хорошо, значит нужно дать им знать, что ты в безопасности. Хочешь, я позвоню мистеру Уоттерсону? Анонимно?

— Вдруг он тогда обратится в полицию? Он ведь поверенный, ты же знаешь. Они выяснят, откуда звонили… так всегда бывает…

— Согласен.

Дерек задумался.

— Телеграмма была бы безопаснее.

— Что ты, они отслеживают телеграммы! Всегда! У них есть разрешение от министра почт!..

— Сколько ты всего знаешь, Наоми! Хорошо, давай придумаем что-то другое.

Он думал. Дженни хмурилась. Разговаривая друг с другом, они, конечно, могли обвести полицию вокруг пальца…

— Где сейчас мистер Уоттерсон? — спросил Дерек. — В конторе или дома?

— Он уходит на работу каждое утро.

— А возвращается?

— В час дня. Точно.

— Ты уверена?

— Мы даже шутили по поводу его точности.

— Если я сейчас позвоню, кто возьмет трубку?

— Кухарка. Миссис Прайс.

— Она сообразительная? Умная?

— Не очень, — улыбнулась Дженни. — Да, еще может подойти Хильда, горничная.

— Ты уверена, что не миссис Уоттерсон?

— Сначала берут трубку в кухне, а затем наверху, в комнатах. Кроме того, она обычно уезжает на прогулку в одиннадцать.

— Прекрасно.

Он взглянул на часы.

— Половина одиннадцатого. Мистер Уоттерсон ушел?

— Да, конечно. Он в десять уже бывает в конторе.

— Тогда, я думаю, все безопасно. Послушай. Мы вернемся в дом через четверть часа, а в пять минут двенадцатого ты позвонишь.

— Я?

— Ты. Ответит кухарка или Хильда. Ты узнаешь их голоса по телефону?

— Конечно, без труда.

— Как ты называешь мистера Уоттерсона?

— Дядя Хьюберт.

— Хорошо. Тогда ты спросишь: «Алло, это миссис Прайс?» или Хильда, или кто угодно. Не называй себя, но дай ей узнать твой голос, и если она скажет «Да неужто это мисс Дженни?», ты ответишь «Да». Но вот что ты непременно должна будешь сказать: «Передайте дяде Хьюберту, когда он вернется, что я в полной безопасности». А потом быстро положишь трубку. А когда дядя Хьюберт часа через два получит это сообщение, ни один министр почт в мире не сумеет проследить, откуда звонили. Во всяком случае, не дальше Танбридж-Уэллса. Ну как?

— Великолепно, — восхищенно ответила Дженни. Дерек не так высоко оценил придуманное, но решил, что лучше им ничего не изобрести.

До сих пор единственной любовью в жизни Дженни был Гусар. Но, как у многих взрослых религиозные чувства устремлены на материальные воплощения своего бога, так и маленькая Дженни изливала свое обожание Гусара на очередную гувернантку. Обожание это выражалось в различных довольно странных проявлениях, одним из которых было точное подражание почерку любимого существа. Письмо на почту в Танбридже было написано почерком четвертой гувернантки.

Пожалуйста, отдайте предъявившему эту записку письма, адресованные мисс Глории Харрис, до востребования, Танбридж-Уэллс. Глория Н. Харрис.

Четвертая гувернантка не имела диплома. В сущности, она не отличалась большими познаниями. Для нее не существовало современной манеры письма и грамотного единообразного стиля. Она писала своим родным, в дом священника, округлым почерком с викторианскими женственными закруглениями и с росчерками, повествуя о том, что у нее спальня на верхнем этаже, которая выглядит совсем как дома теперь, когда расставлены все фотографии; что Дженни очень забавная малышка, очень хорошенькая, и что они будут большими друзьями. Дженни очень ее любила и в ожидании дня, когда она вытащит свою дорогую мисс Уитерс из-под колес автомобиля, а саму ее отвезут в больницу Святого Георгия, и жизнь ее будет висеть на волоске, а еще более преданная, чем всегда, мисс Уитерс будет потихоньку ее выхаживать и позволит Дженни называть себя по имени — Грейс, так вот, в ожидании этого дня Дженни занималась тем, что перенимала у Грейс Уитерс все, что было ей доступно: движения, речь, почерк.

— Ты всегда так пишешь? — спросил Дерек.

— Нет, — ответила Дженни, — смотри.

И снова написала записку, на этот раз своим обычным почерком. Дерек сравнил написанное.

— Нет ничего, что бы ты не умела. Чудесно. Нам в самом деле следует вдвоем убить Арчибальда. Мы легко провернем это.

Дерек поехал в Танбридж-Уэллс в своем двухместном автомобиле и поставил машину напротив церкви уэслианских методистов. В дверях почты он столкнулся с молодой женщиной в очках с серьезным выражением лица. Они извинились друг перед другом и обменялись улыбками. На какой-то момент ему показалось, что он узнает ее, но, возможно, только потому, что ей на какой-то момент показалось, что она узнает его. Затем она вышла, а он вошел. Сочетание Глории Харрис с Грейс Уитерс вполне убедило служащего, и письмо было отдано. Когда Дерек собрался уходить, то скорее почувствовал, чем увидел, ту же молодую женщину, которая снова оказалась на почте, она писала у телеграфной стойки. Он вышел и отправился на вокзал за газетами. Плакат рядом с газетным киоском гласил:

ГДЕ ДЖЕННИ?

ПОТРЯСАЮЩИЕ СОБЫТИЯ

«Вот как обстоят дела, — сказал себе Дерек. — Ну, мы повеселимся».