Онлайн чтение книги Именинница Birthday Girl
Глава 2. Джордан

– Не уверена, что это хорошая идея, – говорю я Коулу, вытаскивая из багажника коробку, в которую мы сложили вещи. – Чувствую себя нахлебницей.

На лице моего парня вспыхивает причудливая ухмылка, обнажая его зубы слева.

– И что ты предлагаешь? – Он придвигает к себе кульман[2]Кульман – чертежный инструмент в виде доски. и поднимает его, а затем смотрит на меня. – Хочешь вернуться к своим родителям?

Его голубые глаза слипаются, скорее всего, от недосыпа, пока мы вместе несем наши вещи к крыльцу дома Пайка Лоусона.

Нашего нового дома.

За последние несколько дней столько всего произошло, что я до сих пор не свыклась с мыслью, что мой сосед в кинотеатре оказался отцом Коула. Какова вероятность, что это могло случиться? К тому же мне жаль, что мы встретились не при других обстоятельствах, нежели во время вынужденной поездки в полицейский участок, чтобы вызволить его сына – и по совместительству моего парня – из тюрьмы.

– Все нормально, я же уже говорил, – успокаивает меня Коул, когда мы возвращаемся к машине за новой партией вещей. – Отец сам предложил нам остановиться здесь. И всего-то попросил выполнять кое-какие домашние дела, а значит, у нас появится возможность накопить на новую квартиру. Хорошую квартиру.

Он прав. Но сколько людей возвращается под родительское крыло, чтобы перекантоваться несколько месяцев, а в итоге задерживается еще на три года? Надеюсь, его отец знает, во что ввязывается.

Конечно, я приложу все усилия, чтобы уехать отсюда как можно скорее, вот только Коул не умеет экономить деньги. А нам потребуется значительная сумма, чтобы внести депозит за новую квартиру, потому что прежний хозяин забрал его в счет немного подпорченных ковров и оплаты коммунальных услуг. И хотя я уверена, что Коул поможет мне с квартплатой, но накопить на депозит и найти квартиру придется мне.

Прошло уже три дня с моей встречи с Пайком Лоусоном в кинотеатре. Как только Коула выпустили из полицейского участка, мы вернулись домой и обнаружили квартиру в ужасном состоянии. Судя по всему, он попытался устроить вечеринку на мой день рождения, но наши друзья – вернее, его друзья – не стали дожидаться моего прихода. К одиннадцати они напились и съели всю пиццу, но, правда, оставили мне кусочек торта.

Пришлось спрятаться в ванной, чтобы никто не увидел моих слез, которые появились, когда я увидела этот бедлам.

Как оказалось, во время вечеринки началась драка, и соседи вызвали полицию, которая забрала в участок Коула и одного из его друзей, чтобы они остыли. После этого Мел, хозяин квартиры, недвусмысленно заявил, что ему это надоело и Коулу придется съехать. Конечно, я могла остаться, но у меня не хватило бы денег, чтобы платить за все одной. Особенно после того, как в прошлом месяце я отдала все свои сбережения, чтобы Коул смог отремонтировать свою машину.

Слава богу, что на этот раз копы выпустили его без залога, потому что у меня не было даже сотни, не говоря уже о двух с половиной тысячах долларов.

– Ты – его сын, – напоминаю я, хватая торшер, единственную крупную вещь, которую мы не сдали в камеру хранения, потому что у отца Коула в свободной комнате уже стоит мебель. – Но я-то тоже остаюсь здесь, и он будет оплачивать счета еще и за меня. А это неправильно.

– Ну а по-моему, неправильно проводить хотя бы день без этого, – дразнит он с дерзкой ухмылкой и, притянув меня к себе, проводит руками по моему телу.

Я ставлю торшер на землю и улыбаюсь, отвечая на его заигрывания, хотя и чувствую себя не в своей тарелке. Я уже давно не могу расслабиться из-за проблем, которые валятся на нас из-за каждого угла. Мы с Коулом уже давно не улыбались друг другу, поэтому улыбка получается вымученной.

Но прямо сейчас его глаза озорно блестят, словно он самый восхитительный торнадо и его просто нельзя не любить.

Когда он прижимается лбом к моему лбу, я провожу пальцами по его светлым волосам и заглядываю в его темно-голубые глаза, которые всегда сияют так, будто он только что вспомнил о пироге в холодильнике.

Обхватив мою правую ладонь, Коул тянет ее так, чтобы руки оказались между нами, и я сразу понимаю, что он собирается сделать. Наши пальцы переплетаются так, что большие оказываются рядом, а стоит встретиться взглядами, как нас окутывают одни на двоих воспоминания.

Со стороны, наверное, кажется, будто мы сейчас начнем мериться силами, но, когда опускаем глаза, видим наши большие пальцы бок о бок и маленькие, размером с горошину, шрамы, которые есть у нас и еще у одного человека. Мы всегда смеемся, когда рассказываем эту историю друзьям: как решили взять поиграться у младшего брата нашего друга бластер Nerf, который оказался слишком мал для наших рук, поэтому мы ободрали большие пальцы и заработали одинаковые шрамы. Только теперь остались лишь я и Коул. Вдвоем. Два шрама, а не три.

– Останься со мной, – шепотом просит он. – Ты нужна мне.

И в его глазах отражается уязвимость, что случается очень редко.

Когда-то я тоже нуждалась в нем, и он поддерживал меня. Мы через многое прошли вместе, и Коул – наверное, мой лучший друг.

Вот почему я так много прощаю ему. Мне не хочется причинять ему боль. И именно поэтому я согласилась переехать сюда. Ведь это всего лишь на лето. К тому же у меня нет желания возвращаться к своему отцу и мачехе. Как только я получу осенью студенческую ссуду и подкоплю денег за лето, снова смогу снять собственное жилье. Я надеюсь. Коул молча обнимает меня. Он понимает, что я все еще злюсь на него из-за ареста и нашего выселения из квартиры, но при этом знает, что дорог мне. И, кажется, это один из моих недостатков. Или слабость.

Он наклоняется и, обхватив ладонями мою задницу, целует меня в шею. Как только наши тела соприкасаются, у меня тут же перехватывает дыхание, поэтому я со смехом пытаюсь вырваться из его рук.

– Перестань! – шепотом ругаюсь я и испуганно оглядываюсь на двухэтажный дом за моей спиной. – У нас больше нет личной жизни.

Коул ухмыляется.

– Отец еще на работе, детка. Он вернется домой только после пяти.

Ох . Ну, все не так плохо, как мне казалось. Я обвожу взглядом улицу и вижу два ряда домов с открытыми занавесками на окнах, а также многочисленных играющих детей. Это место совершенно не походит на многоквартирные дома, где все лезут в ваши дела, при этом считая, что вы не стоите их внимания, потому что не задержитесь там надолго. Здесь чувствуется дух соседства, а значит, люди захотят узнать вас поближе.

Я делаю глубокий вдох, и нос наполняют ароматы жаренного на гриле мяса, а уши – звуки газонокосилки. Это очень хороший район. Интересно, смогу ли я поселиться когда-нибудь в таком? Найду ли приличную работу и уютный дом? Буду ли счастлива?

Коул снова прислоняется лбом к моему лбу.

– Ты же понимаешь, что мне очень жаль, – говорит он, разглядывая землю под ногами. – Не знаю, почему я все время тебя подвожу. Я – ходячая катастрофа. И просто не могу…

Он замолкает и лишь качает головой. Но я все и так понимаю. Всегда понимала.

Коула нельзя назвать неудачником. Ему девятнадцать, и он импульсивный, обозленный и сбитый с толку. Но, в отличие от меня, он никогда не повзрослеет. И всегда будет нуждаться в ком-то, кто станет о нем заботиться.

– Ты и сам знаешь, каким должен быть, – говорю ему я. – Умение брать на себя ответственность всем дается по-разному, но не сомневаюсь, что у тебя все получится.

Он поднимает глаза, и в них мелькает нерешительность, словно ему хочется что-то сказать. Но через мгновение на его лице вновь появляется ухмылка.

– Я тебя не заслуживаю, – говорит Коул и шлепает меня по заднице.

Я вздрагиваю и стараюсь унять раздражение, когда мы отходим друг от друга. Не заслуживаешь . Но ты симпатичный и прекрасно делаешь массаж.

Мы выгружаем все из машины, а затем еще несколько раз возвращаемся в старую квартиру за вещами. Я оставляю на кухне продукты, которые купила чуть раньше, а затем беру последнюю коробку, пересекаю гостиную, поднимаюсь по лестнице и сворачиваю в первую дверь слева, в нашу спальню.

Я делаю глубокий вдох, когда захожу в комнату. В нос бьет запах свежей краски, отчего сразу хочется улыбаться. Судя по всему, отец Коула решил сделать в доме ремонт. И, похоже, основная часть работ уже выполнена. На первом этаже блестят паркетные полы, а каждую комнату украшают лепные бордюры под потолком. На кухне установлены гранитные столешницы и новая хромированная техника, а при виде черных стеклянных шкафчиков мое сердце бьется быстрее. Никогда не жила в таком милом месте. Пайк Лоусон оказался не только строителем, но и неплохим дизайнером.

И у него, несомненно, хороший дом. Я сказала бы даже – прекрасный. Да, это не особняк, а простой двухэтажный дом с небольшим крыльцом перед входной дверью, но он недавно отремонтированный, красивый и ухоженный. А палисадник и задний двор утопают в зелени.

Я ставлю коробку, подхожу к окну и выглядываю. Настоящий двор. У матери Коула часто возникали проблемы с деньгами, поэтому меня радует, что у него есть такое милое и безопасное место, как это. Интересно, почему он всегда делал вид, будто ему нужна поддержка, если рядом есть человек, готовый ее оказать? Какие у него отношения с Пайком Лоусоном?

Когда-нибудь у меня тоже будет такое место. Вот только мой папа, к сожалению, так и проживет всю жизнь в трейлере, в котором я росла.

В комнату заходит Коул и бросает на кровать два чемодана, а затем тут же направляется к двери, доставая телефон из кармана.

– Как думаешь, твой отец не будет возражать, если я похозяйничаю на кухне? – кричу я, выходя вслед за ним из комнаты. – Я хотела приготовить бургеры.

Коул не останавливается, но я слышу его хриплый смех.

– Детка, да разве какой-нибудь парень, включая моего отца, откажется от того, чтобы женщина приготовила ему ужин?

Верно .

Я наблюдаю, как он сворачивает в гостиную и выходит на улицу. А затем направляюсь на кухню.

Мне нравится заботиться о Коуле. Делать то, чего не делала мама для папы. Прибираться в доме или квартире и видеть, как его радует, что я хоть немного облегчила его жизнь и удостоверилась, что у него есть все необходимое. Вот только в последние несколько месяцев эта забота стала безответной.

Однако отец Коула очень много для нас делает, поэтому меня совсем не затруднит приготовить ужин, к тому же готовка несколько раз в неделю была частью соглашения. Ну, нашей частью, а так как Коул вряд ли встанет за плиту, то это придется делать мне, зато ему достанется уборка во дворе, что тоже стало одним из условий.

Пайк Лоусон. Мне приходится старательно отгонять от себя мысли о том вечере в кинотеатре. Но в моей голове все еще не укладывается, как такое могло случиться.

Я часто вспоминаю, как он воткнул спичку в пончик и как советовал не сомневаться, а добиваться поставленных целей. Но, думаю, он говорил эти вещи еще и себе. В его тоне слышались личные переживания и, возможно, нотки разочарования. И от этого мне хочется узнать его получше. Например, какой он как отец.

К тому же я все еще считаю его симпатичным. А что в этом такого? Я и Криса Хемсворта считаю симпатичным. И Райана Гослинга, и Тома Харди, и Генри Кавилла, и Джейсона Момоа, и братьев Винчестер… Но это не означает, что я мечтаю оказаться в их постели. Так что в этом нет ничего неловкого.

Да и не может быть. Я же встречаюсь с его сыном.

Подойдя к одному из стульев у кухонного стола, я достаю телефон из сумки, а затем запускаю плеер. И через мгновение песня Jessie’s Girl начинает играть с того места, на котором я остановила ее после утренней пробежки. Мой взгляд скользит по кухне, а затем и по гостиной, чтобы убедиться, что наши с Коулом вещи нигде не валяются. Мне не хочется еще больше стеснять его отца.

Я направляюсь к холодильнику, по пути проводя пальцами по столешнице. Она выполнена из коричневого гранита с черными вкраплениями, а на кухонном островке – из склеенных деревянных брусков. Под кожей ощущается гладкое теплое дерево и нет ни одной бороздки от ножа. Да и, в принципе, кухня выглядит так, словно ее совсем недавно отремонтировали, так что, скорее всего, отец Коула нечасто пользовался разделочным столом. Или, может, он вообще редко готовит.

Я обхожу кухонный островок несколько раз, любуясь обстановкой и практичной бронзовой люстрой, которая висит над ним, прежде чем с улыбкой подойти к холодильнику. Как же приятно разгуливать по кухне, не натыкаясь ни на что. Единственное, чего не хватает этому месту и что заставило бы меня не только удовлетворенно кивнуть, но и ахнуть от восхищения, – это фартук за мойкой.

Обожаю фартуки.

Достав из холодильника говяжий фарш, масло и моцареллу, я ногой захлопываю дверцу, разворачиваюсь и ставлю все это на стол. После чего хватаю две луковицы, которые оставила на столешнице, и, пританцовывая в такт песне, беру разделочный нож, чтобы нарезать все тонкими ломтиками.

Когда темп музыки нарастает, волоски на руках встают дыбом, а ноги сами стремятся пуститься в пляс, но я сдерживаю себя. Надеюсь, Пайк Лоусон не будет возражать против музыки восьмидесятых в своем доме время от времени. В кинотеатре он не упоминал, что она ему не нравится, но в тот момент еще не знал, что мы будем жить вместе.

Я напеваю песню и качаю головой, пока катаю в руках пять больших котлет и выкладываю их на разогретую сковородку, в которой уже растопилось масло.

Мои бедра покачиваются из стороны в сторону, когда я чувствую чьи-то щекочущие пальцы на талии. Я вздрагиваю, сердце улетает в пятки, а вздох застревает в горле.

Обернувшись, я сталкиваюсь лицом к лицу с сестрой.

– Кэм! – выдыхаю я.

– Попалась, – улыбаясь от уха до уха, дразнит она и снова тычет меня в ребра.

Я выключаю музыку на телефоне.

– Как ты сюда попала? Не слышала, чтобы в дверь кто-то звонил.

Она обходит кухонный островок и, усевшись на табурет, ставит локти на столешницу, а затем поднимает луковое колечко.

– Встретила Коула у крыльца, – объясняет она. – И он сказал, что я могу просто зайти.

Я вытягиваю шею, выглядываю в окно и вижу, как он с парой своих друзей кружит вокруг древнего неработающего «фольксвагена» моей бабушки. Я не хотела оставлять его у старой квартиры, поэтому отец Коула вызвал эвакуатор. И сейчас мой парень выглядит так, словно наконец решил выполнить свое обещание и починить мне машину.

Шипение жарящегося на сковороде мяса привлекает мое внимание, поэтому я подхожу к плите и переворачиваю котлеты. Капля масла попадает мне на предплечье, заставляя невольно вздрогнуть от боли.

Уверена, Кэм приехала сюда, чтобы проверить, как я устроилась. Старые привычки неискоренимы.

Сестра всего на четыре года старше меня, но давно стала мне мамой, заменив нашу настоящую родительницу. Я жила в трейлерном парке, пока не окончила школу, но Кэм уехала оттуда в шестнадцать и с тех пор живет одна. Вернее, со своим сыном.

Я бросаю взгляд на часы и вижу, что уже начало шестого. Мой племянник, скорее всего, сейчас с няней, а сестра должна быть на работе.

– И где же отец Коула? – интересуется она.

– Наверное, все еще на работе.

Но скоро вернется домой. Я перекладываю котлеты со сковороды на тарелку, затем достаю булочки и вскрываю упаковку.

– Он милый? – через мгновение неуверенно спрашивает она.

Я стою к ней спиной, поэтому сестра не замечает моего раздражения.

Она из тех женщин, что никогда не стесняются в выражениях. Но раз Кэм старательно следит за своим голосом, значит, у нее на уме то, что мне совершенно не захочется слушать. Например, почему я не согласилась на более высокооплачиваемую работу, которую мне предлагал прошлой осенью ее босс, ведь тогда мне ничто не помешало бы остаться в старой квартире.

– Он показался мне таким. – Я киваю и бросаю взгляд на сестру. – И довольно спокойным.

– Ты и сама спокойная.

– Я серьезная, – ухмыльнувшись, поправляю я сестру. – Это большая разница.

Она хихикает, выпрямляется и одергивает свою белую майку, из-под которой прекрасно виден красный кружевной лифчик.

– Ну должен же хоть кто-то в нашем доме быть серьезным.

– В нашем доме, – выделяет Кэм.

А затем откидывает каштановые волосы за плечо, открывая длинные серебряные серьги, которые отлично подходят к ее сияющему макияжу, дымчатым глазам и блестящим губам.

– Как Киллиан? – вспомнив про племянника, спрашиваю я.

– Проказничает, как всегда, – говорит Кэм, а потом замирает, будто что-то вспоминает: – Ой, подожди. Сегодня он заявил мне, что когда за ним вечером прихожу я, то он говорит друзьям в садике, что я – его старшая сестра. – Она усмехается. – Этот маленький засранец стыдится меня. Но потом я подумала: неужели люди верят в это? – Кэм снова демонстративно встряхивает волосами. – А раз так, значит, я еще очень хорошо выгляжу, верно?

– Тебе всего двадцать три. – Я посыпаю котлету тертой моцареллой, затем кладу сверху еще одну котлету и вновь присыпаю сыром. – Ты и сама знаешь, что прекрасно выглядишь.

– Ага-ага. – Она щелкает пальцами. – Значит, я должна зарабатывать этим деньги, пока могу.

Я на мгновение встречаюсь с ней взглядом, услышав нотки сомнения в веселом голосе сестры. На ее лице появляется нерешительная улыбка, которая больше похожа на извиняющуюся, пока неловкая шутка повисает в воздухе.

А затем Кэм оттягивает топ пониже, пытаясь прикрыть живот от глаз младшей сестры.

Она ненавидит свою работу, но деньги ей нравятся больше.

– Кстати, а что ты делаешь? – через мгновение спрашивает она, вновь посмотрев на меня.

И сейчас в ее голосе слышится осуждение.

– Готовлю ужин.

Закатив глаза, Кэм качает головой.

– Значит, ты не только не послала подальше парня, с которым жила, но теперь прислуживаешь еще одному?

Я кладу пару луковых колец на первый двойной чизбургер и прикрываю его булочкой.

– Вовсе нет.

– Ну-ну.

Я смотрю на сестру.

– Мы поселились здесь – стоило бы добавить: в этом сказочном районе – совершенно бесплатно. Так что мне нетрудно выполнять свою часть сделки. С нас всего-то требуется поддерживать чистоту и готовить время от времени. Вот и все.

Кэм с самым суровым видом выгибает правую бровь и скрещивает руки на груди, всем видом показывая, что не купилась на мои слова. Ой, да ради бога. К тому же в сделке с Пайком Лоусоном мы в выигрыше. Дом с кондиционером, кабельным телевидением, Wi-Fi, гардеробной…

Я тянусь через столешницу и поднимаю жалюзи.

– У него даже есть бассейн! – выпаливаю я, чтобы она поскорее от меня отвязалась. – Так что не надо меня жалеть.

– Серьезно? – Ее глаза расширяются.

Сестра вскакивает со стула и подбегает ко мне, чтобы выглянуть в окно. За ним – превосходный бассейн в форме песочных часов, выложенный разноцветной плиткой в средиземноморском стиле, а лестница украшена мозаикой. Видимо, отец Коула еще не закончил оформление заднего двора, потому что в дальнем углу виднеются пустая клумба для цветов и отверстия для мини-водопадов, которые пока не работают. У бассейна стоят стол и стулья, а на траве хаотично расставлена различная садовая мебель. Справа, рядом со шлангом, лежит большой зонт от солнца, а слева установлен гриль, прикрытый брезентом.

Сестра одобрительно кивает.

– Здесь миленько. Ты всегда должна была жить в таком доме, как этот.

– А кто не должен? – интересуюсь я в ответ.

Хотя я все еще не могу отделаться от мысли, что мне здесь не место. Но Коул мне небезразличен, к тому же уж лучше я поживу здесь, чем с папой.

Я доделываю чизбургеры, когда Кэм оборачивается, прислоняется к стойке и смотрит на меня.

– Ты уверена, что он хочет, чтобы ты лишь следила за порядком и иногда готовила? – допытывается она. – Мужчины одинаковы независимо от возраста. Уж я-то знаю.

Ой, да отстань ты уже . Я могу за себя постоять. Парни из старшей школы и работа в баре научили меня этому…

Но сестра еще не все сказала, поэтому подходит ближе и останавливает меня.

– Послушай меня, – ее голос становится серьезным. – Да, это хороший дом, спокойный район, и, живя тут, ты сэкономишь немного денег. Но тебе необязательно оставаться здесь.

– Я не хочу переезжать к папе и Коринн, – возражаю я. – И не могу жить с тобой. Я ценю твое предложение, но не хочу спать на кушетке и делать домашнюю работу в комнате, где носится четырехлетний ребенок.

Я хожу на летние курсы по четвергам, так что мне требуется немного места на учебу.

– Я не об этом, – тут же отвечает она. – Ты могла бы остаться в своей старой квартире и оплачивать ее сама.

Я открываю рот, но тут же закрываю его. А затем отворачиваюсь, чтобы засунуть чизбургеры в духовку на несколько минут.

Опять двадцать пять. Ну когда она уже отвяжется с этой темой?

– Я не могу, понятно? – говорю я. – И не хочу. Мне нравится моя работа. К тому же не очень хочется работать вместе с тобой.

– Конечно, тебе не хочется. – Она бросает на меня скучающий взгляд. – Это же ниже твоего достоинства.

– Я такого не говорила.

Я ни разу не подумала о сестре плохо из-за ее работы. Ведь благодаря ей Кэм кормит и одевает своего ребенка. И я лишь сильнее люблю ее за то, что она проглотила свою гордость и решилась на подобное. Но – и у меня никогда не хватит наглости сказать ей это в лицо – это не та карьера, которую она себе выбрала бы, будь у нее иная возможность.

А у меня она есть.

Кэм танцует в клубе «Крюк» с восемнадцати лет. Поначалу это была временная подработка, помогавшая пережить расставание с парнем и заработать денег на воспитание сына. Но затем ей пришлось разрываться между колледжем и ребенком, поэтому она решила бросить учебу. Конечно, сестра собиралась вернуться на правильный путь, как только Киллиан отправится в детский сад, но не думаю, что она планирует уволиться в ближайшее время. Кэм привыкла хорошо зарабатывать.

А примерно год назад ее босс предложил мне работу бармена, и теперь Кэм наседает на меня, чтобы я согласилась. Ведь я могла бы зарабатывать столько, что хватило бы не только на жизнь, но и на учебу, а значит, не пришлось бы брать такие большие студенческие кредиты. «Поработаешь там несколько лет и уйдешь», – уговаривала она меня. Но я не соглашаюсь.

Потому что знаю, что ее начальник всем поначалу предлагает поработать барменом, а потом уговаривает их выступать на сцене.

Вот только я этого не хочу. И не собираюсь смотреть, как моя сестра делает это каждую ночь.

Это тело только мое. Оно принадлежит мне, и лишь мне решать, кому его демонстрировать. Так что останусь в баре «Земляне». Спасибо.

– Меня вполне устраивает моя работа, – говорю я. – На ней я и останусь.

Кэм вздыхает.

– Хорошо, – сестра сдается. – Просто будь готова к тому, что все получится не так, как тебе хочется.

Это уже случилось , ведь мы с Коулом переехали в дом его отца.

Я обхожу ее, чтобы достать лимонад из холодильника, и вдруг слышу нарастающий гул двигателя. Замерев, я поворачиваюсь к окну и вижу, как черный пикап останавливается на подъездной дорожке. Тот же «шевроле шайенн» семьдесят первого года, на котором я ехала из кинотеатра в полицейский участок, чтобы вызволить Коула.

Сердце начинает колотиться в груди, но я игнорирую его и быстро закрываю холодильник.

– Отец Коула приехал, – говорю я, а затем хватаю со столешницы сумку сестры и протягиваю ей. – Тебе пора уходить.

– Почему?

– Потому что это не мой дом, – объясняю я и подталкиваю ее к задней двери, расположенной рядом с прачечной. – Дай мне хотя бы недельку, прежде чем я начну знакомить его со своими друзьями.

– Но я – твоя сестра.

До нас доносится хлопок закрывшейся автомобильной двери.

И я еще сильнее начинаю толкать Кэм в спину, но она упирается пятками в пол.

– И не вздумай что-то скрывать от меня, – говорит она. – Я не позволю, чтобы какой-то пузатый извращенец средних лет, который с радостью предоставил комнату в своем доме паре сексуальных подростков, начал требовать от тебя не только денег.

– Заткнись, – шиплю я, но не могу удержаться от смешка.

Он совершенно не похож на пузатого мужчину средних лет или извращенца. Ну, или мне так кажется.

Сестра поворачивается ко мне и игриво тычет меня в живот.

– Ну же, милая, – говорит она низким, хриплым голосом. А затем пытается обнять меня как можно более соблазнительно. – Пора отработать арендную плату, детка.

– Заткнись! – громким шепотом прошу я, стараясь не рассмеяться и при этом вытолкнуть ее с кухни. – Боже, ты просто невозможна. Убирайся отсюда!

– Не бойся меня, – продолжает она все тем же голосом жуткого старикашки и, облизнув губы, тянется ко мне за поцелуем. – Маленькие девочки должны заботиться о своих папочках.

Дразнясь, сестра пихает меня своим воображаемым пивным животом, который пытается изобразить своей тонкой талией.

– Ну хватит! – пылая от смущения, молю я.

Она проводит руками по моим бедрам и лишь усмехается моим попыткам вытолкнуть ее из кухни.

Но затем внезапно замирает, а ее лицо вытягивается, когда она замечает что-то – или кого-то – за моей спиной.

Я на мгновение прикрываю глаза. Великолепно .

Обернувшись, я вижу отца Коула, который стоит в прихожей, между гостиной и кухней, не сводя с нас взгляда. При виде его по телу вновь начинает расходиться жар.

Я слышу, как сестра вздыхает, и, отодвинувшись от нее, прочищаю горло. Думаю, он ничего не слышал. Вернее, надеюсь на это.

Пайк переводит взгляд с меня на сестру, но затем вновь возвращается ко мне. Его короткие волосы слегка растрепаны, пот от тяжелой работы проступает на одежде, а на подбородке виднеется пятичасовая щетина. Черные рисунки украшают его загорелые предплечья, которые напряжены оттого, что он сжимает в руках пояс с инструментами и ланч-бокс.

Сделав глубокий вдох, отец Коула заходит на кухню и кладет вещи на островок.

– Вы переехали? – проведя рукой по волосам, спрашивает он.

– Ага, – киваю я. – То есть да.

С сердцем снова творится что-то непонятное, и кажется, будто оно дрейфует в океанских волнах в груди, поэтому так трудно собраться с мыслями. Так что я снова киваю и моргаю, пока моя сестра не встает рядом со мной, возвращая меня к действительности.

– Пайк, простите, мистер Лоусон, – поправляюсь я, – это моя сестра Кэм. – Я показываю на нее. – Она уже уходит.

Он переводит взгляд на нее.

– Привет.

А затем, к моему удивлению, его взгляд снова на мгновение возвращается ко мне, прежде чем он замечает стопку писем на кухонной тумбе и начинает просматривать их, словно нас тут и нет.

Меня охватывает легкое смущение.

Кэм далеко не девственница. Хотя она и моложе его, но привлекательная женщина, и большинство мужчин бросают на нее двусмысленные взгляды. На длинные ноги, пышную, выпирающую из-под майки грудь. Но не он.

– Приятно познакомиться, – отвечает она. – Спасибо, что приютили сестру.

Он бросает на нас взгляд и одаривает полуулыбкой, а затем отворачивается, собирает письма и засовывает их в ящик.

Кэм направляется к задней двери и сворачивает в прачечную, а я следую за ней. И как только мы скрываемся из вида, она поворачивается ко мне.

– О боже, – шепчет она с озорным блеском в широко раскрытых глазах.

Я стискиваю челюсти и дергаю подбородком, показывая ей на дверь. Уверена, она станет приходить сюда каждый день, чтобы пофлиртовать с отцом Коула.

Сзади Пайк открывает одну из духовок, и я оборачиваюсь к нему.

– Я готовлю ужин, – говорю я, – для нас троих. Ты не против?

Он закрывает духовку, и я вижу, как на его лице мелькает облегчение.

– Нет, конечно. На самом деле это здорово. – Он вздыхает. – Спасибо. Я просто умираю с голода.

– Все будет готово минут через пятнадцать.

Он лезет в холодильник, достает пиво и подставляет бутылку под открывалку, прибитую под столешницей островка. Крышка улетает в мусорное ведро.

– Я как раз успею принять душ, – посмотрев на нас, отвечает он. – Прошу меня простить.

Он сжимает бутылку в руке и выходит из кухни, за полшага преодолевая расстояние до дверного проема. Я молча смотрю ему вслед и в очередной раз поражаюсь его росту. Да, это большой дом, но не заметить его в комнате невозможно.

– Теперь я понимаю, почему ты решила остаться здесь, – шепчет мне на ухо сестра. – А я-то как дурочка беспокоилась, что к тебе будет приставать старый, потный, жирный пердун.

– Заткнись.

Я закрываю от раздражения глаза, и до меня доносится скрип задней двери.

– Возвращайся к ужину для своих мужчин , – поддразнивает напоследок сестра с весельем в голосе.

Я разворачиваюсь, чтобы захлопнуть перед ее носом дверь, но она взвизгивает и делает это сама, не давая мне и шанса.

* * *

– Не люблю лук.

Услышав слова Пайка, я замираю и опускаю взгляд на соус барбекю, которым поливаю свои идеально сложенные луковые кольца. Они так и ждут, что я сфотографирую их и выложу пост в «Инстаграм». Но стоит их убрать – и чизбургер тут же попадет в список худших фотографий «Пинтерест».

– Может, попробуешь хотя бы кусочек? – рискнув, робко предлагаю я. – Тебе понравится, обещаю.

По моему опыту, мужчины съедают все, что ставишь перед ними.

Отец Коула на мгновение задумывается и, закрыв холодильник, встречается со мной взглядом. Выражение его лица тут же смягчается.

– Хорошо.

Он, наверное, считает, будто должен съесть хотя бы кусочек в благодарность за то, что я приготовила ужин. Но меня это вполне устраивает. Закончив приготовление чизбургера, я протягиваю тарелку отцу Коула, и он направляется к стулу, еще по дороге откусывая кусочек. Я кошусь на него через плечо. Он моргает несколько раз, когда его челюсти на мгновение замирают, а мышцы на щеках напрягаются. А затем по кухне разносится стон.

Я поворачиваюсь к плите, чтобы скрыть от него свою улыбку.

– Ого, а это вкусно, – говорит он. – Действительно вкусно.

Я киваю в ответ, чувствуя небольшой прилив гордости.

– Когда с детства учишься экономить на еде, то начинаешь искать способы, как сделать ее вкуснее, – отвечаю я.

На несколько секунд в кухне повисает тишина, а затем раздается тихое:

– Точно.

Я не уверена, то ли он соглашается со мной, то ли просто поддакивает. Но если он узнал мою фамилию, то, скорее всего, догадался, кто мой отец. Все в городе знают Чипа Хэдли, так что Пайк представляет, как мы жили.

Но я мало что знаю о семье Коула и не уверена, что они не переехали в этот город откуда-нибудь. Пайк Лоусон не богат, но по этому дому понятно, что и не беден.

– Очень вкусно. Я не шучу, – повторяет он.

– Спасибо.

Я поворачиваюсь и ставлю тарелку Коула на кухонный островок, перпендикулярно стулу Пайка, а свою – на соседнее место.

Повисает молчание, и мне становится интересно, чувствует ли отец Коула себя так же странно. Мы так легко нашли общий язык в тот вечер в кинотеатре, когда не знали, кто есть кто на самом деле, но сейчас все изменилось.

Из гостиной доносятся шаги, а через мгновение на кухню заходит Коул. Я улыбаюсь ему. Его рубашка измазана маслом, а под губой виднеется полоса грязи. Он, может, и плохиш, но как никто другой умеет пользоваться своим мальчишечьим обаянием.

Коул подхватывает чизбургер со своей тарелки одной рукой, а второй запихивает в подмышку какую-то грязную, ржавую деталь, после чего кивает мне.

– Привет, детка. Мы решили разобраться с твоим «фольксвагеном». Ты не против, если я поем на улице?

Я смотрю на него.

Он серьезно? Я перевожу взгляд с Коула на его отца.

– Не против, – тихо отвечаю я и выразительно смотрю на своего парня, чтобы он понял, что мне совсем не хочется есть наедине с его отцом.

– Пойдешь со мной? – Коул склоняет голову набок, пытаясь очаровать меня. – Не хочу оставлять парней там одних, но ты вполне можешь посидеть с нами.

Вот спасибо. Я поджимаю губы и поворачиваюсь к холодильнику, чтобы достать кувшин с лимонадом. Будет невежливо просто уйти. Конечно, его отец не содержит нас, но мне хочется попытаться узнать его получше.

Вот только, прежде чем я успеваю сказать Коулу, что он может идти есть на улицу, в разговор вступает его отец.

– Почему бы тебе не посидеть с нами минут десять? Я давно тебя не видел.

Меня охватывает облегчение и благодарность за поддержку. Через секунду Коул тихо вздыхает и усаживается перед своей тарелкой, чиркнув ножками стула по плитке.

Убедившись, что духовка выключена, беру свой стакан и сажусь вслед за мистером Лоусоном, который выбирает место так, чтобы я оказалась между ним и Коулом. Понимая, что у меня не остается другого выбора, я опускаюсь на стул и подтаскиваю к себе тарелку.

– Ну, как работа? – спрашивает отец Коула, и я уверена: он задал этот вопрос не мне.

Коул опускает правую руку мне на бедро, а левой подносит гамбургер ко рту. Я кошусь на его отца и вижу, что он опустил глаза и смотрит на руку Коула. Его челюсти напрягаются, а затем он отводит взгляд.

– Как обычно. – Коул пожимает плечами. – Но, как только на улице потеплело, стало намного легче.

Он ремонтирует дороги с тех пор, как мы съехались девять месяцев назад. Сколько я его знаю, он перебрал много рабочих мест и на этом задержался дольше всего.

– Не хочешь поступить в колледж? – интересуется отец.

– Да я школу-то с трудом окончил, – усмехается Коул. – Ты же знаешь.

Я подношу стакан с лимонадом к губам и делаю глоток. Мой желудок так сжался, что еда в него точно не влезет. Прожевав кусок, отец Коула откладывает чизбургер и поднимает бутылку с пивом.

– Время идет гораздо быстрее, чем тебе кажется, – тихо, практически себе под нос говорит он. – Я чуть не поступил на флот, когда узнал… – он замолкает, – когда мне исполнилось восемнадцать.

Думаю, я догадываюсь, что он собирался сказать: «Когда узнал, что скоро стану отцом». Пайк Лоусон не выглядит старым, поэтому трудно догадаться, что у него есть взрослый сын. Так что, судя по всему, когда Коул родился, он был довольно молод. Вряд ли ему было больше восемнадцати-девятнадцати лет. Значит, сейчас ему примерно тридцать восемь или чуть больше.

– Я просто не мог смириться, что собираюсь отказаться от семи лет жизни, – продолжает он. – Но это время пролетело довольно быстро. Хорошее будущее требует инвестиций и обязательств, Коул, но оно того стоит.

– И это ты мне говоришь? – огрызается тот в ответ и откусывает очередной кусок, а затем слегка сжимает внутреннюю сторону моего бедра.

От этого знака внимания мне становится приятно, несмотря на растущее напряжение в кухне. Таким способом он пытается дать понять, что его злость направлена не на меня и его терзает, что мне сейчас неуютно находиться здесь. Отец Коула делает глоток пива и спокойно ставит бутылку на стол.

– Ну, зато у меня были деньги, чтобы вызволить тебя из тюрьмы, – чуть грубее отмечает он. – В последний раз и еще несколько раз до этого.

Коул сильнее сжимает мое бедро, отчего у меня моментально краснеет шея, и я жалею, что не надела шарфик. Тысячи вопросов начинают крутиться у меня в голове. Почему они не ладят? Что произошло? Я не очень хорошо знаю мистера Лоусона, но мне он показался хорошим человеком, а Коул явно выстроил между ними стену. К тому же они оба явно не отличаются терпением.

Коул сжимает чизбургер в руке, отодвигает тарелку и встает из-за стола.

– Доем на улице, – говорит он. – Присоединяйся к нам, если хочешь, детка. И не вздумай мыть посуду. Я позже сделаю это сам.

Я собираюсь ответить ему, но одергиваю себя и стискиваю зубы. Что ж, жить здесь будет весело.

Коул поворачивается и выходит из кухни, и мгновение спустя раздается хлопок входной двери. Снаружи слышны приглушенные голоса и автомобильный гудок, но на кухне царит такая тишина, что хочется задержать дыхание в надежде, что Пайк Лоусон забудет, что я здесь.

Как, черт возьми, мне жить в этом доме? Я не могу принять чью-то сторону и не собираюсь делать это.

– Все в порядке, – более спокойным голосом говорит Пайк, и я краем глаза замечаю, что он повернулся ко мне: – Если хочешь, можешь отправиться за ним.

Я встречаюсь с ним взглядом и, улыбнувшись, пожимаю плечами.

– На улице жарко, – говорю я.

А я уже и здесь сгораю от неловкости.

Кроме того, там друзья Коула, а я не очень с ними лажу, так что на улице буду чувствовать себя не лучше.

– Мне жаль, что все так вышло, – извиняется он, вновь поднимая с тарелки чизбургер. – Обещаю, так будет нечасто. Коул старается избегать любого места, где может столкнуться со мной.

Я киваю, не зная, что на это ответить. У меня такое чувство, что я и сама недолго здесь проживу. А все потому, что мне кажется, будто уже балансирую на канате.

Я заставляю себя начать есть чизбургер, потому что завтра он уже будет не таким вкусным. Снаружи доносится музыка, а вдалеке грохочет газонокосилка. Ветер колышет простые занавески и приносит в открытые окна запах свежескошенной травы, который тут же заполняет нос. А по коже расползаются мурашки.

Вот оно, лето.

Раздается телефонный звонок. Пайк протягивает руку и поднимает со столешницы свой сотовый.

– Привет, – говорит он.

На другом конце трубки раздается неразборчивое мужское ворчание.

Пайк встает и, удерживая телефон в одной руке, второй поднимает тарелку, а затем относит ее в раковину. Я украдкой бросаю на него взгляд и вновь вспоминаю поддразнивания Кэм. Щеки тут же краснеют.

Пайк – настоящая загадка.

Я видела фотографии Коула в гостиной, совсем маленького и чуть постарше, но кроме них в доме не так уж много личных вещей его отца. Знаю, что Пайк – холостяк, но на журнальном столике нет ни одной книги, которая помогла бы понять его предпочтения, ни сувенира из отпуска, ни домашних животных, ни картин, ни безделушек, ни журналов, ни каких-либо вещей, намекающих на его хобби, будь то спорт, игры или музыка… Это красивый дом, но он, скорее, похож на оформленную витрину в магазине, в которой не живет настоящая семья.

– Нет, мне нужны еще один экскаватор и по меньшей мере сотня мешков цемента, – говорит Пайк в трубку, прижимая ее плечом к уху, а затем закатывает рукава и включает воду.

Я мысленно улыбаюсь. Он моет посуду. И при этом без лишних вопросов. Но ведь он живет один, кто бы еще, кроме него, это делал.

Он смеется над чем-то и качает головой, когда я выбрасываю то, что не доела, в мусорку.

– Скажи этому идиоту, чтобы не вздумал притворяться больным, – говорит Пайк. – И если он не объявится с утра, то я сам отправлюсь к нему и привезу. Мне хочется расправиться со всем побыстрее.

Я подхожу к нему и тихо ставлю тарелки на стол, затем убираю лимонад и соусы в холодильник.

– Да, да…

Я слышу, как он ополаскивает тарелки и ставит их в посудомоечную машину.

– Увидимся утром.

Пайк кладет трубку, и я вновь бросаю на него взгляд.

– Работа? – спрашиваю я.

Он кивает и выливает воду из стакана.

– Мне постоянно звонят. Мы строим офисное здание на Двадцать втором шоссе, неподалеку от городского парка. – Он поворачивается ко мне. – Но, сколько бы мы ни закладывали денег в бюджет, всегда возникают ситуации, которые выбивают нас из колеи.

Двадцать второе шоссе. Я езжу по нему на занятия в Дорал. Уверена, я не раз проезжала мимо этой стройки.

– Ничто не идет так, как задумано, – размышляю я. – И, несмотря на свой возраст, я это уже прекрасно знаю.

Он смотрит на меня, и уголки его губ поднимаются в улыбке.

– Это точно, – смеясь, говорит он.

Сердце сбивается с ритма, когда на меня накатывает дежавю. И на мгновение я вновь вижу перед собой мужчину из кинотеатра.

Я моргаю и пытаюсь отвернуться. Его карие глаза из-за кухонной лампы кажутся зеленее, а мокрые после душа волосы успели высохнуть, и сейчас Пайк больше похож на старшего брата, чем на отца Коула. Я скольжу взглядом от его улыбки к узорам на руках, пока он ополаскивает посуду.

А затем отворачиваюсь и, подняв свой телефон с кухонной тумбы, уже собираюсь уйти, но тут кое-что вспоминаю.

– Могу я узнать ваш номер телефона? – повернувшись, спрашиваю я. – На случай, если вдруг возникнут проблемы или потеряю ключ, или случится что-то еще.

Прервавшись на секунду, он смотрит на меня через плечо.

– Ой, верно. – Затем выключает кран, берет полотенце и вытирает руки. – Отличная идея. Сейчас.

Он хватает телефон, снимает блокировку и протягивает его мне.

– Запиши пока свой номер мне.

Я протягиваю ему свой телефон и забираю его, а затем вбиваю номер и свое имя. Как хорошо, что я про это вспомнила. Ведь могло случиться все что угодно. А вдруг затопило бы подвал или доставили бы посылку на его имя, или я не успею приготовить ужин в один из вечеров, и мне придется его об этом предупредить… Теперь я живу не в том месте, где могу самостоятельно принимать все решения.

Я возвращаю ему сотовый, а он отдает мой, но тут из него начинает литься громкая музыка. Отец Коула удивленно смотрит на экран моего телефона. Видимо, случайно открылся музыкальный плеер.

Проклятие .

Кухню заполняет песня Джорджа Майкла Father Figure[3]Father Figure – песня британского певца Джорджа Майкла, выпущенная в 1988 году. Ее название переводится как «Образ отца», а в самой песне говорится о желании мужчины стать для возлюбленной «папочкой»., и брови мистера Лоусона взлетают вверх, когда начинается двусмысленный припев.

От этих слов у меня просто перехватывает дыхание.

Я выхватываю телефон и выключаю его.

А отец Коула начинает смеяться.

Великолепно .

– Музыка восьмидесятых? – удивленно спрашивает он.

Я провожу пальцами по волосам, а затем засовываю сотовый в задний карман.

– Да, я не шутила.

Спустя мгновение я поднимаю глаза и вижу, что он с едва заметной улыбкой смотрит на меня.

Но затем отводит взгляд, наклоняется и поднимает с пола журнал «Дом и сад», который, видимо, выпал из моей сумки.

– И, пожалуйста, зови меня Пайк, – протягивая мне свою находку, просит он. – Не мистер Лоусон, хорошо?

Мы стоим очень близко, но я не в силах на него смотреть, потому что под его взглядом все внутри переворачивается.

Я киваю и забираю журнал, так и не посмотрев на него.

Пайк возвращается к посуде, а я поворачиваюсь, чтобы уйти, но замираю.

– Ты же знаешь, что не обязан делать это? – спрашиваю я, подразумевая посуду. – Коул обещал, что сам помоет.

Я вижу, как его плечи начинают трястись от смеха, пока он наклоняется, чтобы положить несколько столовых приборов в посудомоечную машину.

– Мне тоже когда-то было девятнадцать, – посмотрев на меня, отвечает он. – Поэтому я знаю, что «позже» означает «когда-нибудь», и не факт, что «когда-нибудь» наступит сегодня.

Я фыркаю, слегка расслабившись. Он прав.

Мне не сосчитать, сколько раз я просыпалась с утра и находила полную раковину грязной посуды. Конечно, меня не очень радует, что отец Коула выполняет за него домашние обязанности. Но пусть они сами с этим разбираются.

Главное – что это приходится делать не мне.

– Спасибо, – благодарю я и подхожу к холодильнику за бутылкой воды.

Но тут мне в голову приходит одна мысль.

– А у тебя есть еще дети? – спрашиваю я.

Думаю, мне следует знать, могут ли в доме появиться другие люди. Но когда я поворачиваюсь к Пайку, вижу, что его челюсти напряжены, лоб нахмурен, а выражение лица серьезное.

– Уверен, Коул сказал бы тебе, если бы у него были братья или сестры.

От его укоризненного тона я вытягиваюсь в струнку. Ну конечно же, Коул сказал бы мне об этом. Мы знакомы уже довольно давно.

– Верно, – поспешно отвечаю я и качаю головой, делая вид, будто этот глупый вопрос возник у меня из-за небольшого помутнения рассудка.

– К тому же я никогда не был женат, – добавляет он, и его кадык дергается. – И появление нескольких детей от разных женщин – не та ошибка, которую мне хотелось бы совершить.

Мне становится настолько плохо, что я замираю и молча смотрю на него. Коул оказался незапланированным и даже в какой-то степени нежеланным ребенком для его молодых родителей. Так что мне теперь отчасти понятно, почему у них такие плохие отношения.

Но сложно не оценить его прагматизм. Молодой Пайк Лоусон быстро понял, что не стоит делать детей с кем попало. Я не хотела бы испытать подобное вообще.

Кажется, Пайк только осознал, что сказал и как это прозвучало, потому что замирает, а затем поворачивается ко мне с извиняющимся выражением лица.

– Я… не это имел в виду. Я…

– Я понимаю, что ты хотел сказать. Все в порядке.

Указав большим пальцем себе за спину, я отступаю в гостиную.

– Пойду учиться. Этим летом я собираюсь взять несколько кредитов, так что… спокойной ночи.

Он поворачивается к посудомоечной машине, добавляет порошок и включает ее.

– Еще раз спасибо, что позволили нам поселиться здесь, – добавляю я.

Пайк смотрит на меня.

– Спасибо за ужин.

Прежде чем выйти из кухни, я подхожу к столу, на котором горит ароматическая свеча. Надо будет поинтересоваться у Пайка, не против ли он этих специфичных запахов в доме.

Склонившись над столом, я закрываю глаза, делаю вдох и, как всегда, загадываю, чтобы завтра было лучше, чем сегодня . А затем задуваю пламя. В ту же секунду в нос ударяет резкий запах дыма, поднимающийся в воздух от остывающего фитиля.

Я все время загадываю одно и то же желание, когда задуваю свечки. Мечтаю жить такой жизнью, от которой никогда не захочется отдохнуть. Вот к чему я стремлюсь.

За исключением спички, которую я задула в кинотеатре. В тот вечер я загадала кое-что другое.

Когда открываю глаза, вижу, что Пайк смотрит на меня, но быстро выпрямляется и отворачивается.

Выйдя из кухни, прохожу мимо лестницы в гостиную, затем бросаю журнал на край столика рядом с диваном.

Теперь здесь кто-то живет.