Онлайн чтение книги Граф и Анна
Явление третье

Занавеска на окне отодвигается в сторону, и показывается сонная и всклокоченная голова А ф р о д и т ы. Глаза и щеки ее ото сна сильно припухли.

А ф р о д и т а (хриплым недовольным голосом). Это кто тут орет не свет не заря благим матом, это кто добрым людям нарушает дневной заслуженный сон? (Вращает глазами по сторонам, замечает С т а р и к а. ) Это ты, старый завравшийся потаскун, это ты, дырявый грязный башмак, худая калоша, пучок мокрых вонючих водорослей? это ты орешь тут у меня под окном, хотя не далее, как вчера вечером тебе было приказано строго-настрого не приближаться к моей веранде ближе, чем на добрый пушечный выстрел?

С т а р и к (снимает с плеча свою холщовую сумку, кидает ее на землю; ожесточенно). Да, это я, черт бы тебя побрал, Афродита! это я, и попробуй-ка утверждать, что это не так; попробуй, может быть, у тебя и выйдет что-нибудь путное!

А ф р о д и т а (слегка сбавив темп). Но-но, полегче, старый лгунишка, полегче, говорю я тебе, несчастный нищий бродяга! поди прочь от моего глупого и больного ребенка, не смущай вечный покой этого идиота, отягощенного таким страшным злодейством, что никакое общение с миром нормальных и честных людей для него теперь решительно и навсегда невозможно. Радуйся, что ты не преступник, впавший от раскаяния в помешательство, а всего-навсего бездомный бродяга, которому из милости иногда подают корку черствого хлеба. Погоди немного, сейчас я вынесу тебе остатки вчерашнего ужина: немного рыбных костей и две-три хлебные корки, обильно политые растопленным салом.

Исчезает за занавеской, гремит там посудой, потом выходит на веранду с грязной тарелкой в руках, наполненной до краев свиными старыми шкварками.

С т а р и к (ожесточенно кричит). Поди прочь, Афродита, со своими свиными шкварками, которые ты только и умеешь готовить! Старыми вонючими шкварками, которыми провоняла ты от волос и до зада, как будто сама превратилась в большую откормленную свинью! Поди прочь со своими свиными деликатесами, отдай их лучше собакам, бездомным лохматым тварям, которые охотно примут их от тебя, но только не предлагай их Старику!

А ф р о д и т а (грохнув тарелку о стол, уперев руки в бока). Ах, вот оно что! они, значит, бездомные лохматые твари, готовые принять подачку из моих провонявших свиными шкварками рук; а ты, значит, не бездомная лохматая тварь; ты, значит, не скитаешься со своей торбой по заброшенным подворотням, не ночуешь по старым и сырым чердакам и подвалам, а живешь, как принц, в красивом и роскошном дворце? Чем, черт возьми, не нравится тебе запах свинины; почему не берешь ты то, что предлагается от чистого сердца, чем не угодили тебе эти жирные шкварки (торжественно указывает на тарелку) , чем не угодили свиньи вообще?

С т а р и к. Тем, что они похожи на тебя, Афродита!

А ф р о д и т а (раздуваясь от гнева, еще более свирепо уперев руки в бока, широко расставив слоновьи ноги). Ах, они похожи на меня, на бедную женщину, твердо стоящую ногами на грешной земле и вот уже девять лет несущей на своих хрупких плечах груз страшного и ужасного преступления, совершенного моим свихнувшимся сыном?

Г р а ф во все время разговора А ф р о д и т ы и С т а р и к а безучастно, словно статуя, сидит в своем кресле-качалке и смотрит в сторону моря; лицо, впрочем, у него напряженное и по щекам катятся капли крупного пота.

С т а р и к. Афродита, твой сын вовсе не сумасшедший, с ним можно беседовать на разные, подчас очень сложные темы. И, кроме того, он не совершал ничего страшного и ужасного. (Обращаясь к Г р а ф у. ) Слышишь, мальчик, ты неповинен ни в чем, я говорил тебе это уже множество раз; твоя беда в том, что ты не хочешь сделать одно очень большое усилие, – понимаешь, всего лишь одно, но очень и очень большое, – и наконец-то вспомнить все, что было на самом деле; вспомнить все, что случилось тогда, девять лет назад, в точно такой же весенний погожий вечер, омрачившийся, как некоторые полагают, смертью твоего родного отца; смертью, к которой не имеешь ты ровным счетом ни прямого, ни косвенного отношения; вспомни, черт побери, как было все на самом деле тогда, девять лет назад, возможно даже день в день; вспомни, или никогда не быть тебе больше нормальным и взрослым; или навсегда останешься ты тут, в старом, изъеденном древоточцами кресле, на этой сырой трухлявой веранде, как пугало, как вечный стареющий мальчик, застывший, словно букашка в прозрачной смоле, в своих вечных четырнадцати годах; из которых, как ни старайся, ты не выберешься уже никогда. (Кричит.) Вспомни, Граф, вспомни, и снова придут к тебе зеленые поляны над морем, заполненные желтыми весенними первоцветами, и Анна, и ее веселый девичий смех, и жизнь, и свобода, и счастье. Вспомни, стань наконец-то мужчиной, или оставайся на веки вечные в своем вечном нескончаемом детстве; оставайся вечным пришибленным идиотом под надзором у строгой, мучающей тебя надзирательницы и ее свиноподобных подруг, превративших тебя в большую бессловесную куклу. Вспомни, наконец, или ноги не будет моей на твоей трухлявой веранде!

Г р а ф сидит неестественно-прямо, судорожно вцепившись руками в перила, смотрит в сторону вечернего моря; по щекам его стекают крупные капли пота; на губах блуждает улыбка блаженного идиотизма.

С т а р и к. Граф, молю тебя, вспомни!

Г р а ф (размеренным механическим голосом). Я плохой, скверный мальчишка, я совершил ужасное преступление, за которое меня мало казнить; я недостоин милости своей милой мамы, и вечно перед ней за это в долгу; я виноват в смерти своего любимого папочки, и за это вечно буду гореть в аду; мне стыдно, мне очень, очень стыдно за свое гадкое и мерзкое поведение; мне лучше всего провалиться под землю, потому что такого гадкого и мерзкого мальчика еще свет белый не видывал!

С т а р и к с осуждением смотрит на Г р а ф а, с досады плюет на мостовую, поднимает свою холщовую сумку, закидывает ее на плечо, и, не оборачиваясь, уходит быстрым шагом за угол дома. А ф р о д и т а торжествующе смотрит ему вслед, величественно проходит мимо Г р а ф а, берет с этажерки гипсовую свинью, прижимает ее к груди, и начинает укачивать, как младенца, что-то про себя напевая. Некоторое время слышатся лишь всхлипывания Г р а ф а и приглушенный бас А ф р о д и т ы.