В тесной щели они просидели столь долго (в том, что химера погибла, не было никакой уверенности), что молодой, но уже вполне зрелый мох начал исподволь трогать их языками своего слоевища.
– Изыди, создание кромешное! – Венедим заерзал, словно за шиворот к нему угодил клещ. – Чур меня, чур!
– Не валяй дурака, – буркнул Кузьма. – Ничего с тобой не случится.
– Уже случилось. Сижу, аки изгой в грязной норе… Ни образа Божьего, чтобы толком помолиться, ни простора, чтобы земной поклон положить.
– Зато живой.
– Плоть-то жива, да душа не на месте.
– Непоседливая у тебя душа. Вроде как девчонка-вертихвостка.
– Сколько раз я тебя просил не блудословить попусту!
– А сколько раз я тебя просил не ныть! Тоже мне страстотерпец!
– Пакостно здесь. Как в крысиной норе.
– Ясно, не дворец. Перин нет… А что ты предлагаешь?
– Хочу вернуться в обитель Света. – В голосе Венедима не было и намека на надежду. В его представлении это было столь же трудно, как живым пройти все круги ада.
– Законное желание. Только лично я там ничего не забыл, – возразил Кузьма. – Хотя в определенном смысле мы попутчики. Сам понимаешь, что без стаи я мало что значу. Тут темнушники правы… Договоримся так – я доведу тебя почти до самой обители, ты же взамен обеспечишь меня припасами на дорогу, а главное – водярой.
– Где я их возьму? – Можно было подумать, что эта проблема, еще очень далекая от насущности, беспокоит Венедима куда больше, чем перспектива заблудиться в Шеоле.
– Это уж твои заботы. За услуги положено рассчитываться. Один ведь ты здесь загнешься… Да мне много и не нужно. Только то, что в мешке унесу.
– Но меня сразу призовет к себе игумен. Что я ему скажу относительно тебя?
– Как есть, так и скажи. Дескать, в пути напоролись на химеру. Темнушников она утащила, а Кузьма Индикоплав под шумок скрылся в неизвестном направлении.
– Кто поверит, что я самостоятельно нашел дорогу назад?
– А что ее искать! Все по прямой да по прямой. Как говорится, вдоль стеночки.
– Легко тебе говорить. Все знают, что через десять шагов я или лоб себе разобью, или ногу сломаю.
– В чем вопрос! Ногу советую поберечь, а лоб подставляй. Оставлю тебе отметину чин-чинарем.
– Не от Бога все это, а от лукавого!
– Ну и нудный же ты тип! – не выдержал Кузьма. – Неужели все святоши такие? Хорошо хоть, что недолго нам осталось вместе маяться.
– Значит, мы никогда не пойдем на поиски Грани? – Голос Венедима дрогнул.
– Чего-чего? – удивился Кузьма. – Ты про Грань вспомнил? Уж молчал бы лучше, известный знаток Шеола Венедим Постник! Святой выползок! Грань тебе не теплый нужник. До нее еще добраться надо. Пропадешь ведь, как мошка в паутине!
– И все же хотелось бы глянуть на Божий свет. Хоть одним глазком, – вздохнул Венедим.
– Не судьба, сам видишь… Да и не враг я себе, чтобы за Грань лезть. Нашли дурачка! Как же, буду я ради вашего игумена стараться! Не верю я ему, понимаешь? Ни на столечко не верю. – Кузьма продемонстрировал верхнюю фалангу указательного пальца, но Венедим во тьме, конечно же, ничего не рассмотрел. – Скользкий тип. Есть у меня подозрение, что он и в кромешном мраке видит, аки при свете. На такое даже самые лучшие праведники не способны. Тут совсем другие примеры напрашиваются.
– Когда дух, одолев плоть, обретает полную свободу, возможны любые чудеса, – мягко произнес Венедим. – Святые отцы исцеляли неизлечимо болящих, пророчествовали, усмиряли стихии.
– Это детские сказки! Почему, например, я верю, что человек, не каждый, конечно, способен пить крутой кипяток? Потому что самолично видел это. Раньше я сомневался, что слепцу можно вернуть зрение. Но когда в лазарете метростроевцев одному такому несчастному при мне сколупнули с глаз вот такие бельма и через неделю он уже отличал красное от желтого, я поверил в это чудо. Общаясь с темнушниками, я узнал, что звук человеческого голоса передается по проводам на огромные расстояния, а сила молнии может до поры до времени храниться в банке со свинцовыми пластинами и кислотой. Вот это истинные чудеса! А в разные пророчества и в усмирение стихий я не верю. Вы даже темнушников, которых числом вдвое меньше вашего, усмирить не можете. Поэтому ты ко мне с такими разговорами больше не подкатывай. Истинным я считаю только то, что можно пощупать, обозреть, попробовать на зуб. Все остальное антимонии.
– Не горячись. Мы говорим о совершенно разных вещах. Чтобы тебе стало понятно, куда я клоню, выслушай историю апостола Фомы, прозванного Близнецом, но более известного как Фома Неверующий.
– Ладно, валяй, – через силу согласился Кузьма. – Все равно вылазить еще рановато.
– Фома Близнец был одним из двенадцати учеников Спасителя. Вместе со всеми он горько оплакивал его участь, однако при первой встрече апостолов с воскресшим учителем по какой-то причине отсутствовал.
– Наверное, пил горькую за упокой, – брякнул Кузьма, у которого уже совершенно затекли все члены.
– Бог простит тебе эти слова. – Венедим закашлялся, но спустя некоторое время продолжал в том же духе: – В отличие от других учеников, он отнесся к радостной вести с сомнением, причем приводил доводы, весьма схожие с твоими: «Пока не вложу персты свои в раны его от гвоздей – не поверю».
– Наш человек, – отозвался Кузьма.
– Через восемь дней, уже в присутствии Фомы, Спаситель снова явился ученикам и позволил осмотреть свои крестные раны. И лишь тогда Фома признал в нем Бога.
– Против факта, конечно, не попрешь. Но Фома, по-моему, был прав. Как говорят метростроевцы – доверяй, но проверяй.
– А теперь самое главное. – Венедим, похоже, перестал реагировать на реплики Кузьмы. – Вот что сказал Спаситель: «Ты поверил потому, что увидел, но блаженны те, кто не видел, а уверовал». Понимаешь? Деяния Бога заведомо недоступны нашей оценке. Это следовало уже из притчи о Иове. Блажен лишь тот, кто безоглядно верит Создателю. Все, что печалит и гнетет нас, – горе, болезни, несправедливость, – это тоже промысел Божий. Смиренно принимай страдания. Верь, пребывая в довольствии, но еще сильнее верь, принимая удары судьбы.
– Тогда зачем святоши все время твердят о милосердии Божием?
– Прежде чем на тебя снизойдет это милосердие, ты должен научиться жить в страхе Божием.
– Новое дело… А как это?
– Сопоставлять каждый свой шаг с заповедями Создателя. Молись денно и нощно. И не столько за себя самого, сколько за других. Кайся, искренне кайся. Лишь кающийся достоин прощения. Старайся проникнуться к Господу истовой верой. Смиряй свои страсти. Смирение рано или поздно приведет тебя в лоно церкви, а любовь к Богу перейдет в любовь к ближнему.
– Как у тебя все просто! Кайся, молись… А если не хочется?
– Хотя бы начни. Попробуй… Ведь спиртное тебе тоже не с первого раза понравилось.
– Ну ты сравнил!
– Главное, обуздай гордыню. Это грех не менее тяжкий, чем смертоубийство. Сколько человеческих душ она уже погубила! Не бойся самоунижения. Сам Спаситель не чурался омывать ноги своим ученикам.
– Ну ты и упертый мужик! – едва ли не с восхищением произнес Кузьма. – Позавидовать можно. Дай тебе волю, ты бы и химерам смирение проповедовал.
– Будь у них душа – с превеликим усердием!
Когда по расчетам Кузьмы вышло, что опасность миновала, они с немалым трудом выбрались из спасительной щели.
– Ни рук, ни ног не чую, – пожаловался Кузьма.
– А я, по всей вероятности, уже никогда не распрямлюсь, – добавил Венедим, которому довелось отсиживаться в дальней, куда более тесной части щели.
– Оно и к лучшему. В Шеоле ты из ста шагов только десять пройдешь в полный рост.
– Стало быть, другие девяносто – согнувшись?
– Сорок – согнувшись, а пятьдесят – на карачках. Это в среднем, конечно.
– Я понимаю. Мне не привыкать. Бывало, всю ночь напролет с колен не вставал.
– С бабами тоже так бывает, – ухмыльнулся Кузьма.
– Баба на пуховиках стоит, а я на голом камне.
– Сочувствую… Ты побудь пока здесь, а я гляну, что там темнушники наворотили. Авось что-нибудь полезное найду.
Он бесшумно удалился в ту сторону, откуда противно попахивало сгоревшим порохом, и через некоторое время так же бесшумно вернулся обратно. В темноте Кузьму выдавало только сосредоточенное сопение да кисловатый запах перегара.
– Ну как? – поинтересовался Венедим, в глазах которого подземный мрак почему-то роился смутными пятнами.
– Да никак! Потолок сплошь рухнул. Сверху гнилью тянет, как из раскрытой могилы. В завале нашел один ботинок, дырявую флягу да полкраюхи хлеба. Дальше такие глыбы, что и вдесятером не сдвинешь. Или темнушники химеру наповал пришибли, или сами там костьми легли.
– Что же нам делать?
– Пойдем потихонечку.
– Куда? Сзади завал, впереди тоже завал.
– Это не твоего ума дело. Феодосия и тот темнушник, который в заложниках оставался, обходным путем сюда добирались, хоть и по колено в воде. Если эта бочка благополучно прошла, то и мы пройдем. Лишь бы вход не проскочить.
Кузьма двигался своей обычной походкой, время от времени пощелкивая пальцами, дабы по характеру эха определить расстояние до возможного препятствия, а Венедим семенил следом, держась за его плечо.
Еще до того, как тронуться в путь, Кузьма предупредил спутника:
– Ты пока попусту не болтай. Мне сейчас уши совсем для другого дела нужны.
Впрочем, полагался он не только на слух, но и на обоняние, шмыгая носом, словно крыса, обнюхивающая приманку. Время от времени Кузьма приостанавливался и начинал тщательно ощупывать стены, чаще всего почему-то правую.
– Тут всяких нор, как дырок в решете, – Кузьма сам нарушил затянувшееся молчание. – Попробуй разбери, которая нам нужна… Эти-то с лампочкой шли. Вроде как для собственного удовольствия прогуливались.
– Давай хотя бы из одежды факел сделаем, – предложил Венедим. – Так и быть, подол рясы пожертвую.
– А чем зажечь? Темнушники перед уходом из обители у меня все имущество отняли. Да и не загорятся наши тряпки. Все насквозь промокло.
Действительно, с потолка обильно капало, а кое-где просто лило. Раньше в этом туннеле ничего похожего не замечалось. То ли где-то сверху прошел обильный дождь, то ли взрыв повредил подземный коллектор, построенный еще в прежние времена.
– А не зальет нас? – Венедим помимо воли поежился. – Говорят, под землей от потопа не спастись.
– Здесь не зальет. Место надежное. Под нами столько лабиринтов, что и за всю жизнь не обойдешь. Некоторые на огромную глубину вниз уходят… А вот тем, кто сейчас под нами находится, действительно не позавидуешь.
– Ты сам в потоп попадал?
– Случалось раньше по молодости. А потом научился эту беду загодя угадывать. Примет много. Зверье всякое начинает волноваться, мох под ногами по-другому скрипит, воздух иначе пахнет. Похоже, дошли. – Кузьма остановился и стал шарить по стене. – Ветерком тянет… Знать, сквозная нора… Эх, нет со мной моих зверушек! Они бы все разузнали-разведали…
Обходной путь во всем уступал главному туннелю, особенно высотой сводов. Здесь не то что лоб можно было разбить, но и нос расквасить. Уже после первых шагов под ногами захлюпала вода, а поскольку ход имел заметный уклон вниз, вскоре она достигла колен путников (и чувствовалось, что это еще не предел).
– У меня ощущение, как у глиста, из толстых кишок попавшего в тонкие. – Шутка у Кузьмы получилась какая-то натянутая.
– Есть ведь еще и слепая кишка, – уже совсем мрачно добавил Венедим.
– Ты про аппендикс? Не переживай. Я сквознячок все время ощущаю.
Тем временем лаз становился все уже и уже. Вода подобралась к груди.
– Не понимаю, как здесь Феодосия пролезла, – удивился Венедим. – Локти нельзя поднять.
– Нужда заставит, – буркнул в ответ Кузьма. – Но ты, Веня, все же помолчи пока. Да и шагу прибавь.
Впервые в его голосе проскользнуло что-то похожее на сомнение. Венедима, до этого целиком и полностью доверявшего своему проводнику, от такой интонации даже в жар бросило (хотя вокруг было весьма и весьма прохладно). Зловещее журчание доносилось уже со всех сторон, и вода быстро прибывала.
– Ты ведь говорил, что здесь потоп не страшен! – не выдержал Венедим.
– Я про главный туннель говорил. А это сифон какой-то. Похоже, он собственного стока не имеет.
– Может, вернемся?
– Поздно… На воде умеешь держаться?
– Только когда моюсь в корыте.
– Ну ничего… Главное – не паникуй, даже если тебя с головой зальет. И не отставай. Самое низкое место мы, похоже, миновали. Дальше будет полегче.
Ложь во спасение грехом не считается, и потому Венедим не стал упрекать Кузьму в лукавстве, хотя и ощущал, что лаз продолжает уходить вниз.
Сзади внезапно накатила высокая волна, и Венедим от неожиданности едва не захлебнулся. Вода имела отвратительный привкус и пахла какой-то гадостью. Самое худшее, что она попала ему в легкие, и теперь каждый глубокий вдох отзывался приступом судорожного кашля.
Животный страх отшиб память – надо было молиться, но все молитвы, даже «Отче наш», вылетели из головы.
Вода теперь не просто прибывала, а кипела водоворотом, захлестывая лицо. Между ее поверхностью и сводом туннеля осталось всего две пяди свободного пространства.
– Ныряй! – Кузьма ухватил Венедима за шиворот и со сверхъестественной силой швырнул навстречу новой волне, на сей раз накатывающейся спереди.
Венедим имел все шансы свернуть себе шею, но тяжелые вериги потянули вниз, и нырок получился в общем-то удачный. Жаль только, что глоток воздуха, который он успел сделать, уже подходил к концу.
Продлевать эти муки на лишние две-три минуты не имело никакого смысла, и Венедим уже собрался пошире раскрыть рот, дабы разом покончить со своим бренным существованием, но тут Кузьма обхватил его поперек туловища и потащил все вверх, вверх, вверх, пока их головы не пробили поверхность воды.
Здесь тоже стояла непроглядная темнота. Со всех сторон на расстоянии вытянутой руки были скользкие каменистые стены, круто уходящие вниз.
Уцепиться было не за что, и Кузьма, не давая Венедиму соскользнуть на глубину, плечом прижал его к стенке колодца. Вода вокруг продолжала прибывать, но куда медленнее, чем в горизонтальном лазе.
– Говорил же я тебе, что не пропадем! – прохрипел Кузьма. – А ты, обормот, не верил!
– Куда мы попали? – отхаркиваясь после каждого слова, осведомился Венедим.
– Мне и самому интересно… С моей стороны, конечно, промашечка вышла. Признаю. Как говорится, не ту дверь открыл… Ты что, утонуть собираешься?
– Сил совсем нет, – еле слышно просипел Венедим. – Замерз… Не выбраться нам отсюда…
– Упирайся руками в стены! Продержимся.
– Не продержимся… Пустое это… Знать, и я не без греха, если так никчемно гибну. Даже покаяться не смогу…
– Терпи. Это, наверное, ловчий колодец химеры-крючника. Она где-то поблизости притаилась. Ждет, когда сюда кто-нибудь свалится. А потом хвать – и наверх вытащит. Лапы-то у нее длиннющие, как багры.
– Нет, лучше я отдамся на волю Создателя и по примеру пророка Ионы скажу на прощание: «Объяли меня воды до души моей, бездна заключила меня, но ты, Господи, выведешь мою душу из ада». Предпочитаю утопиться, чем принять смерть от кромешной твари!
– Это, конечно, дело вкуса. Но я бы сделал ставку на химеру… Хоть какой-то, да шанс. – Кузьма, упершись ногами в стену, еще сильнее навалился на Венедима.
Словно в подтверждение его слов, сверху раздался шум и что-то довольно увесистое полетело в колодец. Плюх! – едва не задев Кузьму, неизвестный предмет упал в воду, быстро-быстро забулькал и ушел на глубину. Вслед за ним заскользила железная цепь, спустя несколько секунд туго натянувшаяся.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления