Онлайн чтение книги Город прокаженного короля
Глава III. Предатели

Всё дальше и дальше уходил грузный на вид, но быстроходный и подвижный бэлон Лакон-Тая от Бангкока, пробираясь сначала по могучему Мэ-Наму, потом по разнообразным естественным каналам и притокам этой великой водной артерии Сиама, подвигаясь неуклонно на север, туда, где, если верить легендам, в непроходимых дебрях, среди болотистой местности скрываются от взора людского святое озеро Тули-Сап и покинутый людьми Город Прокажённых с его многовековыми храмами и дворцами.

Для других путников время тянулось бы нестерпимо медленно, но для пассажиров бэлона это было полной интереса прогулкою: лодка, предоставлявшая известный комфорт, была гонима сильными ударами вёсел опытных и ловких гребцов, верный оруженосец Лакон-Тая вечно бодрствующий Фэнг чудесно управлял судном, доктор Галэно и Лэна-Пра проводили на палубе целые дни, вместе любуясь чудесной панорамой, развёртывавшейся перед их взорами, картинами жизни тропиков, столь причудливыми и пёстрыми, а Лакон-Тай вспоминал свою молодость, прошедшую в странствиях и походах против полудиких бирманцев и камбоджийцев, вторгающихся в пределы Сиама, и рассказывал молодым людям о пережитых опасностях и о виденных чудесах природы.

Молодой естествоиспытатель поражался, слыша от старика массу интереснейших подробностей из мира растений или животных.

— Видите этот лес? — обращал его внимание Лакон-Тай на группу дерев, словно спустившихся с гористого берега к потоку, чтобы утолить жажду речною влагою. — Это — вечное дерево. Вы, европейцы, называете его тэк. Оно идёт на постройку судов, потому что ни одно дерево в мире не может сравниться с тэком в способности сопротивляться гниению от пребывания в воде. У берегов Сиама и теперь попадаются суда, сооружённые сто лет тому назад. И дерево словно вчера только срублено в лесу, такое оно крепкое и здоровое несмотря на пребывание в воде в течение целого века…

А вот другое дерево, растущее, наподобие бамбука, узлами. Внутри этих стволов, не знаю, по каким причинам, иногда накопляется порошок, который мы, сиамцы, называем орлиным порошком. Этот порошок ценится на вес золота, и счастлив дровосек, когда ему удаётся набрести на такой ствол орлиного дерева: иногда с одного ствола получается до полпуда порошка, за который китайцы и японцы платят безумные деньги, потому что порошок этот даёт материал для приготовления лучших в мире духов.

— Что это за птица? — обращал Роберто внимание старика рассказчика на нырявшую у песчаной отмели большую птицу.

— Это? Корморан-рыболов. Те же китайцы, японцы, отчасти малайцы ловят корморанов, приручают их и обучают ловить рыбу, но тогда птица охотится за водяными обитателями не для себя, а для своих господ: люди научились надевать на шею «рыболова» кольцо, которое не даёт птице возможности проглотить даже маленькую схваченную ею рыбёшку, и корморан вынужден покорно тащить добычу своим хозяевам, а те в награду дают ей время от времени какую-нибудь полупротухшую рыбину…

— Что это за крик, напоминающий истерический хохот? — осведомился как-то раз утром Роберто Галэно, тщетно старавшийся разглядеть странное животное, пронзительно хохотавшее в глубине леса.

— Лу-гуои! Смеющаяся обезьяна! — ответил Лакон-Тай. — Если тебе, друг, хочется поближе поглядеть на этого хохотуна, мы можем устроить охоту на него. Кстати, наши припасы заметно истощаются, и нам не мешало бы поохотиться в лесу, чтобы запастись мясом, но, разумеется, не мясом лу-гуои, потому что ни один из наших гребцов не прикоснётся ни за что к мясу этой обезьяны: по народному поверью, лу-гуои вовсе не обезьяна, а «дикий человек леса». Обезьяна, будто бы, обладает пониманием человеческой речи, но она скрывает это уменье по очень курьёзной причине: боится, что настоящие люди обратят её в рабство и заставят работать на себя. Впрочем, лу-гуои свирепое животное и, охотясь на него, надо соблюдать особую осторожность.

Совет старого опытного охотника оказался как нельзя более кстати, и через какой-нибудь час Роберто Галэно понял, что такое смеющаяся обезьяна сиамских лесов, испытав на себе её силу и неукротимость.

Дело в том, что охотникам не представилось особых затруднений, ориентируясь по крику лу-гуои, напасть на следы обезьяны. В охоте приняли участие четверо человек: Лакон-Тай, Лэна-Пра, врач и Фэнг. Дойдя до места, где, по всем признакам, могла скрываться обезьяна, охотники разделились, чтобы окружить группу дерев, где мог скрываться хохотун. Лакон-Тай с Фэнгом пошли направо, итальянец и девушка, владевшая ружьём не хуже отца, — налево.

Несколько минут спустя вдали, где находились Лакон-Тай и Фэнг, послышались два выстрела. Тогда Роберто Галэно и девушка поторопились пойти туда и при этом наткнулись почти в упор на качавшуюся на ветке дерева над тропинкою обезьяну огромного размера. Лэна выстрелила, но пуля только задела животное, успевшее спрятаться за ствол. В ответ на выстрел послышался яростный вой, сменившийся хохотом, от звуков которого мороз подирал по коже.

Бросившись на поиски раненого животного, охотники не заметили, что оно само подстерегает их, притаившись в густой листве. Миг — и бурая масса обрушилась на спину Роберто и сбила его с ног. Падая, итальянец зацепил курок карабина, и ружьё выстрелило.

Не успел доктор сообразить, что произошло, как сзади него раздался выстрел, и обезьяна, уже бросившаяся на упавшего, отскочила в сторону.

— На помощь! Помогите! — услышал он крик.

Вскочив, Роберто увидел, что огромная обезьяна, словно задыхающаяся от пароксизма хохота, схватила бревнообразными руками Лэна-Пра и грозит перегрызть ей горло острыми клыками.

Словно безумный, Галэно нанёс лу-гуои страшный удар прикладом в морду, обратив её в кровавую лепёшку.

Обезьяна выпустила девушку, но яростно бросилась на старого врага. Галэно отскочил, чудом спасшись от гибели, потому что лу-гуои тянулся к его горлу крючковатыми пальцами, и нанёс обезьяне снова удар по голове, потом по груди, по плечам, в то же время едва увёртываясь от тянувшихся к его горлу мохнатых лап, грозивших задушить его во мгновенье ока.

Однако такая борьба не могла затянуться, потому что человек быстро терял силы, а животное словно обретало их с каждым новым полученным ударом… Роберто Галэно чувствовал, что ещё миг — и он погиб, если не свершится чудо. И чудо свершилось: что-то прогрохотало за его спиною, серый дым заволок окрестности, и когда этот дым рассеялся, Роберто Галэно увидел огромное тело обезьяны, подёргивавшееся предсмертными судорогами, у своих ног.

— Хвала богам! — услышал естествоиспытатель взволнованный голос Лакон-Тая. — Я думал уже, что вы поплатились жизнью, пытаясь спасти мою дочь. Но Фэнг стреляет и теперь, как встарь, без промаха. Посмотрите: его пуля пролетела на волосок от вашей головы, не зацепив вас, и угодила в глаз лу-гуои, поразив зверя насмерть. Я только докончил дело Фэнга выстрелом в сердце хохотуна, сократив агонию обезьяны, потому что и с пулею в мозгу она тянулась к вам…

— А где же Лэна-Пра? — оглянулся Роберто.

Но девушка уже стояла возле него. Он не успел сообразить, в чём дело, как почувствовал на своей руке поцелуй: Лэна-Пра поднесла его руку к своим устам со словами благодарности.

— Что вы, что вы, Лэна? — отдёрнул Роберто руку.

— Вы уже спасли один раз мою жизнь! — сказала серьёзно девушка. — Это было тогда, когда вы спасли от смерти моего отца. Ведь я не пережила бы его погибели!.. Теперь вы спасли меня вторично. Я не знаю, как отблагодарила бы вас за это девушка вашей родины, но я выражаю мою благодарность, как умею…

Взволнованный до глубины души Роберто сам поцеловал руку молодой девушки. Потом охотники, сняв шкуру с убитого хохотуна, поторопились возвратиться к бэлону, благо Фэнг тащил уже за поясом пару великолепных жирных диких индюков, мяса которых было достаточно, чтобы накормить весь экипаж барки.

По дороге, однако, пришлось остановиться: Роберто Галэно услышал странные мелодичные звуки, исходившие из травы у подножия какого-то банана, словно там пела неведомая птичка, и заинтересовался этим.

— Тан-тай! — пояснил Лакон-Тай — Поющая ящерица, или ящерица землетрясения.

— Что такое? — изумился Роберто.

— Ну, да, ящерица землетрясения! — вмешался в разговор Фэнг. — Подождите, я попробую, может быть, мне удастся поймать певунью, благо она не из того сорта ящериц, водящихся в Бирмании, которые ядовиты не менее самой ядовитой змеи.

Пять минут спустя в руках Роберто Галэно очутилось изловленное Фэнгом грациозное маленькое животное с курьёзною, словно раздутою головою, и тонким, стройным, почти змеиным тельцем серого цвета, покрытым разноцветными пятнами.

— Но почему вы называете эту певунью ящерицею землетрясения, друг Лакон-Тай? — заинтересовался молодой учёный.

— Потому что эта ящерица — величайший друг человека! — серьёзно ответил старик. — Не знаю, чем это объяснить, но тан-тай предчувствует близость землетрясения и оповещает о грядущей беде всегда за несколько минут особенно резкими, тревожными криками, словно при землетрясении и ему грозит опасность погибнуть. Таким образом, мои соотечественники стараются всегда держать у себя в доме в клетке тан-тая, но, к сожалению, животное в неволе скоро погибает. Но идёмте к нашей лодке! Уже поздно!

И странники поспешили к бэлону. Там всё оказалось в полном порядке, и гребцы, стосковавшиеся по доброму куску хорошего мяса, немедленно принялись жарить индюков, присоединив к ним трёх или четырёх тут же подстреленных Фэнгом корморанов. Мясо этих последних не понравилось итальянцу, потому что жир корморана отдаёт тиною и рыбным запахом, но гребцы поглощали корморанье жаркое как настоящее лакомство.

Трапеза ещё не была закончена, как на берегу, у которого причалил бэлон, показалась целая партия полуодетых людей, которыми явно руководил высокий старик.

— Искатели древесного масла! — сказал, завидя этих людей, Лакон-Тай. — Да это целая экспедиция. И с ними ещё какие-то странные субъекты. Бьюсь об заклад, что это не сиамцы, а, вернее, выходцы из области Камбоджи. Смотрите! У них карабины, и, кроме того, они тащат за спиною какие-то кожи!

Новые пришельцы, видя роскошную барку, робко приблизились к берегу, и старшина партии искателей масла, узнав в Лакон-Тае вельможу, поторопился предложить свои услуги, если в них встретится надобность, но Лакон-Тай отказался, пожелав лишь узнать, что за чужеземцы присоединились к сиамцам.

— Мы — агенты-охотники одного фаринги, который живёт в Бангкоке! — пояснил один из охотников. — Фаринги — совсем сумасшедший: он платит нам деньги, чтобы мы доставляли ему шкуры разных животных, в том числе обезьян. Услышав, что в этой местности обезьяны положительно кишат, мы пришли сюда, чтобы устроить охоту на четвероруких истребителей посевов… Если господин пожелает, мы можем устроить эту охоту в его присутствии: любопытно посмотреть, как попадаются в наши сети обезьяны!

Лакон-Тай десятки раз видел охоту на обезьян, действительно являющихся злейшим врагом сиамского земледельца и садовода, но ни Лэна-Пра, ни, тем более, доктор-европеец не видели ничего подобного, и старик в угоду им изъявил желание задержаться в этой местности и принять участие в оригинальной охоте.

Отдохнув ещё час на бэлоне, наши странники покинули барку, которая прошла вверх по течению и причалила у посёлка искателей масла, и углубились в лес вместе с ловцами. Очень скоро они достигли места, где заросли казались буквально переполненными стаями четвероруких. Обезьяны шныряли по густой траве, с быстротою белок взбирались по стволам, забивались в листву или качались на ветвях дерев, и приближение людей, по всем признакам, не производило на них особого впечатления. Тут были буденг с подобием бороды и длинными хвостами, дук с розоватыми лицами и сиаманг, самая, кажется, уродливая из всех.

Ловцы расставили на выбранной полянке большие глиняные кувшины, наполненные рисом.

— Тут будет хорошее угощение для «лесных людей», — засмеялся один из них. — В рис подмешан опиум и ещё кое-что…

Оставив на полянке кувшины, люди отошли. Через минуту полянка кишела обезьянами. Сначала они недоверчиво похаживали вокруг кувшинов, потом какой-то бородатый смельчак рискнул и запустил лапу в узкое горлышко кувшина. Торжествующий крик раздался из его зобастого горла. Должно быть, на обезьяньем языке это означало:

— Ура! тут есть чем поживиться нашему брату!

И он принялся уплетать отравленный рис, запихивая его в пасть обеими лапами. Его примеру последовали другие, потом около горшков с рисом завязалась свалка. Скоро, однако, с обезьянами стало твориться что-то неладное: к рису был подмешан в огромном количестве перец, который вызвал изжогу, и у лакомок показались слёзы на глазах. Утирая глаза теми же лапами, которыми они хватали рис, обезьяны засыпали глаза перцем, и тогда началось уже столпотворенье вавилонское: крики боли, гнева, испуга понеслись со всех сторон. Животные катались по земле, свивались в клубки, дрались, рычали, визжали и выли!

— Теперь пора. Они все слепы! — сказал первый из ловцов и с поднятою дубиною шагнул на полянку. Второй последовал его примеру, и они, работая с удивительным мастерством дубинами, в четверть часа перебили огромное количество злополучных лакомок, расплачивавшихся жизнью и шкурами за удовольствие покушать рисовой каши…

Увлекшись наблюдением, наши странники внезапно очнулись, когда откуда-то издалека донеслись глухие звуки ружейных выстрелов.

— Что-то случилось на реке! — воскликнул побледневший Лакон-Тай. — Поспешим, друзья! Кажется, на наших гребцов напал какой-то враг!

Ловцы обезьян переглянулись странным многозначительным взглядом и почему-то стали уговаривать Лакон-Тая остаться ещё в лесу, обещая показать ещё кое-что интересное, а когда не на шутку встревоженный старик наотрез отказался и поспешил со своими спутниками покинуть полянку, на которой ещё валялись тёплые тела только что убитых обезьян, ловцы остались тут. Глядя вслед Лакон-Таю, чуть ли не бежавшему к реке, один из ловцов промолвил другому сквозь зубы:

— Обезьян ловят на рис. Людей можно поймать на обезьяну. Понимаешь?

Другой засмеялся и ответил:

— Пусть поищут свою барку! Наш покровитель должен быть доволен нами: мы увели этих слепцов так далеко от реки, как только было возможно…

Потом мнимые ловцы обезьян, не обращая внимания на добычу, тенью скользнули в чащу и потерялись в тени бананов, скользя по траве бесшумно.

Двадцать пять минут спустя Лакон-Тай и его спутники находились уже у реки, там, где находились лагерь собирателей масла и бэлон. Ужасная картина представилась им: наскоро сооружённые хижины бедняков — собирателей масла догорали, здесь и там валялись изуродованные трупы. От бэлона не было и следа…

— Где же люди? Где мои верные слуги? — растерявшись от неожиданно нагрянувшей беды, спрашивал Лакон-Тай. — Что случилось? Я ничего не могу понять! Кто мог напасть на наш бэлон? Какие-нибудь местные дикари? Но за что они истребили своих же соплеменников? И потом, ведь наши гребцы были поголовно вооружены и могли оказать сильное сопротивление целой банде врагов, а я тут не вижу ни одного трупа чужих, словно наших людей застигли врасплох…

— Вот где наши гребцы! — воскликнул в это мгновенье Фэнг.

В самом деле, несколько в стороне от горящего селения лежали в разнообразных позах злополучные гребцы исчезнувшего бэлона, но тщетно доктор Галэно искал на этих телах следов ран: казалось, гребцы погибли в один момент, поражённые громовым ударом.

— Они словно спят! — прошептала с содроганием Лэна-Пра.

Естествоиспытатель наклонился к первому близлежащему гребцу и приложил ухо к его груди, потом подошёл к другому, к третьему.

— Да они и в самом деле не умерли, а только спят! — сказал он. — Может быть, их отравили? Но чем? А, вот оно!

И он принялся разглядывать валявшиеся тут же два сосуда.

— Тут была рисовая водка, тодди! — сказал он, понюхав содержимое сосудов. — Но к ней, надо полагать, было примешано ещё что-то, какое-то усыпляющее, может быть, тот же опиум…

— И их взяли, как те ловцы взяли беззащитных обезьян! — проворчал Фэнг.

— Стойте, друзья! — вскрикнул Лакон-Тай. — Нам надо пойти туда, где были эти ловцы обезьян. Я начинаю подозревать, что они нас с целью заманили в лес!

— Так они и будут дожидаться нас! — проворчал Фэнг. — Они давно улепетнули, сделав столь успешно своё дело.

Тем временем доктор продолжал обследовать спавших беспробудным сном гребцов.

— Нет, кажется, эти люди не отравлены, а только усыплены! — сказал он после долгого наблюдения. — Готов поспорить, что не позже, как завтра, они проснутся, но, разумеется, с адскою головною болью!

— А что предпримем мы? — спросила Лэна-Пра у отца, стоявшего в глубоком раздумье.

— Останемся и мы тут. На нас лежит обязанность охранять этих несчастных. Ведь их могут растерзать хищные звери или явятся прикончить те самые неведомые враги, которые их усыпили. Впрочем, может быть, Фэнга одного будет достаточно для этого, а мы втроём обследуем лес.

Предпринятое обследование леса только подтвердило опасения и указало, что ловцы обезьян принимали участие в таинственном заговоре, так как ни с единой из убитых обезьян не была снята шкура…

— Вот видите? — твердил обескураженный старик. — С нами сыграли скверную шутку! Бэлон исчез, без него почти невозможно продолжать путь к священным водам озера Тули-Сап… Мои люди усыплены… Поселение лесорубов уничтожено, и сами они или перебиты или разогнаны по лесу. Неужели же вы не видите, что это страшный удар, направленный именно против нас, или, правильнее, против меня? Какой-то могучий и беспощадный враг, тот самый, который отравил белых слонов, который подговорил нашего властителя послать меня в дебри Сиама с этим странным поручением разыскать скипетр Короля Прокажённых, этот враг теперь пытается отнять у меня возможность добраться до заветной цели!

— Очень может быть, что вы правы, Лакон-Тай! — отозвался доктор, обдумав сказанное стариком. — Но не надо падать духом: мы живы, в вооружении недостатка нет, наши люди проснутся завтра, и мы пойдём снова к нашей загадочной цели, несмотря ни на что! Потерян бэлон? Так! Но мы ещё придумаем что-нибудь!

— Да, мы придумаем! — оживился старик. — Я не хочу погибать, и я не погибну! Я отыщу этот проклятый… этот священный скипетр Короля Прокажённых, хотя бы для этого мне пришлось спуститься в ад!

— А мы, отец, пойдём за тобою! — положила ему руку на плечо, ласково улыбаясь, Лэна-Пра. — Правда, доктор?

Роберто Галэно молча кивнул головою.

Подумав немного, он задал вопрос:

— Но куда же мы направимся теперь?

Лакон-Тай ответил:

— Сначала придётся подыматься по течению реки Нам-Сак до устья канала, соединяющего эту реку с Мэ-Намом. На это уйдёт не менее шести-семи дней. Потом придётся пробираться по горам. Там уже будет видно, что делать дальше. Сейчас вопрос заключается в том, что…

— Стой! Кто идёт? — прервал его слова крик Фэнга, схватившегося за ружьё.

— Не стреляйте! Это мы, собиратели масла! — послышался ответ, и на опушке показалась толпа людей, в которых наши странники без труда узнали своих гостеприимных хозяев этого утра.

— О, господин мой! — всхлипывал подошедший к Лакон-Таю высокий старик, старшина партии собирателей масла. — О, добрый и могучий господин мой! За что обрушилось на нас это несчастье? Что сделали мы этим людям, этим демонам? Всё, что мы выработали в лесу за два месяца трудной работы, всё это погибло!

— Но кто это сделал? — спросил Лакон-Тай.

— Кто же знает? — пожал плечами старик. — Знаю одно: это не наши соотечественники, это или бирманцы, или, вернее, люди из области великой реки Камбоджи. Они явились под видом мирных странников, принялись угощать ваших гребцов, а когда те свалились и заснули, начался неожиданно грабёж и избиение моих людей, ни в чём неповинных, мирных бедняков…

В разговоре о загадочном нападении прошла добрая половина ночи.

Разумеется, Лэна-Пра мирно спала: и тут, в глуши лесов, зная, что она находится под охраною отца, Фэнга и… и доктора-европейца, она чувствовала себя в полной безопасности, словно в своём дворце в Бангкоке. Но сон мужчин был тревожен, да и на всякий случай они постоянно сторожили, сменяясь каждый час.

После полуночи некоторые из опоенных снотворным зельем гребцов стали проявлять признаки жизни, шевелиться, бормотать, приподниматься, оглядываясь вокруг мутными глазами.

Один за другим они приходили в сознание и приближались к костру, у которого сидели, сторожа покой лагеря, Лакон-Тай или Фэнг. Узнав о том, что случилось, бедняги приходили в отчаяние, но Лакон-Тай успокаивал их, советуя лишь на будущее время никому не доверять и пуще всего не соблазняться даровым угощением.

Солнце взошло и осветило место пожарища.

В это время на реке показалась медленно плывущая лодка, в которой сидели три человека.

Один из них крикнул удивлённо:

— Что это у вас тут стряслось? Пожар, что ли?

Вместо ответа Лакон-Тай отдал ему повелительным голосом приказание:

— Причаливай сюда! Я Лакон-Тай, вождь, действую именем нашего великого повелителя!

— Да продлят боги дни его. Я причаливаю! — ответил пловец, и лодка мягко уткнулась носом в прибрежный песок.

Лакон-Тай предложил пловцам продать лодку, но старший из них, рулевой или лоцман, заявил, что он только приказчик какого-то негоцианта и без ведома хозяина продавать лодку не может.

Но тут же выяснилось, что лодка идёт с небольшим грузом перца в Сараван, и пловцы охотно согласились принять на борт Лакон-Тая и всех его спутников, тем более что таким образом путешествие их самих могло быть чрезвычайно ускорено помощью дюжины мускулистых гребцов Лакон-Тая.

Сделка была скоро заключена, к обоюдному удовольствию, но Роберто Галэно с видимым недоверием наблюдал за каждым движением лоцмана, лицо которого ему не внушало никакого доверия. Однако, когда он высказал свои опасения, Лакон-Тай пожал плечами.

— Нет, опасности тут быть не может, друг! Подумайте: их только трое, и они совершенно безоружны, нас же шестнадцать человек.

Итальянец как будто успокоился, но на самом деле всё время пути до Саравана, куда лодка прибыла благополучно на четвёртый день, не спускал глаз с подозрительного лоцмана.

По временам ему казалось, что он где-то уже видел лицо пловца, но где и когда?

Этого он не мог сказать…

На пути в Сараван путники пережили несколько охотничьих приключений, и, между прочим, им удалось присутствовать при характерной сцене: во время одной из экскурсий в глубь леса в поисках съедобной дичи они услышали яростные крики, треск крушимого дерева, тяжкий топот ног. Оказалось, что средней величины стадо слонов почему-то подверглось нападению свирепого носорога-отшельника, который в слепой ярости распорол своим рогом бок одному из хоботоносцев. Но за смертельно раненного товарища вступились его компатриоты и жестоко отделали врага, колотя его хоботами, словно таранами, и толкая могучими клыками, покуда измолоченный носорог не сбежал сам в чащу леса.