Примечания{8}

Онлайн чтение книги История Французской революции с 1789 по 1814 гг. Histoire de la Révolution française
Примечания{8}

1 Политическое деление королевства перед 1789 г. Перед началом революции Франция, по словам Мирабо, представляла собой неорганизованное соединение взаимно чуждых народностей. Короли владели сначала только одним французским герцогством (duché de France), а затем уже мало-помалу расширили свои владения присоединением различных провинций, причем присоединение это производилось покупкой, захватом, как вымороченные или посредством браков. Таким образом, присоединенные провинции имели собственные законы, свои обычаи, свою таможню, свою магистратуру; нередко соблюдение тех или иных привилегий становилось условием самого присоединения.

Таким образом, по словам Шампьона{9}, перед 1789 г. мы находим во Франции „бретонскую нацию“ и особую бретонскую конституцию, на которую опирается поместное дворянство. Мирабо говорит о „провансальской нации“. Дофине пользуется всяким удобным случаем, чтобы напомнить, что оно уступлено французским королям под непременным условием не быть включенным непосредственно в состав королевства; оно „принадлежит королевству, но вовсе не составляет его части“. Бургундия в лице своего дворянства и духовенства говорит, что вообще „право жителей каждой провинции сохранять свои законы, обычаи и суды“ и что, в частности Бургундию, не могут облагать налогами даже Генеральные штаты. „Независимое королевство“ Наварра имеет претензию чеканить свою собственную монету и указывает на то, что король может „жаловать угодья и титул названного королевства исключительно подданным последнего“.

Различие между „провинциями“ было столь велико, что Мирабо не верил, чтобы когда-нибудь во всей Франции мог царить один закон. Порталис (один из будущих творцов Code civile) утверждал, что об этом нельзя и думать, а Рабо Сент-Этьен писал: „Не утопия ли мечтание о слиянии всех провинций под властью единого закона и введение повсюду однородной администрации?“

Хаосу местных законов, обычаев и привилегий естественно образовавшихся провинций чрезвычайно способствовало еще и искусственное, по произволу введенное то соединение нескольких областей в одно, то, наоборот, раздробление их. Иль-де-Франс и Париж, например, составляли две губернии; Гавр был выделен из Нормандии и т. д. Некоторые местности находились на совершенно странном положении: община Рарекур, например, лежавшая между Лотарингией, графством Бар и Шампанью, была вовсе свободна от государственных налогов, но платила подати королю, принцу Конде и австрийскому дому! Вся Франция была поделена на 129 духовных епархий, но 19 из них целиком или частью находились в зависимости от иностранных архиепископов.

2 Цехи и корпорации. Ремесленные корпорации (цехи) существовали с давних времен; во Франции это были строго замкнутые союзы ремесленников различных специальностей, и новые члены к ним допускались только с общего согласия и по выдержании известного испытания. Каждая корпорация платила королю известную сумму ежегодных налогов, и это совершенно независимо от налогов местных, за право торговли на рынках и т. п. Монополия, предоставленная корпорациям, к тому же зачастую узурпируемая королями, допускала к занятиям ремеслами лишь небольшую группу людей, создавала из ремесла известного рода привилегию, часто даже наследственную, ибо во многих мастерствах установился обычай, по которому сын наследовал мастерство своего отца без всякой санкции корпорации и без обязательного для всякого „мастера“ экзамена.

3 Марсовым полем называлось народное собрание во времена Меровингов и Каролингов. В нем принимали участие все свободные французские воины. После крещения Хлодвига в Марсовых полях начали принимать участие архиепископы, своим влиянием и ведением прений на латинском языке мало-помалу вскоре захватившие на этих собраниях всю власть в свои руки. Франкские воины, разделенные к тому же по своим поместьям, все в меньшем числе стали являться на Марсовы поля, и вскоре они потеряли характер народных собраний. При Карле Мартеле под влиянием вновь пришедших орд франков они снова становятся более популярными и получают название Майских полей, ибо собираются в мае месяце. Особенно оживленны они были в VIII ст. Карл Великий часто обращался к совещательному содействию Марсовых полей, собирал их часто два раза в год, но при нем они постепенно становятся местными, областными, и участие в них принимают исключительно знать и духовенство.

4 Вотчинные суды. Одной из привилегий феодальных вельмож было право суда над своими подданными. При этом некоторым из них предоставлено было безапелляционное право суда по всем уголовным и гражданским вопросам, с наложением самых разнообразных взысканий и наказаний вплоть до смертной казни, а другие могли налагать только денежные взыскания, и их приговоры могли быть обжалованы сюзеренному правителю. Такое различие, впрочем, появилось довольно поздно, а раньше всякий считал себе присвоенным право суда постольку, поскольку мог его защитить своей шпагой. Вотчинные суды руководствовались обычным правом, да и то постольку, поскольку это выгодно было для феодального владыки; в них царствовал самый грубый произвол, усиливавшийся еще различного рода суевериями, приводившими к так называемому Божьему суду в виде поединков и различного рода испытаний.

5 Генеральные штаты. Генеральные штаты являются прямым продолжением Марсовых полей. Собирались они исключительно по желанию короля и не имели правильной периодичности. По указу короля, объявленному через соответственных чинов по всему королевству, дворянство и духовенство непосредственно выбирали своих депутатов, а третье сословие, как городское, так и сельское, на особых собраниях выбирало сначала выборщиков, которые затем собирались по округам и выбирали депутатов из своей среды. Каждое первоначальное собрание избирателей третьего сословия, кроме того, составляло список своих пожеланий и жалоб, а собрание выборщиков комбинировало из них общий окружной список. Число депутатов не было строго определено, да и не играло особой роли, ибо голосование в Генеральных штатах производилось по сословиям, а не поголовно. Такой общий способ составления Генеральных штатов имел, однако, и многочисленные исключения. В некоторых провинциях крестьяне, например, не пользовались совершенно никаким избирательным правом, а рядом с этим подобным правом обладали такие учреждения, как Парижская коммуна, университет и т. д. Выбранные депутаты собирались в назначенном королем месте, и каждое сословие отдельно выбирало свое бюро; затем происходило первое общее заседание под председательством короля; на нем король произносил тронную речь, а государственный канцлер излагал причины созыва Штатов. Королю тотчас же отвечали по одному оратору от духовенства, дворянства и, наконец, третьего сословия. Во время речи последнего оратора все низшее сословие стояло с непокрытыми головами и вообще оно было всячески перед остальными сословиями принижаемо. После королевского заседания каждое сословие работало отдельно и составляло из принесенных депутатами от избирателей мандатов один общий для всего сословия лист пожеланий (cahier de doléances). Затем назначалось второе королевское заседание, и на нем каждое сословие при соответствующей речи представляло королю свою cahier de doléances; затем вотировались, как это обыкновенно требовалось, те или иные налоги или другие финансовые меры, и Генеральные штаты распускались, не дождавшись никакого ответа на свои „листы пожеланий“.

Первое собрание Генеральных штатов было произведено королем Филиппом в 1302 г.; в них король искал поддержки в своей борьбе с папой Бонифацием VIII. Иногда Генеральные штаты собирались не со всей Франции, а только с части ее, и таким образом создались „провинциальные штаты“, роль которых, впрочем, в XVIII ст. была совершенно ничтожна, ибо они находились в полном распоряжении чиновников короля. Из наиболее значительных собраний Генеральных штатов можно указать на Штаты 1356 г., собранные в Париже для северной части Франции, и в Тулузе — для южной. Тулузские штаты, между прочим, настаивали на периодичности собраний депутатов от народа и непосредственном участии их в законодательной деятельности правительства; это же требование и так же безрезультатно было возобновлено Штатами, собранными в 1484 г. В 1614 г. Генеральные штаты были собраны в последний раз; на них в первый раз был возбужден вопрос о работе всех трех сословий вместе и о голосовании поголовном, а не по сословиям. Во время этих Штатов в первый раз с достаточной силой третье сословие показало свое нежелание подчиняться своим „старшим братьям“, т. е. дворянству и духовенству. Далее, короли, видя несогласия между сословиями и все более возрастающую силу сословия третьего, боялись уже созывать Генеральные штаты, и боязнь эта, с их точки зрения, была основательна, ибо Генеральные штаты, созванные в 1789 г., повели уже к революции.

6 Lettres de cachet. Так назывались запечатанные в конвертах приказы короля, касающиеся самых разнообразных предметов. Приказы эти всегда вначале собственноручно подписывались королем, а с XVI в. государственным секретарем. Обыкновенно при помощи подобных Lettres de cachet производилось заключение или ссылка неугодных королю лиц, и здесь с давних пор известна была масса злоупотреблений. Против них восставали еще в 1560–1561 гг. Орлеанские Генеральные штаты.

7 Парламент. Во времена варварства под названием парламента понимали всякого рода политические сборища, в том числе и Марсовы поля. Затем парламентом стали называть королевский совет, составленный из великих вассалов, прелатов и других знатных близких к королю лиц. Таков был парламент Филиппа-Августа и Людовика Святого; он собирался два раза в году, на Троицу и в день Всех Святых, и имел функции законодательные, финансовые и юридические.

Филипп Красивый дал большую правильность организации парламента и сделал из него высшую судебную инстанцию. Политические функции парламента отошли к Государственному совету, а финансовые — к счетной палате. Сам парламент распадался на три палаты: 1) палата челобитная, 2) палата следственная и 3) палата великая, или золотая — судная.

Вначале на каждое собрание парламента (происходившее, как мы видели, дважды в году) королем назначались отдельные члены из феодальных баронов, прелатов и юристов, но затем после того, как застой в судебных делах заставил из собирающегося периодически сделать парламент учреждением постоянным (это произошло во второй половине XIV ст.), должности членов парламента одно время стали выборными, а затем быстро превратились в дорого продающуюся привилегию.

К началу царствования Людовика XI (1461) парижский парламент состоял из 100 членов; 12 пэров Франции, 8 челобитчиков и 80 советников, наполовину духовных, а наполовину светских. К 1635 г. число членов парижского парламента было увеличено до 120. Должность советника парламента была пожизненной и, как мы уже указывали, могла быть продаваема. Все советники должны были иметь титул доктора, но он давался не за научные заслуги, а попросту продавался королем Франции.

Рядом с парижским парламентом, начиная с 1443 г., понемногу стали учреждаться парламенты провинциальные также с исключительно юридическими функциями. В 1769 г. таких парламентов (исключая парижский) насчитывалось двенадцать. Каждый парламент являлся высшей судебной инстанцией в своей провинции или области, но, надо сознаться, нередки были случаи, когда Совет короля или Государственный совет, узурпируя власть, кассировал их решения.

Итак, парламенты постановлением Филиппа Красивого были лишены всякой политической власти, но у парижского парламента была оставлена одна функция, имевшая близкое соприкосновение с законодательством. Он обязан был заносить в особые парламентские регистры все издаваемые королем законы, и действие всякого закона начиналось только с момента зарегистрирования его парламентом. Из этой, как было предположено, простой формальности парламент сделал средство политической борьбы. Перед регистрацией он начинал обсуждать новый королевский закон и зачастую отказывал в его регистрации до нового более строгого приказа короля (du très expès commandement du roi), которому не подчиниться уже не было возможности. Однако, и в этом случае парламент оказывал, случалось, оппозицию, заявлявши делавшийся известным всей стране протест (remontrances). Подобного рода протесты имели большое нравственное значение, и они в свое время если не вызвали, то поддержали Фронду. Завоеванное парламентом политическое значение то усиливалось (Мария Медичи, например, во время малолетства Людовика XIII приняла на себя обязательство слушаться советов парламента; в начале царствования Людовика XIV парламент объявил себя стоящим выше Генеральных штатов), то ослаблялось и совершенно замирало (как во время Ришелье и во вторую половину царствования Людовика XIV). Часть борьбы парламента за политическую власть и преобразование его канцлером Мопу изложены у Минье несколько далее.

8 Сословия. Во Франции считалось три сословия: дворянство, духовенство и третье сословие.

Дворянство , ко времени, непосредственно предшествовавшему революции, дворянство состояло из поземельного дворянства — потомков завоевателей Галлии (было время, когда дворянство исключительно связывалось с землей, и существовало даже выражение: Point de seigneur sans terre), из дворянства, жалованного королем, и, наконец, из дворянства, приобретшего это звание службой (служилое дворянство). Дворянство до 1781 г. давала военная служба, причем менялись только несколько раз условия (продолжительность службы, чин и т. д.), при которых оно давалось; давала его служба в парламентах и некоторых высших государственных должностях (noblesse de robe), давало его занятие мест в некоторых городских управлениях (noblesse de cloche). За малыми исключениями все служилое дворянство было потомственным и давало право на все принадлежащие этому классу привилегии, а они были значительны. О привилегиях чисто феодальных мы скажем позже (см. примечания 21 и 22), а теперь укажем на то, что земли дворянства были освобождены от земельных податей и что дворянство имело к своим услугам особые суды. Служба, как мы видели, давала дворянство, но и тут в конце концов создались привилегии, и, например, с 1781 г. офицерские должности стали доступными только для дворян. Общее число дворян ко времени 1789 г. определить довольно трудно. Тэн считает, что в это время во Франции было до 140 000 дворян и что, таким образом, одно дворянское семейство приходилось на тысячу жителей. Расчет этот, однако, очень приблизительный. Чрезвычайно сравнительно многочислен был класс людей, не обладавших дворянством, но получивших право приобрести феодальные дворянские земли; много было постоянно людей, ложно присваивавших себе дворянское звание, и проверка дворянских грамот, предпринятая в 1666 г. по настоянию Кольбера, открыла 40 000 таких самозванцев.

Духовенство было по численности почти таково же, как дворянство; Тэн считает во Франции в 1789 г. 130 000 духовных лиц. Влиянием во Франции духовенство пользовалось огромным. Вначале, тотчас после крещения франков, влияние это зависело от культурности и образованности духовенства сравнительно с остальным населением (даже высшими его классами), а затем оно поддерживалось однажды уже завоеванным привилегированным положением. Духовенство пользовалось всеми феодальными привилегиями дворянства, но, кроме того, имело много и своих социальных преимуществ, прав и вольностей. Оно имело свои суды и все время боролось (подчас весьма успешно) за расширение их компетенции; одно время, например, им подлежал разбор всех дел, касающихся браков и завещаний; они добивались ведать все дела несчастных (вдов, сирот, вообще неимущих), как находящихся на попечении церкви. Земли духовенства были освобождены от налогов, да и вообще духовенство не платило почти никаких налогов, а само получало десятину, т. е. десятую часть всех доходов, получаемых с земли. Сначала десятина была свободным даром верных детей церкви, но затем указом Карла Великого была сделана обязательной.

Третье сословие , или, как его еще называли, „общины“, было сословием горожан, и в него входили все самостоятельные французские подданные, не состоящие на чьей-либо службе и независимо занимающиеся каким-либо промыслом{10}. Основание ему дали те городские общины или коммуны, которые получили свое начало на юге Франции еще во время владычества в Галлии Рима, а затем в течение XII ст. вся Франция была покрыта сетью почти самостоятельных демократических городских общин, и это общинное устройство сплотило и организовало третье сословие во Франции так, как ни в одном другом государстве. Образование новых общин и помощь старым составляло сначала заботу французских королей, ибо в общинах они находили поддержку в своей борьбе с феодальным дворянством. Однако доброе согласие между коммунами и королевской властью продолжалось недолго, и в XIV ст. (во второй его половине) произошел между ними полный разрыв. На собрании Генеральных штатов в 1357 г. третье сословие открыто выступило против королевской власти и своей нравственной силой принудило к ряду довольно либеральных реформ. При Генрихе IV и во время Фронды третье сословие опять оказалось на стороне короля, но конец царствования Людовика XIV и все царствование Людовика XV с произволом его любовниц и любимцев окончательно порвало связь короля с общинами, и они стали в оппозицию к королю, как все время были в оппозиции с дворянством и почти все время с духовенством. Королевская власть в XVI и XVII вв. мало-помалу совершенно уничтожила самостоятельность городских общин, но организованность третьего сословия, бывшего к тому же незамкнутым и все время освежавшегося притоком новых сил, осталась, и она позволила затем буржуазии победоносно выступить во время революции.

9 Интенданты. Интендантами назывался целый ряд разнообразнейших чиновников, но здесь речь идет о так называемых intendants des provinc. Такое наименование со времен Ришелье получили особые чиновники, посылаемые королем в различные части королевства „для наблюдения за всем, что касается отправления правосудия, полиции и финансов, для поддержания во всем порядка и исполнения поручений короля или королевского совета“. Подобного рода интенданты были облечены громадной властью. Вообще говоря, власть их была административная: они наблюдали за протестантами, в их непосредственном ведении находились евреи; они должны были наблюдать за содержанием и ремонтом приходских церквей и заботиться о квартирах для священства, а также на их обязанности лежал и еще ряд дел, касавшихся религии и духовенства. Их заботам были поручены университеты, гимназии и публичные библиотеки; земледелие в самом широком смысле слова, торговля и промышленность, включая пути сообщения; они наблюдали за набором рекрутов и содержанием солдат, их контролю подчинены были сборы всевозможных податей, — короче говоря, нет почти ни одной отрасли государственного и общественного управления, которых так или иначе не касались бы интенданты. Рядом с административной властью интендантам короли зачастую передавали и власть судебную, когда желали какое-либо дело изъять из ведения обыкновенных судов; судебная власть интендантов в этом случае была выше таковой же парламентов, и решение их было безапелляционно.

10 Деятельность Тюрго . О деятельности Тюрго, в значительной степени способствовавшей развитию общественного самосознания, мы приведем еще выписку из „Французской революции“ В. Блосса{11} „Тюрго был против займов и повышения налогов: он стоял за полную свободу торговли и сношений. Ему удалось испугать молодого двадцатидвухлетнего короля страшным призраком революции и склонить его к своим планам. Прежде всего он объявил свободу торговли хлебом. Это было важное нововведение, так как раньше перевозить хлеб из одной провинции в другую можно было только с разрешения властей. За противозаконную торговлю хлебом грозила ссылка на галеры и даже смертная казнь. Поэтому в одной провинции мог свирепствовать голод, тогда как в другой был излишек в хлебе. Так как урожай 1774 г. был плох, то Тюрго введением свободы хлебной торговли думал принести пользу стране. Но против него вооружились все привилегированные. Лишь чрезвычайное королевское заседание „на подушках“ заставило парижский парламент, представлявший интересы привилегированных, внести эдикт о свободе хлебной торговли в регистры. Но в народе распространился слух, что свобода хлебной торговли вызвала дороговизну хлеба, и невежественная толпа разъярилась против министра-реформатора. Дело дошло до мучной войны: народ разграбил и разрушил государственные и частные хлебные магазины, что, конечно, только ухудшило его положение. Но неудача реформы Тюрго произошла главным образом оттого, что сношения были тогда еще не развиты и не организованы.

Эта первая неудача не ослабила энергии Тюрго Он снова расположил молодого короля в пользу своих реформаторских идей, и, таким образом, 6 февраля 1776 г. появилось шесть знаменитых декретов, сильно взволновавших старую Францию.

В этих декретах молодой король объявлял французам отмену барщинных работ. Затем, ими отменялось много старых предписаний, стеснявших торговлю предметами первой необходимости. Четвертый из этих декретов уничтожал цехи и звание мастера, а также вводил полную свободу торговли и промыслов. Только цирюльники, аптекари, золотых дел мастера, литографы и книгопродавцы были изъяты из действия этого декрета.

Тюрго дал этим декретам, правда, несколько доктринерскую, но удачно изложенную мотивировку. Так, в декрете об уничтожении цехов говорилось: „Мы считаем своей обязанностью обеспечить всем нашим подданным полное и неограниченное пользование их правами; особенно обязаны мы охранять тот класс людей, который не имеет иной собственности, кроме своего труда и прилежания, и который поэтому больше всего имеет нужду и право черпать в полном размере из этого единственного источника все средства для своего существования. С болью видели мы многочисленные и разнообразные нарушения, которым подвергалось это естественное и всеобщее право путем различных ограничений; ограничения эти хотя имеют за себя давность, но они не могут быть узаконены ни временем, ни господствующими взглядами, ни даже авторитетом, который их, по-видимому, освятил“. Такие слова в устах французского короля производили тогда огромное действие. Здесь формально объявлялось право на труд, как действительно и говорится в другом месте этого замечательного документа, где сказано, что Бог, давший людям различные потребности, дал также в собственность каждого человека и право трудиться. „Право на труд“, как мы дальше увидим, неоднократно снова всплывало в различные периоды революции. Конечно, о том, как воспользоваться этим „правом“ на деле, тогда были еще менее ясные представления, чем теперь.

В общем же деятельность Тюрго была направлена лишь к осуществлению системы свободной конкуренции.

Тут-то и заволновались привилегированные. Цехами они бы еще пожертвовали, но отмена барщины задела их за живое. У дворянства и духовенства совесть была неспокойна: они боялись, что теперь, чего доброго, вскоре еще обложат налогами их имения и доходы. Цеховые мастера были в высшей степени возбуждены: они должны были потерять привилегированное звание мастера. Говорили, что после объявления свободы промыслов все сельское население устремится в города, и некому будет обрабатывать землю. Двор и парламенты, восстановленные лишь Людовиком XVI, вооружились против реформ Тюрго. Правда, шесть его декретов были внесены в регистры королевским заседанием „на подушках“, но противодействие парламентов все еще продолжалось. Когда же Тюрго выразил мысль, что необходимо созвать собрание народных представителей, против него восстали соединенными силами двор, дворянство, духовенство и разъяренный, обманутый ими народ, в пользу которого Тюрго предпринимал свои реформы. Слабого и бесхарактерного короля уверили, что Тюрго лишь притворяется, будто он хочет предотвратить революцию, что на самом деле он старается вызвать ее. И король удалил Тюрго — ровно через два месяца после того, как он заставил парламент занести в регистры его декреты. В августе 1776 г. цехи с некоторыми изменениями были снова восстановлены; восстановлена была и барщина. Тюрго избавил фабрики от „регламентов“, — теперь они снова были введены“.

11 Генерал-контролер финансов наблюдал за всей государственной отчетностью и вел записи приходов и расходов. Должность эта была создана в 1547 г. королем Генрихом II, но до 1661 г. их функции заключались исключительно в проверке оправдательных документов по государственному приходо-расходу и выработке совместно с финансовыми интендантами списка сумм, выплачиваемых Лувру. С 1661 г. генерал-контролер финансов стал вообще во главе всей финансовой администрации страны. Первым таким генерал-контролером был Кольбер, и он занимал эту должность вплоть до 1683 г. В 1791 г. должность генерал-контролера была заменена должностью министра финансов (ministre des contribution et revens publics).

12 Собрание нотаблей заменяло собой Генеральные штаты в период от 1614 до 1789 г. Уже Карл V, встречая в выборных Генеральных штатах оппозицию, неоднократно вместо них созывал собрания, всех членов которых сам непосредственно назначал. В 1367 и 1369 гг. им были созваны собрания, например, из прелатов, дворянства, юристов и представителей богатой буржуазии, подтвердившие его решимость воевать с англичанами и ввести некоторые реформы в администрацию королевства. В XV в. Людовик XI собирал нотаблей в Туре, а в 1527 г. Франциск I в Колонне. Собрание нотаблей обсуждало в 1560 г. различные государственные дела в Фонтенбло; наконец, Ришелье собирал нотаблей в 1626 г. Следующее обращение к нотаблям было при Колоне и, наконец, последнее непосредственно перед Генеральными штатами 1789 г. при Неккере. Собрание при Колоне состояло из 137 членов; 129 из них принадлежало к дворянству и духовенству, а 8 к богатой буржуазии, тянувшейся во дворянство.

13 В дополнение к тому, что говорит Минье об общем положении Франции перед Великой революцией, мы вкратце по Блоссу (Французская революция. СПб., 1906) рассмотрим положение крестьян и затем приведем выдержки из статьи Э. Шампьона „Франция в 1789 году“, помещенной в виде вступления к русскому переводу „Великой французской революции“ Ф. Олара (М., 1906).

Ко времени революции всего во Франции числилось до 25 миллионов жителей, и из них 21 миллион занимался земледелием на 35 миллионах гектаров пригодной для сельского хозяйства земли. 2/3 этой земли находилось во владении мелких собственников только во Фландрии, Эльзасе и Северной Бретани, бывших сколько-нибудь зажиточными, а в остальной Франции, в особенности в Шампани и Лотарингии, живших в страшной бедности, раздробление земли было чрезвычайное, существовали земельные участки в несколько квадратных сажен. Среднего сословия среди земледельческого населения не было вовсе; были крупные землевладельцы и сельский пролетариат. Только в Вандее между дворянством и крестьянством сохранились патриархальные отношения, везде же в других местностях землевладельцы эксплуатировали крестьян до самых крайних пределов возможности. Жизнь сельского населения представляла собой адскую муку и мало чем отличалась от жизни неразумного животного.

„Крестьяне{12} жили в жалких глиняных лачугах, крытых соломой, многие из которых не имели окон. Они неизбежно должны были пребывать в грязи, среди грубости и невежества, так как господствующие слои нисколько не были заинтересованы в том, чтобы бросить в эту несчастную массу, погруженную в безысходный мрак, спасительный луч образования. Лишь очень немногие из крестьян умели читать и писать. Среди сельского населения перед революцией было еще полтора миллиона крепостных, плативших оброк своим господам и отбывавших повинности работой. Они были подсудны помещику, не могли делать завещаний и свободно располагать своим движимым имуществом. Крестьянин должен был безропотно терпеть убытки, причиняемые ему дичью, и под страхом большого наказания не смел держать оружия.

Чрезвычайно обременительны для крестьян были десятины, которые они обязаны были давать землевладельцам и духовенству. Десятина должна была равняться десятой части валового дохода с хозяйства, но счеты были здесь так неопределенны, что она могла дойти до третьей части, половины или даже трех четвертей и более чистого дохода и, таким образом, могла лечь страшным бременем на крестьянина. Значительное число участков должны были отдавать с акра седьмую часть пшеницы. Крестьяне, возделывавшие виноградники, также должны были отдавать седьмую часть спирта. Со Средних веков удержалась, в качестве „исторического права“, масса натуральных повинностей; с некоторых участков взимались экстраординарные поборы зерном, птицами, свиньями, яйцами, дровами, воском и цветами; рядом с обыкновенной барщиной также существовали еще экстраординарные натуральные повинности. Неоднократно вводились и особые сборы деньгами. Но рядом с феодальным господством к крестьянину предъявляло свои требования и государство, и государственные сборы взыскивались с такой же строгостью. Здесь первое место занимал поземельный налог (taille), от которого дворянство почти вполне избавилось, духовенство же было совершенно свободно; между тем как крестьянин должен был платить его беспрекословно. Общая сумма поземельного налога простиралась до 110 миллионов франков. Затем следовал столь ненавистный налог на соль с целым рядом пошлин с товаров, съестных припасов, дорожных пошлин. Высчитано, что в тех местностях, где поборы были особенно тяжелы, крестьянин платил с каждых 100 франков 53 франка государству, в виде поземельного, подушного и подоходного налогов, 14 — землевладельцу, 14 — духовенству, в виде десятины. Из остальных 19 франков надо было платить еще налог на соль и предметы потребления. Поэтому достаточно было таких крестьян, которые всю жизнь голодали.

Существовала целая масса способов увеличивать число зависимого от землевладельцев земледельческого населения. В некоторых местах крепостным становился всякий, проживший хоть один день свыше года в данном поместье. Все имущество его, где бы оно ни находилось, становится собственностью владельца поместья. Свободный человек, женившийся на дочери крепостного, сам оставался свободным, но если, по несчастью, он жил в доме своей жены и перед смертью не успевал куда-нибудь уехать, то дети его становились крепостными!

Существовала, сверх того, масса способов лишить крестьянина того немногого, что ему удалось скопить. В некоторых монашеских владениях существовал закон, например, что если будет доказано, что девушка, вступавшая в брак, первую ночь после него провела в доме мужа, а не у родителей, то она теряла право наследования после своего отца, и оно переходило к монахам!

К такому страшному гнету присоединялось первобытное ведение сельского хозяйства и частые неурожаи. Немудрено, что крестьяне время от времени не выдерживали и дело доходило до восстаний, подавляемых военной силой“.

Вот что пишет Э. Шампьон о положении непосредственно перед революцией армии, народного просвещения и общем обнищании страны.

Армия. „Указы последнего времени, касавшиеся способа раздачи высших военных чинов, исторгли у дворянства стоны (это его собственное выражение). Со времени министерства г-на Сен-Жермена военная служба становится, благодаря распоряжениям Военного совета, почти унизительной для провинциального дворянства, которому Совет предоставляет только низшие военные звания, объявляя, что к командованию армиями призвано по преимуществу придворное дворянство“.

Торговля чинами, эта „гангрена“, продолжала „разъедать армию, как и все другие части государственного строя“; военная карьера представляла собой ряд денежных сделок, — и дворянство, „со слезами на глазах, с болью в сердце, умоляло Его Величество открыть заслугам доступ к высшим чинам“. За деньги можно было стать прево, фурьером, трубачом, военным лекарем, аптекарем, священником кавалерийского штаба или французской гвардии.

То же дворянство говорило королю: „В армии царит всеобщее недовольство, национальная честь гибнет под ударами сабли и палки, так что целая гренадерская рота силой открывает ворота города, находящегося на военном положении, и передается врагу, чтобы избегнуть позорных наказаний… Многие полковники — палачи, большинство из них торгует чинами и не имеет других достоинств, кроме виртуозного умения унижать своих равных“.

Несоразмерность между жалованьем солдата и стоимостью съестных припасов была „вопиющей“, да и это ничтожное жалованье выплачивалось неаккуратно. Нужда и дурное обращение заставляли многих дезертировать. Содержание армии обходилось не менее 100 миллионов в год.

Народное просвещение. „Университеты, очень малочисленные и, главное, плохо распределенные, до известной степени сохраняли варварские приемы преподавания, процветавшие в Средние века, но совершенно утратили свою тогдашнюю дисциплину и блеск. В некоторых университетах, как, например, в Анжерском, преподавание все еще велось на латинском языке. Орлеанский университет заявлял, что как профессора, так и студенты работают мало. Занятия почти всюду сводились к пустым формальностям. Экзамены носили смехотворный характер. Студенты легко получали разрешение не присутствовать в классах, иногда даже — отлучаться в учебное время и „несли только денежные повинности“. На юридическом и медицинском факультетах всякий без труда мог купить ученое звание.

Упадок коллежей становится в течение XVIII в. все более заметным. Уничтожение иезуитского ордена образовало в преподавательском персонале пробел, который не был пополнен. Вне Парижа большинство коллежей, находившихся некогда в цветущем состоянии, терпели нужду в достойных доверия учителях. Лишь о немногих учебных заведениях установилось мнение, что они избегли общего упадка: в их числе указывали на коллежи Лиможа, Сента и Пюи. Дворяне жаловались — одни на коллежи, посещаемые их детьми, другие — на отсутствие достаточно близких к их местожительству коллежей. Многие коллежи терпели недостаток в денежных средствах. Здание коллежа в Труа, единственного крупного учебного заведения во всей епархии, разваливалось; в таком же состоянии находились коллежи Ангулема и Барселонетты, немногим лучше было и положение Арльского коллежа. Профессора большей частью получали ничтожное жалованье и были недостаточно обеспечены, чтобы жить „и пользоваться уважением“. Некоторые учебные заведения были открыты исключительно либо для дворян, либо для католиков; 42 мальчика, принадлежавших к протестантским семьям Ларошели, воспитывались вдали от своих родителей, потому что их вероисповедание закрывало им доступ в коллеж родного города.

Королевские указы несколько раз — в 1695, 1724 гг. — предписывали учредить школы во всех приходах. Они так плохо исполнялись, что в 1789 г. очень большая часть королевства была лишена органов первоначального образования. Даже в крупных городах многие дети не получали доступа к последнему: в Париже из 800 девушек Сальпетриера только 24 учились писать; чтению училось большее число, но крайне неудовлетворительно. Из 1300 детей Воспитательного дома только 12 учились читать и писать.

Там, где школы существовали, учителя часто были непригодны для своего дела и не отличались рвением. Счету обучали лишь очень немногие. Орлеанский университет полагал, что от них нельзя требовать ничего более, как преподавания элементов чтения и письма. Протоколы и наказы, составленные в период созыва Генеральных штатов, во многих случаях подписаны лишь половиной, четвертой или даже меньшей частью явившихся: „остальные не сумели“. А уметь подписаться не значит уметь писать. Характер подписей заставляет думать, что многие из тех, кто с таким трудом написал их, только и умели, что выводить буквы своего имени. В 1790 г. многие члены Учредительного собрания указывали на такие сельские общины, где не более двух человек умело читать“.

Обнищание страны в последний период старого порядка. „Всеобщая, глубокая нужда, царившая в королевстве, возмущала Артура Юнга: „Как страшно должно терзать совесть власть имущих зрелище миллионов трудолюбивых людей, обреченных на голод гнусным режимом деспотизма и феодализма!“ Привилегированные единогласно признавали существование зла, являвшегося в огромной части плодом тех беззаконий, из которых они извлекали выгоду. Маркиз Буйлье признает, что большая часть французов „изнурена, почти изнемогает“. Но лучше послушать, что говорит само сельское население. В 1789 г. оно открыло наиболее почтенным экономистам и филантропам, считавшим себя знатоками социальных вопросов, такие потрясающие подробности, о которых статистика и административные донесения умалчивали. В Сюрене даже двадцатая часть жителей не могла рассчитывать на то, что их старость будет ограждена от ужасов полной нищеты: в течение года 150 домохозяев из 320 получили пособие от приходского священника, и, наверное, еще многие нуждающиеся остались ему неизвестны. В Роканкуре жители, призванные высказать свои желания, отвечали, что они умирают с голода. „Не знаю, чего и просить, — сказал один из них, — нужда так велика, что невозможно добыть хлеба““.

Жители Монтегю в Комбрайле, рассказав королю о своем бедственном положении, каются, что лишь занятие контрабандой дает им возможность прокормиться. „Лишь навлекая на себя стыд и бесчестье, — прибавляют они, — можем мы уплачивать подати, взимаемые от Вашего имени“.

Вычислили, что неимущих, лишенных всяких средств к жизни, было около миллиона, в том числе половина неспособных к труду. Пятьдесят тысяч больных обходились общественной благотворительностью в 12–15 су каждый ежедневно. В Hôtel Dieu на большие кровати клали по четыре, иногда по шести и даже восьми больных, не обращая внимания на заразные болезни, от которых здесь регулярно умирала четвертая или пятая часть. Что касается рожениц, то из них умирала одна на тринадцать.

Шайки нищенствующих бродяг — „позор и бич королевства“ — бродили по проселочным дорогам Булони, Нормандии, Гаскони, Бигорра, Иль-де-Франса, грозя разбоями и поджогом, если им отказывали в приюте и пище. Страх, внушаемый ими, удерживал население от доносов, и опыт оправдывал осторожность крестьян: если кто пытался оказать им сопротивление, они обращали в пепел его избу и ригу. Ежегодно задерживали в среднем десять тысяч бродяг и столько же ускользало от властей. Там, где для охраны дичи держали 200 сторожей, безопасность населения ограждали только 13.

14 Хранитель государственной печати первоначально действительно только хранил государственную печать и носил ее постоянно привешенной на шее, чтобы никто не мог воспользоваться ею в его отсутствие. Затем мало-помалу функции хранителя печати стали расширяться, и он является уже заместителем государственного канцлера и высшим сановником королевства. Разница между ними только та, что звание государственного канцлера было пожизненным, а хранитель государственной печати назначался и менялся по желанию короля. В 1790 г. должность эта была уничтожена и снова восстановлена только при Наполеоне I. С этой поры она неразрывно связана с должностью министра юстиции.

15 Богатство духовенства. Перед революцией духовенству во Франции принадлежала 1/5 всей земли, приносившая свыше 100 миллионов франков дохода. „Десятина“ давала, сверх того, до 23 миллионов франков. Богатству духовенства способствовало еще то, что оно обладало правом самообложения, т. е. приходило на помощь государственным расходам добровольными дарами, никогда не превышавшими 16 миллионов франков в год. Все громадные доходы церкви, однако, распределялись между высшими членами духовенства; доход приходских священников колебался между 500 и 2000 франков, из которых они в виде „добровольного дара“ должны были отдавать правительству до 100 франков.

16 Зал Jeu de pommes, или зал для игры в мяч. Игра в мяч с древних пор была любимой игрой французов, и ею занимались с одинаковым увлечением и короли, и сановники, и духовные лица. Для этой игры в большинстве городов в XVIII ст. существовали особые залы. Версальский зал для игры в мяч отличался громадной величиной; это был продолговатый манеж с продольными стенами, на одну треть не доведенными до потолка и дававшими, таким образом, массу света.

17 Вот формула клятвы, произнесенной депутатами 20 июня: „Клянемся впредь не расходиться и собираться повсюду, где лишь позволят обстоятельства, до тех пор, пока не будет создана на прочных основаниях конституция королевства“.

18 Пале-Рояль — дворец, построенный Ришелье и оставленный им в наследство Людовику XIII. При дворце этом существовал сад, с трех сторон окруженный галереями с магазинами роскоши. Этот сад и служил для народных сборищ во время революции.

19 Иностранные войска в штате королевской гвардии во Франции существовали со времени Людовика XI; в 1616 г. швейцарцы образовали особый полк из четырех батальонов. Германская гвардия (Royal allemand) являлась конным полком, образованным в XVII в. и составленным почти исключительно из немцев.

20 Бастилия , или отдельно стоящее укрепление в Сент-Антуанском предместье, существовала с очень давнего времени в том же виде, как ее застала революция; она была начата постройкой в 1370 г. и окончена в 1382 г. Тотчас по постройке она была обращена в государственную тюрьму, и первым в нее был заключен по обвинению в ереси Этьен Марсель, старшина парижского купеческого сословия, наблюдавший за ее постройкой. Бастилия состояла из восьми громадных башен, соединенных стеной толщиной в 8 футов. Окружена она была широким и глубоким рвом. В Бастилию чаще всего помещались арестанты по королевским lettres de cachet; тот произвол, который существовал при подобного рода арестах и который был разоблачен перенесшими заточение в Бастилии Латюдом, адвокатом Ланге и другими, сделал из нее в глазах народа какое-то воплощение королевского произвола.

21 Относительно феодальных прав и личной крепостной зависимости, существовавших еще ко времени революции, отсылаем к последнему примечанию Токвиля в его книге „Старый порядок и революция“. Кроме того, считаем интересным привести описание феодальных поместий Бле и Бросс, приложенное к книге П. Тэна „Происхождение общественного строя современной Франции“ (цитируем с некоторыми пропусками по русскому переводу. СПб., 1880).

„Поместья Бле и Бросс расположены в Бурбоннэ: они находятся в ленной зависимости (dans la mauvance) от короля — вследствие существования тут королевского замка и крепости Эве — под именем города Бле. Он был когда-то очень населенным; но гражданские войны шестнадцатого века, а в особенности выселение протестантов сделали его пустынным; так что на место 3000 жителей, считавшихся в нем прежде, в нем находится в настоящее время едва ли и 300 человек; это общий жребий всех городов этой местности“.

Все поместье, считая тут обе земли, оценено в 369 227 ливров. — Земля Бле заключает в себе 1437 арпанов, возделываемых 7 фермерами, которые снабжаются скотом от помещика; скот этот оценен в 13 781 ливр. Они платят помещику все вместе 12 060 ливров арендной платы (кроме оброка курами и известного числа дней барщины). Один из них снимает большую ферму и платит за нее 7800 ливров в год; другие платят 1300, 740, 640 и 240 ливров в год. — Земля Бросс заключает в себе 515 арпанов, находящихся в руках двух фермеров, которые снабжены помещиком скотом на сумму 3750 ливров; оба эти фермера вместе платят помещику 2240 ливров.

Все поместье оценено следующим образом:

I. Поместье Бле, — согласно местному обычаю, по отношению к дворянским или благородным землям (terres nobles){13}, — оценено из 25 процентов, т. е. в 373 060 ливров, из которых следует вычесть капитал в 65 056 ливров, представляющий лежащие на этой земле ежегодные обязательные платежи (жалованье священнику (portion congrue), починки, исправления и пр.), не считая личных обязательств владельцев, каковы „двадцатины“ (les vingtièmes). Оно приносит в год чистых 12 300 ливров и стоит 308 003 ливра чистыми деньгами.

II. Поместье Бросс, согласно местным обычаям, оценено из 22 процентов, потому что земля перестает быть дворянской (noble), вследствие перенесения ленных прав (droits de fief) и владельческого права суда и расправы на землю Бле. При такой оценке она стоит 73 583 ливра, из которых следует вычесть капитал в 12 359 ливров, представляющий лежащие на этой земле ежегодные имущественные обязательства; она приносит в год чистых 3140 ливров и стоит 61 224 ливра чистыми деньгами.

Доходы с этих двух поместий проистекают из следующих источников:

Прежде всего из арендных плат за вышеупомянутые фермы. — Затем из феодальных прав, перечисление которых следует ниже.

Полезные и почетные права, связанные с владением поместьем Бле:

1. Право отправления уголовного и гражданского суда в первой, второй и третьей инстанции (droit de haute, moyenne et basse justice) на всей земле Бле и в других деревнях, как то в Броссе и в Жале. На основании этого права, и как это видно из явочного акта, составленного в Шатле, 29 апреля 1702 г., владетель Бле „ведает все имущественные и личные, гражданские и уголовные дела, даже и в тех случаях, когда дело касается до поступков дворян и духовных; ему же принадлежит описывание и опечатывание мебели, одежды и другого движимого имущества, опека, попечительство и заведование делами несовершеннолетних, а также управление их вотчинами и наблюдение за принадлежащими им по обычаю сеньориальными правами и доходами и пр“.

2. Право лесного надзора (droit de gruerie), на основании эдикта 1707 г. Лесничему сеньора подведомственны все дела касательно воды и лесов; он разбирает относящиеся сюда обычаи и судит все преступления и проступки против правил охоты и рыбной ловли.

3. Право дорожного надзора (droit de voirie), т. е. полицейский надзор за улицами, дорогами и дорожными сооружениями (за исключением больших дорог). Сеньор назначает окружного судью (bailli), лесничего (gruyer), дорожного надзирателя (voyer) и казенных дел стряпчего (procureur fiscal); он может сменить этих лиц. — „Пошлины за внесение в книги явочных актов (droits de greffe) отдавались прежде в аренду в пользу сеньора, но в настоящее время, ввиду чрезвычайной трудности отыскать в этой местности толковых и знающих людей для выполнения этой должности, сеньор уступает свои права на эти пошлины тому человеку, которому он поручает должность повытчика или актуариуса (greffier)“. (Сеньор платит окружному судье 48 ливров в год, с тем, чтобы он открывал заседание однажды в месяц, и 24 ливра в год казенных дел стряпчему за присутствие на этих заседаниях).

Сеньор получает в свою пользу штрафы, назначенные постановленными им судьями, и конфискованный ими скот. Этот источник приносит ему ежегодно средним числом 8 ливров.

Он должен содержать тюрьму и тюремщика.

Он имеет право назначать 12 нотариусов; в действительности только один нотариус — в Бле, „да и тому совсем нечего делать“. Эта должность дана ему даром и только для того, чтобы не дать праву сеньора впасть в неупотребление и забвение.

Он назначает также пристава (sergent), но уже с давних пор этот пристав не платит ему никакой аренды за свою должность и вообще не доставляет ему никаких доходов.

4. Личная и имущественная подать (taille personnelle et réelle). В Бурбоннэ, в старину, подать принадлежала к тому разряду, который называется taille serve (рабская или крепостная подать), а крепостные принадлежали к разряду т. н. serfs mainmortables (не имевших права располагать своим имуществом после смерти). „Сеньоры, сохранившие еще за собой в полной неприкосновенности и на всем протяжении своих ленов и судебных округов (leurs fiefs et justises) феодальное право, называемое droit de berdelage{14}, пользуются еще и в настоящее время правом наследовать после своих вассалов во всех решительно случаях, даже в ущерб родным их детям, если эти последние не были постоянными жителями данной местности и не жили под одним кровом со своим умершим родителем“. Но в 1255 г. Год де Сюлли даровал своим вассалам хартию, в которой он отказался от этого права на имущественную и личную подать, получив взамен того право взимания известного налога за право гражданства в его владениях (droit de bourgeoisie). Этот налог взимается еще и в настоящее время (см. ниже).

5. Право на бесхозные вещи, т. е. приблудный скот, на найденную утварь и одежду, на залетевшие пчелиные рои и на откопанные клады (в течение последних двадцати лет по этой статье не было никакого дохода).

6. Право на имущество лиц, умерших без наследников; а также право на наследование после незаконнорожденных и пришлых людей (aubains), умерших на его земле, равно как и право на имущество людей, присужденных к смерти, к пожизненным галерам (каторжным работам), к изгнанию и пр. (никаких доходов).

7. Право охоты и рыбной ловли, причем второе оценивают в 15 ливров в год.

8. Право взимания особого налога за право гражданства (droit de bourgeoisie, см. статью 4) на основании хартии 1255 г. и земельного описания (le terrier) 1484 г. — Самые богатые люди должны платить ежегодно по 12 мер овса, по 40 фунтов каждый, по 12 парижских денье, люди среднего состояния — по 9 мер и по 9 денье, все остальные платят по 6 мер и по 6 денье.

9. Налог на охрану (droit de guet) замка Бле. Королевским указом 1497 г. размер этого налога для жителей города Бле и для всех живущих в пределах этого судебного округа, как то для обитателей Шарли, Буамарвье и пр. был определен в 5 су в год с каждого дыма (par feu), что и было приведено в исполнение. Все жители этой местности всегда признавали себя подлежащими этому налогу на охрану и стражу (guet et garde).

10. Дорожные пошлины (droit de péage) со всех товаров и припасов, провозимых через город Бле, за исключением зернового хлеба, круп, муки и овощей.

11. Право отлива (droit de potage), т. е. право взимания в пользу сеньора 9 пинт с каждой бочки вина, продающейся в розницу в городе Бле. Это право отдано в 1783 г. на откуп, на 6 лет, за 60 ливров в год.

12. Пошлины с убоя скота (droit de boucherie), или право получать язык от каждой рогатой скотины, убитой в городе, а также головку и ножки от всех зарезанных телят. В Бле нет мясника; однако же, „во время жатвы и в течение всего года убивается около 12 быков“. Эта пошлина взимается управляющим и ценится в 3 ливра в год.

13. Сбор с ярмарок и рынков, с мер (погонных и сыпучих) и весов. Пять ярмарок и еженедельный рынок; но и ярмарки и рынки немноголюдны; крытого рынка нет. Это право ценится в 24 ливра в год.

14. Право на требование конной и пешей барщины (corvées de charrois et à bras). В качестве верховного местного судьи (haut-justicier) сеньор Бле пользуется этим правом по отношению к 97 человекам в самом Бле (22 конных дней и 75 пеших) и к 26 человекам в Броссе (5 конных дней и 21 пеший). При пешей барщине сеньор выдает по 6 су в день на прокормление каждого человека и при конной по 12 су на человека с повозкой и четырьмя быками.

15. Обязательное пользование мельницами владельца (Banalité de moulins) (судебный приговор 1736 г., присуждающий земледельца Руа к обязательству молоть свой хлеб на господской мельнице в Бле и к штрафу за то, что он перестал молоть его там три года тому назад). Мельник взимает шестнадцатую часть смолотой муки. Водяная господская мельница, вместе с ветряной и с 6 арпанами прилежащей земли, отдается в аренду за 600 ливров в год.

16. Обязательное пользование господской печью для печения хлеба (Banalité de four). По сделке, заключенной в 1537 г. между сеньором и его вассалами, он дозволяет им иметь в собственных домах небольшую печь, с подом из трех глиняных плит, по полуфуту каждая, для печения пирогов, лепешек и сухарей; они же, со своей стороны, признают себя обязанными пользоваться господской печью для печения хлеба. Сеньор может взимать шестую часть теста; это право могло бы приносить по 150 ливров в год; но несколько лет тому назад хлебопекарня обрушилась и не была выстроена заново.

17. Право держать голубятню (droit de colombier). Таковая имеется в парке замка.

18. Право наследования вассалами (droit de bordelage). На основании этого права сеньор считается наследником своих вассалов, за исключением того случая, когда родные дети умершего жили под одной кровлей с ним в момент его смерти.

19. Право на пустыри и заброшенные земли, а также на земли, намытые рекой.

20. Чисто почетное право на скамейку подле клироса, на каждение перед его особой, на упоминание его имени на ектинии, на погребение в церкви, под клиросом, также на внутренний и внешний траурный пояс с гербами при похоронах.

21. Крепостные пошлины (droit de lods et ventes) с чиншевиков (censitaires), вносимые сеньору приобретателем чиншевого участка в течение 40 дней по совершении покупки. Сеньор Бле и Бросс взимает их в размере 6 процентов. Считается, что продажи имеют место по разу в течение каждых 80 лет. — Это право дает ежегодно 254 ливра.

22. Церковные десятины и сборы с мясных продуктов (droit de dîmes et charnage). Сеньор приобрел все десятины, за исключением очень немногих, у каноников Ден-ле-Руа и у приора Шомонского. В уплату десятин здесь идет 13-й сноп. Эти десятины включены в арендные контракты фермеров.

23. Право на т. н. „господский сноп“ (droit de terrage ou champart). Это — право взимать, после отделения десятины, известную часть произведений земли. „В Бурбоннэ „господский сноп“ взимается в очень различных размерах; иногда в пользу господина взимается 3-й сноп, иногда 5-й, 6-й или 7-й, всего же чаше 4-й; в Бле взимается 12-й сноп“. Сеньор Бле взимает „господский сноп“ только на некотором числе земель своих владений. „Что касается до земли Бросс, то там, по-видимому, все земли, состоящие во владении чин-шевиков (censitaires), подлежат этому сбору“.

24. Чинш (cens), добавочный чинш (surcens) и ренты, платимые за разного рода недвижимости, — как то дома, поля, луга и пр., — находящиеся во владениях сеньора.

В имении Бле к этой категории принадлежат 810 арпанов земли, разделенные на 511 участков и состоящие в пользовании 120 чиншевиков; общая ежегодная сумма получаемого с них чинша состоит из 137 франков деньгами, из 67 четвериков пшеницы, 3 четвериков ржи, 159 четвериков овса, 16 пулярдок, 130 куриц и 6 петухов и каплунов; все это оценяется в 575 франков.

В имении Бросс сюда принадлежат 85 арпанов, разделенные на 112 участков и находящиеся в руках 20 чиншевиков; общая сумма годового чинша состоит тут из 14 франков деньгами, из 17 четвериков пшеницы, 32 четвериков ржи, 26 пулярдок, 3 кур и 1 каплуна. Все это ценится в 126 франков.

25. Право на общинные земли (124 арпана в имении Бле и 164 арпана в имении Бросс).

Вассалы имеют по отношению к общинным землям только право пользования. „Почти все земли, на которых они пользуются правом выгона, принадлежат в собственность сеньорам, которые обязаны терпеть одно только это право пользования их собственностью со стороны вассалов; да и то это право пользования дается не всем, а некоторым лицам“.

26. Право на лены (fiefs), зависящие (mouvants) от баронии Бле.

Некоторые из этих ленов, а именно 19, находятся в Бурбоннэ. В Бурбоннэ лены (fiefs), даже находящиеся во владении простолюдинов (roturiers), обязаны по отношению к сеньору, при каждом переходе из одних рук в другие, только выполнением некоторых почетных формальностей. В старину сеньоры Бле взимали при этом случае некоторый налог, взамен своего права выкупа (droit de rachat); но впоследствии они дозволили этому выйти из употребления.

Другие лены находятся в Берри, где существует еще право выкупа. В Берри у сеньора Бле имеется только один лен, а именно — Кормес, находящийся во владении архиепископа Буржского. Он состоит из 85 арпанов, кроме того, в число его доходов нужно включить некоторые десятины; всего же он приносит в год 2100 ливров. Принимая один переход из рук в руки в течение каждых 20 лет, этот лен дает ежегодно сеньору Бле 105 ливров.

Кроме вышеисчисленных обязательств, лежащих на поместье Бле, на нем лежат еще следующие другие обязательства:

1. Жалованье священнику Бле (portion congrue). На основании королевского указа 1686 г. оно должно равняться 300 ливрам. Вследствие сделки, заключенной в 1692 г., священник, желая обеспечить себе правильную уплату этого жалованья, уступил сеньору все десятины, сборы с новин (novales) и пр. — Когда указом 1768 г. священническое жалованье было определено в 500 ливров, священник потребовал себе этой суммы официальным путем.

2. Содержание стражника. Кроме помещения и отопления, ему дается в пользование 3 арпана залежи и 200 ливров.

3. Управляющему за хранение архивов, за надзор за починками и исправлениями и за взимание штрафов полагается 432 ливра и, кроме того, ему дается в пользование 10 арпанов залежи.

4. Уплата королю „двадцатин“ (vingtièmes). В прежнее время Бле и Бросс вносили 810 ливров, в качестве „двух двадцатин“, и затем по 2 су с ливра. Со времени же установления „третьей двадцатины“ они платят 1216 ливров.

22 Вот кое-какие подробности о некоторых привилегиях из уничтоженных Собранием и о которых Минье нашел нужным упомянуть отдельно.

Право охоты принадлежало исключительно дворянству. Нарушение этого права преследовалось с беспощадностью. Генрих IV, например, издал указ, по которому подвергается смертной казни всякий, кто несколько раз будет застигнут за охотой на крупную дичь в королевских лесах. В связи с правом охоты находится и право на голубятни, причем законодательство различает droit des fuies et droit des colombiers; и colombiers, и fuies — голубятни, но первые значительно большего размера, чем вторые. Сеньоры пользовались исключительным правом иметь голубятни и помещать их среди крестьянских полей, чтобы птица могла питаться зерном с них. Право охот и право на голубятни являлись настоящим бичом крестьянского землевладения.

В то время, как сеньор и его люди ломали изгороди и топтали хлеб, охотясь для своего развлечения за дичью, крестьянин обязан был оказывать ему уважение. Под страхом штрафа, тюремного заключения и ссылки на галеры в случае рецидива, он должен был давать им опустошать свое поле, должен был поддерживать и в случае надобности насаждать на нем кусты терновника, в которых могла бы держаться птица. Он не мог ни полоть сорной травы, ни жать, ни пахать в удобное время, ни выпускать на волю свою собаку, разве искалечив ее или привесив к ее шее чурбан. Он не имел права убить вороны, а на его глазах сторож сеньора убивал кошку, защищавшую его гумно от полевых мышей и крыс. Убытки, которые причиняли крестьянину помещичьи дичь и голуби, были так велики, что жалобы на них почти всегда занимают первое место в крестьянских челобитных и иногда наполняют их с начала до конца.

23 Под именем случайных доходов духовенства (casuel des curés) Минье подразумевает побор за исполнение священниками тех или иных треб.

Аниатами назывался особый побор в пользу папского престола; в пользу папы поступали доходы первого года с каждого нового источника дохода во всем католическом мире, с каждого вновь учрежденного монастыря, с каждой епархии и т. д.

24 Декларация прав человека. Вот подлинный текст декларации:

I. Люди родятся свободными и равноправными и остаются таковыми на всю жизнь. Различия между ними в общественном отношении могут иметь основание свое исключительно в общем благосостоянии.

II. Всякий гражданский союз имеет своей целью охранять естественные и никогда не теряющие своего значения права человечества: свободу, собственность, безопасность и противодействие насилию.

III. Истинным первоисточником всякой верховной власти в силу самой ее сущности не может не быть нация. Ни одна корпорация, ни один частный человек не могут иметь независимой от нее власти.

IV. Свобода состоит в том, что каждый может делать все, что только не вредит никому другому; таким образом, пользование естественными правами каждого человека может быть стеснено лишь теми ограничениями, которые обеспечивают остальным членам общества пользование их естественными правами. Эти ограничения могут быть определены только законом.

V. Закон вправе воспретить только те поступки, которые вредны обществу. Никто не может делать каких бы то ни было препятствий тому, что законом не воспрещено, или принуждать кого бы то ни было делать то, чего закон не предписывает.

VI. Закон есть выражение общей воли. Все граждане имеют право принимать участие в выработке его лично или посредством своих уполномоченных. Как охраняющие, так и карающие законы должны быть одинаковы для всех. Так как в глазах закона все граждане равны, то все они должны пользоваться в одинаковой степени доступом ко всем общественным чинам, местам и должностям — без всяких различий, кроме тех, которые устанавливают между ними добродетель и таланты.

VII. Никто не может быть обвинен, задержан или взят под стражу, кроме тех случаев, которые определены законом, и с соблюдением законом же определенных форм. Всякий, кто добивается произвольных распоряжений, дает их, исполняет или позволяет исполнять, должен понести наказание, но всякий гражданин, которому будет предъявлено какое-либо требование на основании закона или который на основании закона же будет задержан, — немедленно должен повиноваться: всякое противодействие в этом случае наказуемо.

VIII. Закон не может налагать никаких иных наказаний, кроме тех, которые очевидны и в самом строгом смысле необходимы. Никто не может быть наказан иначе, как на основании закона, данного и обнародованного раньше соответствующего преступления и притом с самым строгим соблюдением всех его точных требований.

IX. Так как каждый должен считаться невиновным до тех пор, пока его виновность не доказана, то если окажется неизбежным взять кого-либо под стражу, — законом должны быть строжайшим образом воспрещены все стеснения, не необходимые для его задержания.

X. Никто не должен терпеть каких бы то ни было беспокойств из-за своих мнений, включая сюда и мнения религиозные, если только их обнародование не нарушает порядка, установленного законом.

XI. Драгоценнейшим правом человека является право свободного обмена мыслей и мнений; каждый гражданин должен обладать в полной мере правом свободно говорить, писать и печатать, и единственное допустимое ограничение этого права — ответственность по закону за злоупотребление этой свободой.

XII. Общественная власть необходима для ограждения прав человека и гражданина. Власть эта имеет целью благо всех, а не частную пользу лиц, облеченных ею.

XIII. Для содержания общественной власти и для расходов по управлению необходимы взносы в общественную казну. Они должны быть распределены между всеми гражданами сообразно их состоянию.

XIV. Все граждане имеют право непосредственно или через посредство особых уполномоченных определять необходимость общественных взносов, утверждать их без всякого постороннего влияния и надзирать за их расходованием. Всем гражданам принадлежит также определение той части, которая падает на долю каждого, и способы распределения и собирания этих взносов, и то, на какое время они учреждаются.

XV. Общество имеет право требовать от каждого правительственного агента отчета в его действиях.

XVI. Всякое общество, в котором права не обеспечены и не установлено разделения полномочий, лишено прочных установлений.

XVII. Так как собственность является священным и неприкосновенным правом, то никого нельзя лишать ее, разве только в случаях, когда этого без всякого сомнения потребуют общественные, точно установленные нужды и то при непременном условии полного и заранее определенного за нее вознаграждения.

25 Активные и пассивные граждане. Учредительное собрание разделило всех французских граждан на два класса; один — привилегированный класс, обладающий всеми политическими правами, составили граждане активные, а другой класс, всяких политических прав лишенный, — граждане пассивные.

„Закон от 22 декабря 1788 года, — говорит Ф. Олар{15}, — устанавливает три категории активных граждан: 1) Избирателем первого разряда, имеющим право голоса в первичных собраниях, может быть только гражданин, которому не менее двадцати пяти лет, который год живет оседло, не состоит на частной службе за жалованье и платит прямой налог не менее как в размере трехдневной заработной платы. Число активных граждан во всем королевстве равнялось, по декрету от 27 и 28 мая 1791 года, 4 298 360. 2) Право быть выбранным в избирательное собрание, на муниципальные должности, в администрацию округа или департамента имел лишь тот, кто платил прямой налог не менее как в размере местной заработной платы за десять дней. 3) Право быть избираемым в Национальное собрание имели те, кто платил „прямой налог в размере марки серебра (около 50 ливров) и сверх того владел некоторой земельной собственностью“. Этот декрет о марке серебра вызвал такой ропот, что в 1791 году, во время пересмотра конституционных законов, Учредительное собрание решило отменить его и постановило, что депутатом в будущем Национальном собрании может быть всякий активный гражданин. Но на деле оно ограничило это право, постановив, что участвовать в избирательном собрании, члены которого выбирались в каждом департаменте первичными собраниями и которое назначало депутатов, может лишь гражданин, владеющий на правах собственности или узуфрукта имуществом, приносящим, по оценке податных списков, доход, равный местной заработной плате за двести дней в городах с населением свыше 6000 душ, за полтораста дней в городах с населением менее 6000 душ и в селах, или же нанимающий жилое помещение, доход с которого в тех же списках признан равным стоимости полутораста или ста дней труда, смотря по народонаселению города, или, наконец, арендующий поместье, оцененное в 400 дней труда“.

26 Административное устройство департамента. Вот некоторые подробности внутреннего устройства департаментов, как их приводит Олар{16}:

„В каждом департаменте было учреждено высшее административное собрание под названием управление департамента, а в каждом уезде — низшее административное собрание под названием управление уезда. Первое, состоявшее из 36 членов, выбиралось избирательным собранием, которое назначало депутатов в Национальное собрание; второе, состоявшее из 12 членов, выбиралось теми же избирателями, но для этой надобности избиратели, вместо того чтобы образовать одно общее избирательное собрание, делились на столько собраний, сколько было уездов. Эти административные собрания наполовину обновлялись каждые два года. Кроме того, в состав управления департамента входил генеральный прокурор-синдик, в состав управления уезда — прокурор-синдик, избираемые тем же способом. Тотчас по избрании эти собрания выбирали себе председателя и разделялись на две секции: исполнительную — директорию департамента, директорию уезда и законодательную — совет департамента, совет уезда. Директория функционировала беспрерывно; советы имели право заседать: департаментский — не более одного месяца в году, уездный — не более пятнадцати дней. Уезд был вполне подчинен департаменту.

Управление департамента имело двоякого рода функции: 1) под надзором Законодательного корпуса и на основании его декретов оно распределяло прямые налоги между уездами, которые, в свою очередь, распределяли их между муниципалитетами, составляло податные списки плательщиков каждой общины, организовало и контролировало сбор и передачу казне податных сумм и выдавало ордера на уплату расходов; 2) от имени и под надзором короны оно заведовало всеми отраслями администрации.

Уездные власти участвовали в этих функциях лишь по поручению и под надзором управления департамента.

Компетенция генерального прокурора-синдика и прокурора-синдика была плохо определена. Всякий доклад должен был предварительно быть представлен им, и управление не могло ничего постановлять, не выслушав их. Избираемые активными гражданами, они как бы являлись адвокатами, защитниками народа. На практике эта их роль была то ничтожна, то значительна, смотря по человеку и обстановке“.

27 Вакационными палатами назывались особые судебные установления, разбиравшие самые неотложные судебные дела во время вакационного отдыха судов постоянных. Учреждения эти были источником постоянных судебных злоупотреблений.

28 …смешное восклицание… намек на одно из многочисленных народных собраний в саду Палс-Рояля, где принято было решение о роспуске Учредительного собрания. Все подобные резолюции Пале-Рояльских собраний никакого значения не имели и не представляли никакой действительной опасности.

29 Уничтожение капитулов и замена каноников викариями. Канониками назывались вначале лица обязательно священного сана, которым принадлежало исключительное право распоряжаться всей материальной частью католической церкви. Сначала они все были обязательно монахами и не имели ни личного имущества, ни личных привилегий. Затем мало-помалу они завладели частью церковных доходов и отчасти получили полную независимость от епископов (в Париже, например, два каноника, помимо епископальной власти, назначались советом других каноников). Собрание каноников носило название капитула. Одно время капитулам принадлежало право избрания архиепископов, капитулы управляли епархиями, пока в них бывала свободной епископальная кафедра.

Привилегии и доходы, которыми пользовались каноники, сделали то, что эти места стали раздаваться людям светского звания и даже женщинам.

Французские короли не гнушались занимать места каноников церквей, обладавших большими доходами. В некоторых местах должности каноников были наследственными.

Викарии были помощниками священства, ведавшими материальную часть, но не пользовавшимися ни особыми доходами, ни привилегаями.

30 Вот некоторые подробности нового судебного устройства, введенного Учредительным собранием:

„На первое место{17} был поставлен третейский суд, как наиболее разумный способ улаживать споры между гражданами, но это был суд факультативный. В каждом кантоне был мировой судья, избираемый, как и его асессоры, активными гражданами из числа граждан, пользовавшихся правом избрания, сроком на два года; вторично он не мог быть избираем. Тяжбы на сумму не свыше пятидесяти ливров он решал безапелляционно, на сумму до ста ливров — с правом апелляции в уездный суд. В каждом уезде существовал гражданский суд из пяти судей, которые избирались на шесть лет и могли быть переизбираемы. Уездные суды служили апелляционными инстанциями один для другого. Для уголовного судопроизводства были установлены три степени: 1) суд полицейский, ведавший простые нарушения полицейских правил; он был вверен муниципалитету; 2) суд исправительный, ведавший проступки; он был вверен мировому судье и его асессорам; 3) наконец, суд уголовный, ведавший преступления, он был вверен уголовному трибуналу. Такой трибунал находился в каждом департаменте, всегда на одном и том же месте; он состоял из трех судей, выбираемых избирательным собранием, и президента, избираемого так же. В его состав входили обвинительное жюри (Jury d'accusation) и жюри, постановлявшее приговор (Jury de jugement). (Конституанта отказалась ввести суд присяжных в гражданское судопроизводство). Прокуратура состояла из государственных обвинителей, избираемых на время, и королевских комиссаров, назначаемых королем пожизненно. Существовал также кассационный суд, заседавший при Законодательном корпусе; члены его избирались департаментами.

Наконец, Конституанта учредила Верховный национальный суд, нечто вроде высшего политического суда, который должен был разбирать все те преступления и проступки, в которых обвинителем выступал Законодательный корпус. Члены этого суда, называвшиеся Hauts jurés, выбирались избирательными собраниями в числе двух от каждого департамента. Он должен был заседать на расстоянии не менее 15 миль от Законодательного корпуса; он заседал в Орлеане“.

31 Внутреннее устройство Учредительного собрания. Минье почти ничего не говорит о внутренней организации Учредительного собрания. Приводим поэтому соответственное место из Олара, „Великая французская революция“{18}.

„После соединения сословий депутаты формально были признаны вполне равноправными; однако, в первое время собрание старалось составлять свои бюро и комитеты почти поровну из представителей привилегированных сословий и представителей третьего сословия. Что касается протестов и абсентеизма депутатов дворянства и духовенства, ссылавшихся на свои непреложные инструкции относительно голосования по сословиям, то Учредительное собрание постановило (8 июля 1789 г.) что ни протесты, ни абсентеизм этих депутатов не могут остановить его деятельности.

Во главе себя собрание поставило президента, избираемого всего на пятнадцать дней, и дало ему в помощь шесть секретарей. Обязанность нынешних квесторов исполняли т. н. commissaires de la salle.

Каждый член имел право внести предложение; но оно могло быть обсуждаемо лишь в том случае, если его поддерживали два других члена. Собрание решало, должно ли оно подвергаться обсуждению или нет. В случае утвердительного решения, если проект касался законодательства, конституции или финансов, его печатали и раздавали членам, а собрание решало, следует ли передать его в бюро, или обсуждать без предварительного рассмотрения в бюро. Наконец, происходили публичные прения, при чем могли быть предложены поправки и дополнения, и собрание постановляло приговор большинством голосов путем вставания, а в спорных случаях — путем поименного голосования. Оно имело право объявить вопрос безотлагательным, и тогда эта процедура сокращалась и упрощалась.

Бюро представляли собой секции собрания. Их было тридцать; в них участвовали все члены собрания, сменявшиеся по очереди в алфавитном порядке.

Комитеты , избираемые бюро баллотировкой из числа всех членов собрания, представляли собой постоянные комиссии, на обязанности которых лежала подготовка дел для работы собрания. Наиболее известным и важнейшим из этих комитетов был конституционный. Из числа прочих следует назвать финансовый, церковный, феодальный, или комитет феодальных повинностей, военный, колониальный, комитет по искоренению нищенства, следственный комитет (нечто вроде Комитета общественной безопасности), наконец, дипломатический. Чрез посредство этих комитетов Учредительное собрание наблюдало за деятельностью исполнительной власти и в их лице часто превышало свою компетенцию, так что, вопреки принципу разделения властей, оно фактически участвовало в управлении Францией.

Собрание допускало к своей решетке петиционеров и депутации, и, таким образом, не раз в зале его заседаний раздавался голос народных ораторов.

Заседания были публичны, и хотя мнение о давлении, которое производила на его деятельность трибуна, и преувеличено, тем не менее нельзя отрицать, что поведение публики неоднократно оказывало сильное влияние на дебаты и даже на вотум собрания“.

32 Говоря об Учредительном собрании, необходимо сказать несколько слов относительно муниципального устройства Парижа.

Декретом от 21 мая 1790 г. Собрание разделило Париж на 48 секций.

Все жители Парижа, имеющие право участвовать в выборах, составляли советы этих секций. Они выбирали 16 комиссаров на помощь главному полицейскому комиссару, также избиравшемуся населением; они, далее, следили за исполнением предписаний муниципального совета и, в свою очередь, обращались к нему с требованиями, пожеланиями и советами. Собрания секционных советов происходили регулярно раз в неделю, но по требованию 50 секционеров секция должна была быть тотчас же собрана на экстренное заседание. 8 секций имели, кроме того, право требовать, чтобы по данному вопросу высказались все секции.

La commune de Paris (Парижская коммуна), что играла затем такую большую роль в революции, состояла из мэра, 16 администраторов, муниципального совета из 32 членов, Генерального совета из 96 членов, генерального прокурора и его двух помощников. Мэр являлся председателем Исполнительного совета города, состоявшего из 16 администраторов, отправлявших каждый особую обязанность. Муниципальный совет собирался по меньшей мере раз в две недели, а по желанию мэра и чаще. Собрания совета могли, кроме того, потребовать половина его членов. Генеральный совет не имел периодических собраний, но собирался по желанию мэра или требованию муниципального совета, или половины администраторов; кроме специальных 96 членов, в него входили: весь муниципальный совет, администраторы и мэр, так что общий состав его был в 147 членов. Именно этот Генеральный совет и вел последующую борьбу с правительством.

33 Логографом называли лицо, ведшее протокол собрания.

34 Внутреннее устройство Законодательного собрания. Оно было организовано почти так же, как и собрание Учредительное и точно так же делилось на секции. Наибольшее значение получили в этом собрании комитеты, захватившие в свои руки со временем всю власть. Особенно надо отметить деятельность комитетов наблюдательного и дипломатического.

35 Выборы в Конвент и его полномочия. Законодательное собрание избиралось лишь активными гражданами. Ценз этот по новой конституции был отменен, и было установлено, что избирательное право принадлежит каждому французу, достигшему 25-летнего возраста и живущему своим трудом. Двухстепенность выборов была удержана, несмотря на сильную пропаганду против нее, предпринятую Маратом. Первичные собрания происходили с 26 августа 1792 г., а со 2 сентября начались собрания выборщиков. Общее число депутатов Конвента было около 750. Между ними была почти вся левая Законодательного собрания и немало членов собрания Учредительного.

„Париж{19} взял своих депутатов почти исключительно из крайней демократии и избрал тех лиц, на которых с большим или меньшим основанием старались взвалить вину за переворот 2 сентября. Этими выборами Париж еще раз дал свое подтверждение энергичным мерам переворота.

Большинство голосов в Париже получил Робеспьер; теперь началась его великая политическая роль. После него по большинству голосов следовал Дантон, оставивший пост министра, чтобы баллотироваться в Конвент, так как он понял, что правительство будет теперь в самом Конвенте. В Париже был избран также Марат. Таким образом, Париж послал в Конвент трех вождей демократии. Кроме того, в Париже были избраны: Дюссо, которого Марат называл „неопасным старым болтуном“; затем, друг Дантона Фабр д'Эглантин, Бийо-Варенн, которого таланты и энергия скоро должны были провести в правительство, Колло д'Эрбуа, имевший разделить судьбу Бийо, Камиль Демулен, Осселен; затем, Сержан и Панис — из комитета надзора Коммуны, Буше и знаменитый живописец Давид, бывший в то время ярым якобинцем. Среди парижских депутатов меньше всего голосов получил герцог Орлеанский“.

„Каковы были{20} функции и полномочия Конвента? Ему не было дано никакой определенной инструкции, для него не составили наказов, и в протоколах избирательных собраний редко упоминается о политических прениях. Можно только констатировать, что почти всем членам Конвента были даны неограниченные полномочия. По основному вопросу о том, следует ли сохранить монархию, или установить республику, ясно высказалось, из 83 избирательных собраний, только одно — парижское, которое потребовало „республиканской формы правления“. Сохранения королевской власти не потребовало ни одно из этих собраний, но за нее высказалось небольшое число первичных собраний. Франция решилась пожертвовать монархией Бурбонов в интересах национальной обороны, но, по-видимому, боялась, как бы республика, которую наиболее демократически настроенные политики того времени называли несбыточной мечтой, не оказалась тождественной с федерализмом или анархией, между тем как главной задачей минуты было сплотить Францию против иноземного врага“.

36 Подробности о первом заседании Конвента Вот некоторые подробности о первом заседании Конвента, как их приводит Олар{21}.

„Первое заседание Конвента состоялось в Тюильри 20 сентября 1792 г. Так как налицо был уже 371 депутат, то он объявил себя в законном числе и избрал свою канцелярию: президента — Петиона (235 голосами при 253 голосовавших) и секретарей — Кондорсе, Бриссо, Ласурса, Верньо, Камю. Таким образом, первый акт носил жирондистский характер. На следующий день Конвент перешел в Манеж, где занял зал Законодательного собрания (здесь он заседал до 10 мая 1793 г., когда окончательно перешел в Тюильри). В этом заседании 21 сентября он вотировал несколько успокоительных и относительно консервативных постановлений: 1) что единственной законной конституцией является та, которая принята народом; 2) что личная и имущественная безопасность находится под защитой нации; 3) что не отмененные законы будут временно исполняться, что власти не отозванные или не упраздненные временно сохраняются и что установленные подати должны и впредь быть уплачиваемы, как доныне. Заседание уже готово было закрыться, а вопрос о форме правления еще не был поднят, как вдруг Колло д'Эрбуа, бывший председатель того парижского избирательного собрания, которое высказалось за республику, бросился на трибуну и потребовал упразднения королевской власти. Ему стали возражать, указывая на „права народа“ и на необходимость избегнуть упрека в том, что столь важный шаг был вызван вспышкой энтузиазма. Но Конвент чувствовал, что ему нельзя отступать, и единогласно постановил, что „королевская власть упраздняется во Франции“. Ни один из ораторов не упомянул слова республика.

Вечером этот декрет был оповещен в Париже при свете факелов, и народ выразил свою радость новым возгласом: Да здравствует республика! В тот же вечер Конвент, собравшийся в этот день вторично, допустил к своей решетке две секции, которые явились, чтобы клятвенно обещать ему охранять республику, хотя официально о ней еще не было и речи. Таким образом, столица взяла на себя почин решить, не обинуясь, этот страшный политический вопрос, перед которым Конвент стоял в нерешительности. На следующий день, 22 сентября, по инициативе Бийо-Варенна было постановлено отныне датировать правительственные акты первым годом республики. Этот важный декрет был вотирован без всякой торжественности; о нем сообщили лишь немногие газеты, и позднее Робеспьер не встретил возражений, сказав с трибуны, что республика „украдкой пробралась“ между партиями. Страна принуждена была обратиться к республике, потому что упадок королевской власти сделал ее неизбежной. Мало-помалу она приобрела популярность, особенно под влиянием военных успехов; позднее у нее явились свои герои и мученики, — она стала почти религией“.

37 Maximum — закон, устанавливающий известную цену, по которой могут быть продаваемы те или иные продукты. 27 сентября 1792 г. Парижская коммуна впервые установила таксу, выше которой в Париже не могли быть продаваемы съестные припасы. 3 мая 1793 г. Конвент распространил закон максимума на всю Францию, поскольку он касался хлебного зерна и муки. 29 сентября того же года закон был распространен на свежее и соленое мясо, сало, масло коровье и постное, соленую рыбу, всякую живность, вино, водку, уксус, сидр, пиво, каменный уголь, дрова, свечи, масло для освещения, соль, соду, мыло, поташ, сахар, мед, бумагу, кожевенные товары, железо, чугун, свинец, сталь, медь, пеньку, все сырые материалы для фабрик, табак и обувь. Цена на все эти предметы была закреплена та, что существовала в 1790 г. Наконец, 22 февраля 1794 г. закон о максимуме получил некоторое, последнее изменение, — к установленной цене на различные продукты прибавлялся тариф за провоз. Все декреты относительно закона о максимуме были аннулированы 24 декабря 1794 г.

38 О Конституции 1793 г. Конституция 1793 г., которой — как и Конституции 1791 г. — предпослана была Декларация прав{22}, отличавшаяся, впрочем, более уравнительным характером и выставлявшая целью социальной жизни "общее благо", освящала систему всеобщего голосования, установленную 10 августа, но отменяла двухстепенность выборов, предоставляя избрание депутатов непосредственно первичным собраниям по округам с 50 000 жителей в каждом, созываемым ежегодно первого мая. Всякий француз, достигший 21 года, приобретал все политические права без каких бы то ни было имущественных ограничений. Члены департаментской и дистриктной администрации, равно как члены суда, по-прежнему избирались двухстепенной баллотировкой. Законодательная власть была вверена Национальному собранию, состоявшему приблизительно из 600 депутатов, которые избирались лишь на один год. Всякий закон, принятый Национальным собранием, должен быть представлен народу; если спустя сорок дней после обнародования в половине департаментов, с прибавлением одного, десятая часть первичных собраний каждого из них не заявит протеста, закон считается окончательно принятым; в противном случае сзывались первичные собрания. Здесь, таким образом, мы снова встречаемся с прежним veto, приобретшим демократическую форму. Исполнительная власть была вверена Исполнительному совету из двадцати четырех членов, избираемых таким образом: избиратели второго разряда в каждом департаменте назначают одного кандидата; из списка этих кандидатов Национальное собрание выбирает членов Совета, половина которых обновляется по истечении каждого законодательного периода, т. е. ежегодно. Наконец, конституция должна была быть подвергнута плебисциту. Все было рассчитано на то, чтобы рассеять беспокойство тех, которые опасались диктатуры Парижа: благодаря установлению чего-то вроде народного veto последнее слово по всякому вопросу оставалось за департаментами. Кроме того, всякая возможность установления личной диктатуры была предотвращена путем учреждения Исполнительного совета из двадцати четырех членов, в избрании которых участвовали все департаменты.

39 Организация революционного управления {23}. „Отсрочка Конституции 1793 г. была равносильна продлению действия Конституции 1791 г., правда, измененной упразднением королевской власти и введением всеобщего голосования, но вполне сохранившей свой децентрализационный характер. Мало того: упразднение монархии еще увеличило независимость выборной администрации, что немало способствовало успеху федералистического движения. Во Франции царила анархия, время от времени вызывавшая со стороны Конвента исключительные меры, произвольность и противоречивость которых были вместе и одним из последствий, и одной из причин террора. 1 августа Дантон потребовал, чтобы правительство национальной обороны было, наконец, организовано одним общим декретом, который фактически приостановил бы действие конституции, по существу непримиримой с внешним и внутренним положением Франции. Он хотел, чтобы Комитет общественного спасения был превращен во временное правительство. Конвент ограничился тем, что предоставил в распоряжение Комитета пятьдесят миллионов для секретных целей. Лишь 10 октября тем самым декретом, которым отсрочено было вступление в силу Конституции 1793 г., он наметил первые черты временного революционного управления. Этот план был изменен и дополнен обширным декретом от 4 декабря 1793 г. (14 фримера II года), главной целью которого было сломить силу выборных департаментских властей. Здесь формально объявляется, что „в отношении революционных и военных законов и мер, касающихся государственного управления и общественной безопасности, иерархия, ставящая дистриктные, муниципальные и все другие органы власти в зависимость от департаментов, упраздняется“. Компетенция департаментов была ограничена разверсткой податей между дистриктами, учреждением мануфактур, проведением общественных дорог и каналов и заведованием национальными уделами. Сохранив всего восемь членов, которые составляли их директорию, будучи лишены своего Генерального совета, президента и генерального прокурора-синдика, департаментские собрания отныне не играют никакой роли в общей администрации и государственном управлении Франции. Надзор за исполнением революционных законов и правительственных мероприятий, за общественным благом и безопасностью в департаментах был возложен исключительно на дистрикты, которые были обязаны аккуратно каждые десять дней представлять отчет Комитету общественного спасения относительно правительственных мер и общественного блага, и Комитету общественной безопасности — по делам общей и внутренней полиции и относительно поведения отдельных лиц. Один из главных недостатков Конституции 1791 г. заключался в том, что она не устанавливала при выборных собраниях никакого агента от центральной власти. Декрет от 14 фримера заменил дистриктных прокуроров-синдиков и прокуроров Коммуны национальными агентами, которые были назначены Конвентом. Все органы власти, — департаментские, дистриктные и муниципальные, — быстро очищенные комиссарами от неблагонадежных элементов, были строго подчинены Комитету общественного спасения. Им воспрещено было соединяться в союзы. Областные революционные армии и всевозможные конгрессы и комитеты были уничтожены, исключая революционных или блюстительных комитетов, на которых лежала обязанность задерживать подозрительных, да и им заранее преградили путь к достижению независимости, предписав им сменять своих президентов и секретарей каждые две недели. Что касается центральной власти, то Конвент провозгласил себя „единственным центром правительственного воздействия“. Считалось, что он управляет через посредство своих двух комитетов — общественного спасения и общественной безопасности, которые в обыденной речи получили название правительственных комитетов. Граница между их компетенциями была плохо определена. Фактически все управление сосредоточивалось в руках Комитета общественного спасения, и Комитет общественной безопасности был ему подчинен. Но когда с переменой обстоятельств террористический строй утратил свой смысл, между этими двумя комитетами возник конфликт, бывший одной из форм революции термидора.

Правительственные комитеты заведовали управлением и администрацией через посредство временного Исполнительного совета (которого не упраздняли еще в течение нескольких месяцев), командированных депутатов, которые были подчинены Комитету общественного спасения, через посредство дистриктов, национальных агентов, революционных комитетов, а также через посредство Якобинского клуба и его многочисленных филиальных отделений, которые являлись помощниками правительства в деле очищения правительственных органов от подозрительных лиц. Конвент сохранил за собой право назначать командиров сухопутной и морской армии. Прочих высших офицеров назначал Исполнительный совет, но они утверждались Комитетом общественного спасения. Командированным депутатам было предоставлено право отрешать и временно назначать чиновников всякого ранга, под условием доносить об этом Комитету общественного спасения. Европе было официально сообщено, что последний представляет собой правительство Франции: „Комитет общественного спасения нарочито уполномочен производить важнейшие дипломатические операции, и он непосредственно будет совершать все акты, вытекающие из этих операций“. Сверх того, путем основания законодательного бюллетеня, декрет 14 фримера обеспечивал быстрое и однообразное исполнение предписаний Конвента“.

40 О революционном календаре. Началом новой эры для Франции было признано 22 сентября 1792 г., „день осеннего равноденствия, тот момент, когда солнце вступило в созвездие Весов, в 9 ч. 18 м. 13 с. утра по часам Парижской обсерватории“. Значение названий месяцев таково: вандемьер — месяц сбора винограда; брюмер — месяц туманов; — фример — месяц морозов; нивоз — месяц снега; плювиоз — месяц дождя; вантоз — месяц ветра; жерминаль — месяц произрастания; флореаль — месяц цветения; прериаль — месяц лугов; мессидор — месяц жатвы; термидор — месяц зноя; фрюктидор — месяц плодов.

В дни общественного мнения можно было безнаказанно говорить все, что угодно. Раз в 4 года санкюлотидов было не 5, а 6, и этот шестой день, „революционный“, был днем особого национального праздника.

Чтобы сгладить след „монархических и церковных предрассудков, грязнивших каждую страницу календаря“, Конвент заменил имена святых названиями сельскохозяйственных продуктов и земледельческих орудий. Таков был республиканский календарь, державшийся более двенадцати лет и официально отмененный лишь 1 января 1806 г.

41 Уже 18 октября городской совет отменил всякого рода религиозные церемонии; были удалены отовсюду мощи и статуи святых, и запрещены крестные хода и хождения по святым местам. Парижане встретили эти меры как будто бы с одобрением, и это побудило Эбера и Шометта убедить парижского конституционного епископа Гобеля, ради примера для других, сложить с себя сан. Гобель с готовностью согласился на это; 7 ноября 1793 г. он явился со своими викариями в Конвент в сопровождении Шометта, сложил знаки своего священнического достоинства и надел красную шапку. Гобель сказал при этом: „Я принял сан, возложенный на меня народом. Я стал епископом, когда народ еще хотел епископов; я оставляю этот сан, когда народ уже не желает епископов. Духовенство, подчиненное мне, проникнуто такими же мыслями“. Священник Вожирар подтвердил это заявление, и многие священники сложили с себя сан.

Поступок Гобеля вызвал подражание в департаментах. Из церквей забирались драгоценности, кресты, облачения и т. д., и все это отправлялось в Конвент для употребления на пользу отечества. Колокола переливались в пушки…

Но из всего этого вовсе не значит, чтобы христианский культ был уничтожен: даже священники, не отказавшиеся от своего сана, оставались чиновниками государства. Во всем движении предполагалась полная его добровольность. Священник Грегуар, известный своей полной преданностью республике, все время оставался, например, верующим христианином. Только создание вместо христианства (для тех, кто его добровольно бросил) культа чистого разума придает некоторый видимый насильственный облик религиозной реформе.

Собор Парижской Богоматери был превращен в храм Разума. Сюда собирались поклонники нового культа; читались конституция и Декларация прав человека или устраивались иные чтения и сообщались известия с театра военных действий; играла музыка, пелись патриотические песни. Тут стоял ящик в виде головы животного, называвшийся „ртом мудрости“; в него опускались анонимные предложения, жалобы и советы по вопросам общественного блага.

Вот как описывает В. Блосс одно из торжеств нового культа: „Длинная процессия шла к собору Парижской Богоматери. Впереди несли бюсты Лепелетье и Марата, а за ними „богиню разума“. Она сидела на троне, несомом четырьмя мужчинами. Существует общераспространенное сказание, что богиню разума изображала проститутка. Это совершенно неверно: ее изображала жена депутата Моморо, известная своей красотой. Около нее находилась „богиня свободы“, изображаемая актрисой“.

Уверения, будто с праздниками Разума были соединены оргии, — тоже гнусная клевета. Напротив, именно Шометт уговаривал экзальтированных женщин не выходить из пределов женственности. 18 ноября толпа фантастически разубранных женщин проникла, под предводительством некоей Розы Лакомб, в зал Коммуны и держала себя здесь очень навязчиво. Шометт напомнил им об их обязанностях, как матерей и хозяек, и, восхвалив верную и заботливую супругу, закончил такими словами: „Мы должны презирать бесстыдную женщину, — плевать на ту женщину, которая одевается в мужское платье и отвратительно меняет красоту, данную ей природой, на пику и красную шапку“. Было решено не принимать вперед подобных женских депутаций, не вторгаясь, впрочем, как сказал Шометт, в их права.

42 Св. Дионисий (St-Denis), по словам католической легенды, будучи обезглавленным, продолжать жить и ходил, держа свою голову под мышкой.

43 После казни королевы и жирондистов в Париже началась какая-то резня. Казнены были: г-жа Ролан, герцог Орлеанский, генералы: Люкнер, Кюстен, Ушар, Богарне и Бирон, затем Барнав, Дюпор, Шапелье, Дантон, Эбер, Клоотс, принцесса Елизавета и, наконец, 5 декабря 1793 г., Дюбарри, любовница Людовика XV. Далее идут уже жертвы, совершенно неизвестные; 2 декабря гильотинируют (приводим только примеры, а не полное перечисление всех гораздо более многочисленных казней) двух сапожников за поставку плохих сапог в армию; 9 декабря казнят четырех портных; 22 декабря 60-летнюю дворянку и ее прислугу, а также камердинера Дюбарри. 7 января была казнена некая г-жа Лекенже за то, что подписалась на роялистский журнал; 16 января — парикмахер, смеявшийся над Конвентом, 21 марта — г-жа Лорье за то, что она назвала казнь своего мужа делом тирании; 24 апреля казнят 33 обывателей Вердюна за то, что они когда-то с радостью встретили вступление в город пруссаков. 8 мая казнен был знаменитый химик Лавуазье; он просил отсрочки казни на четыре недели, чтобы окончить одно важное открытие, на что президент трибунала Кофеналь ответил ему: „ Нам не надо ученых !“ Часто нельзя даже разобрать, за что казнили тех или иных людей.

10 мая умерли две монахини 60 лет и одна швея 77 лет; 28 мая — винодел, портной с женой, поденщик, опять винодел и портной, мельник, чернорабочий одного извозчика, бочар, слуга, швея, опять поденщик, рабочий табачной фабрики, стекольщик; 13 июня — портной, два стекольщика, торговец деревом, извозчик, живописец, мясник, садовник, типографщик и одна 24-летняя прачка из Гамбурга. С этих пор дневные списки становятся длинными; число жертв доходит до 80 в день. Уже список 16 июня содержит 54 жертвы: между ними 39 рабочих и 10 человек служащих. Списки остаются такими вплоть до низвержения Робеспьера; на пятьдесят осужденных всегда приходится около сорока лиц из бедных трудящихся классов , т. е. из народа, по определению самого же Робеспьера.

44 Милленариями назывались английские сектанты, ожидавшие скорого наступления на земле Царства Божия.

45 Робеспьер давно уже стоял на той обычной точке, что образованный человек может обойтись без религии, а для народа она необходима. Уже в ноябре 1793 г. он говорит: „Атеизм — аристократичен. Мысль о великом существе, которое охраняет угнетенную невинность, карает торжествующее преступление, в высшей степени народна. Если Бога нет, то его нужно выдумать“.

46 Вот некоторые подробности относительно законодательных мер, принятых Конвентом по настоянию демократии: 28 марта было постановлено организовать общественную помощь, которую объявили общественным долгом господствующих классов. Затем принялись за раздел общинных земель. Triage, „историческое право“ землевладельцев на треть общинных имуществ, еще раньше было уничтожено: общины получили обратно все свои имущества. Но и теперь люди не сумели сконцентрировать общинную собственность и устроить хозяйство в крупных размерах. Общинные имущества и общинное самоуправление, как говорит один современный писатель, могли бы образовать самые прочные устои демократии. Но Конвент, в противоположность Парижской коммуне, не хотел и знать ничего о широком самоуправлении общин; таким образом, общинные имущества были раздроблены. Сперва было постановлено разделить общинные угодья между теми гражданами, которые имели не более 100 франков дохода; впоследствии декретом 10 июня было предписано разделить общинные угодья между всеми жителями по числу душ. Но этот раздел был произведен лишь до известной степени.

Таким образом, Конвент увеличил число собственников мелких участков. Этим он создал тот класс, который должен был стать таким сильным тормозом дальнейшего демократического развития Франции. Конвент не воспользовался удобным случаем для организации обработки земли в крупных размерах. Люди не думали о том, чтобы восстановить старинное общинное хозяйство в улучшенном и более совершенном виде: в мелких собственниках они видели настоящих буржуазно нормальных людей. Таким образом, новая демократия стала на наклонную плоскость, что не могло обещать ей долговечности. Можно возразить, что эта демократия в борьбе с внутренними и внешними врагами не имела времени основательно подумать о преобразовании земледельческого хозяйства. Но ни у одного из ее самых светлых умов не появилось даже мысли о том, что увековечение карликового хозяйства воспитает эгоистическое, недоступное для идеалов поколение. Две наполеоновских империи были плодом системы этих мелких участков{24}.

47 Вряд ли здесь мы имеем дело с настоящим покушением на жизнь Робеспьера. Вернее, что видя, какое всеобщее сочувствие к Колло д'Эрбуа возбудило покушение на него Адмира, Робеспьер из ничего не значащего инцидента раздул громкое дело. Ножички, найденные у Сесиль Рено, были совершенно игрушечные. Как бы ни было, на Адмира и Сесиль посмотрели как на глав большого заговора, устроенного Питтом, и всех, кто только был близок к арестованным, привлекли к этому делу. Вместе с Сесиль обвинили ее отца, братьев, ее тетку. В это дело впутали госпожу Сент-Амарант, ее дочь, сына, зятя и прежнюю любовницу этого последнего, а также и всех их слуг. Тут было 61 человек и среди них — десять женщин. Все протесты оказались тщетными, и Адмира, когда он заявлял, что не знает всех этих людей, даже не слушали. Эти лица были приговорены к смертной казни, в качестве членов одного и того же заговора, и 17 июня отправлены на эшафот в красных рубахах, как „отцеубийцы“. Этот необычайный процесс раздувал главным образом старый Вадье, так как он знал, что Сент-Амарант содержала игорный дом, где, как говорили, бывал брат Робеспьера. Он хотел этим скомпрометировать Робеспьера.

48 Решение провозгласить веру в Верховное Существо было принято Конвентом после речи Робеспьера, в которой он доказывал, что вера в бессмертие души увеличивает мужество и патриотизм. „Невинность на эшафоте заставляет бледнеть тирана на триумфальной колеснице; она обладает этой силой только потому, что смерть уравнивает угнетающего и угнетенного!“ — сказал Робеспьер между прочим. Конвент проголосовал за бессмертие души и бытие Верховного Существа и большинством голосов постановил: „Французский народ признает бытие Верховного Существа и бессмертие души и считает, что служение этому Верховному Существу должно состоять в исполнении обязанностей человека. Для напоминания людям идеи божества и величия его бытия следует установить праздники, которые должны быть посвящены славным событиям нашей революции, различным добродетелям и силам и благодеяниям природы. 20 прериаля должно быть осуществлено первое празднество в честь Верховного Существа“.

Празднество это, о котором Ф. Минье говорит только несколько слов, носило скорее не торжественный, а комичный характер. Всех речей Робеспьером было произнесено три, и именно третья кончалась словами, приведенными у Ф. Минье. После первой речи Робеспьер подошел к группе аллегорических статуй, сделанных из картона, которые должны были изображать раздор, атеизм и эгоизм; их нужно было уничтожить. Новый первосвященник зажег факелом статуи; из их пепла должно было подняться изображение мудрости. Изображение это показалось несколько почерневшим от дыма, и когда кто-то заметил, что мудрость нового первосвященника помрачилась, Конвент засмеялся. Робеспьер произнес вторую речь, относившуюся к этому акту. Затем Конвент направился на Марсово поле, причем Робеспьер с сияющим лицом шел на несколько шагов впереди Конвента. Это выделение озлобило членов Конвента; послышалось слово „тиран“, а какой-то голос даже крикнул: „От Капитолия до Тарпейской скалы — лишь один шаг!“

49 Федералистами во время революции называли тех граждан, что в различных провинциях и департаментах соединялись вместе для защиты принципов 1789 г.

50 Companies de Jesus (Общества во имя Иисуса). Правильное название этих обществ Companies de jéhu (Общества вуйя), и только по созвучию недостаточно образованные люди называли их Companies de Jesus. Сообщества эти, основанные после 9 термидора, держали в страхе весь юг Франции; члены их за преступления карали преступлениями же и совершали неслыханные жестокости. 24 апреля 1805 г., они, например, напали на Лионскую тюрьму, избили 80 заключенных там террористов и побросали трупы их в Рону.

51 Доступ в избирательные собрания имел только тот, кто платил какую-либо прямую (поземельную или личную) подать. Избирателями же во вторичном собрании могли быть только владельцы имущества, приносящего доход, смотря по местности, в размере, равном 100–200 дневным заработкам.

52 Кроме того, по Конституции III года были сохранены выборные департаментские административные должности, но число их сокращено до пяти, и они всецело подчинены исполнительной власти, которая при каждой из них, как и при каждом муниципалитете, держала сменяемого комиссара, обязанного требовать исполнения законов и следить за их применением. Департаменты сохранили свои названия, исключая парижский, который был назван Сенским департаментом, как бы с целью показать, что гегемония столицы кончилась. Дистрикты были упразднены. Мелкие муниципалитеты были уничтожены: теперь существовали только кантональные муниципалитеты, представлявшие собой соединение муниципальных агентов, избранных порознь всеми общинами кантона. Париж составлял особый кантон, разделенный на двенадцать муниципалитетов с центральными бюро для общих дел.

53 Бабеф говорил, что равенство, которое до сих пор так часто объявлялось, было лишь обманом. Он хотел установить фактическое равенство, положив в основу его собственность. С этой целью он хотел образовать для своего нового общества общенациональное владение (grande communauté nationale), которое имело составиться из имуществ всех осужденных и беглых реакционеров. Путем отмены права наследования это общенациональное владение имело увеличиваться и, наконец, охватить всю страну. Главным образом в общее владение должна была поступить земля. Воспитание молодежи должно вестись однообразно в больших национальных заведениях. Все граждане обязаны заниматься полезным трудом, каким должны считаться земледелие, ремесла и военная служба. Должны быть организованы рабочие классы, состоящие под надзором выборных лиц; каждый гражданин должен вступить в один из таких классов. Продукты труда должны сдаваться в государственные и общинные магазины, откуда все граждане могли бы получать поровну все необходимое. Леность должна была наказываться принудительным трудом. Деньги уничтожались, и вся внешняя торговля становилась монополией правительства. Как ученик Робеспьера, Бабеф желал также восстановления культа Высшего Существа. Для политических преобразований руководящей нитью служила Конституция 1793 г.{25}

54 Великий раздаватель милостыни (Le grand aumônier) заведовал домашней дворцовой церковью и благотворительными дворцовыми учреждениями (госпиталями, приютами и т. д.). Одно время в его заведовании находились все вообще госпитали Франции; он, между прочим, назначал всех учителей в Collège de France.

55 Превотальные суды — были суды исключительные, для разбора известных дел. Законом 10 октября 1810 г. суды эти были установлены для разбора дел по контрабанде. 20 декабря 1815 г. они были возобновлены для разбора всех дел против общественной безопасности. Приговоры этих судов были безапелляционны. Председательствовали в них высшие чины армии, носившие название прево. Превотальные суды были окончательно уничтожены в 1817 г.


Читать далее

Франсуа Минье. История Французской революции с 1789 по 1814 гг.
Франсуа Минье и школа французских историков эпохи Реставрации 12.05.15
О настоящем издании труда Ф. Минье „История Французской революции с 1789 по 1814 гг.“ 12.05.15
Введение 12.05.15
Глава I. С пятого мая 1789 г. по ночь четвертого августа 12.05.15
Глава II. С ночи 4 августа до 5 и 6 октября 1789 г. 12.05.15
Глава III. С 6 октября 1789 г. до смерти Мирабо в апреле 1791 г. 12.05.15
Глава IV. С апреля 1791 г. по 30 сентября, т. е. до закрытия Учредительного собрания 12.05.15
Законодательное национальное собрание. Глава V. С 1 октября 1791 г. по 21 сентября 1792 г. 12.05.15
Национальный конвент. Глава VI. С 21 сентября 1792 г. по 21 января 1793 г. 12.05.15
Глава VII. С 21 января до 2 июня 1793 г. 12.05.15
Глава VIII. От 2 июня 1793 г. до апреля 1794 г. 12.05.15
Глава IX. От смерти Дантона, в апреле 1794 г., до 9 термидора (27 июля 1794 г.) 12.05.15
Глава X. С 9 термидора по 1 прериаля III года (20 мая 1795 г.); эпоха возвышения и поражения демократической партии 12.05.15
ГЛАВА XI. С 1 прериаля (20 мая 1795 г.) по 4 брюмера IV года (26 октября), дня прекращения деятельности Конвента 12.05.15
Исполнительная директория. Глава XII. С начала действий Директории, 27 октября 1795 г., до государственного переворота 18 фрюктидора V года (4 сентября 1797 г.) 12.05.15
Глава XIII. От 18 фрюктидора V года (4 сентября 1797 г.) по 18 брюмера VIII года (9 ноября 1799 г.) 12.05.15
Консульство. Глава XIV. С 18 брюмера (9 ноября 1799 г.) до 2 декабря 1804 г. 12.05.15
Империя. Глава XV. От учреждения империи в 1804 г. до 1814 г. 12.05.15
Примечания{8} 12.05.15
Комментарии. К. Дебу 12.05.15
Примечания{8}

Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления

закрыть