Онлайн чтение книги Город великого страха
V. УЖАС БРОДИТ ПО ПЕЛЛИ

«Наполеона „господином“ не величают».

Таков был девиз мэра Ингершама, который не только разрешал своим подчиненным называть себя просто Чедберн, но даже хмурился, если они обращались к нему иначе.

Мэр был человек громадного роста – шесть футов и несколько дюймов. Его массивная голова сидела на широченных квадратных плечах, а под безупречным костюмом из плотного сукна перекатывались мышцы борца.

В маленьком городке он олицетворял закон, закон феодального владыки, но такое положение дел устраивало всех, ибо его можно было выразить в нескольких словах: тишина, спокойствие и нетерпимость к возмутителям спокойствия!

Странная смерть мистера Кобвела шокировала мэра, словно оскорбление нанесли его собственной персоне; исчезновение же сестер Памкинс повергло его в холодный гнев.

– Сержант Ричард Лэммл!

Когда Чедберн прибавлял имя к фамилии и званию, констебль Ингершама знал, что надвигается буря.

– Постарайтесь вдолбить женщине по имени Чиснатт, что ей придется покинуть развалюху, которую она арендует у муниципалитета, не платя ни гроша, если она не замкнет на замок свою гадючью пасть, и что у нее есть все шансы не найти жилища на всей территории Ингершама. Это во-первых.

Если коммунальные службы пересмотрят право на пенсию миссис Бабси, сия болтливая матрона узнает, что ей положена лишь треть суммы, которую она получает каждые три месяца. Мне не хотелось бы прибегать к подобным мерам, но если некоторые высказывания, рожденные бурным воображением сей дамы, не прекратятся… Это во– вторых.

Мисс Сойер должна сразу и без экивоков понять, что моя любимая пословица: «Слово – серебро, а молчание – золото». Она поймет, ибо не лишена ни ума, ни сообразительности. Это в-третьих.

Брачный контракт Билла Блоксона и мисс Снагг готов и будет вручен им без всякой оплаты. На пустоши Пелли имеется небольшая нежилая ферма, а поблизости пруд, который, как говорят, кишмя кишит рыбой; отдел муниципальных владений получил приказ подготовить арендный договор сроком на девять лет на имя Блоксона; стоимость аренды– три фунта в год вместе с налогами.

– Черт подери, – вставил сержант, – это недорого.

– Вы верно подметили, сержант Ричард Лэммл, это совсем недорого. Кстати, предупредите официальным путем вдову Пилкартер, что я даю ей отсрочку в уплате штрафа в шестнадцать фунтов и восемь шиллингов, назначенного ей по статье незаконной продажи табака и спиртных напитков. Даю отсрочку, но не аннулирую штраф.

– Прекрасно, это называется «надеть намордник»!

– Идите, Лэммл!

Гроза миновала.

Сержант шагнул к двери, но через порог переступить не решился.

– Обязан вам доложить, господин мэр, – быстро проговорил он, – вчера в ратуше вновь объявилось привидение.

Как ни странно, но Чедберн не рассердился; он поудобней устроился в своем большом кожаном кресле, вытащил из коробки черную сигару, медленно раскурил ее и спросил вполголоса:

– Где же?

– Оно стояло перед стеклянным закутком мистера Дува.

– А мистер Дув?

– Его лампа горела, он перестал работать, положил на стол свое перо и стал смотреть на привидение.

– Дальше!

– Я удалился, мне надо было закончить ежевечерний обход помещений. Привидение обогнало меня около кабинета записи актов гражданского состояния и пересекло внутренний дворик. Оно меня не видело.

– Ладно, – вздохнув, промолвил мэр. – Я поручил мистеру Дуву вступить с ним в переговоры; ему это не удалось. Привидение совершенно равнодушно ко всему. Ба! Оно никому не мешает… До свидания, Лэммл.

Когда Чедберн остался в одиночестве, выражение безмятежности исчезло с его лица, и лоб мэра прорезали глубокие морщины.

– Чтоб он к дьяволу провалился, проклятый призрак, и без него забот по горло.

Чедберн взял акустическую трубку со свистком и издал сигнал.

– Пригласите мистера Дува! Но сначала принесите на подпись бумаги.

Через несколько мгновений в кабинет вошла девушка в роговых очках и поставила перед мэром плетеную корзинку с тонкой пачкой бумаг.

– Здравствуйте, мисс Чемсен. Как ваши дела? Лечение свежим воздухом пошло на пользу?

Девушка покраснела и замялась.

– Мы возвращаемся в город, – сказала она после долгого молчания.

Мэр с удивлением взглянул на нее.

– Мы предоставили вам чудесный коттедж.

Мисс Чемсен опустила голову, как нашкодивший ребенок, и жалобно произнесла:

– Сестра не хочет там оставаться, и служанка грозится покинуть нас.

Чедберн еле сдержал гневный жест, потом ласково сказал:

– Ну-ну, малышка, расскажи-ка мне, что там у вас не ладится.

Весь облик девушки выражал отчаяние.

– Я ничего не знаю. Люди боятся. Не спрашивайте меня, ни они, ни я не можем ничего объяснить, господин мэр. Пелли – очаровательное место, цветы среди диких трав, пьянящий аромат шиповника, птицы, кролики. Но когда наступает вечер, ночь!

– Вечер, ночь? – повторил Чедберн. – И тогда?..

Мисс Чемсен заломила белые худые руки.

– О, не сердитесь на меня, я больше ничего не могу сказать! Неизвестно почему, на вас нападает страх. Может, существуют незримые ужасы, которые в определенный момент становятся явью? Вы будете отрицать, господин мэр, но, клянусь вам, я верю в это.

– Дитя мое, – произнес Чедберн с доброй улыбкой, – когда нервы подводят бедных смертных, последние не стесняются в выражениях.

Назовите мне факт, дайте реальное доказательство, и я постараюсь помочь вам. А пока хочу сделать кое-что для вас и ваших близких. Нам повезло – среди нас живет детектив из Скотленд-Ярда; говорят, он очень способный. Конечно, трудно наводить его на несуществующий след, требовать, чтобы он надел наручники на невидимку. Но ради вашего спокойствия я попрошу его заняться этим делом.

Мисс Чемсен сцепила ладони, и в ее глазах появились слезы признательности.

– О, господин мэр, вы слишком добры!

– Доброта никогда не бывает излишней, моя милая, и не благодарите меня. Боюсь, почтенному мистеру Триггсу придется приложить немало усилий, чтобы изловить Ужас собственной персоной. А пока не заставляйте ждать мистера Дува, я слышу его шаги.

Дув вошел, держа в руках толстую папку.

– Рисунки очень хороши, – начал он, – но не стану утверждать, что превосходны. Вестминстерское аббатство изображено штрихами, без теней и рельефности, нет, это не искусство.

– Хорошо, хорошо, – примирительно ответил Чедберн, – я не требую от вас большего. Я ценю в рисунке четкость, правильность и законченность линий. А в настоящем искусстве ничего не смыслю; следует простить мне сей недостаток.

Мистер Дув молча покачал головой и застыл в позе подчиненного, ожидающего указаний от своего начальника.

– А как поживает привидение? – вдруг спросил мэр.

– Оно совсем не изменилось, – спокойно ответил мистер Дув, – и, думаю, никогда не изменится, так как существует в измерений, откуда время изгнано. Вчера вечером оно остановилось перед большим стеклом моего кабинета, и я посмотрел на него.

– Что сообщают по его поводу архивы?

– Незадолго до отбытия Кромвеля был арестован один из граждан Ингершама, почтенный Джеймс Доббинс. Он громогласно заявлял о своей невиновности – не знаю, что ему инкриминировали, – но умер на эшафоте и, как многие казненные поклялся вернуться на место своих, мук.

Я думал, что Доббинс сдержал свою клятву, но наткнулся в архивах на два прекрасно исполненных портрета мученика. Он не носил ни рясы-капуцина, ни шапочки, ни бороды; это был упитанный человек с поросячьим личиком.

По нашей ратуше бродит призрак другого человека, а не Джеймса Доббинса. К счастью, история Ингершама бедна преступлениями и преступниками. Но лет сто тому назад торговец по имени Джо Блексмит прикончил дубиной на крыльце ратуши стражника, преграждавшего ему путь алебардой.

Блексмит сбежал в Лондон и исчез. Быть может, его отягощенная грехами душа, избежав человеческого правосудия, оплачивает долги на месте своего преступления?

– Не знаю и потому спрашиваю вас, – ухмыльнулся Чедберн.

– Блексмит косил и ужасно хромал, кроме того, был рыжим, за что и подучил прозвище Красный Джо. Он не похож на наше привидение.

– Хватит! – приказал мэр. – Забудем о загадочном персонаже до того дня, пока он сам о себе не расскажет. Кстати, мисс Чемсен вам ничего не говорила?

– Она обо всем рассказала, – ответил мистер Дув.

– Что вы думаете по этому поводу?

Старый писец покачал головой.

– Похоже на таинственные «существа» прошлых веков.

Чедберн вскипел:

– Это не объяснение. Дув, а я жду от вас именно такового. Вернее, от вашего друга Триггса. Его следует заинтересовать случаем мисс Чемсен. Пусть он погостит денек-другой у нее в коттедже. Сестра нашей сослуживицы в совершенстве освоила искусство кулинарий, и вашему другу ни о чем не придется сожалеть, если он любит полакомиться.

Мистер Дув согласился побеседовать с Сигмой Триггсом.

– В ближайшее солнечное воскресенье мистер Триггс разместился в «Красных Буках».

Коттедж получил свое название из-за полдюжины чудесных деревьев, золотистая сень которых укрывала домик от палящего солнца.

Лавиния Чемсен и ее сестра приняли его, словно принца.

Даже старая Тилли Бансби, их служанка, в честь лондонского детектива, «который, конечно, наведет порядок», отложила церемонию сдачи передника на несколько дней.

– Триггс мучился, спрашивая себя, какой же порядок он будет наводить, но вслух ничего не говорил, ибо доверие дам льстило ему.

Сестры Чемсен заранее осведомились у мистера Дува о вкусах и привычках его знаменитого друга.

Дув ничего не знал, но обладал достаточно богатым воображением, чтобы их придумать. А посему мистер Триггс был усажен за стол, где стояли ^всяческие яства: щучьи тефтели, каплун, фаршированный белыми грибами (мистер Триггс смертельно боялся грибов), говяжий пудинг (столь неудобоваримое блюдо мало подходило для капризного желудка мистера Триггса) и пирог с творогом (мистер Триггс ненавидел его).

Он отыгрался на десерте, состоявшем из лимонного суфле, ананасного компота и превосходного французского вина.

После сиесты, которую украсили чудесные сигары, дар мистера Чедберна, и которую пришлось устроить из-за адской жары, мистер Триггс сообщил, что желает совершить небольшую разведывательную прогулку.

Под ярким солнцем Пелли громадная живописная пустошь с малоплодородными пастбищами – показалась ему совершенно лишенной каких-либо тайн. Он шел, ни о чем не думая, срубал тростью квадратные стебли коричника, кривился от горького запаха буквицы, росшей по берегам анемичного ручья, рассеянно следил за беспорядочным полетом хищника которого преследовала стая разъяренных воробьев.

«Интересно, где же прячутся „существа“?» – твердил он про себя, даже не представляя, о каких существах идет речь.

Гуляя по Пелли, он заметил, что она не столь безобидна, как кажется на первый взгляд: складки местности, вьющиеся дорожки, ныряющие в глубокие ямы, выглядели настоящими ловушками.

Из одной впадины поднималась тонкая струйка дыма, и Триггс удивился, что нашли люди, решившие развести огонь в подобный день.

Через четверть часа он добрался до табора цыган. Их было человек пятнадцать – мужчин, женщин я детей, толпившихся около двух убогих кибиток.

На костре из сушняка с шипением жарился, распространяя вокруг залах падали, кусок мяса, над которым колдовала скрюченная старуха.

Предводитель племени учтиво ответил на вопросы Сигмы Триггса.

Им было запрещено находиться на территории Суррея, но в одной миле отсюда проходила граница Миддлсекса, и они остановились здесь из-за наличия воды и тени.

Он не станет чинить им неприятностей? Они надеялись, что нет; ибо были бедны! Их, словно прокаженных, гнали отовсюду, хотя они никому не причиняли зла и не трогали чужого добра.

Они дрессировали прусаков, насекомых противных и не столь послушных, как блохи, и зарабатывали жалкие гроши, показывая их успехи прохожим. Если их превосходительство пожелают, посмотреть, ему все покажут бесплатно.

Какой-то мальчуган выпустил на широкую картонку семь или восемь этих глянцевых насекомых, и те начали бегать по кругу, делать кульбиты на соломинках и вертеться.

Триггс заметил, что дрессировщик пользовался длинной стальной иглой, нагретой в пламени свечи, чем и подчинял насекомых своей воле. Он не стал протестовать против подобной жестокости, ибо питал отвращение к прусакам, в то время как нищета цыган его равнодушным не оставляла.

– Вы могли бы пройти через Ингершам, – сказал Триггс, – и собрать там немного денег. Я поговорю с мэром, надеюсь, он разрешит вам краткое пребывание в городе.

Цыган смущенно почесал подбородок.

– Я… Мы предпочитаем перебраться в Миддлсекс.

– До ближайшего городка этого графства миль десять, а Ингершам в двух шагах, – возразил Триггс.

Остальные цыгане подошли поближе и с беспокойством прислушивались к беседе; наконец, одна из женщин осмелилась вмешаться в беседу:

– Мы не хотим идти в Ингершам.

Предводитель подтвердил ее слова:

– Сэр, мы действительно не хотим туда заходить.

– Правда? – искренне удивился детектив. – А почему?

– Ингершам – проклятый город, – с неохотой сказал предводитель. – В нем поселился дьявол.

– Ну-ну, – Сигма вытащил из кармана горсть монет, объяснитесь.

– Э! – ответил ему собеседник. – Я все сказал: дьявол есть дьявол.

– Мы бедны, как церковные крысы, – выкрикнула одна из женщин резким голосом, – но это не мешает нам любить наших детей, и мы не хотим видеть, как они умирают от страха!

– Мы застряли на этой проклятой Пелли, – проворчал предводитель, – но ночью нас уже здесь не будет.

Триггс опустил пару шиллингов в пустую ладонь цыгана и жестом показал, что ждет продолжения.

– Сэр, даже вам не следует здесь оставаться, после захода солнца надо опасаться встречи с Быком.

– Быком?

– Вы не из местных? И ничего не знаете?

Триггс подтвердил, что он приезжий.

– Вы знаете мэра, сурового Чедберна? Не говорите ему о нашем разговоре, – умоляюще произнес цыган. – Он рассвирепеет и постарается наделать нам кучу неприятностей. Мэр не любит, когда говорят о Великом Страхе Ингершама.

– Бык… Великий Страх… – недоуменно повторил Триггс.

– Страх есть страх, и его не объяснить, – продолжил цыган. – Мне кажется, каждый чувствует приближение дьявола; Бык – кошмарный зверь, призрак, у него бычья голова, он изрыгает огонь, рога у него с молодое дерево, а глаза… глаза…

Молодая цыганка собрала детишек вокруг себя, словно наседка, и Триггс заметил, что, несмотря на грязь, они были прелестны, как амурчики.

– Они могут умереть от голода, такова их судьба, но я не хочу, чтобы им, как кроликам, пускали кровь всякие чудовища! Никогда! – Она с ненавистью погрозила далеким башням ратуши, чьи золотые конусы горели в лучах жаркого солнца.

Раздав множество мелких монет, Триггс направился к «Красным Букам», спрашивая себя, что же он, собственно говоря, узнал.

После чая с сандвичами и кексами, которые примирили Триггса с его желудком, мисс Лавиния Чемсен предложила гостю послушать музыку в ее «святилище».

Триггс с трудом подавил в себе желание взбунтоваться – он любил только военные марши и с тревогой подумал, что дым его трубки не очень-то подходит к атмосфере «святилища» мисс Лавинии.

Однако нашел в себе силы улыбнуться и сказать, что восхищен.

– Как вы находите мой маленький музей? – жеманно спросила мисс Лавиния, когда они прошли в «святилище».

Слово «музей» поразило Триггса, ибо в памяти его тут же возникла унылая галерея Кобвела. Он ответил:

– Вы мне кажетесь поклонницей искусств и античности. Вот и бедняга Кобвел…

В глазах девушки показались слезы.

– Вы верно сказали «бедняга», мистер Триггс, – печально молвила она. – Мы его очень любили, мистер Кобвел всегда делал нам скидку.

– Он умер престраннейшим образом.

Мисс Лавиния вздрогнула.

– О да! Я спрашиваю себя…

Она умолкла и отвернулась, но гость проявил настойчивость:

– Вы что-то хотели сказать, мисс Чемсен?

– Говорят, он умер от страха. Что же могло ужаснуть его до такой степени? Человек он был мирный и спокойный, ему нельзя было отказать в некоторой практической сметке, несмотря на неумеренную страсть к старым вещам; по правде говоря, я разделяла с ним его тяготения к античности. Но… умоляю вас, мистер Триггс, не повторяйте моих слов мистеру Чедберну.

– Вы мне ничего не сказали, мисс Чемсен, – мягко возразил Сигма.

– А что я могу сказать, коли, ничего не знаю. Но господин мэр сердится, когда об этом говорят.

«Чедберн, – подумал Триггс, – любит, чтобы люди держали рот на замке, когда речь идет о спокойствии городка».

– Я вам сыграю…

Пианино издавало меланхолические звуки, которые едва не усыпили гостя. Наконец, мисс Лавиния звучным аккордом завершила игру.

– Наступает вечер, – сказала она. – С вашего места видна Венера – прямо над вершиной итальянского тополя. Я называю веранду «святилищем» не из-за прелестных вещичек и нескольких музыкальных инструментов, а за вечерние красоты, которыми любуюсь отсюда. Я вижу, как на пустошь опускаются первые тени, как из-за песчаных дюн Миддлсекса восходит луна, как становятся синими, а потом черными золотые кустарники, как падает ночь. Может, приказать Тилли принести лампу, мистер Триггс?

Он сообразил, что утвердительный ответ огорчит хозяйку, и заявил, что с большей радостью будет наслаждаться сумерками.

– Ах, какое счастье вы мне доставляете! – воскликнула девушка. – Скоро, когда запад окрасится в акварельно-розовый цвет, над домом пролетит козодой. Тилли говорит, что он приносит несчастье, но я не верю этому. Вы слышали песню про козодоя? Я перевела ее с немецкого, послушайте.

Ночь пала на землю; детектив даже удивился, как быстро растворилась в полной темноте пустошь, и пришел в замешательство, почувствовав на своей руке ладонь мисс Чемсен.

Она была влажной, и Триггс ощутил сладковатый запах ее пота.

– Не проговоритесь, – шепнула девушка, совершенно невидимая в темноте, – никогда не проговоритесь мистеру Чедберну, что я пишу стихи. Он не любит и не понимает подобных вещей. Увы, это заурядный человек.

По стенам скользнул желтый отсвет, и появилась Тилли Бансби с керосиновой лампой в руке.

– Не сидите в темноте, – проворчала она, – темнота притягивает нечистую силу. Скажите, мисс Лавиния, а куда подевалась мисс Дороги?

Мисс Чемсен вскрикнула от ужаса.

– Как, Дороги нет дома? Она опять ушла на пустошь. Боже, когда-нибудь с ней обязательно приключится несчастье!

– Какая опасность может подстерегать ее на Пелли – вмешался в разговор мистер Триггс. – Ну, заблудится или свалится в канаву.

– Нет опасности! – вскричала старая Тилли. – Хотелось бы посмотреть на вас, уважаемый сэр! Уже не в первый раз мисс Дороти…

– Замолчите, Тилли!

– Хорошо, хорошо, молчу, тем более что меня здесь никто не слушает. Поступайте как хотите, мои красавицы, но завтра же я покину этот дом и, клянусь своей доброй репутацией, ногой не ступлю больше на эту чертову пустошь.

Вдруг Лавиния протянула дрожащую руку к стеклам.

– Что это?.. По пустоши словно бегут огоньки?

Тилли заорала от ужаса.

– Люди, лошади… Они там… Существа!

Триггс выскочил на крыльцо и с удивлением воззрился на странный спектакль.

Три смолистых факела горели рыжим пламенем и бросали зловещие отсветы на группу людей в лохмотьях с корзинами и посохами в руках. Они тащились за двумя скрипучими кибитками, Которые с трудом влекли тощие клячи.

– Не бойтесь, – воскликнул детектив, – это цыгане! Они стояли в долине и направляются в Миддлсекс! Я им скажу пару слов.

Предводитель, шедший во главе процессии, узнал его.

– Мы уходим, – прокричал он, – здесь плохо!.. Уходите с нами!

– Что случилось? – спросил детектив.

– Дети видели Быка! – крикнула одна из женщин. – Он хотел унести мою крошку Типпи!

– И «существа» идут! – поддержала ее другая. – Мы их чувствуем… Там «существа»! Надо уходить!

– Сэр, – сказал на прощание человек с головой хищника. Я вас предупредил, поскольку вы щедры и добры. Ничего больше я добавить не могу. Мы уходим!

Они двинулись дальше. Триггс, ошеломленный больше, чем сам признавался себе, смотрел, как тает во тьме пламя их факелов. Вскоре они скрылись из глаз.

– Дороги! О, Дороги! – рыдала мисс Лавиния. – Я боюсь за нее!

И туг тишину разорвал пронзительный вопль.

– Это Дороти! – закричала Лавиния, падая на колени. Боже! Защити ее!

Триггс с тревогой огляделся. Он жалел, что не захватил оружия. К счастью, среди смешных безделушек он углядел тяжеленную трость из чашкового дерева, обвязанную розовым бантом, схватил ее, сдернул шелковую ленту и потребовал фонарь.

Тилли дала ему небольшой кучерской фонарь с огарком свечи.

– Не двигайтесь с места, – приказал детектив испуганным женщинам. – Крик раздался в направлении, противоположном тому, куда ушли цыгане. Я пошел.

Он не сделал и двадцати шагов по пустоши, как ему показалось, что он очутился в пустоте; лампа почти не помогала, ибо ее бледный свет рисовал только желтый кружочек света у ног.

Но боги услышали его безмолвную молитву: далекие дюны Миддлсекса зазолотились. Всходила луна.

Мрак немного рассеялся, и Триггс стал различать треугольники карликовых хвойных деревьев и темные массивы черной калины, но тут раздался новый истерический вопль, за которым последовало ужасающее рычание.

– Бык! – пробормотал Триггс, и у него в висках заломило, словно от ледяного компресса.

Рог полумесяца выглянул из-за вершины дюны, и Сигма увидел чудовище, застывшее шагах в двадцати от него.

Оно вырисовывалось на фоне луны неправдоподобно взъерошенной тенью.

Триггс различил громадную бычью морду с рогами, вонзающимися в небо, толстая кожа мощными складками спадала вниз, две толстенных человеческих руки сжимали стонущее тело.

Окажись у Триггса револьвер, он всадил бы в чудовищную тень всю обойму, ибо был плохим стрелком; но у него в руках было оружие, которым он владел виртуозно, – палка.

Мистер Триггс навострился в упражнениях с палкой на обязательных курсах оборонительной гимнастики и даже был отмечен наградой.

Быстро примерившись, он бросился вперед.

Когда чудовище заметило его, у него уже не было времени на нападение. Оно заняло оборонительную позицию, опустило рога, уронило в траву свою добычу и вытянуло вперед громадные черные кулаки.

Сокрушительный удар в бедро, резкий тычок острием в живот и сильнейший удар по морде тут же сломили сопротивление ужасного чудовища.

Испуская жалобные крики, оно попыталось убежать, но Триггс не желал упускай. Его.

– Сдавайся! – закричал он.

Существо неловкой трусцой ковыляло к рощице, надеясь скрыться от преследователя.

Триггс настиг его, когда бычья морда с рогами сползла на мощное плечо.

Трость описала широкую дугу, и чудовище рухнуло на землю. Луна взошла над дюной, словно желая разделить с детективом сладость победы.

– Ну, бандюга! – закричал Триггс. – Покажи-ка мне свою грязную рожу; а то получишь еще!

Он яростно потрясал палкой, а его жертва жалобно стонала.

Ногой Сигма откинул в сторону осклизлую коровью шкуру.

– Боже мой, я где-то видел это лицо, – проворчал он, склоняясь над толстяком, по лбу которого текла кровь.

– Не притворяйтесь мертвецом, дружок. У вас такой же крепкий череп, как и у быка, с чьей помощью вы пугали людей! Встать!

– Не бейте меня больше. Я сдаюсь, – простонал голос.

– И правильно делаете! Встать! Идите вперед… и не вздумайте ничего выкидывать, а то получите пулю.

– Ради бога, не стреляйте! Я иду… Ох, как вы меня избили!

Триггс сложил руки рупором и позвал:

– Сюда, мисс Чемсен! Сюда, Тилли Бансби!

Вскоре на пороге «Красных Буков» появилось два огонька.

– Мисс Дороти здесь!

Мисс Дороги уже встала на ноги, но говорить не могла и показывала на свое распухшее горло.

– О! Он хотел вас задушить? – вскричал Триггс. – Его песенка спета!

Последнее слово в ночном приключении осталось за Тилли Бансби.

Преодолев ужас, она подошла к побежденному, который, опустив голову, стоял и ожидал приказа своего победителя.

– Фримантл! – крикнула она. – Мясник! Каналья, а мы к тому же его клиенты.

И она влепила ему пощечину.

Мистер Чедберн, старый доктор Купер и Сигма Триггс сидели в громадном кабинете мэра. Мэр держал речь:

– Поздравляю вас, мистер Триггс. Кстати, я и не ожидал ничего иного от бывшего инспектора Скотленд-Ярда.

– Хм, – с неловким видом начал Триггс, – я не… благодарю вас, мистер Чедберн.

– Престо Чедберн, – прервал его мэр, – но я собрал вас не только ради того, чтобы воздать вам хвалу. Благодаря вам ужаса Пелли больше не существует. Вы пришли и победили. Фримантл развлекался, разыгрывая людей таким ужасным способом…

– Простите, – тихим голосом вмешался в его речь Триггс, мисс Дороги Чемсен едва не лишилась жизни, следы на ее шее хорошо видны. Все это заставляет меня думать, что бандит был жесток и по отношению к цыганским детишкам, которые с табором проходили по Пелли.

Мистер Чедберн жестом отбросил его аргументы.

– Прежде всего, этим бродягам запрещено останавливаться на Пелли и даже просто пересекать ее; кроме того, жалобы не поступали и преступление зарегистрировано не было. Этому негодяю Фримантлу нет никаких извинений, но я берегу репутацию Ингершама и спокойствие его обитателей. Стоит заговорить о происшествии, как на город налетит ядовитая стая лондонских репортеров. Я не желаю их нашествия.

– Им будет трудно помешать, – заметил Триггс.

– А вот и нет, Триггс. Я заткну рот своим людям; они меня знают и понимают, что в моих руках имеется немало средств заставить молчать самых болтливых.

– Мне кажется, подобное дело замять нелегко, – заявил Триггс. – Я, со своей стороны, не смогу этого сделать, господин мэр, поскольку вы послали меня туда в качестве помощника констебля.

– А кто собирается замять дело? – воскликнул мэр. Напротив, оно получит свое завершение в полном согласии с законом и нормами правосудия. Доктор Купер освидетельствовав Фримантла и вынес заключение: полная невменяемость субъекта. Через час его отвезут в сумасшедший дом, где он и будет отныне пребывать.

– Действительно, – кротко сказал доктор Купер. – Мое заключение будет подтверждено дипломированным психиатром. Перед лицом подобных фактов судебное разбирательство прекращается, как, впрочем, и следствие по данному делу.

Все было ясно и понятно, и мистеру Триггсу не оставалось ничего иного, как уступить.

Когда мэр протянул ему чек, он заколебался:

– Не знаю, должен ли принимать его.

– Это ваш гонорар, – сказал мистер Чедберн. – Повторяю, вы положили конец ужасу, от которого страдали все. Вы великий мастер своего дела, мистер Триггс!

Триггс удалился, смущенный н довольный.

Днем он получил громадный букет роз и поэтический альбом, на первой странице которого красовалась «Песнь о козодое» с эпиграфом: «Моему спасителю – великому детективу Триггсу».

К альбому был приложен тщательно завязанный пакет. Триггс нашел в нем питолу с новыми струнами; на визитной карточке, прикрепленной к грифу, было начертано: «Да воспоет она ваше счастье и вашу славу!»

Мистер Триггс вздохнул; он вновь ощутил резкий запах пота влажной руки мисс Лавинии Чемсен и, неизвестно почему, вспомнил таинственно исчезнувшую мисс Руфь Памкинс.

Вечером он по-царски принимал своего приятеле Дува. И вместо обычного грога они пили во славу победного дня французское вино.

– Сегодня утром, – заявил Триггс, наполняя бокалы, мистер Чедберн сказал мне, что я покончил с ужасом Пелли… Так вот, Дув! Я не верю в это. Жалкий безумец Фримантл не мог быть воплощением Великого Страха, по крайней мере полным его воплощением.

Мистер Дув курил и хранил молчание.

И тогда мистер Триггс понял, что он не так уж доволен самим собой.