Левка Гликман показывал фокусы: «Навуходоносор… Брамапутра… Закройте глаза и считайте до трех…» «Клиенты» закрывали глаза и считали.
Левка творил чудеса. В руках «клиентов» угрюмый король превращался в дамочку. Потом ту же дамочку находили во внутреннем кармане пиджака тощего техника-чертежника Вальки Шатько по прозвищу Рейсфедер. Рейсфедер тупо озирался и не верил.
Женя Маркелов оперся на рейсшину, как на средневековый меч, и предлагал разоблачить Левку. Ехидным голосом. Левка заводился с пол-оборота. Он подскакивал к Жене и кричал: «Ну как? Ну как?» Маркелов поднимал меч-рейсшину и молча отпихивал от себя возмущенного факира. Зрители были недовольны. Они требовали продолжения зрелища. Левка стихал и продолжал фокусы. Он их называл «опыты».
В основном опыты были затеяны ради Нины. Это была Левкина метода! Он уже жалел о том, что утром сухо поздоровался с Ниной, строя из себя оскорбленного герцога. Теперь трудно было восстанавливать дипломатические отношения. И дернуло же его! Еще подумает, что он ревнует ее к Филиппу!
Нина сидела за дальним столом, рассматривала карту напряжений какого-то прибора и на Левкины опыты обращала ноль внимания.
— Навуходоносор! — бормотал Левка. — Где же он?
Рейсфедер осторожно ощупывал свои карманы. Левка замер. Секунду прислушивался к внутреннему голосу и, засучив рукава, направился к дальнему столу.
— Его величество здесь! — отчаянно крикнул Левка.
Нина подняла голову от чертежей. Ее мысли были далеко и от карты напряжений, и от того, что происходило сейчас в отделе. Левка снова пробормотал какую-то чушь и из-под разложенного на столе листа извлек карточного дядьку с дремучей бородой. Масти треф! Довольные зрители переглядывались.
— Сеанс окончен. Факир работает над собой, — оповестил Левка и оседлал стул. — Слушайте, уважаемая конструкторша, у меня есть билеты на спектакль «Моя старшая сестра» в Большой драматический. Ну?!
— Я не могу, Левушка. Извини. Как-нибудь в следующий раз. Хорошо?
В голосе Нины было искреннее сожаление. Она искоса посмотрела на Левку. Снизу вверх. «Значит, мне показалось, что она обижена», — подумал Левка.
Нина встала, отошла к шкафу, достала какую-то сборку, вернулась к столу и принялась внимательно рассматривать узел, сверяя с картой напряжений. Сидеть верхом на стуле было неудобно. Левка поднялся. «Она не обиделась. Она просто меня не замечает. Вообще не замечает». Справившись с этой мыслью, он произнес:
— А Филипп был у директора!
Нина захлопнула сборку и подняла глаза, выжидательно глядя на Левку.
— Его попросили подождать. Сидит и ждет. С рыжей кошкой на коленях.
…Измученный Левкиными «опытами», отдел восстанавливал свою форму. Шелест листов, стремительное шуршание карандашей, скрип кульманов, приглушенные разговоры:
— Этого редуктора нет в контрольных чертежах. Что, я его изобретать должен?
— Безобразие. Будто мы виноваты, что паспортные данные не соответствуют номиналу. Пусть проверяют…
— Ти-та-ра… Ти-та-та… Бум, та-ра-ра…
— …Нет, вы знаете, я положила чуточку перца. Совершенно другой вкус. Да, да, болгарский перец.
В отдел вошел Трофимов. Заметив Трофимова, несколько человек поднялись со своих мест и, захватив какие-то бумаги, направились к двери в тонкой фанерной перегородке. У них были вопросы, им было что-то неясно.
— Позже, позже… Я сейчас занят, — остановил их главный конструктор. Он подошел к кульману, за которым стоял Маркелов, и что-то сказал. Маркелов отложил угольник, взял из шкафа альбом чертежей и направился к фанерному кабинету вслед за Трофимовым. В углу альбома было написано: «ПОА, сборка вторая».
В дверях Трофимов остановился и проговорил:
— Гликман, найдите в ОТК контрольного мастера Круглого… Помогите ему. Надо кое-что привезти на завод.
Левка оставил работу. На лестничной площадке было пустынно. Конец месяца. Все в цехах. Аврал!
По коридору шли двое. Одного из них Левка знал — это главный технолог Лузгин.
— Дожили. Является мальчишка после института и подкладывает мину под квартальный план, — говорил Лузгин своему спутнику.
— Чего доброго, и взорвет, — ответил тот Лузгину.
— Трофимов виноват. Пораспустил отдел, и все ему с рук, — не унимался Лузгин.
— Покойного директора бы сюда. В этих вопросах он был дока. Ювелир, — вздохнул спутник Лузгина. — А этот, видать, из трусливых.
— Ничего, расхрабрится. Погоди, завалим пару месяцев — найдет выход, — проворчал Лузгин.
Прошли!
Со двора донесся хриплый крик:
— Николаев! Слышь! Выгружай ПОА и тащи в подвал. Все три штуки…
Левка выглянул в окно. Николаев, здоровенный детина, влез на загруженную приборами складскую машину и рассматривал бирки.
Левка нашел Филиппа у дверей лаборатории ОТК. Филипп стоял на лестнице. Ступенькой ниже в безмятежной расслабленной позе — Стас. Видимо, то, что говорил Филипп, доставляло Стасу огромное блаженство.
— Тут, значит, — продолжал Филипп, скользнув взглядом по любопытной Левкиной физиономии, — директор спрашивает Лузгина: — «Вы как главный технолог подпишете разрешение на выпуск прибора с повышенной радиацией?» Тот замялся. Говорит: «Позвольте, это не моя епархия. Конструкторские недоработки». — «А вы, главный конструктор, подпишете?» — «Нет!»— «Значит, боитесь ответственности? Тогда почему вы мне советуете разрешить выпуск такого прибора?»
— Директор — молоток! — восхищенно сказал Стас.
— Ну, а дальше?! — Левка сгорал от любопытства.
— Дальше директор говорит: «Если завод готов выпустить бракованный прибор из-за недостатков, допущенных посторонней организацией, то со своими грехами и тем более выпустит. В этом вся беда!.. Почему же так, товарищи?» «Эх, — подумал я, — умный ты мужик, а не понимаешь — за квартальное выполнение премия полагается, чудак».
— Филипп, ты Вольтер! — иронически заметил Стас. — Основное тебе ясно! Посмотрим, какой тактики ты будешь придерживаться. Тоже станешь химичить…
— Почему? — усмехнулся Филипп.
— Так легче. Меньше волокиты и больше уважения, как к человеку, у которого все в порядке. И, главное, — выгодно.
— Но директор ведь не химичит…
— Поживем — увидим.
— Ты циник!
— Я практик!
— Почему ж ты с таким вниманием меня слушал, если все заранее знаешь? — Филипп стукнул кулаком по перилам и посмотрел на Стаса.
— Не знаю. Захотелось порядочного… Надоела вся эта свистопляска, — улыбнулся Стас, серьезно глядя на кулак Филиппа.
Из лаборатории вышел Терновский. Заметив среди парней Филиппа, он остановился. Секунду хмуро пристреливался «двустволкой» и расплылся в широкой улыбке.
— Жаль, я не мог прийти к директору. А ты молодец, Филипп Матвеевич! Правильно! Так с ними и надо. А то пораспустили, понимаешь, цеха. Работать не хотят. Мой приказ — ПОА не принимать, понял? До особых письменных указаний директора, понял? Да, директор просил отпустить тебя в ОКБ за изотопом. Езжай! Действуй! Привози!
Терновский отошел. Скрипнули ступеньки.
Филипп в недоумении смотрел то на Стаса, то на Левку. Стас хохотал, засунув руки в карманы брюк.
— Цирк! Ну и старик! Видно, допер потом! Специально выжидал! Теперь знает точку зрения директора. А то, не дай бог, решил бы вразрез… Амеба! Проклятое наследие.
— Почему ж он сразу не послал меня к директору? Сам! И даже грозил…
— Вопросики… Нет, ты не Вольтер! К чему Терновскому вся эта суматоха?!
Филипп и Левка приехали в ОКБ. Пропуск был спущен только на имя инженера Круглого Ф. М. Инженер Гликман Л. Б. остался с носом. Он сидел в тесной проходной и проклинал забывчивость секретарши. Вскоре Левка притих. Вероятно, подействовал плакат: «Если дома тебя нет — для кого горит твой свет?» На плакате — квартира под огромным замком, вся в электрической иллюминации, и фигура съемщика, гуляющего с собакой. Почему-то под пальмой. Съемщик был рыжий и напоминал Женьку Маркелова…
Тем временем инженер Круглый Ф. М. носился по инстанциям. Сразу же выяснилось, что у него нет санитарного допуска на работу с радиоактивными веществами. Хозяйственник качал головой и упрямо твердил: «Не могу! Не положено! Присылают всяких!» Дурацкое положение. Филипп искал выход. И нашел! На третьем этаже, прямо по коридору, вторая дверь направо! Там сидели «разработчики». ПОА — дело их рук. Филипп представился. «Разработчики» посмотрели на Филиппа как на классового врага и загомонили. Все разом!
— Халтурщики! Вам гробы делать, а не точную аппаратуру. Золотую идею опошляют!
— Лучше бы сдавали отработанные чертежи! А то пересчитывай после вас! — слабо огрызнулся Филипп. Ему надо было прикрывать тыл.
— Кантуетесь целыми днями. Целое конструкторское бюро держите! — наседали «разработчики».
Вопли так же резко стихли, как и начались. Стали думать, как выручить Филиппа. Придумали. «Придется посылать Онегина. У него спецдопуск».
Онегину, ровеснику Филиппа, не хотелось ехать: «А что, если у меня после этого не будет детей?»
Онегину не верили. Онегин получал спецмолоко и должен был ехать. Кроме того, он проходил ежемесячную проверку.
Первую проблему решили. Онегин пошел оформлять получение изотопа.
— Козловская? Загляните в спецотдел. Она там… Не знаете? На втором этаже, в углу.
Стальная дверь. Никаких опознавательных знаков. Кнопка звонка. Филипп надавил. Открылось окошечко.
— Мне Козловскую.
— Я Козловская.
Филипп увидел красивую, — нет, нет, по-настоящему красивую! — пожилую женщину..
— Видите ли, я с завода. Нам для испытания на рабочую нагрузку нужны алмазы…
— Алмазы возит сопровождающий. А он сегодня не может. Надо было заказывать раньше, за три дня. Такое правило.
Филипп начал объяснять ситуацию. Женщина терпеливо выслушала.
— Не могу. У меня сегодня день рождения. Я и так раньше отпрашиваюсь.
Окошечко захлопнулось.
— Государственное дело. Я ведь не для себя прошу! — крикнул он. — Вы бюрократка… А еще такая красивая.
Филипп отошел. Металлический щелчок застал его в самом конце коридора. Козловская высунула голову в окошко.
— Послушайте, как вас… Вы меня не долго задержите?
Два прыжка вернули Филиппа к стальной двери.
— Нет, нет! Мы вас тут же отпустим. Мы специально приехали на машине. Извините меня.
— Ладно. Ждите внизу.
Филипп спустился вниз. У заводской машины возилось несколько человек. Среди них Левка и Онегин. Они грузили деревянный ящик. Видно, ящик был чертовски тяжел.
— Сто двадцать килограмм! — объявил Левка и гордо посмотрел на Филиппа.
«Левка при деле», — подумал Филипп и улыбнулся.
— Ему смешно! — возмутился Левка. — Ровно сто двадцать! Изотоп весит два грамма, а защита — сто двадцать килограмм свинца.
— Перестраховка! — произнес Онегин, закрывая задний борт машины.
Из проходной показалась Козловская. В модном сером плаще и с портфелем.
— Обрати внимание, какая красивая женщина, — шепотом бросил Левка Филиппу.
— Я уже обратил, — ответил Филипп.
— Поехали, мальчики! — Козловская села рядом с шофером. — Я захватила немного кимберлита и десять зернышек алмаза различного диаметра. Хватит?
Филипп пожал плечами.
Они расселись на скамейке вдоль борта машины. Контейнер стоял посередине.
— Не бойтесь. Он не кусается, — произнес Онегин.
— А мы и не боимся, — с пионерской готовностью ответил Левка.
— Поехали, что ли?! — вызывающе небрежным тоном предложил Филипп, не глядя на контейнер.
Они миновали Литейный мост, свернули на набережную Кутузова и помчались вдоль Невы на Васильевский остров.
— Ты вчера один работал? — равнодушно спросил Левка.
— Нет. А что?
— Ничего. Просто она живет в этом доме… Вон ее окна.
— Откуда ты знаешь?
— Ревнуешь? — криво усмехнулся Левка. — Не бойся. Я на эти окна смотрел не из комнаты, а с набережной…
— Я хотела зайти в кондитерскую купить торт, — вздохнула Козловская.
Машина миновала памятник Суворову.
Испытания проходили в подвале. Раньше он служил бомбоубежищем. Теперь там хранилась старая документация, заводской архив.
К приезду Филиппа Стас наладил контрольно-измерительную схему. Надо было выяснить работу прибора под действием радиации.
Контейнер стоял в стороне. Освобожденный от деревянного футляра, он напоминал винный бочонок, покрытый «слоновкой». Капсула с радиоактивным туллием пряталась где-то внутри бочонка.
В соседней комнате за столом под мощной рефлекторной лампой расположилась Козловская. Яркий свет лампы оттенял множество мелких морщинок на ее красивом лице. Козловская отмерила литр кимберлитовой породы и бросила туда пять зернышек алмаза. Тусклые грязно-серые зерна потерялись в зеленоватом кимберлите.
Филипп позвонил Гене Казимировне и сообщил, что все готово. Вскоре в подвал спустились Корнев и Трофимов.
— Ну что, орлы… Н-да, зарезали вы меня, — произнес Корнев, пожимая всем руки.
— Товарищи, техника безопасности не предусматривает… — забеспокоился Онегин, пряча в карман затрепанную книжку о шпионах.
— Мы отойдем в сторонку, — миролюбиво предложил Корнев.
— Мое дело — предупредить, — ответил Онегин.
Корнев присел на стул. Ребята захлопотали вокруг прибора. Онегин вытащил из чемоданчика дозиметры и раздал всем. Дозиметры были похожи на авторучки.
Онегин натянул резиновые перчатки, вытащил из ПОА свинцовый футляр и подошел к контейнеру с изотопом. Ловкий поворот — и свинцовая пробка повисла на цепочке. Еще несколько рассчитанных движений — и в желтых резиновых пальцах Онегина затускнела капсула с радиоактивной окисью туллия — короткая трубочка толщиной с карандаш. Вот она, такая безобидная штучка! Издали!
Левка и Филипп встретились глазами и заговорщицки подмигнули друг другу. Тишина…
Онегин вставил капсулу в футляр и подошел к прибору. Левка направил на свет дозиметр и заглянул в окуляр. Тонкая индикаторная нить замерла у нуля.
— Тоже брак, — проворчал Левка. — Неужели никакой радиации?!
— У них большая инерционность, — проговорил Онегин. — Сразу не показывают. Надо ждать некоторое время.
— Пока не схватишь дозу, — мрачно сострил Левка.
Все рассмеялись. Онегин захватил дозиметры старых типов.
— Роман Александрович! — Филипп посмотрел на дверь в соседнюю комнату. — Сопровождающая алмазы из ОКБ… У нее сегодня день рождения. Еле уговорил приехать…
Корнев подошел к двери, поздоровался с Козловской, вернулся на место и сел.
Онегин повесил на шею пульт радиометра, надел наушники, взял, датчик, включил питание, вывел стрелку на нуль и запустил секундомер. Чуть слышно застрекотало счетное устройство. Онегин снял наушники и увеличил громкость.
— Записывайте, — Онегин обратился к Филиппу. — Вычислять будем потом. Итак, сверху восемь… — Онегин поднес датчик к задней стенке и стал выжидать. — Шесть…
Стас подключил осциллограф. На экране скакнула точка и расползлась в ровную голубую линию.
Тем временем Корнев отозвал Левку в сторону и что-то ему сказал. Левка кивнул. Корнев достал портмоне и длинными пальцами выудил трешницу. Подошел Трофимов, улыбнулся и достал кошелек. Левка что-то соображал, затем, видимо, решился и вытащил из кармана два рубля. Сложил все деньги в кучу и вышел из помещения.
— Итак, максимальная активность — около трехсот миллирентген, — объявил Онегин. — Причем надо учесть — источник старый. Всего в пять кюри.
— Что ж, испытывайте на извлечение алмазов, — вздохнул Корнев. — Все правильно. Все подтвердилось…
Филипп принес приготовленную Козловской смесь и засыпал в бункер.
— Ну что скажешь, Александр Михайлович? Эх вы… Работать надо, работать. И не только самому. Чем прикажешь перекрывать девять тысяч рублей? Вкачу-ка я вам выговор. Жаль, что с премии вы сами себя сняли.
— Да, упущение, Роман Александрович, — сокрушался Трофимов.
— Не упущение… Формулировка неточная. И на партбюро об этом побеседуем… А если б ребята не спохватились, так и пропустили бы прибор. Кто занимается ПОА?
— Есть такой. Маркелов. Молодой специалист.
— А это кто? Старые?
Корнев вышел. Трофимов немного постоял и тоже вышел.
— Вытурят Маркелова, — произнес Филипп.
— Не имеют права. Молодой специалист. Три года может гадить, — ответил Стас.
Щелкал отсекатель, улавливал алмазы. На экране осциллографа каждый щелчок фиксировался мощным импульсом.
Ребята считали щелчки.
— …Четыре! Пять! Шесть!.. Все!
— Почему шесть? Заложили пять, — проговорил Филипп.
— Ерунда. Я повысил чувствительность. Он сработал от наводок. Осциллограф выброс не отметил, — ответил Стас.
Вытащили копилку. Пересчитали. Зерен было пять.
В подвал ворвался Левка с каким-то большим свертком.
— Еле проскочил проходную. Щупать хотели… Вот!
В свертке оказалась бутылка «Ереванского» и торт «Сказка».
— Для той! — пояснил Левка. — Кто — сколько… Директор трешницу скинул.
— Что ж ты мне не сказал? — проговорил Филипп.
— Не беспокойся! Я два рубля положил — один за тебя.
Стас взял бутылку, посмотрел на свет и встряхнул.
— Ну, теперь звону не оберешься. Все ОКБ будет говорить. Слух дойдет до управления…
— Брось! — оборвал Филипп.
— Показуха! — крикнул Стас. — Сцена на публику!
Левка посмотрел на Стаса круглыми глазами.
— Тише! Идиот! Там ведь слышно.
— Пусть слышит, — Стас тяжело дышал. — Возьму сейчас эту бутылку и грохну!
Филипп ловким движением выхватил коньяк и прижал к груди. Стас посмотрел на него, отвернулся и проговорил:
— Ладно! Валяйте, несите.
Филипп протянул Левке бутылку. Левка взял коньяк и торт и направился в соседнюю комнату.
— Пропустим еще раз, — предложил Филипп. — Меня смущает холостой выброс.
Лоток вновь задрожал.
Через пять минут Левка вернулся.
— Она все слышала… Еле уговорил! Сказал, что ты ненормальный. Кажется, поверила…
— При чем тут она, — равнодушно проговорил Стас, словно ничего и не случилось. — Я могу извиниться… Хватит! Забудем!
Где-то хлопнула далекая дверь. Кто-то шел. Очевидно, сюда — больше некуда. Филипп посмотрел в пустой пролет. На стене протанцевала тень, и через секунду в дверях выросла фигура Маркелова.
Филипп выключил прибор. Подвал провалился в тишину. Скрипнул стул — это у Козловской, в соседней комнате.
Маркелов достал из кармана мятую сигарету и коротким движением бросил ее в рот. Вспыхнула зажигалка. Прикурив, Маркелов сунул руки в карманы брюк и прислонился плечом к дверному косяку.
— Привет контрабандистам!
— Здорово, Мизинец, — ответил Филипп.
Он не хотел. Это вырвалось непроизвольно — старая кличка Маркелова, которая доводила того до бешенства. Женя вытащил правую руку и посмотрел на скрюченный полиомиелитом палец.
— Не забыл. А я полагал, что ты совсем забыл меня. В служебном рвении.
— Брось, Женька! — проговорил Левка. — Я ведь тебя предупреждал насчет неверной корректировки чертежей. Ты отмахнулся…
— С тобой я не разговариваю.
— Ну и глупо! — взорвался Левка. — Рад буду, когда тебе влепят выговор!
— Тихо, братцы! Берегите нервы! Что произошло? Не ошибается тот, кто не работает! — крикнул Стас и включил прибор.
ПОА захлебнулся в сумасшедшей тряске. Филипп подскочил к столу и отбросил клеммы питания от гнезд батареи. Повернулся к Стасу.
— Слушай, примиренец!.. Тебя возмутил коньяк, да?! А почему тебя не возмущает Маркелов? Где твой гражданский гнев, а?
Стас усмехнулся, подошел к Жене и попросил у него закурить. Маркелов протянул сигарету и щелкнул зажигалкой. Стас глубоко затянулся, поблагодарил и сел на табурет, заложив ногу на ногу.
— Во-первых, как видишь, от Маркелова мне польза — угостил сигаретой. Копеечная, правда, но польза. А прибор мне алмазов пока не дал. И не даст. Его даже на толчке никто не купит… А Маркелов мне завтра подарит еще сигаретку, правда, Маркелов? Молчит — значит, правда! Даже пачку…
— Паяц, — зло проговорил Филипп.
— Во-вторых! — продолжал Стас. — Во-вторых, Маркелов меня не удивляет. Он не открыл Америки. Он обыкновенный лентяй! Так сказать, ординарный лентяй. Их много. Это факт, и с ним надо считаться… Лентяй, если он не принципиальный лентяй, кажется работягой и даже корчит оскорбленную добродетель…
Женя что-то хотел сказать.
— Я вам слова не давал, — предупредил Стас.
Филипп не понимал, куда Стас клонит. Но поведение Стаса начинало ему нравиться. Стас расхаживал от Онегина к Маркелову и обратно…
— Лентяи были всегда. При Мономахе и даже при Великом Рамзесе. При первом они держали шапку, а при втором… Что они делали при втором? — Стас вопросительно посмотрел на Филиппа, пощелкал пальцами. — Словом, при втором они были просто лентяями. Им было плевать на освоение великой Нубийской пустыни… У нас тоже немало лентяев.
Маркелов потушил сигарету о стенку и повернулся. Стас тронул его за плечо:
— Погоди. Я еще не все сказал!
Круглое лицо Маркелова чуть побледнело, он сбросил с плеча руку Стаса.
— Ты что, драться собираешься?
— Упаси бог! — ужаснулся Стас. — Наоборот! Мир — дружба! Нет, действительно, что случилось? Бросили под хвост девять тысяч рублей? Так на фоне миллиардного бюджета это же чепуха! Во-первых! А во-вторых, деньги не мои! А в-третьих, какая мне польза от того, что я поссорюсь с тобой? Ты, например, подарил мне сигаретку! Пусть с тобой борется завком. Они за это получают зарплату. А мне-то что, правда, Маркелов?
Женя отошел в сторону и повернулся к Филиппу.
— Обижен, что не досталось место в конструкторском отделе? Ход ищешь?
— Что?!
— Копаешь, говорю. Закон джунглей…
В соседней комнате скрипнул стул. Что ей там не сидится? Филипп видел круглое Женькино лицо. Такая мысль могла прийти только ему, Маркелову, чтоб побольней оскорбить. Отвечать не было смысла. Да и ни к чему.
Филипп наклонился и подобрал разбросанные у батареи концы питания. Левка подошел к Маркелову, расставил ноги и заложил руки за спину.
— Ты подонок!
— Отойди…
— А вот не отойду. Мы с тобой учились не один год и знаем, что́ ты собой представляешь. Если хочешь, ты и вправду сидишь на месте Филиппа. Понятно?!
— Тихо! — заорал Стас и повернулся к Маркелову: — Ладно, мотай отсюда! Сквози!
Женька усмехнулся.
— А ты-то, ты-то… Магнитофоны и приемники ремонтируешь из заводских деталей. Весь наш отдел тебе должен за халтуру… Ты левак и спекулянт!
Маркелов не договорил. Стас чуть отвел плечо и взмахнул рукой. (По всем правилам бокса — корпус, плечо, рука.) Маркелов повалился на стол, сбросив паяльник и фотоумножители в белых коробочках.
— Нокаут! — проговорил Онегин и, вдруг вспомнив, закричал: — Идиоты! Радиация!
Он бросился к Маркелову. Женька ругался и пытался подняться, но руки не слушались и соскребали со стола какие-то инструменты. Еще немного, и он спихнет головой осциллограф.
— Хулиганы! — закричала Козловская из своей комнаты. Выйти она не решалась…
Филипп и Левка старались увести Стаса. Тот вырывался…
Маркелов наконец поднялся и выбежал из подвала. Лихорадочно протанцевала тень на белой стене пролета, и через секунду хлопнула далекая дверь.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления