Оцените Городок Немухин

Книга Надежды Александровны Тэффи (1872-1952) дает читателю возможность более полно познакомиться с ранним творчеством писательницы, которую по праву называли "изящнейшей жемчужиной русского культурного юмора".

Русская писательница Лидия Чарская (1875–1937), творчество которой долгие десятилетия было предано забвению, пользовалась в начале века исключительной популярностью и была «властительницей сердец» юных читателей. Вошедшие в книгу повести «Записки институтки» и «Люда Влассовская» посвящены жизни воспитанниц Павловского института благородных девиц, выпускницей которого была и сама писательница. С сочувствием и любовью раскрывает она заповедный мир переживаний, мыслей и идеалов институтских затворниц. Повести Чарской, написанные добротным русским языком, воспитывают чувство собственного достоинства, долга и справедливости, учат товариществу, милосердию, добру.Книга адресована прежде всего юному…

В начале XX века произведения Л. Чарской (1875–1937) пользовались необычайной популярностью у молодежи. Ее многочисленные повести и романы воспевали возвышенную любовь, живописали романтику повседневности — гимназические и институтские интересы страсти, столкновение характеров. О чем бы ни писала Л. Чарская, она всегда стремилась воспитать в читателе возвышенные чувства и твердые моральные принципы.

- Кажется, Лелио, - сказала Беппа, - мы вогнали в сон достойного Ассейма Зузуфа. - Ему скучно слушать наши рассказы, - заметил аббат. - Он человек слишком серьезный, чтобы его занимали такие легковесные сюжеты. - Простите, - ответил мудрый Зузуф. - На моей родине страстно любят слушать рассказы. В наших кофейнях постоянно выступают рассказчики, как у вас - импровизаторы. Свои повествования они ведут то в прозе, то в стихах. На моих глазах английский поэт слушал их целыми вечерами. (с) "Ускок"

Клиффорд Фаррел плывет по реке на своем плоту уже второй день. Безлюдность мест не пугает его — ведь это река смерти. И вдруг он видит на берегу девушку, потерявшую свой плот. В дальнейшее плавание они отправляются вместе и смерть уже не кажется им правильным решением проблем.

Семилетнего Пашку, страдающего от больного сустава, мать привела в больницу. Доктор оставил мальчика на стационаре, пообещав сводить на ярмарку и показать лисицу.

Незадачливый археолог Пакстон раскапывает курган с древней короной англосаксонских королей. Разбуженные им зловещие силы заставляют Пакстона пожалеть о содеянном.

Некогда леди Розалинда Карбери и воспитанник ее отца Дрейк Ротвелл были друзьями детства, а теперь решительная, независимая красавица и лихой пиратские капитан стали заклятыми врагами – так по крайней мере они считали. Однако, жизнь вынудила их не только объединиться в борьбе за фамильное наследство, но к вступить в брак. И тогда исчезли бесследно злоба и вражда, а ненависть обратилась в страсть – отчаянную, неодолимую, сметающую на своем пути любые преграды.

Много лет назад эта книга (1914 – 1922) была задумана в двадцати Узлах, каждый по тому. В ходе непрерывной работы с 1969 материал продиктовал иначе. Центр тяжести сместился на Февральскую революцию. Уже и „Апрель Семнадцатого” выявляет вполне ясную картину обречённости февральского режима – и нет другой решительной собранной динамичной силы в России, как только большевики: октябрьский переворот уже с апреля вырисовывается как неизбежный. После апреля обстановка меняется скорее не качественно, а количественно. К тому же и объём написанного и мой возраст заставляют прервать повествование. Но для тех последующих Узлов я всё же представляю читателю конспект главных событий, которых нельзя бы обминуть,…

"Красное Колесо" Солженицына - огромная эпопея из истории России, итоговое произведение великого писателя, где он пытается понять причины катастрофы, постигшей нашу страну в 20 веке. Здесь предлагается третья часть третьего узла "Красного Колеса" - "Март Семнадцатого". Алексей Федорович Лосев говорил о "Красном Колесе": "Я думаю, Солженицын лучше Толстого… <...> Толстой, конечно, тоже хорошо описывал, но у него не было чувства всемирного катастрофизма. А у Солженицына оно есть. <...> Постой, я тебе еще вот что скажу. Мережковский в книге «Толстой и Достоевский» пишет, что Толстой гениален в изображении страстей тела, а Достоевский в изображении страстей души и ума. А вот это уже я, Лосев, говорю:…