Визит ненаследной принцессы Тигверд, невестки императора, к нам в госпиталь, случившийся через три дня, мне запомнился надолго. Если не навсегда.
Я как раз шла по коридору второго этажа. От тяжелых детей – их отдали на мое попечение – к пятерке принца Тигверда.
За прошедшие трое суток не было ни одной смерти! Я не уставала благодарить Стихии. Все дети уже очнулись, некоторые порывались встать. Зла и терпения на маленьких пациентов не хватало – целители младших курсов, присматривающие за ними, стенали и жаловались. Я распорядилась закупить детскую литературу и читать вслух.
Что касается пятерки принца Тигверда, в сознание еще не пришел никто. Анализы крови были лучше час от часа. Но в реальность пострадавшие возвращаться не стремились…
Меня это сильно беспокоило.
На лестнице послышались громкие голоса. Я перегнулась посмотреть, кто шумит.
– Мам, вот что ты завелась?! – говорил молодой человек лет шестнадцати заплаканной принцессе Тигверд, перегораживая ей путь. – Вот с чего ты взяла, что отец здесь?!
– Отойди… Прекратите делать из меня непонятно кого! – Голос женщины был тихим и немного хриплым.
Другой молодой человек молчал и с укоризной поглядывал на первого.
– Я сказала – пропусти… те… меня… – Женщина согнулась, прикрывая руками живот.
– Ваше высочество! – подбежала я. – Пойдемте, я осмотрю вас.
– Рене… Хоть…ты мне не ври… Пожалуйста, Ричард… – прошептала она.
– Все потом, – решительно сказала я. – Вам надо успокоиться.
И повела миледи Веронику в свободный кабинет. Положила на кушетку, вымыла руки. Накапала настойку, которую специально разрабатывала для беременных. Обычное успокоительное слишком сильное для женщин в положении. Чуть разбавила водой.
– Какая гадость! Еще хуже, чем у Ирвина.
– Расслабьтесь, – я расположила руки над ее животом. – Замечательно, с плодом все хорошо. Это просто спазм. Вы перенервничали, и вот результат.
– Он… жив? – глухо проговорила женщина.
– Конечно! Я же сказала, все хорошо.
– Мой муж. Ричард. Рене… Он жив?
– Жив, – кивнула я.
– Что от меня скрывают?
– Ваше высочество, – начала я…
Дверь хлопнула так, что мы обе вздрогнули.
– Ника, прости, – начал император. – Ричард пострадал, и мы с Ирвином решили тебя не беспокоить. Я приказал всем…
Женщина поднялась.
– Значит, все эти дни, когда я умоляла сказать правду, когда я чувствовала, что с Ричардом совсем плохо… Вы мне врали, – тихо сказала она.
И император и его главный целитель склонили головы.
– И вы приказали врать моим детям… Феликс, – тут она совсем побелела, – его все время не было дома. Значит… он вытаскивал Ричарда.
– Пойдемте со мной, – попыталась я вмешаться.
– Видеть вас больше не хочу, – процедила невестка императора сквозь зубы, проходя мимо мужчин.
Мы вышли. Ее сыновья осторожно посматривали на нее.
– Мам, – начал тот, который ее не пускал.
– Я пока не желаю с тобой разговаривать, – отвечала она.
Коридор, несколько дверей. Я открыла нужную и услышала:
– Ника…
Этот стон – лучшее, что случилось со мной за последние пять дней. Хотя… Нет, не так. Это в принципе лучшее, что когда-либо случалось!
Дом, милый дом… На самом деле – университетская квартирка, но я успела соскучиться.
Вот уже десять дней, как я не заходила домой. С той самой ночи, когда ректор университета увел под домашний арест к себе. Потом эпидемия…
Но сегодня вечером поняла – все. Не могу больше. Хочу в свою ванную, а не в общий душ. Ароматная пена, свечи, отвары – чтобы все, как я люблю. В конце концов, заслужила!
Это особенное чувство, когда подходишь к своему дому. Вот начинается величественная габровая аллея, а за ней уже и…
– Миледи Агриппа! – раздался за спиной возмущенный голос ректора университета.
Шипохвостая мумамба! Чем их начальственная милость недовольна на этот раз? И что за манера меня – дочь простого солдата – именовать миледи?
Вслух я возмущаться не стала, вместо этого поставила сумку и саквояж на землю и обернулась:
– Что-то случилось, милорд Швангау?
– Почему надо было уходить, никому ничего не сказав? И потом… У вас тяжелые сумки.
Синие глаза. Сверкают! И голос такой… Грозный. Однажды мне пришлось лечить одного государственного обвинителя – воспаление внутреннего уха – так вот он вел себя приблизительно так же.
Я пошевелила плечами – все-таки сумка и саквояж были тяжелыми – и вопросительно посмотрела на милорда Швангау. Дескать, я прониклась, справедливый гнев начальства осознала, чувством собственного несовершенства преисполнилась, – можно говорить, в чем дело.
– Не стоило самой тащить такую тяжесть. И потом – я думал, что… – Он замолчал.
– Да, милорд?
– До разбирательства вы живете у меня.
– Простите. Забыла совсем. Так устала, что захотелось побыть одной. В привычной обстановке.
– Вас подождать?
– Мне неловко вас беспокоить.
– Ничего, – улыбнулся он.
Вот как ему объяснить, что принимать ванну и переодеваться, когда он будет сидеть и ждать меня в кабинете – гостиная в моей квартире не предусмотрена – мне будет…
Щеки заполыхали.
– Я отнесу ваши сумки и зайду за вами через пару часов, – принял решение милорд Швангау. – Что вы хотите на ужин?
– Знаете… Очень хочется мороженого, – улыбнулась я.
– Договорились. И что-нибудь из баклажанов.
– Вы запомнили…
– Мясо?
– Все равно.
– Договорились.
Милорд Швангау подхватил мои пожитки, и мы с ним чинно отправились по дубовой аллее к жилым корпусам преподавателей.
– Вы заметили, как у нас на территории тихо и спокойно? – спросил у меня ректор.
– Кстати, а почему так?
– Еще на днях издал приказ по университету: все студенты, участвовавшие в борьбе с эпидемией, получают зачеты и экзамены без сдачи их преподавателям. Сразу высшие баллы, между прочим. И отправляются на каникулы.
– А те, кто не участвовал?
– Таких, на самом деле, немного. И они прибудут сдавать сессию за две недели до начала учебного года. Все равно преподаватели уже на местах – из отпусков вернутся.
– Мудрое решение. Все вымотались…
Тут я вспомнила, что меня отстранили от преподавания, и замолчала.
Мы уже подошли к дому и поднимались по лестнице на второй этаж. Я достала из саквояжа ключи, повернула ключ в замке и потянула на себя дверь.
– Прошу вас, – обернулась к ректору.
Пропустила его вперед. Зашла в квартирку сама, блаженно прищурилась.
Поняла, что милорд Швангау стоит замерев. На лице застыла маска тревоги.
– Что слу…
Мужчина прыгнул на меня, выталкивая в коридор и падая сверху. Я упала навзничь. Боль в спине. Грохот. Я перестала слышать, перед глазами поплыли черные круги.
Милорд Швангау откатился в сторону, я поняла по шевелению его губ, что он что-то спрашивает. Смогла лишь отрицательно покачать головой.
Он подхватил меня на руки и понес вниз. Поставил на ноги. Что-то опять спросил. Погладил по щеке. Я опустилась на траву – стоять сил не было.
Его синие глаза стали совсем безумными. В них был пожар – тот, что иной год проносится диким вихрем над лесами северных границ, поднимая пламя до небес и сметая все на своем пути.
Вокруг собирались перепуганные и недоумевающие преподаватели. Все открывали рты. И все это без звука. Было о-о-очень забавно.
Я хихикнула. Потом еще и еще. А потом поняла, что в квартирке осталось все, что мне было дорого. Акварели. Игрушка-лиса. Бабушка вязала на мой день рождения… А Чуфи? Чуфи…
Поднялась и тяжело побрела в подъезд – может, хоть что-то удастся спасти?
Меня перехватили.
– Держите ее, она ничего не соображает! – сквозь пелену прорвался голос учителя Ирвина.
– …Контузило? – это говорил ректор университета. – Или я ее головой приложил?
– Главное – жива, – жестко ответил Ирвин Лидс. – Вы сами как?
– Нормально. И щит прикрыл, и падаю я лучше, и пугаюсь меньше, – невесело усмехнулся милорд Швангау.
Я мотала головой, все пытаясь им объяснить, что мне нужно туда, в свою квартиру… но они меня не слушали и не давали пройти.
Тут вспомнила, что милорд Швангау успел занести мой саквояж с драгоценнейшими склянками… Там даже противоядие от токсина, выделяемого кружевными медузами, было…
И тихонько завыла, опустившись на газон. Милорд Швангау уселся рядом и крепко обнял. Через какое-то время спросил у учителя:
– Может, отнести ее в больничную палату?
– Всех все равно вывели на улицу. Территорию университета обследуют армейские розыскники – принц Тигверд вызвал, – ответили ему.
– Хорошо, что все у нас уже могут ходить. Если бы такое случилось неделю назад, было бы совсем интересно.
– Вы правы, – кивнул милорд Швангау.
К нам подошли люди, одетые в черную форму имперских вооруженных сил.
– Все чисто, – сказал один из них, обращаясь к моему начальству. – На всей территории университета. Тот магический заряд, что был в квартире у миледи, был установлен давно – дней восемь-девять назад. Срабатывал на закрытие двери изнутри. Секунд десять – чтобы ваша сотрудница вглубь квартиры зашла. С гарантией, так сказать.
Милорд Швангау вздрогнул всем телом.
– Посмотрите потом сами – магия какая-то странная, – добавил один из военных, и они удалились.
– В палату? – спросил ректор.
– Не хочу, – вырвалось у меня.
– Тогда ко мне.
Мужчина легко поднял меня на руки и распорядился, обращаясь к коменданту:
– В дом, где был взрыв, не входить!
И милорд Швангау удалился, унося меня с собой.
Я поймала взгляды нашего дружного преподавательского коллектива. От крайнего одобрения в глазах одних, до полного негодования в других. Оценила степень зависти во взорах молодых коллег женского пола. Ненависть, исходящую от Генри, моего бывшего жениха.
– Мамба шипохвостая! – выругалась я, оценивая ситуацию.
– Что? – не понял милорд Швангау.
– Вы представляете, что о нас подумали?
– Похоже, вы пришли в себя, – хмыкнул он.
– Отпустите.
– Нет, – улыбнулся он.
Все-таки не зря ректором столичного университета был назначен милорд Швангау. Организовать, причем в кратчайшие сроки, мгновенно подметив все детали, – этим удивительным даром он обладал в полной мере.
Пока я страдала в кресле, куда меня аккуратно сгрузили, милорд Швангау развернул кипучую деятельность.
Я этого и не заметила – до тех пор, пока не поднялась по лестнице на второй этаж. Решила для себя, что взрыв взрывом, окончательное уничтожение репутации… но вымыться надо. В результате обнаружила не только набранную ванну приятной температуры, но и разнообразные пузырьки с запахом грейпфрута, выстроившиеся на полочках. Пенка для умывания, гель для душа, шампунь и прочее, и прочее. Все, как я любила. Только парфюмерия была… подороже.
На вешалке висел уютный халат вкусного шоколадного цвета.
А когда я вышла из ванной, то обнаружила в гардеробной (в квартире у милорда Швангау было и такое) служанку. Она развешивала одежду.
– Добрый вечер, миледи, – поклонилась мне Жаннин.
– Добрый, – проворчала я.
– Какое платье вы наденете к ужину?
– А откуда они тут вообще взялись?
– Его милость приказал принести ему ваше, как только вы разденетесь, и отправился в магазин. Он сказал, что я осталась без вещей.
Кивнула. Умом понимала, что могла погибнуть, что кто-то заложил магическую бомбу мне в квартиру. Но поверить в то, что все происходящее не дурной сон – не могла.
– Миледи… – Оказывается, служанка ко мне обращалась, а я ее и не слышала.
– Да.
– Может, вот это? – Служанка показывала мне вешалку с потрясающей красоты бледно-бирюзовым платьем.
– Не слишком ли… торжественно?
– Так ужин все-таки. И его милости будет приятно, можете мне поверить.
Кивнула – мне было все равно.
– Только давайте волосы подсушим и уложим.
– Я сама, – поморщилась. Не люблю, когда посторонний к волосам притрагивается.
Высушила волосы расческой – опять же новой и дорогой. Привычно закрутила простой узел на затылке – служанка подала мне шпильки. Пришла очередь платья.
– Вы – красавица! – восхищенно выдохнула девушка. – Как солнышко!
Я только грустно улыбнулась своему отражению в зеркале. Рыжеволосая девушка в богатом наряде, подчеркивающем все достоинства худощавой фигуры (надо же – даже грудь нашли), выглядела… симпатично. Только зеленые глаза… грустили. Бабушке бы точно понравилось – она всегда ворчала на меня за то, что я мало уделяю внимания своей внешности.
– Девочка должна быть де-воч-кой, – отчитывала она меня за синяки и ссадины, щедро смазывая их заживляющей мазью.
Бабушка вечно ворчала из-за того, что мы иногда дрались с Филом. Фил… Главный забияка нашей улицы. Мы и правда дрались, но… с ним было весело. Интересно, как он там сейчас?
Потом, когда я училась в университете, бабушка отчитывала уже за то, что не ухаживаю должным образом за своими волосами и руками, что мотаюсь в компании не только девочек, но и парней, по всей империи. При этом она подкладывала мне лучшие кусочки, когда я приезжала к ней на каникулы, раз в неделю передавала мне корзинку с домашним вареньем, а еще зачитывала мои письма всей нашей улице вечерами.
– Я никогда не встречал человека, который бы так гордился своим ребенком, – сказал мне на похоронах бабушки Фил. Тот самый, драки с которым были неотъемлемой частью моего детства.
Вспомнила, как в тот момент меня обнял Генри. Любимый. Жених… Как прижалась к нему – и смогла наконец заплакать.
Было это полгода назад.
Я спустилась вниз.
Милорд Швангау – а он уже был в столовой – поднялся при моем появлении.
– Добрый вечер, – как-то странно произнес он. – Вы прекрасны.
Я смутилась.
– Я признательна вам за все, что вы сделали, – пробормотала. – Только, наверное, не стоило…
– Признательны, – грустно повторил он. – Давайте ужинать?
Кивнула.
Нецензурные выражения и дубли удаляются автоматически. Избегайте повторов, наш робот обожает их сжирать. Правила и причины удаления