Онлайн чтение книги Хранитель пчел из Алеппо The Beekeeper of Aleppo
Глава 4

В гостевом доме новый постоялец. У него острые плечи и сутулая спина, а когда он, сгорбившись, сидит на стуле – кажется, что под футболкой крылья. Человек разговаривает с марокканцем; оба пытаются общаться на языке, который не слишком хорошо знают. Марокканцу по душе этот малый. Его зовут Диоманде, он приехал с Берега Слоновой Кости. Время от времени парень поглядывает в мою сторону, но я и виду не подаю.

Пчела все еще жива. Я нашел ее во дворе на том же цветке, где и оставил. Вновь переманил к себе на ладонь и принес в гостиную. Вот и сейчас пчела ползет по моей руке. Сижу, уставившись на стеклянные двери. Смотрю на отражение Диоманде и рябые тени деревьев позади.

– Я работал в Габоне, – говорит Диоманде. – Мне посоветовали ехать в Ливию, где много возможностей. Друг говорит, что там была война, но сейчас безопасно, и я решился поехать – поискать хорошую работу. Заплатил пятнадцать тысяч франков КФА[4] Франк КФА – африканский франк., чтобы восемь дней плестись по пустыне, но меня поймали и бросили в тюрьму.

Парень говорит, опираясь локтями о колени. При каждом его движении лопатки вздымаются, а я жду, не распахнутся ли крылья. Он высок и долговяз и сидит так, словно свернулся в коробочку.

– Мы ехали три дня без еды, – говорит он, – было совсем немного хлеба и воды, а нужно делиться. Нас били, били все время. Даже не знаю, кто они такие, но тут им подавай двести тысяч франков КФА за мою свободу. Я позвонил родным, но денег не дождался.

Он меняет позу, обхватывая колени длинными смуглыми пальцами. Я отворачиваюсь от стеклянной двери и внимательно смотрю на парня – как выпирают костяшки на кулаках, как выпучены глаза. На нем ни грамма мяса. Словно птицы его исклевали. Он напоминает труп или разрушенный бомбой дом. Парень переводит взгляд на меня, потом устремляет его в потолок, уставившись на голую лампочку.

– И как же ты выбрался? – спрашивает марокканец, желая услышать продолжение истории.

– Спустя три месяца противоборствующая группировка ворвалась в тюрьму и освободила заложников. Я оказался на свободе. Направился в Триполи, где нашел друга и работу.

– Это же здорово! – восклицает марокканец.

– Но новый начальник мне не платил, а когда я потребовал денег, заявил, что убьет меня. Я хотел вернуться в Габон, но пути назад нет, поэтому я сел на лодку проводника через границу, чтобы пересечь Средиземное море.

Марокканец откидывается в кресле и следит за взглядом паренька, устремленным к лампочке.

– Ты добрался сюда. Но как?

– Долгая история, – говорит Диоманде.

Больше он ничего не добавляет. Выглядит парень уставшим. Наверное заметив это, марокканец хлопает его по колену и меняет тему, рассказывая про странные местные обычаи.

– Здесь носят кроссовки с костюмами. Как можно надевать это вместе? На улицах ходят в пижамах! Зачем?

– Это спортивный костюм, – говорит Диоманде, показывая на свой.

В это время суток старик обычно ходит в пижаме, а днем надевает старый серо-голубой костюм и галстук.

Я жду, когда они лягут спать, потом выхожу в сад и кладу пчелу обратно на цветок. Тихо шуршат машины вдалеке, легкий ветерок шевелит листву. Сенсор движения еще не среагировал на меня, темнота успокаивает. Высоко в небе стоит полная луна, и в этот момент я чувствую присутствие за спиной. Повернувшись, вижу на земле Мухаммеда: он играет со стеклянным шариком, перекатывая его по трещинам в бетоне. Рядом ползет к луже червяк. Мальчик поднимает на меня взгляд.

– Дядя Нури, – говорит он, – я выигрываю у червяка! Его зовут Хабиб. Хотите поздороваться с Хабибом?

Он высоко поднимает червяка и показывает мне.

– Что ты здесь делаешь? – спрашиваю я.

– Пришел найти ключ, потому что хочу выбраться наружу.

– Какой ключ? – говорю я.

– Думаю, он на этом дереве. Висит там, но не знаю, какой именно.

Я поворачиваюсь и вижу, что с дерева свисают более сотни золотых ключей. Они покачиваются на ветру, сверкая в свете луны.

– Дядя Нури, вы достанете его для меня? – спрашивает он. – Я не могу дотянуться, а Хабиб уже устал.

Смотрю на Хабиба, свисающего с пальца мальчика.

– Конечно, – говорю я. – Но как мне узнать, какой ключ тебе нужен?

– Просто достаньте все, а потом мы попробуем найти подходящий.

Иду в кухню и нахожу там глубокую миску. Мухаммед терпеливо ждет моего возвращения. Я собираю ключи с дерева – те, что повыше, снимаю с помощью лестницы. Вскоре миска наполняется, и я дважды проверяю, не пропустил ли какой-нибудь ключ. Обернувшись с добычей в руках, я замечаю, что Мухаммеда уже нет. К луже ползет червяк.

Заношу миску внутрь, поднимаюсь наверх и ставлю ее на тумбочку рядом с Афрой, возле стеклянного шарика. Стараюсь не разбудить жену. Опускаюсь на кровать. Афра лежит лицом ко мне, закрыв глаза и положив руки под щеку. Она дышит медленно и размеренно. Отворачиваюсь и устремляю взгляд в темноту, потому что не могу закрыть глаз. Снова вспоминаю время, проведенное

в Стамбуле

я встретил Мухаммеда.

На другой стороне реки Аси находился забор из колючей проволоки с дырой метра два в диаметре, напоминавшей разинутую пасть. Люди перекидывали через него вещи, а сквозь прореху передавали младенцев. Пока еще не рассвело, проводники сказали всем лечь на живот и ползти по пыльной, поросшей папоротником равнине.

Оказавшись на территории Турции, мы прошли еще миль сто через поля пшеницы и ячменя. Стояла тишина. Афра держалась за мою руку и дрожала от пробирающего до костей холода. Через полчаса пути мы заметили вдалеке выбежавшего на дорогу ребенка – темный силуэт на фоне восходящего солнца. Он помахал рукой и побежал в сторону домов.

Мы приблизились к деревне, где стояли небольшие домики с террасами и открытыми окнами, откуда выглядывали люди. Кто-то выходил наружу, народ группами собирался вдоль обочин, глядя на нас во все глаза, будто мы были бродячими циркачами. Увидев длинный стол с пластиковыми стаканчиками и кувшинами с водой, мы остановились и утолили жажду. Местные женщины вынесли нам одеяла, а еще протягивали нам хлеб, кульки с вишней и небольшие пакетики орешков. Затем отступали, глядя нам вслед. Только потом я понял, что смотрели они не с удивлением, а со страхом. Я представил себя на месте тех людей: на их глазах сотни беженцев, сломленных войной, шли вперед, к неизвестности.

Через час ветер усилился, мешая идти. Донесся резкий запах нечистот, и мы вышли на открытое пространство. Повсюду стояли палатки, а люди спали на одеялах среди гор мусора.

Я нашел местечко под деревьями. Кругом царила незнакомая мне тишина. В Сирии она таила опасность, способная взорваться в любую секунду снарядом, выстрелами из пулемета или тяжелыми шагами солдат. Где-то далеко, со стороны Сирии, задрожала земля.

С гор подул ветер и принес запах снега. В моей голове возник образ – белое сияние Джебель-эш-Шейха[5] Джебель-эш-Шейх – горный массив, расположенный на перекрестии границ Ливана, Израиля и Сирии., первый снег, увиденный мною много лет назад. С левой стороны – Сирия, справа – Ливан. Границы, очерченные горными грядами и морем. Мы положили в реку дыню, и та треснула от холода. Мама укусила зеленую обмороженную мякоть. Что же мы делали там, на вершине мира?

Рядом со мной заговорил мужчина. Он спросил:

– Когда ты принадлежишь кому-то, а его уже нет, кто теперь ты?

Человек выглядел понуро – с грязным лицом, растрепанными волосами. Брюки были в пятнах, от него несло мочой. В темноте раздались звуки, похожие на крики животного. До меня долетел запах гниения и смерти. Мужчина дал нам бутылку воды и велел посидеть на ней, пока та не согреется. Прошла ночь, над горизонтом поднялось солнце. На земле лежали еда и новое одеяло. Кто-то принес черствый хлеб, бананы и сыр. Афра поела и снова уснула, положив голову мне на плечо.

– Откуда вы? – спросил мужчина.

– Из Алеппо. А вы?

– Из северной части Сирии.

Откуда именно, мужчина не сказал. Он достал из пачки последнюю сигарету. Курил медленно, то и дело поглядывая на пустынную землю. Похоже, когда-то этот мужчина был сильным, но теперь от его мышечной массы мало что осталось.

– Как тебя зовут?

– Я потерял дочь и жену, – ответил он, бросив окурок на землю.

Голос его звучал ровно и безжизненно. Мужчина словно задумался о чем-то.