Онлайн чтение книги Сад чудовищ Garden of Beasts
Глава 7

С хлипкой «Берлин журналь» в руках Пол стоял на углу и наблюдал за «Летним садом»: дамы в легких перчатках потягивали кофе, мужчины жадно пили пиво, вытирали усы, потом смахивали пену салфеткой. Немцы курили, наслаждаясь полуденным солнцем.

Пол Шуман замер и наблюдал, наблюдал, наблюдал.

Все не так, непонятно, непривычно…

Почти как в типографии, когда Пол готовил шрифт для набора – выбирал металлические буквы из наборной кассы «Калифорния» и складывал слова и предложения. «Аккуратнее с „p“ и „q“!» – вечно напоминал отец. Две буквы, зеркальные отражения друг друга, считались особенно коварными.

Сейчас Пол рассматривал публику «Летнего сада» с тем же тщанием. Он проглядел штурмовика, следившего за ним у Дрезденского проулка, и твердо решил не повторять столь непростительный для киллера промах.

За несколько минут Пол не почувствовал прямой угрозы, хотя кто знает? Посетители «Летнего сада» могли оказаться простыми обывателями, которые за едой и разговорами коротают жалкий субботний полдень и посторонними не интересуются, а могли – и подозрительными нацистами-фанатиками вроде Хайнслера, самоубийцы с «Манхэттена».

«Я люблю фюрера…»

Пол бросил газету в урну, пересек улицу и вошел в ресторан.

– Пожалуйста, мне столик на троих, – попросил он.

– Любой выбирайте! – отозвался издерганный метрдотель.

Пол занял столик внутри ресторана и, словно невзначай, огляделся. Никто не обращал на него внимания.

Вроде бы не обращал.

Мимо столика профланировал официант:

– Вы готовы сделать заказ?

– Принесите пиво.

– Какое именно? – уточнил официант и перечислил сорта, Шуману совершенно незнакомые.

– Самое первое. Большую порцию.

Официант отошел к стойке и принес высокий стакан с пивом. Пол жадно сделал глоток и понял: сладковатый фруктовый вкус напитка ему не нравится. Отодвинув стакан, он закурил (сигарету вытащил из пачки под столом, чтобы никто не заметил американское название).

В ресторан вошел Реджинальд Морган. Как ни в чем не бывало он огляделся по сторонам, заметил Пола и направился к нему.

– Дружище, как я рад видеть тебя снова! – воскликнул Морган по-немецки, пожал Полу руку, уселся напротив и вытер вспотевшее лицо носовым платком; в глазах плескалась тревога. – Едва успел. Только закончил, и шупо подъехали.

– Тебя кто-нибудь видел?

– Вряд ли. Из проулка я вышел с другой стороны.

– Здесь безопасно? – спросил Пол, оглядываясь. – Не стоит ли перебраться в другое место?

– Нет. В это время суток неестественно убегать из ресторана, не поев. Мы же не в Нью-Йорке! Берлинцы к еде относятся трепетно. Здесь даже конторы на два часа закрываются, чтобы люди обедали без спешки. Завтракают они дважды! – Морган похлопал себя по животу. – Теперь ясно, почему я так радовался, что меня сюда отправили? Вон, – он протянул Полу толстую книгу, – видишь, я не забыл, что вернуть должен.

На обложке было написано «Mein Kampf», и Шуман перевел название как «Моя борьба». Автором значился Гитлер.

«Неужели он правда написал книгу?» – удивился Пол.

– Спасибо! Ты мог не торопиться.

Пол затушил сигарету в пепельнице, но едва она остыла, спрятал в карман, чтобы не оставлять следов, которые укажут на него.

Морган подался вперед, словно шепча сальную шутку:

– В книге сто марок. Еще адрес пансиона, в котором ты остановишься. Он к югу от Тиргартена, на Лютцовплац. Как добраться, я тоже написал.

– Комнаты на первом этаже?

– Твои комнаты? Не знаю, не спрашивал. Думаешь об отходном пути?

Если конкретно, то Пол думал о притоне Малоуна с заблокированными окнами и дверями и о торжественном знакомстве с вооруженными моряками.

– Ну, глянешь на пансион. Возникнут проблемы – подыщем другой. Хозяйка, кажется, ничего. Зовут Кэт Рихтер.

– Она нацистка?

– Не употребляй здесь это слово, – тихо посоветовал Морган. – Оно тебя выдаст. «Наци» – жаргонное баварское слово, означает «простак». Нужно говорить «нацо», но и это слово здесь почти не услышишь. Некоторые используют аббревиатуру НСДАП[20] НСДАП ( нем. NSDAP) – Национал-социалистическая немецкая рабочая партия., некоторые говорят «партия». В таком случае слово произносится с почтением. Что касается фрейлейн Рихтер, у нее, видимо, политических пристрастий нет.

Морган кивнул на стакан с пивом и спросил:

– Не нравится?

– Моча молодого поросенка.

– Это пшеничное пиво, – засмеялся Морган, – его дети пьют. Зачем ты его заказал?

– У них тысяча сортов! Я ни одного не знаю.

– Я возьму для нас обоих, – пообещал Морган и сказал подоспевшему официанту: – Нам два пшоррских эля. Еще, пожалуйста, сосиски и хлеб. К ним капусту, маринованные огурчики и масло, если оно сегодня есть.

– Да, майн герр, – отозвался официант и унес стакан Пола.

– Кроме того, в книге советский паспорт с твоей фотографией и рубли, их примерно на тысячу долларов. В крайнем случае пробирайся к швейцарской границе. Немцы будут рады спровадить очередного русского и тебя выпустят. Рубли они не заберут, так как потом не смогут их обменять. А вот швейцарцев не смутит, что ты большевик. Они с удовольствием впустят тебя в страну: только деньги потрать! От границы поезжай в Цюрих и отправь сообщение в американское посольство. Гордон тебя вызволит. После случая в Дрезденском проулке нужно удвоить бдительность. Говорю, в городе творится странное. Патрулей на улице куда больше обычного. Штурмовикам я не очень удивляюсь: они только и делают, что маршируют и патрулируют. А вот СС и гестапо настораживают.

– СС? Кто они?

– Видел во дворике «Бирхауса» двоих в черной форме?

– Да.

– Создавали их для охраны Гитлера, а теперь это очередная личная армия. Большинство членов СС носят черное, хотя у некоторых серая форма. Гестапо – тайная полиция, ее служащие в штатском. Гестаповцев немного, но они весьма опасны и занимаются в основном политическими преступлениями. Хотя в Германии сейчас любое преступление политическое. Плюнешь на улице – ты оскорбил честь фюрера. Отправляйся в Моабитскую тюрьму или в концлагерь.

Принесли еду и пшоррский эль. Пол залпом выпил полстакана. Пиво оказалось густым, с насыщенным вкусом.

– Вот это я понимаю!

– Нравится? Когда приехал сюда, я понял, что американского пива могу больше не попробовать. Пивоварение – целая наука, ее годами постигают. Мастерство пивовара ценится, как университетский диплом. Пивоваренная столица Европы – Берлин, но самое лучшее пиво в баварском Мюнхене.

Пол ел жадно, хотя мысли занимали не пиво и не еда.

– Нужно торопиться! – шепнул он, зная, что для киллера каждый час, проведенный рядом с местом устранения, увеличивает риск поимки. – Мне необходимы оружие и информация.

– Мой товарищ появится с минуты на минуту, – кивнув, отозвался Морган. – Ему кое-что известно о человеке… в гости к которому ты приехал. Потом мы отправимся к ростовщику. У него есть хорошая винтовка.

– Винтовка? – нахмурился Пол.

– Ты не умеешь стрелять из винтовки?

– Умею, я в пехоте служил. Но работать предпочитаю на близком расстоянии.

– На близком? Тебе так проще?

– Дело не в простоте, а в эффективности.

– Поверь, Пол, подобраться к объекту вплотную и застрелить из пистолета если и возможно, то очень непросто. Вокруг столько коричневорубашечников, эсэсовцев и гестаповцев, что тебя наверняка поймают. Смерть твоя будет долгой и мучительной, гарантирую. Есть еще один повод использовать винтовку – объект нужно устранить прилюдно.

– Почему? – спросил Пол.

– По словам сенатора, в немецком правительстве каждому известно, сколь важную роль играет Эрнст в перевооружении. Его потенциальный преемник должен понимать: идти той же дорогой опасно для жизни. Если Эрнст погибнет незаметно, Гитлер выставит его жертвой несчастного случая или болезни.

– Тогда выполню заказ прилюдно и из винтовки. Но к ней нужно пристреляться и привыкнуть. Еще нужно выбрать подходящее место, заранее осмотреть его, разобраться с ветром, освещением, подъездными и отходными путями.

– Да, конечно. Ты же профессионал. Сделаешь все, что сочтешь нужным.

– После случившегося в Дрезденском проулке мне лучше спрятаться – забрать вещи из Олимпийской деревни и скорее перебраться в пансион. Комнаты уже готовы?

Морган заверил, что да.

Пол хлебнул пива, положил книгу Гитлера себе на колени, нашел в ней паспорт, деньги и адрес. Листок с информацией о пансионе вытащил, а книгу убрал в портфель. Выучив написанное наизусть, он «небрежно» уронил листок в лужицу пива на столе и смял в комок, который бросил в карман, где уже лежали окурки. Мусор выбросит потом.

Морган поднял брови.

«Мне говорили, что ты хорош».

Пол кивнул на книгу и шепотом спросил:

– «Моя борьба», книга Гитлера, о чем она?

– Кто-то назвал ее собранием ста шестидесяти тысяч грамматических ошибок. По идее, это философия Гитлера, на деле – непроходимая чушь. Но книгу лучше не выбрасывай, – с улыбкой посоветовал Морган. – Берлин – город дефицита, туалетной бумаги не достать.

Пол хохотнул и спросил:

– Этот твой информатор… Почему стоит ему доверять?

– В Германии доверие – штука любопытная. Риск настолько велик и вездесущ, что нельзя доверять человеку лишь потому, что он твой единомышленник. Брат моего информатора организовал политическую ячейку и был убит штурмовиками, отсюда единомыслие. Только на одно единомыслие я не полагаюсь, поэтому щедро плачу Максу. Как говорится, чей хлеб ешь, того и обычай тешь. Так вот, Макс съел немало моего хлеба. Тем более он в непростом положении, так как уже продал мне полезный, компрометирующий себя материал. Пожалуйста, яркий пример доверия по-немецки: либо подкупаешь, либо угрожаешь, а я предпочитаю то и другое вместе.

Дверь распахнулась, и Морган прищурился, увидев знакомого:

– Вот и он.

В ресторан вошел худой мужчина в рабочем комбинезоне, с рюкзаком через плечо. Он огляделся по сторонам, щурясь, чтобы привыкнуть к полумраку. Морган помахал рукой, и мужчина подсел к ним. Он явно нервничал: то на Пола посмотрит, то на других посетителей, то на тени в коридорах, ведущих в уборную и на кухню, то снова на Пола.

«Кто такие „они“?» – «В Германии это все».

Сначала Макс сел за столик спиной к двери, потом пересел так, чтобы видеть остальную часть ресторана.

– Добрый день! – проговорил Морган.

– Хайль Гитлер!

– Хайль! – отозвался Пол.

– Мой друг просит звать его Максом, – представил ему товарища Морган. – Он, так сказать, работает на человека, в гости к которому ты приехал. В доме у него работает. Доставляет туда товар, знаком с экономкой и садовником. Макс и живет в том же городе, что и он, в Шарлоттенбурге, это к западу отсюда.

От еды и пива Макс отказался, но взял кофе, в который насыпал сахар, оставивший на поверхности серую пену, и принялся перемешивать свой напиток.

– Мне нужно знать все, что ты можешь о нем рассказать, – шепнул Пол.

– Да-да, я расскажу вам, – пообещал информатор, но затих и огляделся по сторонам.

Подозрительность его бросалась в глаза не меньше, чем бриолин, которым он пригладил редеющие волосы. Такое беспокойство казалось Полу неприятным и опасным. Макс вынул из рюкзака темно-зеленую папку и протянул ему. Пол откинулся на спинку стула, чтобы никто не разглядел содержимое папки, раскрыл ее и увидел с полдюжины мятых фотографий. С них смотрел мужчина в пиджачной паре, сшитой на заказ, – так одеваются добросовестные педанты. Круглая голова, короткие седые волосы – мужчине было за пятьдесят. Он носил очки в проволочной оправе.

– Это точно он? Не двойник?

– У него нет двойника, – ответил Макс, дрожащими руками поднес ко рту чашку с кофе и снова оглядел ресторан.

Просмотрев снимки, Пол хотел вернуть их Максу, чтобы тот уничтожил фото, когда доберется домой, но бедняга слишком нервничал. Шуман не исключал, что в панике Макс оставит их в трамвае или метро. Лучше положить папку в портфель, рядом с книгой Гитлера, и ликвидировать потом.

– Теперь расскажи мне о нем, – потребовал Шуман, подавшись вперед. – Все, что тебе известно.

Макс рассказал. Рейнхард Эрнст сохранил военные дух и дисциплину, хотя давно уволился со службы. Встает рано, работает допоздна, и так по шесть-семь дней в неделю. Он регулярно делает зарядку и отлично стреляет. С собой часто носит автоматический пистолет. Работает в рейхсканцелярии на Вильгельмштрассе, куда ежедневно ездит один, лишь изредка с охраной. Водит «мерседес-кабриолет».

Пол обдумал услышанное.

– Он каждый день в этой канцелярии?

– Как правило, да. Хотя порой ездит на судостроительные верфи, а в последнее время и на заводы Круппа.

– Кто такой Крупп?

– На заводах его семьи производят оружие и бронетехнику.

– Когда мой знакомый ездит в канцелярию, где он ставит машину?

– Не знаю, я там не бывал.

– Можешь выяснить, где он будет в ближайшие несколько дней? Когда на работу поедет?

– Постараюсь… – Макс замолчал. – Не знаю, стоит ли… – И снова осекся.

– Что? – вскинулся Пол.

– Мне и о личной жизни полковника кое-что известно. Про его жену, невестку, внука. Об этом вам рассказывать? Или лучше не надо?

Касание льда…

– Надо, – ответил Пол. – Расскажи мне все.

Не жалея мотора маленькой «ДКВ», сотрудники крипо мчались к ресторану «Летний сад» на Розенталерштрассе.

– Герр инспектор, можно вопрос? – спросил Конрад Янссен.

– Какой?

– Инспектор Краусс надеется, что убийца – иностранец, а у нас есть доказательство, что наш подозреваемый – иностранец. Почему вы не сказали ему об этом?

– Прежде всего, наше доказательство лишь предполагает, что подозреваемый может быть иностранцем. Без особой убедительности. Мы просто выяснили, что тот человек говорил с акцентом и свистел, подзывая такси.

– Да, герр инспектор, но не стоило ли об этом рассказать? Возможности гестапо нам пригодились бы.

На жаре грузный Коль тяжело дышал и обливался потом. Он любил лето за шанс отдохнуть с семьей в Тиргартене или луна-парке, за пикники на озере Ванзее и на реке Хафель, но погода ему больше подходила осенняя.

Инспектор вытер пот со лба и ответил:

– Нет, Янссен, нам не следовало ни упоминать подозреваемого, ни просить помощи гестапо. Почему? Во-первых, потому, что с тех пор, как месяц назад их объединили, СС и гестапо из кожи вон лезут, чтобы лишить крипо независимости. Нам ее нужно сохранить во что бы то ни стало, а это значит, вести расследования самостоятельно. Во-вторых и в главных, «возможности» гестапо – это зачастую аресты всех, на кого падает хоть малейшее подозрение. Зачастую это аресты совершенно невинных, просто потому, что так удобно.

В штаб-квартире крипо было шестьсот камер. Изначально в них, как и в камерах любого полицейского участка, арестованных держали до суда или освобождения. Сейчас же в камерах, набитых до отказа, сидели обвиненные в непонятных политических преступлениях. Караулили их штурмовики, свирепые молодчики в коричневой форме с белыми нарукавниками. Те камеры считались перевалочным пунктом на пути в концлагерь или штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе. Или на кладбище.

– Нет, Янссен, мы – виртуозы высокого полицейского искусства, а не саксонские крестьяне, серпами вырезающие десятки горожан ради поисков одного виновного.

– Верно, майн герр.

– Помните об этом! – покачал головой инспектор. – Ах, насколько труднее нам работать в этой моральной трясине!

Подогнав «ДКВ» к обочине, Коль глянул на помощника:

– За то, что я сейчас наговорил, вы могли бы арестовать меня и отправить на год в Ораниенбург.

– Я никому не расскажу, герр инспектор.

Вилли Коль выключил зажигание. Они вылезли из машины и по широкому тротуару зашагали к «Летнему саду». Когда приблизились, инспектор уловил аромат хорошо промаринованного жаркого, которым славился ресторан. У него аж в животе заурчало.

Янссен нес с собой номер «Народного обозревателя», нацистской газеты, на первой странице которой красовался фотопортрет Геринга в стильной шляпе необычного для Берлина фасона. Подумав о шляпах, Коль глянул на помощника. Под июльским солнцем лицо светлокожего Янссена покраснело. Неужели молодежь не понимает, что головные уборы носят не просто так?

У ресторана Коль знаком велел Янссену сбавить шаг. Они остановились у фонарного столба и стали рассматривать «Летний сад». В этот час посетителей оказалось немного. Два эсэсовца расплачивались, готовясь уйти, что было только к лучшему, ведь по изложенным Янссену причинам Коль не желал распространяться о расследовании. Кроме эсэсовцев, в ресторане сидели только мужчина средних лет в ледерхозене и пенсионер.

Коль отметил плотные шторы, защищавшие их от взглядов изнутри. По его знаку они с Янссеном вошли на террасу. Каждого посетителя инспектор спросил, не видел ли тот в ресторане крупного мужчину в коричневой шляпе.

– Крупного мужчину? – переспросил пенсионер и кивнул. – Да, детектив. Я к нему не присматривался, но, думаю, внутрь он вошел минут двадцать назад.

– Он еще там?

– Я не заметил, чтобы он выходил.

Янссен замер, как почуявшая след гончая.

– Герр инспектор, не стоит ли вызвать орпо?

Служащие орпо, или полиции порядка, носили форму, жили в казармах и, как свидетельствует название, поддерживали порядок ружьями, автоматическими карабинами и дубинками. Коль представил, какой переполох поднимут они своим появлением, особенно если подозреваемый вооружен, а в ресторане много посетителей.

– Думаю, не стоит, Янссен. У нас ловчее получится. Идите к черному ходу ресторана и ждите у двери. Если кто выйдет, хоть в шляпе, хоть без, задержите. Помните, наш подозреваемый вооружен. Действуйте скрытно.

– Есть, герр инспектор.

Молодой человек остановился и, отнюдь не скрытно махнув рукой, исчез за углом.

Коль как ни в чем не бывало зашагал дальше, потом замер, якобы изучая вывешенное меню. Сделал еще несколько шагов, остро чувствуя, как револьвер оттягивает карман. До прихода к власти национал-социалистов редкие детективы крипо носили оружие. Но пару лет назад министр внутренних дел Геринг расширил многочисленные силы правопорядка, приказав каждому полицейскому носить оружие и, к огромному изумлению Коля и его коллег по крипо, применять его без ограничений. Он даже издал указ, согласно которому не выстрелившему в подозреваемого объявляли выговор, а застрелившему невиновного – не объявляли.

Вилли Коль не использовал огнестрельное оружие с тысяча девятьсот восемнадцатого года.

Однако, вспомнив пробитый череп погибшего в Дрезденском проулке, Коль обрадовался, что оружие при нем. Он поправил пиджак, убедился, что, если потребуется, мгновенно вытащит пистолет, сделал глубокий вдох и толкнул дверь в обеденный зал.

Коль вошел и замер в панике: в «Летнем саду» царил полумрак и он, привыкший к яркому свету, на миг ослеп.

«Вот дурак! – беззвучно отругал себя Коль. – Почему не подумал об этом?»

На лбу, можно сказать, написано «крипо», сейчас он идеальная мишень для вооруженного подозреваемого.

Инспектор шагнул вглубь зала и закрыл за собой дверь. Посетителей и персонал ресторана он видел, как сквозь вату. Кто-то стоял. Кто-то приближался к нему.

Встревоженный Коль отступил к двери, рука поползла к карману с револьвером.

– Вам столик, майн герр? Выбирайте любой.

Коль прищурился. Зрение понемногу возвращалось.

– Майн герр! – снова позвал официант.

– Нет, спасибо, я ищу кое-кого.

Наконец зрение инспектора пришло в норму.

В обеденном зале сидело не больше дюжины посетителей. Крупного мужчину в светлом костюме и коричневой шляпе Коль не заметил и отправился на кухню.

– Майн герр, вам нельзя…

Коль показал официанту удостоверение.

– Можно, майн герр, – пролепетал тот.

Через одурманивающе жаркую кухню Коль прошел к двери черного хода и распахнул ее.

– Янссен!

– Герр инспектор, отсюда никто не выходил.

Вместе с помощником Коль вернулся в обеденный зал и подозвал официанта:

– Как вас зовут?

– Йоган.

– Йоган, за последние двадцать минут вы не видели здесь мужчину в такой вот шляпе? – Коль кивнул Янссену, и тот показал фотографию Геринга.

– Видел, майн герр. Он и его спутники ушли пару минут назад. И что подозрительно – через боковую дверь.

Официант показал на пустой столик, и Коль раздосадованно вздохнул. Столик стоял у окна. Да, на нем висела плотная штора, но с боку на ней зияла крошечная прореха. Подозреваемый, вне сомнения, видел, как они с Янссеном опрашивают людей на террасе.

– Пойдемте, Янссен, скорее!

Через боковую дверь Коль и его помощник выбежали в чахлый садик, каких в городе десятки тысяч. Берлинцы любят цветущие растения, но земля такая дорогая, что сады разбивают даже на крохотных участках. Дорога из садика была лишь одна, вела она на Розенталерштрассе. Коль и Янссен выбрались на оживленную улицу, огляделись по сторонам, но подозреваемого не увидели.

Коль злился. Если бы Краусс не задержал, они, может, и успели бы перехватить подозреваемого в шляпе. Впрочем, куда больше инспектор злился на себя за небрежность на террасе «Летнего сада».

– В спешке первый блин у нас получился комом, – сказал он Янссену. – Но вдруг мы не испортим остальные?

Инспектор развернулся и зашагал к главному входу в «Летний сад».

Пол, Реджи Морган и тощий нервный тип по имени Макс стояли в липовой рощице футах в пятидесяти от ресторана по Розенталерштрассе.

У них на глазах мужчина в бежевом костюме и его молодой помощник выбежали в садик у ресторана, оглядели улицы, потом вернулись к главному входу.

– Не думаю, что они нас ищут, – проговорил Морган. – Быть такого не может.

– Кого-то они искали, – заметил Пол. – За боковую дверь они вылетели следом за нами. Это не совпадение.

– По-вашему, это гестапо или крипо? – дрожащим голосом уточнил Макс.

– Кто такие крипо? – спросил Пол.

– Уголовная полиция. Детективы в штатском.

– Эта пара точно из какой-то полиции, – уверенно заявил Пол.

Тех двоих он заподозрил, как только увидел у «Летнего сада». За столик у окна Пол сел намеренно, чтобы следить за улицей, и, конечно же, заметил, как толстяк в панаме и второй, тоньше и моложе, в зеленом костюме, расспрашивают посетителей на террасе. Потом молодой исчез, вероятно, отправился караулить черный ход, а полицейский в бежевом остановился у меню и изучал его неестественно долго.

Пол тогда вскочил, бросил на стол деньги – только бумажные купюры, на которых не отыщешь отпечатков пальцев, – и скомандовал:

– Уходим немедленно!

Вместе с Морганом и перепуганным Максом они через боковую дверь выбрались на улицу, у садика подождали, пока толстый коп не войдет в ресторан, и быстро спустились по Розенталерштрассе.

– Полиция, – пролепетал Макс, чуть не плача. – Нет, нет, нет!

Слишком много тут преследователей… Слишком много ищеек-охотников… Слишком много доносчиков.

«Я готов на все ради него и ради его партии».

Пол снова посмотрел в сторону «Летнего сада»: никто их не преследовал. Однако ему не терпелось услышать от Макса, где искать Эрнста, и вплотную заняться устранением.

– Мне нужно знать… – начал он, повернувшись туда, где стоял информатор, и осекся.

Макс исчез.

– Где он?

Теперь обернулся и Морган.

– Черт подери! – пробормотал он по-английски.

– Он нас предал?

– Вряд ли, ведь это чревато и его арестом, хотя… – Морган не договорил, глядя через плечо Пола. – Нет!

Пол обернулся и увидел Макса в паре кварталов от липовой рощицы. Его и еще нескольких человек остановили двое в черной форме. Макс их явно проглядел.

– Эсэсовцы устроили личный досмотр.

В ожидании допроса Макс нервно озирался. Вот он вытер лицо – вид у него был виноватый, как у подростка.

– Максу не о чем беспокоиться, – прошептал Пол. – Документы у него в порядке. Фотографии Эрнста он отдал нам. Если не запаникует, все кончится хорошо.

«Успокойся! – беззвучно велел Максу Пол. – Не оглядывайся…»

Макс улыбнулся и шагнул к эсэсовцу.

– У него все будет хорошо, – заверил Морган.

«Нет, не будет, – подумал Пол. – Макс сбежит».

В ту самую секунду мужчина развернулся и дал деру.

Эсэсовцы оттолкнули пару, которую опрашивали, и рванули за ним:

– Стой! Немедленно остановитесь!

– Нет! – прошептал Морган. – Ну зачем он так? Зачем? Почему?

«Потому что он испуганный свидетель», – подумал Пол.

Макс, куда тоньше эсэсовцев в громоздкой форме, начал от них отрываться.

Вдруг у него получится? Вдруг он…

Выстрел эхом разнесся по улице, Макс рухнул на асфальт, на спине у него распустился кровавый цветок. Пол обернулся: третий эсэсовец вытащил пистолет и выстрелил с другой стороны улицы. Макс пополз к тротуару, но его быстро настигли первые два эсэсовца, запыхавшиеся от бега. Один из них выстрелил бедняге в голову и прижался к фонарному столбу, чтобы перевести дух.

– Идем! – шепнул Пол Моргану. – Скорее!

Они повернули обратно на Розенталерштрассе и зашагали на север вместе с другими пешеходами, без спешки удалявшимися от места стрельбы.

– Боже милостивый! – пробормотал Морган. – Я же месяцами его обрабатывал и помогал ему добывать сведения об Эрнсте. Что нам сейчас делать?

– Что бы мы ни придумали, действовать нужно быстро, пока кто-нибудь не связал его, – Пол глянул на труп Макса, – с Эрнстом.

Морган вздохнул и задумался:

– Из окружения Эрнста я больше никого не знаю… Зато у меня есть человек в Министерстве информации.

– У тебя есть агент прямо там?

– Национал-социалисты – параноики, но есть у них недостаток, паранойю компенсирующий. Это их эгоизм. Они внедрили множество агентов и даже не предполагают, что кто-то может внедриться к ним. Мой человек лишь секретарь, но что-нибудь да разузнает.

На оживленном перекрестке они остановились, и Пол сказал:

– Я заберу вещи из Олимпийской деревни и переберусь в пансион.

– Лавка ростовщика, у которого мы достанем винтовку, возле станции Ораниенбургер. Встретимся на площади Ноября 1923 года под большой статуей Гитлера. Допустим, в полпятого. У тебя карта есть?

– Раздобуду.

Мужчины пожали друг другу руки, глянули на обступивших несчастного и отправились каждый своей дорогой. Тем временем сирена снова завыла на чистых, аккуратных улицах города, заселенного вежливыми, улыбчивыми людьми. В том самом городе за два часа произошло как минимум два убийства.

Шуман понял, что бедняга Макс его не предал. Зато напрашивался другой, куда более тревожный вывод. Два копа или гестаповца шли по его следам, или по следам Моргана, или их обоих от Дрезденского проулка до «Летнего сада» и едва-едва их не поймали. В Нью-Йорке полиция так здорово не работает.

«Откуда, черт подери, взялись эти двое?» – недоумевал Пол.

– Йоган, как именно был одет тот мужчина в коричневой шляпе? – спросил Вилли Коль официанта.

– Он был в светло-сером костюме, белой рубашке и с зеленым галстуком, который показался мне аляповатым.

– Мужчина крупный?

– Очень, майн герр, но не толстый. Может, культурист?

– Еще какие-то отличительные черты?

– Больше я ничего не заметил.

– Он иностранец?

– Не знаю. По-немецки говорил безупречно. Если только с легким акцентом.

– Волосы у него какие?

– Не знаю. Скорее темные, чем светлые.

– Возраст?

– Не молод, но и не стар.

Коль вздохнул:

– Вы упомянули спутников?

– Да, майн герр. Тот человек пришел первым, затем к нему присоединился другой, тщедушнее, в черном или темно-сером костюме. Галстука я не заметил. За вторым подоспел третий. На вид чуть за тридцать. Судя по коричневому комбинезону, рабочий. Он появился позднее.

– У крупного мужчины был с собой портфель или чемодан?

– Да, коричневый портфель.

– Его спутники тоже говорили по-немецки?

– Да.

– Вы подслушали их разговор?

– Нет, герр инспектор.

– Лицо описать сможете? Лицо того мужчины в шляпе? – спросил Янссен.

Официант замялся:

– Его лица я не видел. Равно как и лиц его спутников.

– Вы подавали им еду и не увидели лиц? – удивился Коль.

– Не обратил внимания. В зале же полумрак. Да и здесь у нас столько людей… Глаза смотрят, но не видят, если вы меня понимаете.

Коль понимал, что это так, впрочем, понимал он и то, что с тех пор, как три года назад к власти пришел Гитлер, слепота превратилась в общенациональный недуг. Люди доносят на сограждан за преступления, которых не видели, а вот подробностей увиденных преступлений вспомнить не могут. Лишняя осведомленность грозит попаданием в «Алекс», штаб-квартиру крипо, или в штаб-квартиру гестапо на Принц-Альбрехтштрассе и просмотром бесчисленных фотопортретов уголовников. Добровольно в такие места не рвется никто: сегодня ты свидетель, а завтра арестованный.

Встревоженный взгляд официанта метался по полу, на лбу выступил пот. Коль пожалел беднягу.

– Раз лицо описать не можете, поделитесь с нами другими наблюдениями, и мы обойдемся без поездки в полицейское управление. Вдруг вспомните что-то полезное?

Официант поднял голову: на душе у него явно полегчало.

– Я помогу вам, – пообещал инспектор. – Начнем с конкретики. Что он ел и пил?

– Вот об этом расскажу. Сначала тот мужчина заказал пшеничное пиво. Прежде он точно его не пробовал: пригубил и сразу отодвинул стакан. Зато до дна выпил пшоррский эль, который заказал его спутник.

– Хорошо, – отозвался Коль.

Никогда не знаешь, что в итоге принесут такие штрихи к портрету подозреваемого. Может, укажут на его родину, может, на что-то более определенное. В любом случае зафиксировать стоило, и Вилли Коль записал в замусоленном блокноте, лизнув кончик карандаша.

– А ел он что?

– Капусту с сосисками, к ним много хлеба и маргарина. Они заказали одно и то же. Здоровяк съел все, он явно проголодался. Его спутник – половину.

– А третий человек?

– Только кофе выпил.

– А номер один, назовем его Здоровяком, как он держал вилку?

– Вилку?

– Он отрезал кусок сосиски, перекладывал вилку в другую руку и ел отрезанное? Или он подносил вилку ко рту, не перекладывая в другую руку?

– Я… я не уверен, герр инспектор, но, думаю, вилку он перекладывал. Я говорю так, потому что он то и дело откладывал вилку, чтобы выпить пиво.

– Отлично, Йоган.

– Я рад оказать фюреру любую помощь.

– Да-да, конечно, – устало отозвался Коль.

Перекладывание вилки… В других странах это норма, в Германии – диковинка. Как и свист таксисту. Значит, выговор у него и впрямь иностранный.

– Он курил?

– По-моему, да.

– Трубку? Сигары? Сигареты?

– Вроде сигареты. Только я…

– Не разглядел фабричную марку.

– Не разглядел, герр инспектор.

Через зал Коль прошел к столику подозреваемого, внимательно рассмотрел его и стулья, стоящие вокруг. Ничего полезного. В пепельнице оказался пепел и ни одного окурка. Коль нахмурился.

Очередное доказательство того, что подозреваемый умен?

Коль опустился на корточки и зажег спичку над полом у стола.

– Ах, Янссен, взгляните! Такие же чешуйки коричневой кожи, как мы видели ранее. Это точно наш фигурант. В пыли характерные следы: вероятно, тут стоял его портфель.

– Интересно, что в нем? – проговорил Янссен.

– Нет, это нам неинтересно, – отозвался Коль, сгребая чешуйки в конверт. – Пока неинтересно. Сейчас важен сам портфель и связь, которую он устанавливает между этим человеком и Дрезденским проулком.

Коль поблагодарил официанта, с тоской взглянул на блюдо с венским шницелем и вышел из ресторана. Янссен следом.

– Давайте опросим местных: вдруг нашего господина кто-то видел. Вы займитесь противоположной стороной улицы, а я – цветочницами. – Коль невесело рассмеялся: берлинские цветочницы вежливостью не славились.

Его помощник достал носовой платок, вытер лоб и тихонько вздохнул.

– Янссен, вы устали?

– Нет, герр инспектор, ничуть. – Молодой человек замялся, потом продолжил: – Просто порой мы стараемся без надежды на успех. Столько труда ради убитого толстяка!

Коль вытащил свою желтую трубку из кармана и нахмурился: его угораздило сунуть пистолет в один карман с трубкой, вот чаша и поцарапалась.

Он наполнил трубку табаком и сказал:

– Вы правы, Янссен: погибший был толстяком средних лет. Но ведь мы умные детективы и знаем о нем кое-что еще.

– Что именно, герр инспектор?

– Что он был чьим-то сыном.

– Ну… да, конечно.

– А может, и чьим-то братом. Может, чьим-то мужем и любовником. Если посчастливилось, то отцом сыновей и дочерей. Надеюсь, есть и бывшие возлюбленные, которые порой о нем вспоминают. В будущем у него могли появиться новые возлюбленные. Он мог подарить миру еще троих-четверых детей. – Инспектор чиркнул спичкой о коробок и раскурил трубку. – Если рассматривать случившееся с этой позиции, то мы расследуем не таинственное убийство толстяка. Нам досталась трагедия, паутиной охватывающая много жизней, географических точек, много лет. Печально, не правда ли? Теперь понимаете, почему наша работа важна?

– Да, герр инспектор.

Коль почувствовал, что молодой напарник действительно понял.

– Янссен, вам нужна шляпа! Касательно следующего задания я передумал. Вы займетесь тенистой стороной улицы. Да, вам придется опрашивать цветочниц! Они научат вас словечкам, которые и возле казарм штурмовиков не услышишь. Зато вернетесь к жене в нормальном состоянии, а не цвета молодой свеклы.